Примерно треть территории троллейбусного депо занимали автобусы и троллейбусы. Некоторые ещё починят и они уйдут на маршрут, другие навсегда отдали душу богу полуосей и троллеев, разобранные на запчасти. Они стояли тут, призренные, словно выбросившиеся на берег киты. Зачем вообще киты выбрасываются на берег? Ну, я не знаю, спросите у китов!
Начальник депо сидел за столом, вальяжно раскинув тучное тело, ему было лет сорок. В его кабинете два гостя. Первому уже за пятьдесят, стоя у окна он попыхивал дорогой сигаретой. На его широком обветренном лице маленький нос едва выделялся. Второй, самый молодой, едва разменял тридцатник, сидел на жёстком стуле и держал торс ровно, не касаясь лопатками спинки стула, и пока первые два громко смеялись, выглядел совершенно невозмутимым.
Начальник депо прекратил смеяться.
– Ну, Юра, удружил! От души!
Затушив сигарету, второй подошёл и похлопал Юру по плечу.
– Орёл. Ничего не скажу, орёл.
Кратко кивнув, молодой продолжил смотреть строго перед собой.
– Глеб Саныч, мне уже тридцать два. Я хочу оставить это дело.
Хлопавший тут же отнял руку.
– Юра! Тебе в последней драке по голове, что ли, прилетело? Да ты ж ничего больше не умеешь, кроме как кости ломать!
Всё так же спокойно глядя на начальника депо, Юра сказал:
– Глеб Саныч, я хочу у вас работать. Токарем.
Начальник порыскал по карманам синей, застиранной и залатанной робы. Потом кинулся в ящики стола, но и там искомого предмета не оказалось. Тогда он глянул на единственного в кабинете стоящего человека:
– Саныч, дай закурить. Я так-то бросил, но…
Указав пальцами, всё ещё сжимающими затушенную сигарету, Глеб Саныч воскликнул:
– Володя! Хоть ты меня не беси! – Он чуть сбавил тон, и перевёл взгляд. – Юра! Какой ещё токарь, ты хоть знаешь, как станок включается?!
Широкоплечий костеломатель ответил:
– Я научусь. Владимир Дмитриевич, у вас же есть… люди, которые могут меня потренировать?
Начальник депо всплеснул руками.
– Ну, у нас есть Иваныч, но он уже совсем старенький, перенёс инфаркт. Приходит, когда сам захочет, ну, раз в неделю… Есть Ваня. Этот… – начальник поморщился. – Человек не от мира сего. Вечный ребёнок. Тридцать лет, а до сих пор живёт с мамой. Да и работу-то знает… так, самые основы.
Юра твёрдо кивнул.
– Мне как раз нужны самые основы.
Саныч вновь хлопнул парня по плечу.
– Юра! Ты что, сейчас в цех пойдёшь? У тебя даже робы нет!
Юра, одетый в синюю джинсу, поглядел на ходящего в дорогом шерстяном костюме с галстуком Саныча.
– Я пойду, с вашего позволения.
Грязно выругавшись,  Глеб Саныч покинул кабинет. Начальник депо молча проводил его взглядом, а после хлопка двери посмотрел на Юру.
– Вот такой вот он человек - директор нашего МУПа. – Мужчина вздохнул и продолжил. – Ты пойми, это рабочий коллектив. У нас тут важен техпроцесс. Здесь не нужно ставить рекорды, совершать подвиги… главное - процесс. Работа. – Он вдруг слегка улыбнулся. – Понимаю, для тебя это всё далеко. Чужая среда… ты у нас будешь попаданцем. – Улыбка стала ещё шире. – Ошибка попаданца… я б купил.
- - -
Закончив нарезать резьбу, Ваня стал скручивать лерку с болта и напевал:
– Запах первой морозной весны, и кино о воле…
Ваня был высокий и худой, можно даже сказать - он был длинный. Синие мешки под глазами говорили о передозе кофеина, рудиментарные мышцы свидетельствовали о лёгком запаздывании в развитии. Скрутив лерку, токарь переключил скорость с резьбовой на разрезную. Песенка тоже сменилась:
– Если б ты знала… – проклятый аппарат никак не желал переключаться с тройки на единицу. – Если бы ты только знала, как тоскуют руки по штурвалу…
Прозвище в коллективе Ваня получил - Спица. За то что в рабочее время постоянно спал и был очень тонким. А ещё он мог спиться, если бы пил.
К нему подошёл маляр Рома, протянул баночку с этикеткой.
– Можешь прочесть? А то я не вижу…
– Я тоже не вижу.
Рома искренне удивился:
– Ты же токарь, у тебя зрение хорошее!
Ваня, хихикая, ответил:
– У меня есть лупа. Хочешь дам подержать за лупу?
Рома обиделся, но у Вани была причина не любить маляра.
Его окликнули:
– Ваня!
Парень вздрогнул всем телом словно его ударили, но тут же обернулся.
– Что такое?
Начальник депо показал на пришедшего с ним человека:
– Это Юра. Он будет тут работать токарем. Покажи ему, как включается станок.
Что поделать, троллейбусное депо держалось на грани рентабельности, муниципальных субсидиях и честном слове. Приходилось брать кого Бог пошлёт.
Ваня глянул в глаза нового работника. Роста они были одинакового, но весил Юра килограмм на тридцать побольше.
– Иван. – Он снял перчатку и протянул руку. – Ты раньше кем работал?
Юра бережно пожал детскую ручонку и ответил:
– Я боксёр. Юра Бойко. Мне уже тридцать два, здоровье не то.
Ваня посмотрел в спину довольно далеко ушедшего начальника. После этого он вновь взглянул в глаза Юры, и твёрдо спросил:
– Ты хочешь работать?
Юра кивнул.
– Да.
Парень размял плечи, повернулся к станку и подогнал резцедержку к месту реза.
– Смотри, этот кругляшок называется верхний лимб. Сейчас ты будешь крутить по часовой стрелке, чтобы отрезать болт. – Ваня включил двигатель и отошёл в сторонку. – Работай!
Впервые за весь день на лице Юры появилось нечто, отдалённо напоминающее улыбку. Он взял отполированную ручку нежно, практически любя, и стал одной рукой плавно вращать. Три оборота - и резец клюнул податливый металл. Юра на секунду замер, но тут же продолжил движение кистью. Стружка, энергично завиваясь в спираль, рванулась вверх. Ваня дёрнулся и открыл рот, собираясь что-то сказать, но тут же сжал челюсти, легонько прикусив язык. Впрочем, он довольно быстро вновь стал привычно напевать песенку:
– Потом - зачёт, потом домой, четыре года за спиной, весят на мне срока - не бросить, не продать! Но на начальника попал, который Бойко вербовал…
Инструмент терзал беззащитную плоть сырой стали. Стружка из бело-серебристой стала желтой, а вскоре и вовсе синей. Резец пищал, но прощал издевательство. Ещё мгновение, и всё кончено. С победным стуком грубо отпиленный болтик упал на девственную поверхность поперечных салазок.
Юра распрямился, и повернулся к наставнику. Ваня выключил двигатель и хлопнул начинающего токаря по плечу.
– Молодец, справился! Только ты давил очень быстро, надо спокойнее. Стружка должна быть белой. А у тебя почти сразу синяя пошла. Мог и резец крякнуть, это было бы печально. Ладно, отойди.
Юра послушно отступил. Ваня ключом провернул барабан передней бабки.
– Так, это ключ. Крутани немного против часовой стрелки.
Юра исполнил, но сказал:
– Туго идёт.
Ваня тут же ответил:
– Так и должно быть. Важна жёсткость. Главное - не пережать. Понимаю, ты боксёр и привык бить со всей силы, но в цеху это лишнее. Надо всё чётко делать, не сломать. Хватай рулетку. Надо выставить длину сто тридцать. На рулетке цифры в сантиметрах, то есть тебе нужно тринадцать сантиметров. Но у токарей все размеры в миллиметрах, так что привыкай говорить сто тридцать вместо тринадцати…
Юра терпеливо выслушивал все пояснения, иногда задавал уточняющий вопросы, но редко и односложно. К токарному подошёл слесарь Серёга, пошло хихикая.
– Дай её!
Ваня вытаращил глаза:
– Что, понадобилась?
– Да! Били-били, не идёт!
Ваня прошёл к одному из стоящих у стенки шкафов, открыл и сказал:
– Вытаскивай.
Серёга вытащил кувалду.
– Эх, семипудовая!
Ваня покачал головой.
– Пуд - это 16,38 кг, а эта кувалда на 15 кг. Ну… тут ещё деревянная ручка плюс краска вместе полтора кг, так что максимум один пуд, но никак не семь. – Речь работяги была полна повторов и избыточностей. – А так, да! Единственная в нашем депо двуручная кувалда! – Токарь взял за деревянную ручку. – Юра, ты видел картину Репина «Александр Невский»? Её с меня рисовали. Мне на голову надели мусорное ведро, я взял эту кувалду, а дальше у художника фантазия разыгралась. Кстати, из-за неё меня все считают геем. – Ваня глянул на кувалду, выкрашенную в светло-синий цвет. – Токарь с голубой кувалдой.
Юра спросил:
– Зачем она тебе такая? Ты её хоть поднимешь?
Сопя, Ваня положил боёк на надплечье.
– Да я её заказывал чисто посмеяться. Думал, вообще не придёт, а она - пришла! Шестигранник на 32 ждёшь по полгода, а кувалду через неделю привезли! Ладно, пошли пахать.
Кувалду действительно привезли быстро - через две недели. Когда Ваня заказывал пятнадцатикилограммовую - над ним смеялось всё депо. Когда она пришла - над ним снова все смеялись. А потом её один за другим просили поработать все слесаря, особенно ею увлёкся Серёга, по кличке Буйный. В первый же день он так яростно колошматил шкворень, что сломал толстенную ручку кувалды, и вся краска слетела. Маляр Рома перекрасил, но в шутку вместо заводского черного - выбрал небесно-голубой цвет. После этого Ваня всей тощей душою возненавидел маляра и подкалывал его при любом удобном случае.
Юра учился точить деталь, когда мимо станка пробежали три здоровых дворовых пса. Ваня отвлёкся:
– Собаки… утром их кто-то у моего станочка выгуливает…
Юра тут же спросил:
– Это проблема?
Ваня замотал головой:
– Нет! Пусть живут!
По цеху прошёл водитель автобуса Николай. Ему в коллективе дали прозвище Верблюд - он мог не пить целый месяц. Его автобус стоял в ремонте уже третий день, и водителю было не на чем ездить. За водителем бежала кондуктор Люба, она крикнула:
– Коля! Тут есть собаки! Поехали на собаках!
Когда второй болтик был проточен и отпилен, боксёр вытер тряпкой испачканные руки.
– Иван, ты очень дотошно всё объясняешь.
Ваня чуть улыбнулся.
– Мне все говорят, что я нудный.
Юра вытащил бумажник.
– Вот сейчас это свойство твоего характера было крайне полезно. – Он вытащил две сотенные купюры, и протянул. – Возьми.
Ваня позволил себе ухмылку.
– Мне тут один уже предлагал деньги. Положил на станок и ушёл. Бумажки потом два дня провалялись…
Юра чуть заметно ткнул парня в грудь.
– Я дарю тебе…
Ваня сорвался на крик:
– Деньги бабам дарят!
Юра опустил руку.
– А что дарят мужикам?
Стянув перчатку, и вытерев пот со лба, Ваня тихо ответил:
– Оружие.
Убрав бумажник, Юра вытащил пистолет из кобуры скрытого ношения, протянул.
– Дарю.
Ваня шмыгнул носом. По его щеке прокатилась слеза.
– Это… ну, даже не знаю, как отказаться… – Он схватил чистую тряпку, и поспешно замотал металлический предмет. – Спасибо. Я давно хотел прикупить… мне надо… для дела. Вот.
Юра обернулся, и задал следующий вопрос:
– Где тут можно руки помыть?
Выслушав путанные объяснения надрывающегося от плача голоса, боксёр отправился искать умывальник.
Пройдя метров десять, и свернув направо, Юра увидел Механыча. Лет пять назад Механыч был главным инженером, но когда Глеб Саныч возглавил МУП - должность упразднили. Механыч перешёл работать начальником цеха.
– Юра! Слышал, ты к нам токарем пойдёшь работать?
– Да, где тут руки помыть?
Михалыч покачал головой.
– Юра, зачем тебе это? Что, стрелять разучился? Или кошмары мучают?
Вдвоём они дошли до умывальника. Юра схватил обмылок.
– Грязь можно смыть. Расскажи про Ивана.
Начальник цеха упёр ладони в бока и едва заметно покачал головой.
– Не скажу худого. Ну, его в детстве мало кормили. Но человек сообразительный. На прошлой неделе была проверка, стояли у ворот записывали, кто во сколько с работы уходит. Ваня вообще ушёл в 16:50. Ему сказали - пиши объяснительную, будем принимать к тебе меры. Ну, там, знаешь, премии лишить, или тариф снизить. У нас же как - зарплату режут по белому, но по-чёрному. Он и написал «Прошу принять ко мне самые строгие меры, а именно - установить оклад средний по городу для укрепления моей подорванной нищенской зарплатой дисциплины». Над этой писаниной всё депо ржало, потом - всё управление МУПа. Говорят, в субботу положат бумагу мэру города.
Механыч ушёл. Говорили, что на работу приняли нового главного инженера, но тот уже после трудоустройства забежал в военкомат быстренько отметиться - и уехал на соборы минимум на год. Была в этом рука Глеб Саныча, или просто планета такая - уже никто и не узнает…
Юра увидел как Иван зашёл в бытовку и двинул следом.
– Ваня, а ты сколько получаешь?
Горе-токарь лишь усмехнулся.
– Ну, я полгода просил начальника поднять мне оклад! Всё это время аванс у меня был 8000 рублей, а сегодня пришло 8001 рубль!
Юра чуть наклонил голову:
– Это смешно?
Иван уселся на диван.
– Я раньше работал на Экспериментально-механическом, там был случай. Попросил у начальника тыщу аванса. Ну, начальник мне выдал тысячу, причём без записи, да ещё со словами «На, меньше нету». А на следующий день забежал ко мне в кузницу, сунул две пятитысячных, и всё без записи! А когда начался следующий месяц - настал день зарплаты. У меня вышло 21 всего, прихожу я к начальнику - он мне и выдаёт все 21. Я говорю «Но я же уже брал 11!». Начальник говорит - «точно» и убирает одиннадцать тысяч.
Юра сел рядом с Иваном.
– Ты правильно поступил. Грешно это - чужое брать.
Иван чуть улыбнулся.
– Вот кому эту историю рассказываю - всегда две реакции. Если человеку денег хватает - он поддерживает меня. Если не хватает - он меня осуждает. Вот был другой случай, уже на другой работе. Насчитали мне там за месяц тринадцать тысяч. Прихожу в бухгалтерию, расписываюсь, беру в руки деньги. Одна пятитысячная, одна тысячная, вторая, третья… и всё! У тётеньки-бухгалтера тут же крик: «Ой, я тебе забыла положить вторую пятитысячную!».
Юра спросил:
– А ты что сказал?
Иван лишь усмехнулся:
– А я в тот момент только стоял и думал «Меня сейчас настукивают или настакивают?».
В бытовку пошли двое сварных, Андрюха и Толик.
– Не подстукивай. – Должен отметить, что сказано было иное слово. Отсюда и далее вся нецензурная лексика будет заменена на их цензурные аналоги, отчего речь слесарей может показаться несколько… неестественной. – Вот я и говорю, – Андрюха гневно выражал свои мысли.  – Стучать и стучать, пока результата не будет! Иначе они не понимают. Пока не расстучишь, дело с места не сдвинется. – Он рыскал в пакете, вытаскивая контейнер с обедом, ложку. Толик ответил:
– Да что ты достучался до человека? Ну, занят он, его ещё на старой работе застукали с этим. Дай ему время привыкнуть к новому коллективу…
Андрюха грубо перебил:
– Да что вола стучать, надо брать, и делать! Его что, нестучитески сложное просят сделать?! – Он повернулся к токарям. – Вань, ты уже пообедал?
Иван печально хмыкнул.
– Да работы нет. Сижу тут, новичку объясняю, что к чему.
Вновь открылась дверь. Вошёл дедушка предпенсионного возраста. Впрочем, у нас теперь любой возраст является предпенсионным, хоть сто пятьдесят. Иван подорвался с диванчика и протянул старику детскую ручонку.
– Иваныч! Говорят, у тебя сегодня день рождения?
Старик пожал руку сперва ученику, потом новенькому.
– Врут.
Юра спросил:
– А тебе сколько лет?
Иваныч тут же ответил:
– Сто семь.
Все, находящиеся в бытовке, засмеялись. Начали обедать. Толик рассказывал, как на выходных ездил загород, собирать грибы. Ваня спросил:
– А Белый гриб, он как, ядовитый?
Старожилы тут же стали качать головами.
– Нет!
– Да какой там…
– Съедобный он…
Ваня продолжил говорить:
– Мне рассказывали, под Чернобылем трое мужиков пошли за грибами, нашли Белый, спилили его, и втроём потащили в деревню.
Толик выпучил свои, и без того крупные глаза.
– Втроём? Он что, такой большой был?
Иваныч тут же вклинился в беседу.
– Ну, если его пилили! – Он сделал жест рукой, словно работал ножовкой.
Андрюха высказал своё мнение:
– Ну, под Чернобылем конечно, всяко бывало. – Он стал рассказывать о своей службе в 1984-86 годах, когда до дембеля ему оставалось всего лишь три дня, и три ночи. И отправили его прям туда, в самую, понимаешь, зону. Ещё на три года. Первые 20 дней на реакторе, потом - стрелял собак в окрестностях. Приказ министра обороны СССР Соколова "Об увольнении из рядов Вооруженных сил СССР..." вышел 25 марта 1986 года. Авария на Чернобыльской АЭС случилась 26 апреля. Конечно, особо борзые залётчики могли и пролететь с дембелем, но нормальные бойцы уже поуходили в запас. Был ли Андрюха нормальным или нет? Ну, за душу слишком борзую ответ держало тело…
В следующий раз Юра увидел Механыча утром в понедельник, придя на работу уже официально, как ученик токаря. Подойдя, он тут же спросил:
– А где Ваня? Я его что-то не вижу…
Погрустнев лицом, начальник цеха отвёл взгляд.
– Нет больше Вани. Его в субботу утром матушка обнаружила, как с суток вернулась. Он лежал в кровати. Менты говорят - самоубийство. Сунул ствол в рот, и спустил курок. На столе записка: «Так жить нельзя». Последние две буквы растянуты, словно писал в истерике… – Он поглядел в глаза Юре. – Так что, ты у нас последний токарь остался.
Побледнев, Юра на негнущихся ногах дошёл до свободного стула. Грохнулся и прошептал:
– Ведь не я же! Не я! – По его щеке прокатилась слеза. Впервые за долгих десять лет. – Тогда почему так больно! Стольких сам - и ничего! А тут… Почему?!
А где-то там, далеко-далеко, киты продолжали выбрасываться на берег. Зачем? Повторюсь, я не знаю. Спросите у китов.