Наброски отдельных фрагментов - в первую очередь, пролога - к моей основной БФ ВОТ ЗДЕСЬ. По здравом размышлении решил, что начинать книгу лучше с чего-то более "экшенового", чем скучные рабочие будни - так что взялся вот за это. Камни и помидоры приветствуются.
С неба сыпал мелкий дождь.
Тяжёлые тучи плыли над болотами, окутанными ночной теменью. Бледная луна изредка проглядывала в прорехах, озаряя безрадостный пейзаж – куда ни глянь, чёрная топь да островки, сплошь заросшие кущами белёсых грибов. Сквозь туман вдалеке мерцали огни: то ли обманные болотные огоньки, то ли отсветы ламп и факелов...
- ...Живей! Шевелитесь, жабы!
Колонна каторжников понуро тянулась по наплавному мосту под дождём. Мост из плотов был огорожен канатными перилами и освещён фонарями: блики рябили на чёрной воде. По склизким доскам нестройно шлёпали босые ноги. Грязные, бледные, полуголые люди шли чередой, согнувшись под тяжестью плетёных корзин за плечами.
- Не задерживай! Пошли, пошли!
Стражи подгоняли их бранью и тычками. Все как один крепкие и дюжие, в лоснящихся от дождя плащах из рыбьей шкуры, у каждого шест-"жигун" в руках и тесак на поясе. Стражникам не терпелось загнать людское стадо за «колючку» и укрыться от дождя и ветра в казарме, где сухо и греет печка.
- Поживее, пиявкины дети! Вперёд… Куда?
Движение колонны застопорилось: один из каторжников, захлёбываясь кашлем, рухнул на колени. Корзина опрокинулась, вывалив на плот скользкие, белёсые грибы. Двое стражей подскочили к упавшему и ткнули его шестами – тот захрипел, забился в судорогах.
– Встать!Встать!!! Бегом грибы собрал, падаль!
Дёргаясь от боли и кашля, сборщик жалко ворочался на мокром настиле, рукой сгребая в корзину груз. Один из каторжников – костлявый парень с бледной веснушчатой кожей и слипшимися от дождя рыжими волосами, в которые на левом виске была вплетена нитка бусин – присел рядом, молча помог ему собрать грибы и подняться. Остальные, не глядя, обходили их и спешили мимо.
Лагерь раскинулся на острове среди топей. Сторожевые вышки по углам, огораживающие бараки, а между вышками всё заплетено шипастой лозой. Любая колючая проволока в болотной сырости проржавеет – но не живая лоза, крепкая, как железо. У причала сиял огнями катер-болотоход с парусиновым навесом над палубой.
– Не толпиться! По очереди! – недовольно покрикивал учётчик, мелкий тюремный чиновник: плащ наброшен поверх мундира, на лице – маска для защиты от болотных испарений. Возле трапа катера застыли стражники с взведёнными ружьями.
Сборщики по одному всходили по трапу и вываливали на палубу груз своих корзин. Груда влажно блестящих грибов росла, учётчик черкал в планшете. Наконец последний из каторжников сошёл на берег. В недрах болотохода ожил двигатель, за кормой захлюпало гребное колесо. Катер отвалил от берега и поплыл через протоку, рассыпая блики огней по воде.
...Колонна втянулась в ворота лагеря. Вокруг темнели одинаковые бараки, больше похожие на палатки – деревянные каркасы, обтянутые брезентом. На болотах всё быстро гнило и ржавело. Одна лишь казарма стражи была выстроена из кирпича.
– Ужин! Ужин! Все на раздачу, жабье племя! – Зазвенел гонг, и усталые люди потянулись на зов. Посредине территории под навесом возвышалась печь: кирпичный купол, внутри которого гудел огонь. Глиняные трубы от печи расходились в бараки, служа отоплением.
У котла на раздаче, как всегда, стоял Хрущ – ветхий старик с жидкими седыми волосами и вечно шмыгающим багровым носом меж подслеповатых глазок. Хруща на болота упекли неизвестно когда и невесть за что. На сбор грибов или ловлю жаб его не выгоняли по дряхлости, и в лагере он был на подсобных работах – подать, убрать, что-то починить… Дрожащими руками держась за черпак, старикан помешивал похлёбку в котле.
Каторжники выстроились в очередь, угрюмо поглядывая по сторонам. Далеко за колючей оградой мерцали в воздухе огни, и время от времени прорезывали тьму блеклые росчерки света. Там, над топью, зависли на привязи воздушные шары, обшаривая протоки и острова лучами прожекторов… В ожидании кормёжки заключённые ёжились на холодном ветру: некоторые уселись на землю, обирая с ног чёрных, жирных от крови пиявок.
– Эй, слышь! Пиявиц не выбрасывай! В похлёбку кинем, наваристей будет! – сипло пошутил кто-то. В толпе заржали, другие цыкнули на шутника, а ближний сосед даже сунул ему в рёбра локтём.
В бараке царила тьма, и лишь «лампы» под потолочными балками – плетёнки из лозы, набитые светящимися грибами – едва рассеивали её тусклым, голубоватым свечением. Вымотанные тяжёлой сменой каторжники забирались в гамаки и кутались в потрёпанные одеяла. Одни перешёптывались, другие зевали и шумно почёсывались, в дальнем углу вспыхнула было потасовка – но почти сразу всё утихло… И вскоре барак погрузился в сон.
Прошло немного времени, и один из гамаков качнулся. Рыжий веснушчатый парень откинул одеяло и бесшумно встал. Мягко, неслышно ступая – ни одна доска не скрипнула под ногой – он прошёл мимо спящих (каторжники храпели, кто-то глухо стонал во сне от кошмаров)к нужному гамаку. Свернувшийся под одеялом человек простуженно сопел и шмыгал носом во сне.
– Хенглаф! – шепнул юноша, тронув спящего за плечо. Старик Хрущ дёрнулся и охнул – но крепкая рука тотчас зажала ему рот. Склонившись, парень разжал кулак, и светлячковый гриб на ладони озарил его лицо во тьме.
– Кто вы? – шёпотом выдавил старик, едва незнакомец убрал руку. Пригляделся, сощурившись. – Ржавый? Чего вам… тебе надо?
– Куда важнее, кто ВЫ, – прошептал юноша, прозванный в бараке Ржавым. – У меня к вам дело, Хенглаф Дрейк. Или прикажете к вам обращаться «Ваше точнейшество», как встарь?
Старик мелко задрожал.
– Нет, – пробормотал он, сжавшись и натянув одеяло. – Нет, прошу! я всего лишь Хрущ, старый Хрущ! Пожалуйста, оставь меня…
– Тише! – шикнул Ржавый.– Спокойно, Дрейк. Мы хорошо знаем, кто вы и за что вы здесь. – От этого «мы» старик почувствовал себя совсем тоскливо. – Ваши бывшие хозяева вас предали, а у нас к ним счеты.
…
– У меня нет и не было «хозяев», – выговорил Хрущ, и голос его прозвучал оскорблённо – совсем не похоже на него, вечно забитого и тихого. – Всю жизнь я служил одной лишь науке! И те, кто подло присвоил мои достижения… – Он взглянул на юношу исподлобья. – Чего ты от меня хочешь?
– Не так уж много. – Ржавый протянул руку и провёл пальцем по брезентовой стенке. Очертил круг, потом черкнул внутри него крест-накрест… Дрейк проследил за его движениями и вздрогнул.
– Нет, – пробормотал он. – Это не обсуждается. Я просто не могу!..
– Отчего же? Ведь это ваше детище. Или память подводит вас?
– Вот уж на память я никогда не жаловался, молодой человек, – снисходительно заметил старик, всё более походивший на того, кем был когда-то. – Я даже помню, как были расставлены книги на полке в моём кабинете – хоть ни книг, ни кабинета у меня уже давно нет… Но того, о чём ты просишь, я дать не могу. Этот секрет не для людей.
– Разве? Когда-то вы уже дали его людям.
– И никогда себя за это не прощу! – Старик подавился шёпотом и закашлялся. В соседнем гамаке кто-то завозился и сонно буркнул, но не проснулся. Усталость после смены валила с ног любого.
– Послушайте, Хенглаф, – юноша крепко взял старика за плечо. –Вы сами знаете, чем обернулось ваше открытие.Машина, которую они запустили, перемалывает всё больше жизней. Мы хотим это остановить – неужели вы нам не поможете? если не ради людей, то хотя бы ради… мести?
– Мести? –усмехнулся Дрейк. – Я догадываюсь, о ком ты говоришь «мы», парень. И был бы последним дураком, если бы поверил в успех вашего дела. – Шёпот его звучал надтреснуто. – Змей свернулся кольцом вокруг нашей страны, но всякий, кто сразит его – сам обречён стать змеем. Вы лишь прольёте ещё больше крови…
– Ну, хватит! – резко оборвал его Ржавый, чуть громче, чем следовало бы. Осёкся и прислушался, но никто не проснулся. – Вы причинили столько зла, Дрейк – а теперь не хотите помочь нам остановить тех, кто сделал это с вами? Сделал это с нами всеми? – Парень вскинул левую руку: запястье было замотано грязной тряпкой.
Старик отвел взор и тихо вздохнул.
– Ладно. В конце-то концов... Помоги встать, боец. – С помощью Ржавого он тяжело выбрался из гамака и опустился на колени: юноша присел рядом.
При свете гриба Дрейк пальцем начертил на грязном дощатом полу круг, потом уверенными росчерками начал обрисовывать его какими-то линиями и значками – в которых лишь мастер узнал бы обозначения деталей и технических узлов. Ржавый затаил дыхание, впившись глазами в рисунок.
– Ещё одно, молодой человек, – прервавшись, шепнул Дрейк. – Вы же понимаете, что я не просто так согласился помочь вам?
– Ну, конечно… Чего вы хотите?
– Ты прав, парень: я принёс в мир слишком много зла, – буркнул старик. – И слишком давно прозябаю на этих болотах. Болит всё, что можно, кашель душит, встать из гамака – уже подвиг… – Он поднял глаза на юношу.
– Свобода. Вот чего я хочу, понимаешь? Освободи меня, сынок.
Помедлив, Ржавый молча кивнул.
– Хвала Вечности, – тихо промолвил Дрейк.
Позже юноша тихо вернулся к своему гамаку. Расплетя прядь волос, он снял украшавшую его висок короткую нитку бусин; задумчиво перебрал шарики в пальцах.
Пронести эту штуку в лагерь было легко. Достаточно было незаметно её проглотить – а потом прикинуться, будто ему стало дурно от тюремной жрачки. Что ж, кажется, время пришло…
* * *
Дождь перерос в настоящий ливень, затянув ночные болота пеленой. Водная гладь кипела под ударами хлещущих капель. Белые красноглазые жабы выползли из грибных кущ под дождь, и гортанно перекликались, раздувая горла-пузыри.
И вдруг где-то вдали, перекрыв шелест дождя и жабью перебранку, грохнул взрыв. Огненное зарево полыхнуло сквозь дождевую пелену, мигнуло и угасло. Жабы посыпались с берегов в воду.
А вслед за тем – над болотами протяжно взвыла сирена.
Отредактировано WitGlaph (18.12.2016 23:41:24)
