Тяжелый рассказ 
СЕРДЦЕ
1519-й год. Теночтитлан.
Я смотрю на него и не могу сдержать приступы ужаса… Вокруг жара и крики дикарей, шум кожаных барабанов. Меня знобит, на лбу холодный пот, руки, и ноги обвисли словно плети. А он ухмыляется – черный демон Ада, которому поклоняются жалкие полулюди. Зубастая пасть приоткрыта, глаза красные, как кровь. В каменном чреве дыра, она скоро поглотит мое сердце… Поганый идол, не смей! Сухой ветер гонит пыль в Небытие. А в синем небе – черные грифы. А в зените – Солнце. Оно ухмыляется, скалит золотые зубы, словно и не Божье светило вовсе, а еще один идол ацтеков...
***
Я, Педро Гонсалес, появился на свет в 1498-м году от Рождества Христова, в маленькой пыльной деревушке, каких так много в Кастилии. Отец мой – Хуан Игнатио Гонсалес – был обычным бедным идальго, человеком без гроша в кармане, зато с гербом и именным мечом – его получил от деда, тот, говорят, убил более сотни мавров, чем и заслужил подарок короля. Наши предки, надо сказать, вообще были славными воинами. Немногие мавры отваживались встретиться с ними в честном бою. Вот и с Энрике побоялись сразиться как мужчины – поразили стрелой, оставив без любящего отца пятерых сыновей. Как это часто случается в жизни, имение и золото славного рыцаря достались старшему сыну, кое-что перепало средним, а отец мой получил лишь коня и меч с высеченным именем и словами: «Сантьяго, порази мавров!» Нет, не только это… Еще он унаследовал Веру. Веру в праведность нашего дела, в неизбежность победы над нечестивыми. Братья отца не имели и сотой доли той веры…
***
Я плачу… Да, плачу. Страшно умирать в этом гибельном городе, цветущем гнезде демонов и их смуглолицых рабов. С высоты жертвенника открывается великолепный вид: огромные, крашеные в яркие цвета пирамиды, языческие храмы, зеленеющие сады, прямые, как стрелы, улицы, каналы, в которых отражаются солнечные лучи… И дикари. Одетые лишь в набедренные повязки, иные и вовсе нагие, разрисованные красной и белой краской, мускулистые, горбоносые. Кричат, потрясают своим жалким оружием. Обычно спокойные и послушные властям, сегодня они словно взбесились.
- Держись, Педро! – товарищ отвлек меня от созерцания толпы –
Держись, Рай близко!
Да, Рай близко. Но Теночтитлан – эта новая Ниневия, цветущий город безбожных дикарей, почему-то напоминает Ад…
***
Детство – счастливая пора, даже если ты беден, как святой Франциско. Нищета и скука не мешают сердцу радоваться жизни, когда оно свободно от тяжелых оков. Пыльная равнина, блеяние овец и мычание ослов. Глухие стены нищих жилищ, вялая перебранка женщин на деревенском рынке. Смех и радость, игры со сверстниками, обучение верховой езде… И Вера. Отец с самого начала стремился научить меня отличать Истину от Ереси, Правду ото Лжи. Мы живем в смутное время - часто повторял он. Пока в нашей маленькой деревеньке текла простая, спокойная жизнь, мир начинал ощущать на себе гнев Господень. На Востоке набирали силу нечестивые Османы. Затопив в крови Константинополь, они грозились захватить Рим и свергнуть Божьего наместника. На севере, в германских землях, бушевали крестьянские восстания. Да и в самой Испании было неспокойно. Укоренились ложь и разврат, пренебрежение к королю и глумление над памятью предков. Священная война закончилась, мавры – изгнаны. Честь и доблесть стали ненужным товаром, от которого побыстрее избавлялись, продавали за самую низкую цену. Рыцари проводили дни в пьянках и игрой в карты, торговцы возомнили себя достойными людьми. Тень легла на нашу землю.
«Не будь как все» - говорил мне отец – «Будь человеком с Большим сердцем. Твои приятели играют в карты, ты же – учись обращаться с мечом. Твои приятели ищут себе любовниц, а ты бери и делай добрые дела».
И я делал добрые дела. Помогал одиноким, нищим, защищал слабых. Однажды обработал чахлый виноградник одной пожилой вдовы и получил от нее медальон с изображением Девы Марии. Верил в Бога, пел в церковном хоре. Люди любили меня. Говорили «Педро – юноша с большим сердцем». Отец гордился мною. А я гордился отцом.
***
Дивный это город… Чистота улиц и белизна капищ, а среди нее – реки крови. Мои друзья уже принесены в жертву. Их изувеченные тела валяются у подножия пирамиды. Страшный, хмурый, увешанный амулетами жрец молча смотрит на каменный нож. Длинные грязные волосы жреца спутались, одежда также грязна, в кожу воткнуты иглы кактуса. Зловоние невыносимое. А вокруг - жара, шум. На мне выступил холодный пот. Грохот барабанов, звук свистулек. О Дева Мария, спаси!
***
Я рос красивым и смышленым парнем. Деревенские девушки не раз пытались заигрывать со мной, но я помнил советы отца. А в один летний день мы с ним посетили город и зашли в местную церковь. «Смотри – видишь Святого Георгия? Он поражает Змея копьем. Так и ты должен уметь поражать зло. А оно принимает самые разные обличья. Умей распознавать, где зло, и уничтожай его. Запомни – добром зло не победить. Если нужно убить еретика – не мешкай – убивай его. Если нужно убить язычника – сделай его смерть долгой и мучительной. Топи зло в его грязной крови» Я молча слушал отца и верил всему, что он говорит.
И в восемнадцать лет мне представилась возможность покарать зло. Инквизиторы нашли в нашем городке магометан. Эти мавры говорили, что они честные католики, но тайно служили Магомету. Начался погром. Свет факелов, гневные выкрики, топот ног, женский крик. Один молодой мавр – не старше меня – попытался сбежать через речку. Я настиг его и ударил мечом. «Не надо!» - Кричал смуглолицый – «Я готов принять крещение! Только не убивай!» Я убил его и бросил в воду. Что-то случилось... Ноги ослабли, я сел на землю и заплакал. Мавр лежал в реке, такой тщедушный, вовсе не похожий на лютого врага. Почему-то захотелось подойти и… оживить его. Зачем все это!? Подошел отец и положил мне руку на плечо. «Так надо, сынок». Про меня заговорили как про смелого и решительного воина. Но больше не называли человеком с большим сердцем.
***
Четыре жреца схватили за руки и ноги и волокут к Жертвенному камню. Я плачу от ужаса. Знаю, католик, честный рыцарь, не должен бояться ничтожных язычников. Но все равно – страшно. С бездонного неба смотрит Солнце, скалит свои золотые зубы. Кружат грифы.
- Не убивайте! Не смейте меня убивать!
- Ты убивать наших. А мы убивать тебя! – на ломаном испанском отвечает жрец.
В его маленьких раскосых глазах – тень улыбки.
- Но ведь вы не люди!!!
- А ты убивать детей и насиловать женщин, ты хороший человек?
Все – конец. Страшный крик – они принесли в жертву моего коня. Ну его-то зачем!? Вот кровожадные…
***
Детство подходило к концу, а с Запада – из-за моря – доносились дразнящие слухи. «Цветущая земля, где золота больше, чем пыли! Города больше, чем Рим и Кордова! Богатства не счесть!» Я собрал свои жалкие пожитки, купил нового коня и отправился в Новый Свет…
***
Снизу доносятся крики ликующей толпы. Дым от костров заволакивает полнеба. Меня уложили на жертвенный камень. Чей-то крик… Интересно - чей? Да мой! Почему Бог и святые оставили меня!?
***
Индейцы – не люди. Мы убивали их тысячами. «Добром зло не победить! Если нужно убить язычника – сделай его смерть долгой и мучительной». Ацтеки кричали и бросались на нас как дикие звери. Одетые в нелепые костюмы из перьев, вооруженные деревянными дубинками… Их были тысячи. Тысячи и тысячи… Война подобна кошмарному сну. Я познал наслаждение от бешеного галопа навстречу армии врага. Получил несколько ранений. Привык к свисту стрел, к стонам умирающих товарищей. И чувствовал, как пьянею.
Кортес приказал не щадить никого. Мы убивали детей, насиловали женщин. Жгли их селения. Казалось, весь мир охватило безумие. Меня посещали сомнения. Просыпался по ночам от собственного крика, весь в холодном поту, но товарищи успокаивали меня. Ацтеки были не добрее. Использовали отравленные стрелы, перебивали ноги коням, не щадили ни себя ни нас. Но сила побеждала силу.
Однажды наш отряд вошел в небольшую деревню. Товарищ предложил поспорить на десять дукатов «кто ловчее разрубит индейца пополам». Тогда меня в последний раз коснулось сомнение. «Слушай, Франциско, а может, Бог не хочет… Хм… Не хочет всего этого?» Франциско посмотрел на меня как на нежного, избалованного ребенка: «Ты ли знаешь чего Он хочет? Падре Нуньес сказал – нам отпущены все грехи. Индейцы – не люди. А хотя… Как знаешь!» И улыбнувшись, пошел прочь. «Подожди! Я разрублю этого индейца как свиную колбасу»
Вечером того же дня грянуло Возмездие. Луна скрылась за низкими тучами, в темноте шумел ветер, цикады притихли. Тысячи ацтеков с диким криком набросились на лагерь. Пьяные солдаты даже не успели понять что произошло – падали сраженные стрелами. Грянули выстрелы из аркебуз, но это лишь еще сильнее разозлило индейцев. Я пытался бежать. Не просто от врага – от всего. От крови, криков, смерти, безумия… Догнали.
***
Он склонился надо мной. Мрачный и зловонный, как сама Смерть. В руке – обсидиановый нож. О Сантьяго! Ну почему я убил того мавра!
- Врата Рая! Я вижу врата Рая!
Но на самом-то деле видел черных грифов, кружащих в пыльном небе. И златозубое Солнце…
Жрец быстро вспорол грудь. Пустота в груди… Что это? Мое сердце!!! О Дева Мария! Оно такое… маленькое…
Отредактировано Ботан-Шимпо (20.08.2013 09:24:39)
Возможно..Но просто сначала говорилось про тааааакую веру, а, читая Альбера Камю "Чума", заметила такое, что епископ призывал всех смириться, даже со смертью детей - невинных созданий, потому что это - воля господа. Поэтому я и задалась вопросом: "Почему на гг не снизошло смирение?"
