На рассвете на стол верховного главнокомандующего положили внеочередную красную папочку. А это могло означать только одно: сбылись худшие его опасения - его грозный, неутомимый соперник снова вышел на кровавую охоту... либо же случилось что-то другое. Как бы то ни было, четким, продуманным движением верховных главнокомандующий поглядел на часы. Часы показывали половину двенадцатого. Верховный главнокомандующий поправил подушку, сел за стол и заглянул в документы. В графе "причина смерти" промелькнула давно знакомая фамилия - фамилия, которую верховный главнокомандующий знал лучше своей собственной: Аль-Гельмер... нет, Аль-Мельгер... или же Аль-Цехельмегебер. Внезапная мысль пронзила его сознание: "Аль-Цегельмер - немец!"
Снова над его державою нависла удушающая рука Рейха. Но кто он, Аль-Гельцемер, этот неуловимый убийца, выкашивавший без разбора ряды его верных соратников? Лучшие из агентов верховного главнокомандующего лишь в недоумении разводили руками, когда он снова и снова приказывал им выследить и устранить таинственного душегуба. Никто не знал, как выглядел Аль-Цемельбер. Даже самые высокие чины в Рейхстаге ничего не могли сказать о личности их, - несомненно, - самого талантливого сотрудника, Аль-Мебельгера... или же Аль-Церильмера. Лишь один неприметный заграничный клерк согласился выдать верховному главнокомандующему государственную тайну своей виноватой страны - а именно, секретный адрес, где Аль-Цегельмер проходил лечение после, - вне всяких сомнений, - крайне тяжелого ранения... или же чего-то другого. Как бы то ни было, по секретному адресу тотчас был нанесен акт праведного возмездия. Акт, - безусловно, - имел место быть; возмездие же не возымело успеха: среди уничтоженных целей, - то есть персонала больницы и ее малолетних пациентов, - Аль-Цельгемера обнаружить не удалось. Хуже того, после провальной попытки устранения, Аль-Цегельмер начал действовать с двойным усердием, отчего самое близкое окружение верховного главнокомандующего принялось невиданными прежде темпами отдавать душу богу преисподней. И никакие угрозы, ракетные удары и красные линии не могли принудить обычно сговорчивое правительство Рейха пойти на послабления.
Верховный главнокомандующий снова поглядел на часы. Часы показывали пятнадцать минут пятого. Верховный главнокомандующий поправил подушку и сел за стол. Внезапная мысль пронзила его сознание: Аль-Мехельмер, - несомненно, - волк-одиночка, действующий по своему уму и усмотрению и не принимающий ни от кого никаких приказов... либо же все построение ложно. Как бы то ни было, по крайней мере хоть в чем-то они были похожи... или же совершенно непохожи: верховный главнокомандующий и сам когда-то, как было широко известно, вел крайне насыщенную и полную опасностей жизнь неуловимого шпиона - зарывшегося, будто крыса, в анналы государственных архивов. Но то страшное время, - время потрясений и неуверенности, - осталось далеко позади. Теперь верховный главнокомандующий в полной мере управлял не только своей судьбою, но и судьбою целой страны, планеты или даже целой галактики. Последнее, однако, не помешало бледной арийской длани острием меча нависнуть над его головой. А это могло означать только одно: государство находилось в реальной опасности... либо же в полностью выдуманной. Как бы то ни было, гораздо более пугающим оставался тот факт, что реальная опасность грозила самому верховному главнокомандующему - не просто даже грозила, но открыто угрожала, отказываясь идти на переговоры. То есть верховный главнокомандующий, на протяжении десятилетий героически сражавшийся и героически побеждавший вымышленных врагов, - столкнулся с принципиально нового рода ситуацией, из-за чего который срок, - подряд, - пребывал в полной растерянности. Опасность была реальной. И никакие меры безопасности не могли предотвратить все более участившиеся поползновения Аль-Цегельбера в засекреченные рубежи его священной обители.
Верховный главнокомандующий снова поглядел на часы. Часы показывали двадцать шесть часов тридцать минут. Верховный главнокомандующий поправил подушку и сел за стол. К несчастью, он давно исчерпал все доступные ему ресурсы, но не приблизился ни на шаг к поимке, - несомненно, - самого опасного человека, когда-либо существовавшего... либо же не человека вовсе. Как бы то ни было, наиболее исполнительные из душегубов верховного главнокомандующего все так же безуспешно пытались выкорчевать корень, - или даже корнеплод, - всех государственных и мировых проблем, носивший вполне определенную фамилию: Аль-Цельбер... нет, Аль-Гельхебер... или же Аль-Хельгегекебер.
Верховный главнокомандующий снова поглядел на часы. Часы показывали вечерний выпуск новостей. Верховный главнокомандующий поправил подушку, сел за стол и пополз по высокой траве под неумолкающим грохотом снарядов. Над головою ревели авиационные моторы. С неба падали свистящие бомбы. Земля под ногами рассыпалась черными клочьями.
Внезапная мысль пронзила его сознание: "Аль-Гельхебер - немец. Значит, тщеславный. На том и сыграем! Витька! Витька, вставай!.."
Верховный главнокомандующий поглядел на серую, выжженую лесополосу, поправил подушку и сел за стол. Внезапно он обнаружил, что лежит в неубранной постели - в маленькой, темной комнатке. В затхлом воздухе висел запах пота и затвердевших носков. С неба падали жужжащие тараканы. За стеною ругались соседи.
"Витька, вставай! - донеслось словно бы из ниоткуда. - Витька, нам ехать надо!.."
Четким, продуманным движением верховный главнокомандующий откинул колючее одеяльце, натянул на бледные ножки коричневые колготки, заправил в колготки рубашку не по размеру и поглядел на лежащие у кровати домашние тапочки. Тапочки показывали девять часов двадцать две минуты.
"И пописить сходить не забудь!.."
Верховный главнокомандующий ответил гордым, непримиримым кивком головы. Он четко и методично надел домашние тапочки: сначала один тапочек - на левую кисть ноги, затем другой тапочек - на правую кисть ноги; и зашлепал кистями под неумолкающим грохотом снарядов по тускло освещенному коридору.
В коридоре не умолкали голоса.
- Еще чего удумал! - кричала из ванной худая тетя Лариса. - Подглядывает, скотина бессовестная!..
- Больно ты мне нужна! - кричал из окошка за ванной плешивый дядя Костя. - Ты чьим, - мылом, - моешься, дура?! Ты его покупала?!..
Верховный главнокомандующий поглядел на дверь туалета. Дверь туалета показывала готовность к открытию. На пути к достижению цели стояло голубоглазое существо. Верховный главнокомандующий явственно ощущал исходившую от существа ауру угрозы. Внезапная мысль пронзила его сознание: "Аль-Мехельбер!.."
Осторожным, просчитанным движением верховный главнокомандующий нащупал в колготках ствол пистолета. Ствол пистолета, - уже многие годы и даже десятилетия, - показывал половину шестого.
Но скоро все могло измениться!
"Ну, чего возишься?"
Обшарпанные стены коридора, задрожавшие на мгновение, вновь сомкнулись вокруг верховного главнокомандующего. Тетя Аня выпорхнула в коридор, отворила дверцу комода и вынула, - осторожно, - будто священную реликвию, пару дорогих финских босоножек.
"Иди кушай скорее, - ее нежная рука подтолкнула его в направлении кухни. - Нам к восьми нужно быть на станции. И ручки помыть не забудь!.."
Верховный главнокомандующий ответил гордым, непримиримым кивком головы. Для вида он смочил крошечные ладони под краном, поправил подушку сухими непослушными пальцами, сел за стол и посмотрел на ракету в небе. Ракета показывала готовность к запуску. Верховный главнокомандующий вслух отсчитал последние секунды: "Десять... девять... семь... шесть... восемь... девять... три... один..."
Верховный главнокомандующий отпил ложку горячего, обжигающего чая, ковырнул пальцем в носу, вытер палец о столешницу - с той стороны, где обычно садился дядя Костя, - и взял с тарелки кусочек хлеба, намазанный тонкой, - почти что прозрачной, - прослойкой масла. Хлеб по вкусу напоминал старые перья. Верховный главнокомандующий упорно его жевал. Хлеб - упорно сопротивлялся.
Внезапная мысль пронзила его сознание и столь же внезапно из сознания выпала, оставив в голове лишь беспокойный комок гудящей тревоги. Немыслимым усилием воли верховный главнокомандующий отогнал от себя пошарпанные стены кухни, выплюнул уголок подушки, поправил его и в очередной раз сел за стол.
Непримиримый враг, Аль-Цегельбер, чуть было не заманил его в свою коварную ловушку. Изменник, - несомненно, - врагу помогал. Верховный главнокомандующий совершенно точно не знал, кто предал его незаслуженное доверие... либо же знал наверняка. Как бы то ни было, личность изменника оставалась неясной - точно так же, как оставалось неясным, был ли изменник вообще.
Верховный главнокомандующий подумал о людях, входивших в ближайшее его окружение, ловко балансируя на грани сознания. Многих из его некогда верных слуг унесла в рай, - под землю, - безжалостная рука Аль-Цебельбера. Ракета тем временем отрицательно набирала высоту. В ванной комнате плескались дикие гуси. Тетя Аня в белых чулках, забравшись на табуретку, смахивала пыль с грязного шкафа. Кролик жевал капустные листья. Верховный главнокомандующий жевал красную папочку.
Неимоверным усилием воли верховный главнокомандующий отмахнулся от навязчивых образов и с размаху ударил гуся топором. Тот, обезглавленный, пополз по высокой траве под неумолкающим грохотом снарядов. Над потолком ревели авиационные бомбы. Из умывальника летели черные клочья земли. Стол показывал срочное сообщение: "Сегодня была одержана великая победа! Наши храбрые воины продвигаются по всей линии боевого соприкосновения. Мы героически наступаем Родине в тыл, а подлый враг позорно бежит за нами!.."
Верховный главнокомандующий вновь ощутил в сердце острый укол тревоги: в последние месяцы наиболее великие из его великих побед одерживались в непосредственной близости от столицы, - и даже открыто грозились, - в самом скором времени, - перекинуться на ее окольцованные территории.
"Верховный главнокомандующий, - упорно продолжал воодушевленный стол, - лично управляет ситуацией. Он силен, крепок и как никогда уверен в нашей скорой победе!.."
Наконец-то положение было спасено!
"Но кто он? - подумал с восхищением верховный главнокомандующий. - Кто он такой, верховный главнокомандующий?.."
Стол говорил о танках, ракетах и самолетах. Все они, как и прочие жители империи верховного главнокомандующего, не имели никакого значения для верховного главнокомандующего. Значение имел только сам верховный главнокомандующий. Он знал совершенно точно, что противник будет разбит непревзойденным верховным главнокомандующим, о котором ему только что, - в срочном порядке, - сообщили по внутренней связи. Враг, - несомненно, - будет разбит... либо же полностью уцелеет. Как бы то ни было, самая важная битва, которой задолго до зачатия материального пузыря, который называют Вселенной, было уготовано определить судьбу не только человечества, но и самой Вселенной, а также ее метафизической, альтернативной составляющей, существующей за пределами пространства-времени...
Верховный главнокомандующий внезапно обнаружил, что совершенно потерял нить своих пространных измышлений. В голове гудела космическая пустота. Верховный главнокомандующий тоже тихонько гудел, распластавшись посреди хоккейного поля. Он то и дело напрягался всем телом, будто выброшенный на берег карась, бился плавниками о лед, но никак не мог перехватить у врага то самое, что у него так настойчиво пытались отобрать... пусть он совершенно не помнил, в чем именно заключалось дело.
"Как бы то ни было, - подумал верховный главнокомандующий, - решающая битва, - я совершенно уверен, - развернется ни в небе над Индийским островом, ни в бескрайних рисовых полях Аризоны и даже ни в бездонных глубинах Азовского океана..."
Последняя решающая битва, - верховный главнокомандующий знал совершенно точно, - пройдет незримо, - незамеченная, - в его голове... либо же на улицах столицы. Как бы то ни было...
Верховный главнокомандующий снова поглядел на часы. Часы показывали нейтроны и позитроны. Верховный главнокомандующий поправил подушку, сел за стол, отворил круглую дверь космической станции и вошел на совещание. Совещание, облаченное в скафандр, показывало готовность исполнять приказы. Над головой ревели авиакометы. Агитаторы федеральных каналов под громкое кряканье наемных зрителей показывали в невесомости фокусы и трюки. Помощница верховного главнокомандующего показывала готовность помогать ему любыми средствами и способами. Помощник верховного главнокомандующего показывал, откуда готовилось нападение. Нападение, - тщательно просоленное, - готовилось в духовке и даже немного подгорало. Тетя Аня открывала дверцу духовки, доставала обезглавленную синюю курицу и даже командовала, будто неумолимая валькирия: "Ну-ка, запрыгивай, Витька!" Вполне возможно, тетя Аня и была тем самым верховным главнокомандующим, который лично контролировал ситуацию на фронте.
Верховный главнокомандующий подчинился приказу старшего по званию, запрыгнул в жаркую духоту и полез на верхнюю полку по высокой траве под неумолкающим грохотом снарядов. Поезд качнулся. Заскрипели вагоны. В разрезе летнего платья показались верхушки полных грудей. Груди колыхнулись. Верховный главнокомандующий замер на месте, внезапно ощутив острую государственную необходимость припасть к ним горячим и потным, красным лицом. Он открыто демонстрировал свои намерения. Зловредные прелести, доставшиеся своей владелице лишь из-за нелепой бюрократической ошибки, показывали готовность сопротивляться. Тетя Аня показывала готовность отдаться молодому офицеру, вошедшему в вагон. Она легонько оправляла свои длинные локоны, постукивала каблучком и то и дело бросала в сторону Аль-Мебельбера застенчивые взгляды.
Верховный главнокомандующий отвернулся к пыльной стенке вагона и до боли сжал кулаки. Внезапная мысль пронзила его сознание: "Виктор Викторович, вы зачем в шкаф забрались?.."
Верховный главнокомандующий настойчиво отгонял от себя внезапную мысль, но мысль упорно отгоняться не желала и даже показывала все признаки метафизического воздействия на его биологическое существо: "Виктор Викторович, вы меня слышите?.."
Верховный главнокомандующий ответил гордым, непримиримым кивком головы.
"У вас сегодня важная встреча. Мне сказали вас одеть..."
Неимоверным усилием воли верховный главнокомандующий искривил полотно пространства-времени и возвратил себя в объятия оперативной обстановки. Кролик жевал капустные листки. Корова обмахивалась хвостом. Верховный главнокомандующий беззаботно гулял по двору, обнесенном высоким забором. Над головою ревел осел. С неба падали шелестящие зерна пшеницы.
Верховный главнокомандующий поглядел на жестяную поилку. Поилка показывала готовность исполнить свое предназначение. Четким, продуманным движением верховный главнокомандующий сделал хитроумный глоток - не ощутив, однако, никакого приближения к победе над жаждой. Несомненно, кто-то из бесчисленных предателей Родины был виновен в произошедшем и заслуживал высшую меру наказания... либо же не заслуживал наказание вовсе. Как бы то ни было, тщательный план верховного главнокомандующего непременно сработал бы, если бы не подлое вмешательство Аль-Цегельбера. Сколько бы верховный главнокомандующий ни жевал уголок пальто, ни хлебал из метафизической поилки, жажда государства никак не желала отступать и даже, - стыдно признаться, - идти на переговоры. Внезапная мысль пронзила его сознание и тут же внезапным эхом отозвалась над левым ухом: "Хрю-хрю!.."
Верховный главнокомандующий внезапно ощутил позади себя волосатую ауру угрозы. Он снова поглядел в отражение воды. Отражение показывало плохую переговорную позицию: над головою верховного главнокомандующего висело сальное рыло Аль-Свинхельбера.
Бесстрашным, продуманным движением верховный главнокомандующий бросился за помощью к друзьям, но неожиданно вспомнил, что никаких друзей у него давно уже не было. И даже ситуативные союзники, которых он упорно и задорого покупал, настойчиво ворочали от него свои пятачки. Верховному главнокомандующему не оставили иного выбора, кроме как объявить о начале специальной спасательной операции по спасению верховного главнокомандующего. Все звере на ферме должны были встать в длинный ряд на пути Аль-Свинхегельбера, чтобы непримиримой мякотью своих тел позаботится о вседозволенности и безнаказанности верховного главнокомандующего.
Звери, однако, не показывали готовности к сопротивлению и даже демонстрировали полное безразличие не только к собственной судьбе, но, - что гораздо важнее, - к судьбе верховного главнокомандующего. Они лежали, нахлебавшись из кастрюли со взбродившим овсом, в тени у покосившегося забора - иными словами просто и беспорядочно позволяли жизни случаться.
Тем временем Аль-Свинхельбер, - под неумолкаемым рокотом стрекоз, - несся по двору за верховным главнокомандующим - синекраснополосатый, с пятидесятью звездами в глазах. Верховный главнокомандующий явственно ощущал его острое желание убивать - убивать верховного главнокомандующего. Все стояло на кону. Нужно было что-то делать. Нужен был план.
Хитроумным продуманным движением верховный главнокомандующий опрокинул ржавый таз с водой. Таз, лишенный порочных жидкостей, укрыл верховного главнокомандующего непроницаемым стальным щитом. Сердце колотилось в середине горла, с правой стороны; с левой - рыскал и визжал взбесившийся Аль-Свингельбер.
Подлый враг на протяжении долгих лет, - верховный главнокомандующий знал совершенно точно, - замышлял против него. Враг хотел отнять ее. Хотел украсть... что-то такое, принадлежавшее верховному главнокомандующему по праву завоевателя. Что-то было его сокровищем; его весенней анюткой, которую верховный главнокомандующий держал на конце иглы; в яйце; в утке; в зайце; в ларце на цепях на дубу, что рос на далеком острове Буяне.
"Ну что ты опять раскапризничался? - спрашивала тетя Аня. - Если будешь так себя вести, я никуда тебя больше с собой не возьму!.."
Она просила его остановиться, но он лишь только входил во вкус. Остановиться верховный главнокомандующий не желал и, по правде, не смог бы, даже если бы захотел. Подобно дворовому картежнику, привыкшему играть человеческими жизнями, верховный главнокомандующий был не в силах прекратить истерику без посторонней помощи. Он все еще надеялся в глубине души на хлесткую пощечину; надеялся, что раньше или позже его наконец одернут и поставят в угол. Но от ничтожеств, которые окружали верховного главнокомандующего, едва ли стоило ожидать какие бы то ни было поступки.
Мимо проносились долгие годы, десятилетия, века, тысячелетия, а также эоны лет - проносились в бессмысленном ожидании. Ничего не прекращалось. Все рычаги были давно обрублены. Все соперники - покараны. Все недовольные - посажены. Верховный главнокомандующий, не в силах совладать с собой, просто и беспорядочно позволял процессу тянуть себя в будущее, не особенно понимая, впрочем, что ожидает его в конце пути. Но, покуда процесс продолжался, переживать о конце не было никакого времени. Все стояло на кону - вернее, на коне. Конь расхаживал за оградой. Осел щипал траву. Утки плескались в грязи. Бешеный хряк Аль-Свинхельбер пускал из перекошенной пасти полоски розовой пены. Розовый поросенок Мямля мелко дрожал, думая лишь о том, как протянуть до завтрашнего дня. Все остальное не имело значение. Только благополучие поросенка Мямли имело значение. Аль-Цельмебер значения не имел, но все равно привлекал к себе известную долю внимания и даже на внимание отвечал, с вожделением поглядывая на суверенные округлости тети Ани, принадлежавшие, по совести, верховному главнокомандующему.
- Честное слово, - говорил просто и банально Аль-Мецельбер, - я буду очень рад, если вы составите мне компанию. Только представьте себе: на пароходе, вечером, по Волге. Такое умиротворение!
Верховный главнокомандующий перекошенным в истерике ртом издал дипломатическую нотку протеста. Подбородок его снова задрожал. Слезы прыснули из глаз с новой силой.
- Ну что с тобой такое?! - воскликнула тетя Аня. - Ну, что случилось? Я никак не пойму! Ведь все же было хорошо! У тебя что-то болит? Витька, покажи мне, где у тебя болит...
У Витьки болела душа. Но показать ее он не мог, а потому лишь беспомощно утирал ручейки под глазами.
- Анна, не переживайте, - продолжал Аль-Мельгебер. - Я уверен, с мальчиком все хорошо. Пусть немного отдохнет. Анна, ну соглашайтесь. Будьте моим другом. Я вам обещаю, вы это плавание до конца своей жизни не забудете!..
Аль-Хельмебер подмигнул верховному главнокомандующему порочным голубым глазом, снял с головы красную фуражку Рейха и надел ее на маленькую голову верховного главнокомандующего. Верховный главнокомандующий сурово топнул кистью ноги: обмен был явно неравным. Верховному главнокомандующему была нужна безоговорочная победа. Он самоотверженно и смиренно клал собственное тело на амбразуру, предварительно заткнув ее телами подчиненных. Внезапная мысль пронзила его сознание: "Виктор Викторович! Ведь мне же сказали вас одеть! Вас нужно одеть, понимаете?.."
Верховный главнокомандующий понимал лишь одно: он никогда, ни за что, никому ее не отдаст. Никогда. Ни за что. Ни при каких обстоятельствах. Враги не получат от него... что-то, что они хотели украсть. Все его обманывали. Просто нагло обманывали как дурачка. Все его использовали. Теперь он обманет всех. Все будут в дураках. Он будет на коне. Конь будет в загоне. Победа будет в кармане.
Верховный главнокомандующий, - в который раз, - поглядел на часы, поправил подушку, придерживавшую его за плечи, попытался было сесть за стол, но вместо давно заученного действия неловко сунул ногу в штанину; руку - в штанину, руку - из штанины, в рукав; палец - в нос; из носа; снова - в нос.
Внезапная мысль пронзила его сознание: "Ах, прекратите, Виктор Викторович! Ну что вы как ребенок, в самом деле!.."
Верховный главнокомандующий поглядел на косяк двери. Косяк двери показывал двух незнакомых личностей. Личности показывали готовность к сопровождению. Верховный главнокомандующий опустился в высокую траву и пополз по полу под неумолкающим грохотом снарядов... Личности подхватили его под руки - верховный главнокомандующий, как в далеком детстве, полетел над полом под неумолкающим грохотом снарядов.
Верховный главнокомандующий снова поглядел на часы. Часы показывали круглое лицо премьер-министра. Премьер-министр показывал на стул. Стул показывал готовность принять пассажира. Пассажир приступил к состыковке. Состыковка прошла беспорядочно, но успешно. Ракета влетела в шахту. Меч вошел в ножны. Палец нырнул в ноздрю. Бобер забрался в норку. Поросенок забился под корытце. Медведь запрыгнул в берлогу. Враг оказался в окружении. Стержень - в обхвате. Мир - рухнул. Вселенная - лопнула. Материя - аннигилировалась. Это была победа! Сладостная победа. И даже всепроникающая длань Аль-Цемельбера, настойчиво вмешивавшаяся в великие геополитические начинания верховного главнокомандующего, не сумела помешать достижению цели. Все достижимое - было достигнуто. Все недостижимое - находилось в процессе достижения. Премьер-министр находился в процессе достижения недостижимого, то есть пытался собственной рукою вытащить из штанов верховного главнокомандующего шершавую руку верховного главнокомандующего. Верховный главнокомандующий активно сопротивлялся иностранному вмешательству и продолжал сжимать в кулаке несгибаемый отечественный суверенитет.
Внезапная мысль пронзила его сознание: "Виктор Викторович, ну что вы делаете! Вот-вот прибудут журналисты! Делегация! Сядьте, наконец, ровно! И прекратите, так сказать... непотребства!.."
Внезапная мысль не имела никакого значения. Значение имел лишь стальной, несгибаемый суверенитет. Мысль твердила о далекой-далекой Индии и щенке алабая, которого под вспышки телекамер нужно будет подарить далекой-далекой Индии, у которой нет щенка алабая.
"Мы сделаем фотографии, - не унималась она, - и тем самых опровергнем грязные слухи, распространяемые либеральными СМИ!.."
Верховный главнокомандующий ответил гордым, непримиримым кивком головы. Фуражка Рейха упала на пол вагона.
"Витька, ну зачем ты так?! - воскликнула тетя Аня. - Как ты себя ведешь?! Ну-ка извинись!.."
Верховный главнокомандующий извиняться не собирался. Он также не собирался выползать обратно во двор, где его могли растерзать на части возмущенные звери. Он собирался рыть мокрую землю своими маленькими, но могучими копытцами. Он собирался рыть упорно; вырывать корни деревьев и есть их целиком - есть упорно, покуда не сделается таким большим, страшным и свирепым, что никакой Аль-Свинхельбер не вздумает более с ним шутить. Да-да! Он будет рыть землю. Он выроет ход. Он выроет много ходов. Он будет выскакивать из ниоткуда во всех уголках животной фермы. Он будет нападать со спины на ничего не подозревающую, слабую жертву и героически с ней расправляться. Он будет рыть, покуда не станет главным. Самым главным зверем. Каждая тварь будет дрожать перед ним. Животные существуют лишь для того, чтобы ему служить. Они будут исполнять все, что он им прикажет. Никто больше не посмеет назвать его мямлей. Нет-нет! Все звери на ферме будут дрожать и подчиняться ему.
"Я - буду хулиганом, - думал поросенок Мямля. - Хулиганы - хулиганят. А, значит, и я не стану сидеть без дела..."
Поросенок Мямля будет самым-самым страшным и самым-самым большим. Он будет опрокидывать бочонки с пшеницей, бросать пепел в поилку, откуда пьют другие животные, да и он сам. Он будет всех изводить. Ежечасно. Ежесекундно. Проверять их готовность к обороне. Наивные звери, как и всегда, к обороне готовы не будут: безразличные к собственной судьбе, они продолжат целыми днями лежать на солнце - совершенно уверенные, что никакие несчастья им не грозят. Поросенок Мямля докажет обратное. Он днями напролет будет выискивать себе неприятности и создавать их другим. Он будет останавливаться, лишь только встретив сопротивление. Но потому как звери упорно не будут желать сопротивляться, поросенок Мямля останавливаться и не подумает. Он всегда прекрасно понимал подаваемые ему сигналы. И не подведет в нынешний раз. Поросенок Мямля будет есть птенцов на глазах перепуганных кур; разбивать яйца в утятнике; заживо зарывать в землю щенков и даже время от времени покусывать за бок старого мудрого осла, - такого осторожного, понимающего и усталого, - то и дело выслушивая нотки его протеста и глубокой озабоченности. Никто более не посмеет сказать ему: "Нет!" А потому поросенок Мямля будет каждое утро отправляться на поиски приключений.
Поросенок Мямля ловко прикинется жертвой. Да-да! Он - жертва, обиженная незаслуженно. Он всегда был жертвой. С самого рождения. Он всегда будет жертвой, что бы он ни сотворил. Поросенок Мямля - главная жертва на ферме. Он плакал. Он страдал. Но теперь он - восстановит справедливость. Он довел до совершенства свой особый боевой навык: как-никак, настоящий вертухай должен остро чувствовать момент и точно понимать, когда следует бросить на землю окровавленный топор и начать жалостливо всхлипывать, обвиняя всех вокруг в том самом, что только что натворил.
В конце концов все они подчинятся ему - тому, кому самою судьбою уготовано быть самым-самым. Самым-самым главным зверем на ферме. Верховным зверем. Капитаном космического корабля под названием "Земля". Повелителем Солнечной системы. Императором Галактики "Млечный путь". Богом-императором. Хранителем пространства и времени. Носителем дополнительной хромосомы. Метафизическим существом - может быть даже, не земным вовсе, но вовсе небесным. Одним дуновением своих хордовых жабр он раз и навсегда покончит с диктатом либерального фашизма, победит все плохое и возродит все хорошее. Он всех освободит от угнетения - не только лишь другими существами, но даже от угнетения неблагодарной среды. Он отправит всех в иное, высшее измерение - измерение под названием "Рай". Он всем принесет мир, свободу, процветание и вечный покой. Он выполнит свое священное предназначение, очевидное всякому гуманоидному существу: будучи матерью, сыном и отцом самому себе; создателем космического пузыря, который называют Вселенной - еще задолго до того, как породить самого себя и материальный пузырь, который называют Вселенной...
Поросенок Мямля тяжело вздохнул, совершенно не понимая, почему, зачем и в какую сторону его ведут его же порочные измышления.
"Как бы то ни было, - подумал он, - я назначил себе великое предназначение и теперь вынужден его исполнять..."
С поросенком Мямлей было предназначение. С ним была правда. С ним был бог. Он был богом. Богом Мямлей. Бог Мямля сражался с дьяволом и должен был его победить, не считаясь с потерями. Добро всегда побеждает зло. А, значит, торжество бога Мямли оставалось лишь вопросом времени. Он непременно восторжествует над врагами, главного из которых зовут Аль-Мехельбер... либо же как-то иначе. Как бы то ни было...
Бог Мямля снова поглядел на часы. Часы показывали безжизненные глубины космоса. Тетя Аня показывала на звездную фуражку Рейха.
- Ну-ка извинись, - говорила фуражка. - Как ты себя ведешь? Ну-ка живо извинись!..
- Анна, не стоит…
Поезд качался. Скрипели вагоны. За окном один за другим пролетали пустые стаканы. Под неумолкающим рокотом стрекоз невесомого пространствах-времени верховный главнокомандующий плыл в первозданной темноте к поставленной государственной цели.
Четким, продуманным движением бог Мямля выскочил из-под таза, страшно и свирепо показывая всем вокруг свои могучие клыки. Враги один за другим падали замертво и начинали кататься по траве. Аль-Свинхельгебер катался громче всех и страдал до того громко, что грозился разойтись по шву и белым облаком воспарить в темное небо. Только поросенок Мямля продолжал стоять, непобедимый - стоять растерянным.
Внезапная мысль пронзила его сознание.
"Виктор Викторович, прекратите кривляться! Все - смотрят!.."
Поросенок Мямля ничего прекращать не желал. Он только лишь входил во вкус. Нельзя было упускать момент. Впервые за долгие годы и даже десятилетия у него появился реальный шанс совершить вожделенный акт и тем самым восстановить незамутненную, девственную справедливость. Нельзя было терять время. Нужно было срочно отыскать геополитического партнера. Нужно было что-то делать. Нужно было заняться делом - может быть, прямо здесь, у всех на виду; может быть даже, прямо на столе.
Четким продуманным движением поросенок Мямля поглядел на свою помощницу. Помощница показывала готовность к соитию. Поросенок Мямля не менее продуманно поглядел на помощника. Помощник показывал готовность к соитию. Поросенок Мямля поглядел на журналистов. Журналисты, - один за другим, - показывали готовность к соитию. Поросенок Мямля поглядел на верховного главу далекой восточной страны. Верховный глава далекой-далекой Индии показывал готовность к немедленному соитию - собственно, как и вся его делегация. Поросенок Мямля поглядел на щенка алабая. Щенок алабая...
Резким, продуманным движением верховный главнокомандующий поглядел в отражение стола: верховный главнокомандующий не просто показывал готовность к соитию, но уже приспускал штаны. Действие, однако, было серьезно осложнено потенциальной неспособностью осуществить задуманное. В последнем, - несомненно, - был виновен Аль-Цегельмер... либо же кто-то другой. Как бы то ни было, внезапная мысль пронзила его сознание, резко схватив за непослушную руку: "Прекратите, Виктор Викторович! Ну-ка прекратите!.."
"Прекрати, Витька! Как ты себя ведешь? - спрашивала без конца красная фуражка Рейха. - Прекрати! Прекрати сейчас же! Разве мама так тебя воспитывала?.."
Витька стоял посреди вагона. Конь ржал в загоне. Звери - хохотали. Нужно было что-то делать. Нужно было их отвлечь - совершить что-то такое немыслимое, о чем никто не мог и помыслить. Витька напрягся и приступил к осуществлению плана.
"Ах!" - воскликнула тетя Аня, густо покраснев.
"Ох!" - воскликнула делегация, поспешно отворачиваясь.
Аль-Мехельбер быстро надел фуражку Рейха и тотчас покинул вагон. Аль-Свинхельбер лопнул от смеха, будто мыльный пузырь, и полетел по небу под неумолкающим грохотом снарядов. Даже делегация далекой-далекой Индии, смущенно переглядываясь, поспешила удалиться.
Это была победа. Сладостная победа. Все враги отступили, либо же были побеждены. Верховный главнокомандующий был - победителем. Он гордо стоял посреди опустевшего зала, - в мокрых штанах, - под растерянным тявканьем щенка алабая.
Резким, продуманным движением личности подхватили победителя под руки и увели обратно в маленькую комнату. Победителя тщательно вымыли. Победителя переодели. Весь день к победителю приходили люди. Приходили звери. Приходили танки и самолеты. Приходили даже совсем иные, метафизические создания - вовсе не земные будто, но будто вовсе небесные. И самым могучим из созданий был маленький розовый круглолицый поросенок.
- Больше притворяться нельзя! - хрюкал он.
- Больше так нельзя продолжать! - гоготали гуси.
- Все нужно прекращать! - кудахтали куры.
- Капитуляция неприемлема! - блеяли овцы.
- Будет суд! - крякали утки.
- Нужно договариваться! - хрюкал бог Мямля, бог-победитель.
И снова побеждал.
Дни проносились за днями. Недели за неделями - насколько странные и немыслимые, что прежде о них нельзя было и помыслить. Верховного главнокомандующего выкатывали к большим белым птицам. Птицы взлетали в небо под неумолкающим грохотом снарядов. Верховного главнокомандующего встречала очередная делегация. Верховного главнокомандующего угощали мороженным!
В конце концов здравомыслящие люди остались наедине.
Верховного главнокомандующего отвезли в овальную комнату - к другим верховным главнокомандующим. Верховные главнокомандующие сидели, - полукругом, - у маленького телевизора. Телевизор показывал олененка Бэмби. Олененок Бэмби звал свою маму.
Руководители великих держав внимательно следили за ходом разворачивавшейся трагедии. Они тяжело вздыхали, выражали свою глубокую озабоченность, выдвигали нотки протеста, а порою даже - так и вовсе разрывали друг с другом дипломатические связи - ни на секунду, впрочем, не покидая состояние глубокой комы. А потому не произносили ни слова.
Со стороны могло показаться даже, будто бы впервые за долгие годы, десятилетия, века, тысячелетия, а также эоны лет, великие державы достигли полного, безоговорочного взаимопонимания: у стран-участниц более не было друг к другу никаких вопросов и, по правде, быть уже не могло. Были лишь влажные причмокивания, бессмысленные бормотания, замызганные слюнявчики, младенческие взгляды, соки с трубочками и фруктовые пюре. Содержимое ложечек то и дело вываливалось из полуоткрытых, перекошенных ртов. Порою верховные главнокомандующие наотрез отказывались размыкать губы и, угрожая сиделкам и всему миру ядерным уничтожением, ударялись в слезливые истерики без какой-либо причины.
Каждый из них тем не менее оставался крепок умом, тверд телом и необычайно опытен, а потому - совершенно незаменим. Каждый из верховных главнокомандующих самоотверженно продолжал верховно главнокомандовать. Все они были - единственными в своем роде. Все они были - неземными существами. Может быть даже, существами большей частью уже небесными. Все они были - победителями. Все они - победили... однако, не всех!
Один враг, носивший вполне определенную фамилию - фамилию, которую каждый из верховных главнокомандующих знал лучше своей собственной, но которая продолжала ускользать от них всякий раз, стоило о ней подумать, - этот враг одолел их всех без исключения. Все они покорились ему, один за другим - вне зависимости от того, насколько многочисленны и могучи были их армии. Все они подчинились ему. Все они покорились - непобедимому и несломленному. Все они проявили слабость, кроме него одного - единственного...
Альцгеймер оказался сильней.

Другие мои работы:

Рассказы:
Черные дни
Травите насекомых вовремя
Мать получает похоронку
Волшебная история
Геноцид сферических коней в марсианских биолабораториях
Бюро не ошибается
Большое убийство в Малом театре
Большие перемены
Человек в костюме
Мышки находят счастье
О том самом времени
Самый страшный зверь в джунглях
Межзвездный десант
Последний моветон мертвеца
Где обитают боги
Идиот
Черный графоман
Разговор с психиатром
Один на диване
Любите тех, кто будет вас убивать
Боевые голуби окраин
ДокУмент
Месть ковбоя

Миниатюры:
Умереть за Партию!
Сладкие грезы приусадебной тли
Когда люди становятся гусеницами
О Федоре Петровиче, который познал дзен
Времени нет
Как я полюбил ядерную войну

Черные ветра:
Брат короля (Черные ветра)
За Старыми тропами (Черные ветра)

Незаконченные:
Самоубийца
Натали
О порядках на Портовом дворе
Хроники Империи
Свиная отбивная
Несвобода
Печальный Дольф (Черные ветра)
Опиум

Отредактировано Графофил (13.11.2024 18:43:42)