Данная статья, увы, будет примерно такой же серьезной как и ее автор. Так что приготовьтесь пробираться с большим трудом сквозь бесконечную череду бессмысленных каламбуров и ничего не значащих историй, не имеющих никакого отношения к заявленной теме. По мучительному окончанию своего пути вы, вполне возможно, сумеете почерпнуть для себя пару-тройку хороших идей, которые, я уверен (или же просто надеюсь) очень помогут вам в вашей дальнейшей литературной карьере (ну или нет).
Вам, вероятно, уже знакома общая структура построения художественного произведения. Вы, можно сказать, завершили минимальный курс начальной подготовки юного литературного бойца. А это значит, что настало время забросить вас в самое логово крылатого, огнедышащего, - не дракона, к сожалению, но гораздо более страшного чудовища, погубившего в свое время немало подававших надежды авторов, - черного графомана. Он - безжалостен и поистине ужасен. Он настигал меня не раз, и его бледное лицо по-прежнему склоняется надо мной, стоит мне взять в руки перо. Вероятно, вам и самому не раз приходилось сталкиваться этим упырем. Вы вполне могли перепутать его бледную длань с белым крылом дивной музы.
Настало время положить конец его насильственным действиям над вашей психикой. Настало время покарать негодяя, освободив свое талантливое внутреннее королевство от его чудовищной графоманской диктатуры. Вы - борец за свободу художественного выражения, построенного по всем заветам литературных правили; он же - борец зассвабоду права песаннея; за свободу писать именно так, как "чувствуешь"; за порочный диктат художественного безобразия, единственная цель которого - держать вас, одурманенного, за колючей проволокой творческой бесплодности.
В логове черного графомана полным-полно литературных мертвецов, безжалостно растерзанных его рукой. Но, если безжизненные, лишенные творческих соков лица не занимают большого места в длинном списке ваших ночных кошмаров, то вы имеете все шансы дотянуть до самого окончания этого, - вне всяких сомнений, - пространного труда, посвященного в большей степени зловредной стилистике, нежели беллетристике, достойной почитания и любви.
Не смейте и надеяться, что вам удастся, безоружному, победить чудовище, терроризирующее который год, - подряд, - многие литературные форумы и бесконечные пыльные полки загибающихся книжных магазинов, кричащих, - десятилетие за десятилетием, - в своей затянувшейся предсмертной агонии: вы не сумеете выжить в огненном вихре придуманной мною терминологии (подобно непревзойденному философу, я намерен нелепо усложнить, - без надобности, - самые простейшие вещи), а потому хватайте протянутый мною зачарованный щит - вернее, щиты. Они уберегут вас (я надеюсь) от моих сложных обозначений, которые подобно хищным птицам в ночном лесу, не раз напугают по ходу статьи иных, - недостойных, - незащищенных читателей. Вы же будете внимательны. Вы взвалите на свои хрупкие плечи мой тяжелый дар - вернее, дары. И, когда наступит миг решающей схватки, вы будете во всеоружии. Вы станете не только лишь обороняться, но и наступать. А потому берите щиты в каждую руку и ногу, под каждое колено и сгиб локтя. Повесьте один на спину, другой - на грудь. Только так вам удастся выжить.

Щит первый: "ДЕЙСТВИЕ". Действие, как нетрудно догадаться из названия, означает действие (кто бы мог подумать!) Вот только не вздумайте путать его с повествованием. Повествование занимает основную часть любого художественного произведения, в то время как действие повествование прерывает, чтобы показать героев в данный, описываемый момент времени. В хорошей, выдержанной работе действие обычно составляет очень малую часть общего текста и крайне редко акцентирует на себе внимание (бывают определенные стили, где действию намеренно уделено куда больше времени).
Щит второй: "ПОВЕСТВОВАНИЕ". Повествование в грамотно наполненной истории может занимать до девяноста процентов всего объема. Многие проблемы начписов заключаются в том, что они подменяют повествование действием, а потому их работы начинают выглядеть, как сухое описание утренней рутины в переполненном городском спортзале. Повествование - это рассказывание истории, с редкими остановками для действия или же диалога.
Щит третий: "ОПИСАНИЕ". Описание - это, - что довольно логично, если меня спросите, - описание. Его задача, - что опять же неудивительно, - описывать самые разные вещи: от метафизических явлений в голове героя до цвета волосяных фолликул в его же носу. Одним из подвидов описания является ЧУДОЖЕСТВЕННАЯ ДЕТАЛЬ. Ее главная ценность заключается в том, что использование данного приема позволяет составить в воображении читателя смутный образ без всякой необходимости останавливать повествование (классические, долгие описания зачастую его прерывают).
Но ни в коем случае не стоит путать описание с повествованием. А сделать это, увы, довольно просто. В данную минуту я, подобно изощренному политику, пытаюсь схватить воздух голыми руками. А потому, - предупрежу заранее, - границы между различными обозначениями могут оказаться довольно размытыми.
Если ваш герой резко останавливается посреди крайне напряженной битвы с главным злодеем и, захлебываясь собственной кровью, начинает настойчиво размышлять об особенностях налогового обложения Римской империи в провинции Иудея во втором веке н.э., во время порочного правления императора Валериана, то все описываемое вами будет вовсе не "описанием", но обыкновенным повествованием с редкими вкраплениями описаний (если герой, конечно же, не начнет распространяться на долгие десятки страниц о крючковатых длинных пальцах императора; его дорогом, расшитом золотом наряде; бесподобных каменных хоромах в Стамбуле или же внутренних моральных качествах его любимого питомца, бездушной канарейки по кличке "Почтальон".
Самое время разобрать все вышеописанное на глупейшем примере: "Это был высокий мужчина. Большой, но не очень. В руке у мужчины находилось перо (описание). Оно беззвучно скользило по папирусу. Папирус был римским, местного производства, то есть самого нижайшего качества: болезненно желтый, как и сам император Валериан (описание). Многие жители Римской империи считали императора богом, ниспосланным им с небес.
Император Валериан и в самом деле ощутил себя божеством, когда на мгновение отвлекся от бессмысленной бюрократической писанины и поглядел на часы (действие): солнечные часы показывали двадцать два часа тридцать две минуты по афинскому времени. Бог-Валериан выпустил перо (действие) из худой, скорченной руки (описание через худ. деталь) и принялся торопливо ковыряться пальцем в носу (действие). Бог-Император уже долгое время не мог избавиться от столь прискорбного, небожественного порока. Он ковырялся в носу часами, упорно и подолгу. В тот особый день он запустил руку как никогда глубоко - так глубоко, что почувствовал какие-то шевеления в середине горла, ближе даже к желудку, чем ко рту.
Позже современники напишут, что их славный Бог-Император был подло убит. Начнутся очередные гонения на христиан. Их будут хватать на улицах и бросать на растерзание голодным львам. И лишь скромный, робкий (описание: худ. деталь) слуга Бога-Валериана, Аврелий, который и найдет его, бездыханного, на столе (описание: худ. деталь), будет знать постыдную, небожественную тайну погибели своего господина. Впрочем, тайна тотчас будет высунута, - с большим трудом, - из длинного горбатого носа (описание: худ. деталь), дабы не порочить великую божественную память о великом (или же не очень) владыке Рима.
Позже и сами историки зацепятся за выдуманный на ровном месте миф..."
Весь представленный отрывок, за исключением выделененных моментов, является повествованием.
Щит четвертый: "ФОКУСИРОВКА". Проблема многих авторов заключается в том, что они все время пишут сфокусировано. Они все время пишут в моменте, показывая читателю все и рассказывая обо всем, хотя должны фокусироваться лишь на необходимых мелочах и редких моментах. Когда внимание читателя без всякой причины распыляется на сотни незначительных и ненужных деталей, он в принципе перестает понимать, что происходит. Фокусировка, подобно хорошей работе оператора, должна приближать изображение лишь в особые моменты, когда вы останавливаете повествование, чтобы показать несколько важных сюжетных узоров.
Скажем, вы повествуете о том, как ваш герой скачет по дороге. Вы описываете вокруг него темный лес. Мы узнаем, как герой выглядит, кто он такой. Его зовут сэр Барашек. У сэра Барашка есть пара маленьких рожков, а также с десяток жен, удачно разбросанных по всему королевству, которые и не подозревают о существовании друг друга. И вот наступает время фокусировки: сэр Барашек перегибается в седле и достает письмо из боковой сумки: "Сэр Бараноголовый, я, Роберт Баратеон, король андалов, ройнаров и первых людей, защитник областей и властитель государства, желаю назначить вас десницей короля!.."
Этот момент, - момент действия, - и будет вашим фокусом.
Щит пятый: "СВЯЗКА". Связки могут быть как логическими, так и стилистическими. Порою текст кажется вам (не без причины) довольно хаотичным: читая его, вы будто перескакиваете с одного далекого камня на другой подобно катящемуся с вершины, - без всякого направления за исключением гравитационного, - горному козлу. Впереди маячит глубокая расселина с голодными львами (не важно, как вам плохо сейчас: знайте, всегда может быть хуже). Так вот, эти самые львы называются "бессвязными абзацами". Они не имеют ничего общего кроме лени и безалаберности автора и своего острого желания окончательно пожрать его бесформенный труд. Не мучайте напрасно ни себя, ни своего читателя: ваша первоочередная задача провести доверившегося вам человека (или же не человека: в интернете никогда не знаешь наверняка) узкой горной тропой через все превратности вашего текста - провести надежно, как малого ребенка, - за ручку, - от первой строки до самой последней. Дорожка должна быть ровной и плавной, - без внезапных пропастей на пути, - иначе ваш читатель не просто начнет спотыкаться, но в конце концов сорвется и полетит, - по вашей единоличной вине, - следом за несчастным животным.
Плавность изложения - самый важный атрибут любого текста. Черновик, к несчастью, бывает довольно обрывочен, но вы – все-таки ответственный проводник. А потому в последующих редакциях вам непременно нужно придать своим разрозненным мыслям вожделенную связность. Часто она появляется лишь на самых финальных стадиях редактирования, так что не стоит слишком рано переживать, что вы написали ерунду. Нет ничего, что не сумел бы исправить превосходный редактор (не хочу хвастаться, но я - редактор отменный: видели бы вы, что я порою изначально набрасываю на бумагу: это - кровь из глаз).
Если вы – умелый, ответственный рассказчик, который не бросает своих читателей в пучину обрывочных, оторванных друг от друга абзацев, вам простят многие огрехи вашего сюжета. Так называемая "СВЯЗКА" дает вам такую плавность изложения, незаметно переводя внимание читающего из одного предложения в другое, от одной сцены - к следующей.
Чаще всего, чтобы не перегружать текст лишними словами, я использую логическую связку: в первом предложении я заявляю тему; во втором-третьем-четвертом - раскрываю ее; последнем - забрасываю наживку к следующему абзацу. Порою одной лишь логики недостаточно, и приходится прибегать к стилистическим уловкам: часто я применяю слова вроде, "а потому", "таким образом", "соответственно", "поэтому", "однако". Порою связать слабо соотносящиеся предложения мне удается лишь с помощью намеренно повторяющихся слов, как например, если вы не заметили, я сделал в последних двух предложениях (не считая других, логических связок).
Связки придают разрозненному, измученному написанному лаконичность и блеск, погружают его в "общую целостную структуру" (и даже даруют ему свой особый, провинциальный шарм, называемый стилем), что заставляет читателя ошибочно полагать, будто бы автор изначально "именно так все и задумывал", даже если он на самом деле просидел над абзацем более двух часов кряду, - в тихой истерике, - то и дело хватаясь за волосы искусанными до крови ногтями, попутно выкуривая одну сигарету за другой, безуспешно пытаясь отыскать какой-нибудь способ собрать воедино свои туманные, бессмысленные размышления или же их прокуренные обрубки.
Порою переходы между разными частями текста могут быть слишком резкими, и в роли связующего звена выступают целые предложения и даже абзацы. Я разъясню данный момент более подробно по ходу статьи.
Щит шестой: "ОЧИЩЕНИЕ". Очищение, подобно карающему христианскому мечу, избавляет текст от всякой литературной ереси - то есть от всего ненужного хлама. Все, что может быть удалено, должно быть удалено. Одного великого скульптора спросили однажды: "Как вы создаете свои великие шедевры?" "Я просто беру камень, - ответил он, - и отсекаю от него все лишнее..." Будьте великим скульптором. Отсекайте все лишнее. Вы должны ясно понимать значение каждой строки и каждого написанного вами слова. Не засоряйте свои работы во славу порочной "образности", погубившей в свое время не одну сотню подававших надежды графописцев. Старайтесь выражать свои мысли просто: не вымучивайте себя, пытаясь без надобности "разукрасить" сцену. Просто плавно проведите читателя через нее.

Если вы сумели успешно пробраться сквозь колючие заросли моей мучительной тавтологии, примите искренние поздравления. Вы - настоящий стоик. Теперь вы готовы. Все щиты - в ваших руках. Но не спешите бросаться в бой без карающего орудия. И не забудьте перед схваткой как следует изучить своего ужасного врага, - графомана, - его привычки, сомнительные художественные представления и непосредственные повадки. Главное, не впускайте страх в свое сердце. Не показывайте ему свой трепет, даже если один только взгляд на чудовищную фигуру вашего соперника заставляет вас содрогаться. Предупреждаю, первое столкновение с чудовищем графомании может быть крайне травмирующим.
А вот и оно:

"Святой Иоан проснулся в мятой постели. Одеяло сбилось в ногах. Он встал, вытер лицо руками, взял ручку двери и потянул на себя. Дверь открылась. Иоан вышел босыми ногами в коридор. В коридоре было темно. Опираясь рукою о шершавую стену, он пробрался к двери на кухню. Святой Иоан взял медную ручку высокой серой деревянной двери, легко нажал и открыл ее.
На кухне было тоже темно. В середине комнаты стоял высокий дубовый стол с посудой. В одном углу располагался обитый красным бархатом диван. В противоположном углу блестела в рассветном свете цинковая раковина. Линолеум с квадратными фигурами серого и белого цветов укрывал пол.
Святой Иоан открыл белую, обшарпанную дверь и прошел в ванную комнату. Половину ванной комнаты занимала белая ванна. На ванной стояло мыло, гель для душа, пара бритв, пинцет и упаковка ушных палочек с Али-Экспресс. Святой Иоан посмотрел в зеркало в полный рост. Оно было прикреплено железными скобами к коричневому туалетному столику. В левом верхнем углу зеркала темнел острый скол. Из отражения на него смотрел высокий крепкий мужчина лет двадцати-двадцати пяти, высокий и широкоплечий, с большой выпуклой грудью боксера. На толстых красных губах играла легкая, насмешливая улыбка. Лицо казалось немного бледным. На щеке отпечатался след от подушки.
Святой Иоан прошел к белому керамическому унитазу и (не поверите!) помочился как простой смертный человек. Он одной рукой приоткрыл форточку, вдохнул полной грудью запах цветущего за окном каштана. Каштан рос посреди двора. Он был высокий и зеленый. За каштаном поднимался красный кирпичный забор. Святой Иоан посмотрел на него, вытерся бумагой, вымыл руки в керамической раковине, посветив себе мобильником, потому что в ванной было темно. Свет зацепился за тонкую паутинку на стене. На паутинке висел маленький желтый паучок.
Святой Иоан вытер руки о полотенце. Полотенце было колючим и синим. Следы рук отпечатались на сухой колючей ткани. Святой Иоан повесил полотенце обратно на батарею и прошел на кухню. Посмотрев вниз, увидел, что оставляет мокрые следы босыми ногами на линолеуме.
"Какая ересь!" - подумал с отвращением Святой Иоан.
Он открыл приложение, выключил фонарик и осторожно положил мобильник в карман. В кармане кроме конфеты была еще и пачка сигарет Парламент. Оставалось еще две сигареты, а также - одна мятная конфета.
Святой Иоан достал ее из кармана, развернул зеленый фантик и положил конфету в рот. Во рту разлился сладковато-мятный приторный вкус. Горло начало проходить. Святой Иоан вернулся по линолеуму в темный коридор, схватил ручку входной двери, потянул и открыл дверь на улицу. Он надел черные кроссовки Найк и спустился во двор по круглым ступеням порога. Спускаясь, поскользнулся, и проглотил мятную конфету.
"Черт! - подумал Святой Иоан, невольно испугавшись проклятого слова. - Дьявол! Сатана!.."
В животе заурчало. Святой Иоан поднял руку, посмотрел на поцарапанный палец: по пыльной коже катилась красная капля. Наверное, это была кровь. Попробовал ее на вкус: виноградный сок! Должно быть, он, поскользнувшись, раздавил пальцем одну из ягод.
На него упал рояль..."

Что не так с данным художественным текстом? Заметили ли вы допущенный мною, маленький недочет? Ну, или пару. Тройку. Дюжину. А, вполне возможно, кто-то даже догадался, что все вышенаписанное никаким художественным текстом не является. Ни на йоту. Художественный текст в данном случае, составленный по всем правилам и принципам, выглядел бы следующим образом: "Святой Иоан вышел во двор. На него упал рояль." Довольно коротко. Но, увы или к счастью, вторая версия рассказа содержит в себе все, что читателю нужно знать.
Еще раз взгляните на мое чудовищное творение. Поверьте мне, писать данное "порождение" едва ли было менее мучительно, чем его читать. Если бы издевательство над искусством и чувством прекрасного было уголовно наказуемой статьей, я, - убежденный противник смертной казни, - в числе первых потребовал бы немедленного снятия моратория не только на нее, но и на публичную порку. Автор сего опуса ее заслужил. Его творением можно раскалывать шпионов…
Я совершенно уверен, что мой постыдный графоманский вырожденец своим появлением на свет ощутимо приблизил конец этого самого света. Если хорошо приглядеться, можно заметить за его невообразимо широкой, раздутой без надобности спиной, - четырех безжалостных всадников грядущей мировой катастрофы:

Всадник первый: чрезмерное увлечение действиями. Герой постоянно что-то делает. Причем он совершает действия, которые нисколько не показывают ни его характер, ни направление сюжета. Он лишь повторяет все то, что ежедневно совершаем мы с вами. Не уверен, что из-за последнего нам следует вдруг почувствовать с ГГ некое "духовное родство". Вот если бы герой вошел на кухню, положил мобильник на стол, вернулся в спальню и вдруг забыл, зачем он пришел; пошарил по карманам, выискивая мобильник; а после весь день провел, переворачивая весь дом в поисках ключа от входной двери; а потому падающий рояль нисколько бы его не задел - тогда бы все вышеописанное было оправдано. Но в рассматриваемом варианте все его порывы - просто бессмысленные шевеления, поползновения и мимопроползания без какого-либо смысла и какой-либо осязаемой цели. Единственная причина их существования - "наполнение сцены" ненужными филлерами.
Всадник второй: отсутствие фокуса. Герой настолько сфокусирован на абсолютно всем, что его окружает, что читатель понятия не имеет, на чем следует фокусироваться лично ему. Происходит столько действий; дается столько описаний, что все вокруг превращается в безжалостно избитую, варенную кашу из всего подряд, в том числи из болтов и гаек. Что важно для сюжета? Никакого представления. Куда движется сюжет? Никакого представления. Есть ли сюжет вообще? Никакого представления. Такого кулинара нужно гнать с авторской кухни мокрой тряпкой!
Читатель, знакомясь с данной "работой", думает лишь об одном: "Боже, за что мне все это?.."
Всадник третий: отсутствие идеи и целостного сюжета. Весь рассказ является, по сути, одним большим бессмысленным филером, не имеющим никакого отношения к заявленному (в данном же случае незаявленному) сюжету - сюжету, которого нет. Цель написанного - дать автору время придумать что-то интересное, пока он пишет ерунду. Уже ко второму абзацу становится понятно, что "этот "писатель"" - то есть я, - совершенно не знает, что он, - собственно, делает. Он пишет, чтобы писать, а не чтобы донести до читателя какую-то мысль, которой, опять же, в его голове не существует.
Всадник четвертый (и самый главный): отсутствие очищения. Отрывок не просто не вычищен от шелухи, он и есть шелуха! Автор - не писатель и не редактор: он фотограф-криминалист. Ему нужно запечатлеть каждую деталь, чтобы передать следственным органам всю полноту преступной картины - картины безжалостного убийства черным графоманом еще одного начинающего писателя.
Вся вместе эта ужасающая четверка, - настоящая банда главного злодея, - век за веком уничтожают без всякой жалости целые библиотеки великолепных книг - книг, которые никогда не будут написаны. Они, - эта преступная группировка, - всадники литературного апокалипсиса. Их безжалостные фигуры всегда рыщут неподалеку в поисках новой жертвы. Эти изуверы погубили еще больше фантастических вселенных, чем сумасшедшие сорокалетние тетки, называющие себя "феминистками". Им, как и упомянутым (к сожалению, далеко не выдуманным) персонажам настолько скучно жить, что они развлекают себя тем, что без конца испоганивают чужие великолепные работы, потому что в силу собственного скудоумия не способны создать свои собственные.
Если бы у данного рассказа была идея и сюжет, ясное понимание автором своей цели, нужный фокус, и достаточно редакций (на которые я не намерен тратить слишком много своего времени), все это безобразие выглядело бы примерно так:

"Святой Иоан проснулся от голоса телеведущего: по новостям показывали репортаж о знаменитом рояле господина Чайковского, который срочным грузовым рейсом отправляли в музей в Петербург. Отечественные специалисты крепили столь драгоценный музыкальный инструмент к борту очень надежным, не имеющим аналогов в мире способом: особыми, - отечественными, - скрепами местного производства нашего родного Тульского завода.
Святой Иоан вошел в ванную комнату, чтобы завершить свои, - небожественные, - дела. Он расстегнул штаны и поглядел в окно: ему навстречу, по синему небу, летел народно-патриотический грузовой самолет.
Внезапно в ворота Святого Иоана постучали: "Проверка счетчиков!"
Хозяин дома, громко ругаясь, застегнул ширинку и вышел во двор. Над головой гудели авиационные двигатели.
"Прыгай! - кричал в воротах краснолицый проверяющий, Виктор Борисович. - Прыгай в сторону! Не то зашибет!.."
Святой Иоан поглядел на небо: что-то темное, стремительно набирая скорость, неслось ему навстречу.
"Ох!" - подумал Святой Иоан.
На него упал рояль…"

В данном варианте рассказа практически нет филеров. Герой не рассматривает себя в зеркале (зачем нам его описание?), автор не описывает дом ГГ (зачем оно вообще нужно, если никак не задействовано в сюжете?); нет вообще никаких описаний (они и не нужны: вот кому интересно, что в спальне у Святого Иоана огромный телевизор Toshiba на всю стену?); главный герой не щурится, не сморкается, не переставляет ногу через порожек и не хватается за ручку двери. Каждое предпринятое им действие - продвигает историю. Сперва он просыпается и смотрит сюжет по телевизору - заявлена тема. Конфликт, пусть и неосязаемый, начинает вырисовываться, когда герой заходит в ванную комнату и наблюдает в окне свою приближающуюся погибель. Святой Иоан выскакивает во двор, потревоженный приходом коммунальных служб - на него падает рояль. Сюжет исполнен. Конфликт завершен. История закончена. Зрительный зал аплодирует стоя, покуда автору несут целый ворох золотых глобусов и бесконечные мешки с оскарами.
Если на мгновение снова вернуться в школу (о боже, только не это!), то самый первый вариант данного рассказа - это тройка с минусом. Окончательный - твердая четверка. Последняя версия вычищена от всего лишнего (больше и красочней - не значит лучше, увы). Хотите довести до пятерки? Добавьте произведению художественную выразительность, юмор или же трагизм. Но это вовсе не обязательно. Как-никак, мы собрались здесь не для того, чтобы писать "идеально". Вполне сгодится и "сносно". Совершенство придет лишь с годами практики (ну, или нет: многие авторы спустя десятилетия работы искренне ненавидят свои тексты, даже когда публика носит их на руках). Самое время разобрать мое "очищенное от шелухи", - оскароносное творение, - под микроскопом:

"Святой Иоан проснулся от голоса телеведущего: по новостям показывали репортаж о знаменитом рояле господина Чайковского, который срочным грузовым рейсом отправляли в музей в Петербург (Вступление. Заявляется тема рассказа). Отечественные специалисты крепили столь драгоценный музыкальный инструмент к борту очень надежным, не имеющим аналогов в мире способом: особыми, - отечественными, - скрепами местного производства нашего родного Тульского завода (Данный отрывок, - пусть и опосредованно, - выступает в роли конфликта. Да, конфликт очень слабый. Но для такого рассказа большего и не нужно: отечественные скрепы? Едва ли это может закончиться хорошо).
Святой Иоан вошел в ванную комнату (Связка между сценами), чтобы завершить свои, - небожественные, - дела (Новая сцена. Новое вступление). Он расстегнул штаны и поглядел в окно (Действие: фокусируется внимание читателя): ему навстречу, по синему небу, летел народно-патриотический грузовой самолет (Описание. Заявленный конфликт - обостряется).
Внезапно в ворота Святого Иоана постучали: "Проверка счетчиков!" (Новый маленький, - роковой, - конфликт, придуманный специально для данной сцены. Можно было, конечно, его развить и усилить, но для творения подобного масштаба в последнем нет никакой необходимости).
Хозяин дома, громко ругаясь, застегнул ширинку и вышел во двор (Связка между сценами). Над головой гудели авиационные двигатели (Новая сцена. Новое вступление).
"Прыгай! - кричал в воротах краснолицый (описание: худ. деталь) проверяющий, Виктор Борисович. - Прыгай в сторону! Не то зашибет!.." (Обострение первоначального конфликта). Святой Иоан снова поглядел на небо (Действие: фокусировка внимания). Что-то темное, стремительно набирая скорость, неслось ему навстречу (Описание. Финальное обострение конфликта).
"Ох!" - подумал Святой Иоан (Снова действие и фокус).
На него упал рояль (Развязка)… "

Я совершенно уверен, что начинающему писателю жизненно необходимо (ваша литературная жизнь и впрямь зависит от этого) уметь разбирать подобным образом как свои собственные тексты, так и чужие. Вы должны видеть перед собой не просто сплошной поток бессмысленных символов. Нет, глядя в матрицу, вы должны быть способны разглядеть блондинку, брюнетку или даже рыжую. Чтобы написать свой текст по всем правилам, вам сперва необходимо понять, как эти самые правила применяются в чужих текстах (где-то дома у меня валяется Буря Мечей, добрая четверть которой исчеркана гелиевой ручкой с многочисленными отметками и сносками на полях). Это сродни разговорным способностям: вы можете довольно неплохо разговаривать, не имея ни малейшего представления о лингвистических правилах. Но вы, сами того не замечая, будете делать ошибки. Если же ваша цель научиться говорить правильно, - в нашем случае писать, - ваш боевой лингвистический навык должен стать осмысленным (на это, собственно, и нацелен весь школьный курс "Родная речь"). Более того, без понимания художественной структуры произведения вы никогда не сумеете окончательно сразить чудовище графоманства (а оно, как герпес или фашизм, всегда возвращается): вам не удастся выправить свои творения в своих бесконечных редакциях (а только лишь от них и зависит итоговое качество написанного. Редактирование - самый важный навык писателя), потому что вы будете бродить по кругу в темном лесу с завязанными глазами.

To be continued...

Отредактировано Графофил (15.11.2024 03:45:54)