Аджай чувствовал себя выжатым словно лимон. Неконтролируемая ярость ушла, уступив место смертельной усталости. Если бы не Анжали, ждущая брата дома, он просто упал бы, еще там, в подворотне, и умер. Руки были в крови, она жгла ладони, ноги не хотели слушаться, глаза закрывались, и мир вокруг то мерк, то снова сиял разными красками.
Желтое солнце, синее небо, белое облако. Нет, это не небо. Это синее море и белая пена, и желтый песок. Обжигающее солнце, обжигающий песок, обжигающая кровь. Чужая кровь, грязная кровь, грязная душа, грязное сердце. Смерть этого сердца была легкой, слишком легкой, как песчинки под ногами, как облака в небе. Их развеет ветер. Облака и песок с ладони. На ветру может держаться только он, двумя крыльями, черным и белым. С одним крылом он погибнет и поэтому их двое, всегда двое. Не будет облака, если нет неба. Не будет пены, если нет моря. Но море есть, и есть небо, а в нем ветер, и крылья, и песок. Не песок – пепел. Пепел сердца, которое уже не будет биться никогда.
Джохар, шатаясь, плелся домой, к маленькой хижине на берегу, спрятав окровавленные ладони в подмышки, чтобы не бросались в глаза. Осторожность была излишней, к неприкасаемым равнодушны даже власти. Конечно, убей он маури или ситанджи, его ждала бы страшная мучительная смерть, но за простого джакана вступаться никто не станет.
Добравшись до хижины, пустой и холодной, Аджай без сил свалился на крыльцо, прямо под ноги выбежавшей заплаканной сестренке.
-Что с тобой? – на лице Анжали ужас мешался с облегчением. Глупышка не ожидала увидеть его живым.
Аджай прижался головой к ногам севшей сестры, спрятав лицо в ее хаджибе. Спать хотелось неимоверно.
-Все хорошо, малышка… - слова давались с трудом, - теперь все хорошо…

-Что ты сделал?
Она слишком напугана, нельзя говорить ей правду. Но и ложь говорить нельзя. Лучше промолчать. Закрыть глаза и промолчать. Анжали осторожно провела рукой по его волосам, и Аджай улыбнулся краем губ. Руки по-прежнему жгло, подошедшая Башар, учуяв кровь, глухо зарычала, но этим и ограничилась. Анжали плакала и гладила его по голове, Аджай молчал, закрыв глаза, и думал. Думал о том, что в Нандишуре ни ему, ни сестренке делать нечего. На островах, откуда приплывают иноверцы, нет сословий, и к людям относятся одинаково. Положение в обществе зависит от умения работать. Работать Аджай умел, умела и Анжали. С самого детства их приучали к труду, учили писать, читать, считать. Анжали хорошо шьет, там, на островах, она может шить платья. А он согласится на любую работу, лишь бы платили, лишь бы его малышка ни в чем не нуждалась. Возможно, там, на островах, она найдет себе достойного мужа. Она красива, как богиня Дакша, она сводит с ума многих мужчин, одним из них был Бриджва, но здешние мужчины знают о ее кастовой принадлежности и не видят иного пути, как взять ее силой. А малышка достойна любви. Там, на островах, у нее есть шанс обрести счастье. Им нечего делать в Нандишуре, нечего делать в ставшей вдруг чужой рыбацкой хижине на берегу.
Надо попроситься на корабль, на любой корабль, и уплыть отсюда. Навсегда.
-Малышка, - с трудом, но Аджаю удалось сесть и посмотреть сестре в глаза. Анжали, не переставая, плакала со вчерашнего вечера, ее глаза покраснели, а веки опухли. Сердце сжималось при взгляде на нее. – Малышка, не плачь, я не могу смотреть на твои слезы.
Он протянул руку и коснулся ее щеки. На матовой коже осталась кровь, Аджай замер, в ужасе глядя на свою ладонь. Кровь больше не жгла кожу, и он забыл о ней, забыл и испачкал Анжали. Сестренка оказалась сообразительней, схватив брата за руку, она потащила его к воде. Как ни странно, кровь произвела на нее отрезвляющее действие, когда последние ее следы были смыты, Анжали вполне осмысленно посмотрела на Аджая:

-Отца нет. Теперь ты мой господин. Все будет, как ты скажешь.
Аджай улыбнулся, покачал головой и прижал сестру к себе:
-Ты выйдешь замуж. По любви. И твой муж станет твоим господином. Мы уедем отсюда, туда, где нас никто не знает. Где мы будем такими же, как все.
-Куда?
-На Арриз. Мы попросимся на какой-нибудь корабль и навсегда покинем это место.
-Пусть все будет, как ты скажешь, брат. Я буду молиться за тебя.
Она положила голову ему на плечо и замолчала. Они просидели так до заката, потом Анжали замерзла, и Аджай вынес ей одеяло. Спать легли на песке. Возвращаться в пустую рыбацкую хижину не было сил.
Сестренка быстро уснула, а вот к Аджаю сон все не шел. Он смотрел на мерцающие звезды, перебирая пальцами густую шерсть Башар, дремавшей рядом. Мягко шумел прибой, привычно шелестели деревья за хижиной. Легкий ветерок доносил с порта то ли вой собак, то ли завывания нищих. Среди таких привычных звуков Аджаю вдруг почудился ровный цокот копыт, словно поодаль брела лошадь. Башар тоже услышала, подняла голову, посмотрела в сторону леса. Она не зарычала, но Джохар почувствовал, как она напряглась. Цокот стал ближе, но вокруг только песок, который глушит любые шаги, так откуда звук? Аджай медленно поднялся, до рези в глазах вглядываясь в темную стену леса за хижиной. Верная Башар встала слева, готовая защищать. Звук подков стих – невидимая лошадь остановилась, но Аджай не мог увидеть ее, как ни старался, хоть и каким-то непостижимым образом знал, что она там есть. Вместе с ее шагами стихли и другие звуки, даже море, казалось, замерло, не решаясь лизнуть берег, и деревья затихли в ожидании. И в этой оглушающей тишине Аджай явственно услышал лошадиный всхрап. Чистое, безоблачное и мерцающее звездами небо вдруг пронзила молния, на миг осветив все вокруг. И Джохар увидел его.

Вороно-пегий пегас, расправив черное и белое крылья, стоял у хижины и смотрел прямо на Аджая. В лиловых глазах животного отразилась молния и все снова потонуло во мраке ночи. Прибой все так же шуршал песком, ветер все так же шелестел листвой, а в городе все так же кто-то выл. Башар, опустив нос к земле, медленно пошла к тому месту, где стоял крылатый конь, а Аджай опустился на колени и взъерошил волосы, пытаясь понять, не сошел ли он с ума. Сам Бхури, сын Саиль и Биши, бог справедливости и повелитель молний, явился ему, Аджаю Джохару! Значит, сам бог направил его руку сегодня днем! Убивши врага своего – не терзайся, ибо сам он виноват в том, что жил не по слову моему и не по воле моей. Эти слова они слышали вчера!
Отец почитал Бхури больше других богов, мама не понимала его, говорила, зачем почитать бога, что оставил нас? Отец не спорил с ней, но часто, по вечерам, доставал из ящика прикроватного столика необычайной красоты браслет, на широкой части которого был изображен пегас. Он никогда не носил его и никогда не помышлял о его продаже, даже если было совсем худо. Такая красота не могла не стоить больших денег, но отцу браслет был дороже всех сокровищ. Почему он хранил его? Потому что знал, что Бхури не оставит своих почитателей.
Аджай поднялся с колен, вошел в хижину, не зажигая света прошел в спальню родителей. Браслет был на месте. Да и кому бы пришло в голову обворовывать дом неприкасаемых? Бриджва и тот, хоть и вор, сюда приходил за другим.
Искусно сделанная из серебра вещица блеснула лунным светом, в лиловых камушках-глазах сверкнула молния. Бхури хочет, что бы Аджай забрал эту вещь с собой. И Аджай заберет. И никому не скажет. Даже Анжали. Браслет может напомнить ей об отце, а ей больше незачем плакать, впереди их ждет только хорошее.

Аджай надел слабо светящийся браслет на правую руку. Показалось или украшение изменило размер под его запястье? За хижиной раздалось громкое и злое лошадиное ржание, вскрикнула Анжали, под окном пронеслась Башар. Сорвав с постели простыню и на ходу обматывая ею руку с браслетом, Аджай выскочил на пляж. Сестренка сидела, прижав колени к подбородку и спрятав лицо в ладонях, стоящая рядом Башар выглядела взволнованной. Юноша подбежал к сестре, обнял:
– Что случилось?
Вместо ответа она вскинула руки ему на шею и прижалась к плечу.
– Теперь все будет хорошо, – он успокаивающе погладил ее по волосам. – Завтра ты оденешь свой лучший хаджиб, тот, что мама сшила тебе для свадьбы, помнишь? – Мама верила, что ее дочь выйдет замуж по любви, – И мы с тобой пойдем в порт. Я видел сегодня чужеземца, я видел его корабль. Мы попросимся к нему и уплывем отсюда, слышишь?
Анжали не ответила, да это было и не нужно. Аджай помог сестре улечься, укрыл одеялом, пообещал никуда не уходить и снова устремил взгляд в звездную бесконечность. Он не станет снимать тряпку с руки, только покрепче обмотает, и не станет рассказывать о браслете. И еще он сделает все, что в его силах, что бы попасть на корабль.