В почестях

Озябло и начисто отголосков.
В любом - любое начато.
Поверх - обломы чьих-то снов.
А вниз - и неуклонно начерно.

До чёрта кривизны путей.
Лишь трепет, взмах и тропы.
В твоих краях - немыслимых стезей,
в моих - изысканные стопы.

И уронить на дно, и Лот в тебе,
лишь наклонился граб в цилиндре.
Но, всё одно теперь и не
решено, но, кажется, в порфире
ближе свет.

И чей-то луч вонзился в гребень, иже
твои печали налегке теперь.
Я растворился в этой букве свыше -
в твоих словах и почестях потерь.

Бытие тянется. Транс вынимает из ведра ведро.
Не вредно, но чуть касаемо желтизны корня.
В лете дожди и остатки курева, и чьё-то пение над волной.
Слух затухает к осени, но зрачок замедляет пространство речи.
А пока лето. Пока день питается отголосками чьих-нибудь представлений.
Пока немного вне себя в чьём-то отсутствии, но вспыхиваешь лучом
жажды. С видом на море спокойнее. Не язвит, но затягивает остановка
у моря. Стихи всюду. Всюду слава и вечное сияние.
А ты пьян и бездомный в приюте живности.
Уголки скромны и тянутся к свету.
Только появишься и сразу же растворяешься и сливаешься с дымом аттрактора.
Ничьё приветствие. Встречи ни с кем. И разлуки до следующего дождя.
Как будто и нужно здесь быть. Как будто начат из другого, но в этом доме.
И сорт различен в одинаковостях. И ветер горячий, как там?
Лучится даль. И гул неведом, но весом.
Всё распадается, но остаётся лето. Поребрик взмывает в облака.
Всё кажется иначе. Всё кажется как-то необходимее.
Похоже на рай без левых, правых и средних.
Размыто. Как океан по желудку. Вечер замирает при дыхании.
Как женское колено небо и земля. Всё как-то ощутимо.
Вся мерзость где-то на севере, под снегами.
А ты здесь. Существуешь. Мысли стряхнув в пепельницу проходящего.
Только глаз успокаивается, выхватывая задумчивость Луны, что не равна Солнцу,
но притягательна для матери и лика льва.

При медленном

Прокрустово ложе прохрустело днесь.
Амбивалентна лошадь и всадник прыток.
Не очевидно, но очень к чему-то жизнь
неприсутствия праздник,
и током бьёт к угадываниям.

Уходить и не думать о всяком, но важно
увлажнить риторику и соучастие вниз,
где одинаково и опознано, однако ж,
несуществующий эскиз,
где кажешься всегда опоздавшим.

И как-то легче и забавнее в лицах,
но одно во всевышнем всё ж исправно:
бродить по улице в поисках белого, и блиц
хоть и очень отравлен,
но пейзаж меняется при медленном прочтении.

Шёпоты и крики

С пола сподручнее
подбирать истины.

Подбить косяк
и вымолить внематочность,
хотя бы что-то, да и как-нибудь,
и где-то - обдолбанный пустяк.

В гетто не чужие,
а Гебельс (б) только декорации
и сливки, но такие тоже есть;
а эти матом - но перекрутил.

Внепапочная (суб) - но по воскресеньям.

Слишком очевидно - и это почти что факт.

В Ессентуках то хорошо,
но там не хочется забыть.
А лучше что-нибудь сморозить на жаре,
хоть и ведро подсунуть в куб - но не теперь.

Тебе и мне.
И трое в помещении дымят.
Молчание кого-то там...
И дух ягнят примят,
покуда безопасней сразу, но и рядом.

Когда живым ты зря, а мёртвым помнишь пошуршать.

Отдачи

1. Рибай

Рибай на столе с острым соусом
(не будем уточнять страну).
Кусочек, и
выклеван будто.
Будто выплеван.
Снаружи маешься.
А он высмеялся и уснул.

А в чём разница между полярным?
Если жирафы на севере вышеиваются?
Я думаю -
это усреднённость
между отсутствием
добра и зла,
где Боги заново выкуются
Нами.

2. Неправильная молитва

Арбуз разбился.
Две пружины на улице
вздрючились.
Быстро залязгали и
укротились.
Более не канючу.
Но меняю подковку на
камеру от КАМАЗА.
Моя маза проста:
вкатиться в рай
после отсидки
за мелочёвку.
Усреднёно.
Средне.
По красоте.
Но прошибаемо.
Как хохм сборище
в ничьей бороде.

3. Армянам и пр.

Армянам выделить шестое облако.
Распознать самость и лёт нулей.
Око
за око
спряталось.
В добре и зле
есть приятство:
вычурность и неостанавливаемость
каруселей.

Да и нужен - как одиннадцатый ребёнок
в семействе узбеков,
хоть и бег порождает бег,
но в невесомости не падаешь.
Лёд.
Брег.
Берг -
сволочь?
Приличная.
Сын чей?
Сукин.
Сукин
сын -
Пушкин.

4. Асы

Асы над Вьетнамом.
Асы над Парижем.
Но наличествует во всём этом
Тонга - бичёвская.
Хоть и в сердцах не усердствую,
но усредняюсь.
Да и ближе мне манера
куклачёвская:
на мягких лапах -
и чётко, чётко, чётко.

5. Атрибутика

Стол накрыт.
И гости веселятся.
Но кого-то нет.
Здесь кого-то нет.
Здесь меня нет.
А где же я?
Я куда-то пропал.
Как ничей друг.
Как ничей овал.
И лица овал.
Твой лица овал
мне сулит теперь
кроме меня
сборник иных
потерь.
Но ты поверь,
что это игра.
Ты здесь уже,
хоть и нету тебя.
Ты просто чувство.
Ты просто трепет.
А может, страх.
А может, пепел.
Я нашёл себя.
Я сижу впотьмах.
У меня свеча
выгорает в руках.
Хоть и не греет она,
но ярчит и перекрывает
отсутствие планиды 
и атрибутивность
мышления.

Щ

Мы не любим -
и это обоюдно.
Встречи и разлуки -
как это нудно.

Зима или лето.
Огонь или пепел.
Сухие листья
обезболят череп.

Как хорошо по лесу
бродить босиком.
Курить сигарету,
но кем-то иском

мой дух безбожный
в безобразном плаще,
но я осторожно
подхожу к букве "Щ".

Щепки и лай,
окромя - городишки.
Но этот край
выгорает слишком

под солнцем и ветром -
чересчур сухим,
чтобы быть человеком
не очень глухим

к потерям мира,
к потерям своим.
Я прощаюсь с Лиром:
моим, твоим и Самим.

Всё затихло давно,
Костёр погас.
Но одинокий Пегас:
мой, твой, его

бьёт копытом в пору,
когда смыслы обезглавлены,
и нет больше нас.

Согласен. Есть и баловство. Но для меня стихи - это поиск смысла и истины. В моих стихах, в чужих. Лишь форма различна.

белые засовы

белое вино

на экране over

мне-то всё равно

ручки протянула

мне луна во след

только не пойму я

кем-то путь согрет

белыми снегами

лягут все потуги

что-то между нами

всё галдят подруги

выйди из-за тучи

встань меж полюсами

мне с тобой не лучше

с ними - как с колами

вечер не утихнет

но пройдёт тревога

раскачалась пихта

под навесом Бога

я грущу у пики

жизнь ещё продлится

дым от старой шипки

ни о чём клубится

в гугле весна

в гугле гул гуляет

искал выспренность и чётче

до нельзя и вдосталь гитлерить

шпонка и чори всклянь

наказуема только обыденность

каббалист вздёрнул себя

как-то в ласке и мимо

косо и жужжа

вздрючено

потрачено

в пё.дах таек

гут оно гут и так

только снег в жару не тает

женщина в белом

женщина в чёрном

я твой любимый и отмытый сонм нулей

налей ему и ей

лей

хоть до глаза выеденного

осьминогом РАМБАМовым тоскуя

по длинноногой

скорпионской страсти

а мне надоело

мне всё надоело

вино

кортеж

и жуликов целая лестница

чаровница

Анна Андревна

хоть убейте

не отличу неба от стекла

в придачу

в прикуску

шаржами громить квёло

где бы ни был ты

ты всё равно хороший

кончай!

кончай лошадью

хоть и спутано долго

и испуганно

и путанами на душе

как царская шай/ба

лай не лай

я бросаю сердце

всего Адама

на пустырь сетки

Твоих опусов

возникающих в мозгу

будто в кармане семёрки

и канате чувств

протянутом чёрт знает как

тик-так

тик-так

покурим и споём

на крыше вечности танцуя

тик-так

тик-ак

тик-ак

тик-ак

Что-то скифское есть во французском.
Что-то общее и изначальное.
Кейс как кейс, но своё.
Самобытное и эмерджентное.
Что-то серпасто-вялое.
Что-то молоткасто-мягкое.
Глядь! И внутри.
А внутри нутро и нутры.
Как ОМ. Как сон. Как водолей.
Но козье. Но скорпионское.
И единорожие-божие: рогожинское.
Скилька? Шпилька. И фундамент.
Дождей навалом. Лодочек в каждой культе.
И всё хлещет. Хлещет.
Дойки. Помойки. Отсутствие памятников.
И - и - для связки.
Ан, где-то...
И всё фраки, лаки, собаки.
Как это?
Ткнул - и в корне!