А вот вам еще пуговичек. Эти уже мои...
Пуговички.
Весенний лес благоухал разноцветьем. На опушках клонились облачные гроздья черемухи, на полянах желтела купальница и золотились горицветы (их еще называют стародубками), в тенистых местах синими лужицами раскинулись фиалки.
И все же, властителями леса были ландыши! Двойные зеленые ладошки с кипенно-белым фонтанчиком посередине сплошняком покрывали землю под дубами и соснами. А запах… Каждый крошечный колокольчик источал такой аромат, что начинала кружиться голова. А их здесь были тысячи. Нет, десятки, сотни тысяч!
И каждый был самым-самым. Самым белым, душистым, изящным, самым весенним, наконец! И каждый красовался, приподнимая свою корону, - смотрите, вот я какой!
Не была исключением и Эолла. Она горделиво встряхивала своими колокольчиками, придирчиво следила за белоснежностью венчика, и тоненькая струйка ее аромата была самой пронзительной и стойкой. И она, действительно была достойной принцессой, нет, королевной, этого весеннего бала! Как, впрочем, и тысячи других, цветущих рядом.
День, другой, третий… и в белоснежности цветка появилась легкая желтизна. А вскоре все зубчатые короночки пожелтели и скукожились, осыпавшись на землю сморщенными комочками. Наступило лето.
В конце августа зеленые ландышевые ладошки начали бледнеть и подсыхать. Яркая зелень менялась на оливковую, затем охра проступила еще отчетливее, зато между ними ярко-оранжевыми бусинами наливалась гроздь сочных округлых ягод. Нет, они не порадуют сладостью детвору, прибежавшую в лес за осенними лакомствами, ни зайчик, ни белочка не позарятся на это угощение. Просто, некоторые из них прорастут, и дадут начало новым ландышевым озерам.
Ягоды, бывшие когда-то безупречными цветками Эоллы, коралловыми бусами осыпались на изумрудный мох. Нежная девичья рука собрала их в горсть, чуть покачивая на ладошке. Невнятный шепот и заливистый смех, серебряным колокольчиком затерявшийся в осенней дубраве…
… Праздник Осеннего Равноденствия, Таусень, расцветил опушку леса яркими огнями. Огненные сполохи взмывали к самому небу, черному, густо усыпанному крупными сентябрьскими звездами. Вороха желтых листьев, вспыхивающих на лету и осыпающихся легким невесомым пеплом, уносили прочь беды и невзгоды, дурные мысли и сердечную тяжесть. Молодежь прыгала через костры, водила непременные хороводы.
Внезапно среди толпы появилась незнакомая женщина. Молодая, пригожая, она шла легким шагом, одаривая улыбкой каждого, повернувшего к ней лицо. Рябиновые бусы, по обычаю праздника, в несколько рядов обвивали ее шею, вились прихотливой змейкой по кокошнику. А белоснежная рубаха была украшена оранжевыми пуговками. Яркие, чуть прозрачные, они бросали оранжевые отблески на белое полотно и, казалось, светились изнутри. Те самые, недавно рассыпанные по мху дубравы…
Женщина исчезала за темными ветками, а все, кому она улыбнулась, молча смотрели ей вослед. Даже огонь буйных костров притих, прильнув к земле, как послушный пес к ногам хозяина. В наступившей тишине хриплый голос Авдотьи, девяностолетней старухи, которую под руки привели на праздник почтительные правнуки, произнес:
- Лада, Мать Небесная, Матерь-Родиха, Заступница…
Отредактировано Irish (09.11.2019 22:02:43)