Я вернулась! Вот переписанны вариант (пока 6 сцен, но буду выкладывать постепенно и новые).

-1-

На столе, покрытом одноразовой скатертью в красно-белую клетку, лежало письмо, в котором было написано о смерти моего брата. Рядом с конвертом - кружка кофе, пятая за день. С чёрной поверхности исходил пар. В пепельнице лежало несколько раздавленных окурков.

Я смотрел на сигарету, которая тлела, зажатая между моим указательным и средним пальцами, так и не сумев сдержать обещание, данное Марте после того, как она забеременела во второй раз. Тоненькая струйка дыма медленно поднималась вверх и растворялась в воздухе. Сделав лишь один затяг, несколько бесконечных минут я наблюдал за тем, как пепел подбирался все ближе к фильтру.

- Ваш заказ. - на стол передо мной тяжело легла тарелка.

Я не заметил, как подошла официантка. Её голос прозвучал неожиданно, вырывая меня из плена моих собственных мыслей. К горькому запаху табака примешалась вонь пережаренного бекона и лука. Сам не знаю, зачем заказал еду, наверное по привычке. Аппетита не было со дня аварии. Как и здорового сна.

Я взглянул на тарелку, на которой рядом с горкой жирной картошки лежал гамбургер, и вдруг осознал, что девушка все ещё стоит рядом и что-то мне говорит.

- Простите, что? - я поднял на нее глаза.

- Я говорю, может принести молока? - она без особого интереса посмотрела на полную кружку, а затем, видя замешательство на моём лице, ткнула в нее ручкой, - к кофе.

«Нэнси» было написано на именной бирке под белым воротничком блузки. Ей было не больше двадцати пяти - каштановые волосы до плеч, глаза подведены чёрным карандашом, на губах - бордовая помада. Во всей её внешности прослеживалось ещё не такое далёкое буйное юношество, что в сочетании с белой блузкой и юбкой грязно-розового цвета под коротеньким фартуком смотрелось немного странно. Пока она ждала от меня ответа, я заметил, как её безупречно белые зубы покусывали ярко-желтый шарик на металлическом штырьке, вставленном в язык. На нём две черных точки и изогнутая полоска складывались в смайлик. Ещё одно воспоминание из прошлого.

- Нет. Спасибо. - я попытался улыбнуться, но моё лицо будто было из прочной резины, словно мои лицевые мышцы уже давно разучились совершать данное действие.

Нэнси кивнула и вернулась обратно за стойку за следующим заказом, где на плите шипела очередная порция жирной свинины, и я снова остался наедине со своими мыслями.

На тарелке красовалось особое блюдо заведения - «Особый обед дяди Сэма», который здесь, если верить меню, подавали в любое время суток, кроме Рождества и Дня благодарения. На тарелке горкой лежала жаренная картошка, яичница и гамбургер, из под его верхней булочки выглядывали коричневые полоски бекона, с которых на тарелку медленно стекал майонез. Еда разбудила во мне лишь легкое чувство отвращение и я не стал придвигать тарелку ближе, оставив ее посредине небольшого столика.

Отведя взгляд влево, я увидел как за стеклом редкие снежинки падали на несколько припаркованных автомобилей на стоянке перед кафе «У дядюшки Сэма». Желтоватый свет одинокого фонаря разбивался о блестящий асфальт и грязные кучи снега, сваленного у мусорных баков. Отсюда мне хорошо был виден мой старенький пикап. Сразу за ним пролегало шумное шоссе А38, по которому то в одну то в другую сторону проносились машины. Именно эта дорога и привела меня сюда.

Из колонок на стене доносился голос Блейка Шелтона, поющий от том, что девушки любят деревенских парней. Над головой тихо жужжали белые флуоресцентные лампы, монотонно подпевая негромко звучащему гитарному соло.

Я стряхнул пепел, а затем поднес сигарету к губам и набрал полные лёгкие дыма, после чего раздавил очередной окурок в пепельнице. Кроме меня в закусочной было ещё несколько человек. В углу за моей спиной за столиком на красном сидении-диванчике устроилась парочка. Я видел, как они вошли. Она была сильно накрашена, из под коротенькой шубки из искусственного меха выглядывала мини-юбка, её длинные тонкие ноги обтягивали чёрные колготки в мелкую сеточку и лаковые сапоги на шпильке, её приятель был уже настолько пьян, что ей пришлось его слегка поддерживать пока они добирались до столика. То и дело были слышны его приглушённое бормотание, за которым следовали всплески женского смеха.

У стойки уставившись в старый телевизор, что висел в углу под потолком, сидел мужчина в джинсовой жилетке с пылающим черепом на всю спину, одетой поверх клетчатой фланелевой рубашки. На кепке выцветшие буквы складывались в «Миннесота Твинс». Он уже с час лениво поцеживал пиво и наблюдал за немым экраном.

Мои глаза вернулись к светло-бежевому конверту. Я поправил очки и вынул из него сложенный пополам лист бумаги. В который раз я пробежался по словам, выведенным аккуратным почерком - узкие, острые буквы жались друг к другу словно на листке им могло не хватить места.

Дорогой мистер Льюис,

Мне скорбно сообщить вам эту новость. Ваш брат, Патрик Льюис, скончался прошлой ночью. Прошу примите мои искренние соболезнования. Я знаю, что вы не были близки, но посчитал своим долгом известить вас о предстоящих похоронах, которые состояться на городском кладбище Риверз-Крик 18-го ноября в 12:00.

П.С. Нам срочно необходимо кое-что обсудить. Это касается вас и вашего брата.

С уважением,
Доктор К.И.Прат

Под подписью в правом углу был отпечатан логотип. Красные чернила отображали большой особняк позапрошлого века, состоящий из трёх корпусов, заключенный в двойной кружок, внутри которого печатными буквами было написано «Риверз-Крик - лечебница для душевно больных».

Не знаю, что встревожило меня больше - известие о смерти брата или то, что доктор Прат хотел со мной поговорить о чём-то таком, что, исходя из письма, не терпело отлагательств и касалось нас обоих. Должен признаться, постскриптум возымел на меня тревожное действие.

-2-

Изначально, когда я только прочитал письмо, я сомневался стоит ли мне ехать обратно в то место, где прошла часть моего детства, но после сухого и скомканного телефонного разговора с тёткой Лидией, я понял, что буду единственным присутствующим на похоронах. По крайней мере такую малость я ему должен, ведь не смотря ни на что он всё-таки был моим  братом. Какая-то часть внутри меня хотела, требовала знать, что именно произошло с Патриком и какими были последние годы его жизни. Но в то же время другая противилась этому всеми своими силами.

В последний раз мы виделись более двадцати с лишним лет назад, ещё детьми. Тогда любой, кто нас видел впервые, мог бы сказать, что мы с братом были очень похожи. Но всё наше сходство заключалось лишь во внешности. С самого начала Патрик был каким-то другим, не таким, как все остальные дети. Как говорила тётка Лидия, в нём была темнота, порочное семя зла. Я также помню, что каждый раз, когда к нам в дом приходили редкие гости и разговор заходил о нас с братом, она крестилась и целовала золотой крестик, что висел на её худой морщинистой шее, причитая молитвы себе под нос.

После того, как матери не стало, Лидия Кэрол была назначена нашим опекуном. Она была намного старше матери и до самой её смерти, насколько мне было известно, они не общались. Лишь после мы с братом узнали о её существовании.

Всё это я узнал случайно. Нам не разрешалось присутствовать при разговорах взрослых, но иногда, проходя мимо приоткрытой двери в гостиную, мне удавалось услышать о чём они толковали за чашечкой крепкого эрл-грея. Обычно всё сводилось к вопросам о делах Всевышнего. Тётка была главой комиссии по сбору подаяний в местной католической церкви Святого Павла и каждое воскресенье мы были обречены послушно сидеть на твердой скамье и слушать мессу. Не считая священника, мы всегда приходили первыми, а уходили последними.

Но однажды я случайно подслушал её разговор с отцом Томпсоном, местным пастырем, который нередко навещал нас дома. Она повторяла, что во всём виновата Джина, эта дренная девчёнка, что всё это - наказание Всевышнего за её грехи. Позже я узнал, что значило "всё это" и чем собственно она провинилась перед богом и тёткой Лидией.

Джина, так звали мою мать.  Как это ни странно, но я совершенно не помню её, лишь имя и нечёткие очертания лица остались у меня в памяти. И я даже не был уверен, что она выглядела именно так, как я себе это представлял, не сохранилось ни одной её фотографии. Что касается семейного раздора, мне не известны подробности, но насколько я смог понять, тётка Лидия винила сестру, которая приходилось ей таковой лишь по отцу, в его смерти. После того как она забеременела в шестнадцать, тот выгнал её из дома. Сердце старика не выдержало.

Она скончалась, когда нам с братом было около трёх лет.  После её смерти нашим опекуном назначили единственного близкого родственника - Лидию Мэри Кэрол, бездетную вдову из богом забытого городка под названием Риверз-Крик.

Как-то я спросил у Патрика, остались ли у него хоть какие-то воспоминания о матери и о том времени, что мы прожили в Чикаго, потому что как бы я ни старался вспомнить, память моя была похожа на скомканный бумажный шарик, лишь немногочисленные обрывки лиц и голосов иногда прорезались из мрака. Иногда мне казалось, что я помнил ту старую съёмную квартиру, помнил, как она держала меня за руку, когда мы ходили гулять в парк через четыре квартала от дома, вкус ванильного мороженного. Но и эти воспоминания со временем иссякли.

Наш разговор состоялся, когда мы ещё общались, задолго до того как его забрали. Но вместо ответа на мой вопрос я получил предупреждение, чтобы я больше никогда и ни при каких обстоятельствах об этом не заговаривал и не спрашивал. Тогда я впервые заметил проблески всепоглощающей темноты в его глазах. В них читалась скрытая ненависть, перемешанная с уязвимостью, а выражение его лица подсказывало мне, что он что-то помнил. После этого я больше не заводил разговоров ни о ней, ни о чём другом, что было хоть как-то связано со временем до нашего переезда в Риверз-Крик. Не знаю, что именно послужило для этого причиной, то ли нежелание ранить его, то ли я просто испугался того, как он на меня тогда посмотрел.

Жизнь у тётки нельзя было назвать счастливым детством. Лидия Кэрол была намного старше своей сестры. Сухая, высокая женщина бальзаковского возраста с жёсткими чертами лица. Её тёмные волосы, по котором тонкими нитями паутины начинала расползаться седина, всегда были завязаны в тугую кичку высоко на затылке. Она одевалась во всё чёрное и держала нас с братом в религиозной строгости. За каждую провинность наказание обязательным образом включало в себя прочтение молитвы о прощении определенное количество раз в зависимости от содеянного.

В каждой комнате на стене висело распятие. Я также помню, что по всему дому были расставлены старые, ещё чёрно-белые фотографии её самой в молодости с мужчиной. Почти на каждой из них он был в военной форме. Брак продлился недолго, современная чума под более известным названием "рак" не делает поблажек ни по принципу гражданского статуса, ни по возрасту. Детей у них не было.

Признаюсь, тётка меня немного пугала, но Патрик её не боялся. Как и подобает старшим братьям, даже если разница у нас была всего в несколько минут, он никогда и ничего не боялся.

- 3 -

Сзади снова раздался взрыв женского смеха. Воспоминания развеялись. Я опять оказался в дешёвом кафе на обочине шоссе, которое вело меня обратно в прошлое.

Снегопад за окном усилился, о стекло разбивались огромные снежинки. Темнота на улице проглотила мир за пределами стоянки, лишь по дороге призраками скользили полосы света, исходящие от фар проезжающих машин.

Одна из них приостановилась, а затем свернула к закусочной и припарковалась недалеко от моего «Форда». Вскоре звякнул колокольчик на входной двери. В  проёме появился мужчина, сопровождаемый порывом ледяного ветра. За ним метель успела шагнула в открытую дверь и расстелилась по кафельному полу у двери.

- Добрый вечер, Нэн, - он снял ковбойскую шляпу, обнажив редеющую макушку, заключенную в рыжие взлохмаченные волосы, которые он тут же машинально пригладил здоровенной ладонью, а затем стряхнул с плеч снег и постучал ногами. Под его ботинками уже начала растекаться грязная лужа. Официантка на мгновение отвернулась от плиты и кивнула ему в знак приветствия.

На вошедшем была коричневая куртка на меху с нашивкой «Полицейский департамент штата Висконсин», на шляпе, которую он положил на стойку, сверкала шерифская звезда. Форма когда-то возможно и смотрелась на нём мужественно, но годы и пивной животик сделали своё дело.

- Ты будешь как обычно? - не поворачиваясь спросила Нэнси.

- Да, спасибо. - он расстегнул куртку и сел через два барных стула от мужика в кепке. Тот не обратил никакого внимания и лишь продолжал поцеживать пиво, сверля телевизор равнодушным взглядом.

Нэнси поставила перед ним белую керамическую кружку и наполнила кофе, а затем кинула на плиту две плоских котлеты.

- Ты ангел, - полицейский взял кружку обеими руками. - Холод собачий, - он вздрогнул и аккуратно сделал глоток, - говорят надвигается настоящая метель.

Я посмотрел за окно, из-за всё усиливающегося снегопада моего пикапа почти не было видно.
- Как Лори? - спросила девушка, облокотившись о стойку.

- Дома с детьми. Младший опять подцепил какую-то гадость в садике, температурит, понос, рвота. Даже и не знаю, где лучше, дома или в машине с затёкшей задницей. Говорил я ей, что после сорока уже надо ждать внуков, а она всё одно и тоже. Стар я слишком для этого, Нэн. Стар. Да ещё и этот хрыч Сандерс заставил всех удвоить людей и часы, а где я ему их возьму, скажите мне на милость? Вот и приходиться самому кататься под снегопадом. А этот сукин сын сидит себе в своём тёплом офисе и гоняет чаи. - он высыпал в кофе пакетик сахара, размешал и снова сделал небольшой глоток и со вкусом протянул «ах».

Потом он чуть привстал, заглянул за спину девушки, где на плите шипели несколько котлет, и спросил:

- А где Сэм?

- Дома, спина. - Нэнси оперлась о стойку напротив него. - Ну ты знаешь, как обычно. - она поджала губы и недовольно вздёрнула правую бровь.

- Да, старина Сэм и вправду становится старым. - протянул тот и хмыкнул.

Он грел руки, держа в них кружку. В это время по телевизору начались новости.

- А ну ка, Нэн, прибавь-ка звуку. - попросил он девушку, явно заинтересовавшийся тем, что там показывали. Официантка нашла пульт и сделала погромче.

Репортёрша брала интервью у мужчины в парадной полицейской форме. Внизу экрана рядом с логотипом канала было написано «Майор Л.Сандерс, глава полиции штата Висконсин».

- Надо же, его ещё и по новостям показывают. - сказал шериф.

- Неужели произошло что-то настолько серьёзное? - спросила девушка, в её глазах впервые загорелся легкий интерес. Она снова покусывала пирсинг в языке.

- Да. Помнишь того маньяка? Тройное убийство год назад, как раз перед Рождеством? Тогда ещё весь штат на ушах все праздники стоял.

- Это тот, который спалил дом с женой и детьми? - спросила девушка.

- Да, псих чёртов. - полицейский покачал головой и посмотрел на кружку, его большой палец заскользил туда-сюда по её кромке.

- Он их не просто сжёг, - вдруг к разговору присоединился мужик в джинсовой жилетке. Его голос с хрипотцой звучал тихо, но мне удалось расслышать каждое слово. Он запрокинул пивной бокал и допил его содержимое, после чего  повернулся к полицейскому и добавил, - Говорили, он перед этим их зарубил. - он замолчал, вытер усы салфеткой, отбросил её на стойку, а затем добавил, - Топором.

- Я думала, такое только по телику бывает. - девушка поёжилась и обхватила себя руками. Все замолчали. Затем, почувствовав запах горелого, так как тот уже успел разнестись по всему залу, она повернулась к плите, чертыхнулась и принялась переворачивать мясо. Мужик похожий на дальнобойщика положил деньги на стойку, кивнул полицейскому, взял куртку с рядом стоящего стула и направился к выходу.

- Нда... - протянул полицейский.

- 4 -

Теперь по новостям показывали журналистку на фоне сгоревшего дома.

- ...пожарники, которых вызвали соседи, из-за снежных заносов смогли прибыть на место только через двадцать минут, но, к сожалению, уже ничего нельзя было сделать.

Женщина на экране держала перед собой микрофон с табличкой, на которой было написано Новости пятого канала. Внизу экрана было написано Саманта Хоббс, а под именем Место трагедии.

Затем картинка снова сменилась и весь выпуклый экран занял обгоревший скелет дома. Надпись внизу тоже поменялась, Из архива, 21/12/2014. Крыша дома провалилась внутрь, в чёрных, покрытых пеплом и сажей стенах зияли дыры, некогда очевидно бывшие окнами. Огонь по видимому успел перекинуться на дерево, что росло рядом, голые черные ветви высокого дуба поднимались к небу в немой молитве. Камера каждые несколько секунд меняла ракурс, показывая место проишествия то с одной, то с другой стороны. На мгновение в кадре появился наполовину обгоревший плюшевый медвежёнок.

Голос за кадром продолжал:

- Полиция возобновила поиски подозреваемого, но на данный момент нам не удалось узнать никаких новых подробностей. Начальник полиции штата Висконсин, майор Сандерс, утверждает, что накануне у них появились новые зацепки и что расследование протекает успешно. На этом у меня всё, студия.

На телеэкране появилась студия новостей, один из двоих дикторов продолжил:

- Спасибо, Саманта. Это была наш репортёр, Саманта Хоббс. Будем надеятся, что новые сведения о предполагаемом местонахождении подозреваемого помогут поймать и наказать виновного.

- Да, ужасная трагедия. - камера переключилась на второго диктора, его почти пластиковое лицо застыло в ослепительно белой полуулыбке, что скорее всего должна была выражать сочувствие.

- А сейчас, сразу после слова от нашего спонсора, прогноз погоды с Джерри Ингреном… - продолжила его коллега, похожая на клон куклы Барби. Картинка сменилась рекламой лапши быстрого приготовления, в которой нарисованная макаронина бегала по столу под весёлую мелодию, и впадала в танец с грибами, помидорами и ветчиной.

- Вот крысы, не прошло и дня, а эти уже почуяли наживу. - сказал шериф и принялся за гамбургер. - Спугнут ведь.

Нэнси убавила звук и снова стала слышна музыка из настенных колонок. Теперь раздавался голос Мика Джаггера:

Oh, a storm is threat'ning my very life today. If I don't get some shelter, oh yeah, I'm gonna fade away…*

Я посмотрел на часы, что висели на стене. Стрелки показывали без двадцати девять. Из кармана куртки телефон сообщил двумя короткими сигналами о том, что батарейка на исходе.
Я отодвинул тарелку в сторону и взял прямоугольный пакетик сахара. Остывший паршивый кофе всё же лучше его отсутствия. Мне ещё предстояло проехать не меньше сорока с лишним километров. Я надорвал пакетик и высыпал белые кристаллики в чёрную жидкость, в которой они сразу же утонули. Музыка зазвучала немного громче словно кто-то медленно прибавлял громкости.

Ooh, see the fire is sweepin' our very street today. Burns like a red coal carpet, mad bull lost its way…**

Весь мир вокруг вдруг стал немного громче. Я взял очередной прямоугольный пакетик и, надорвав его, слышал как рвется бумага, как сахар шуршит по её поверхности словно гравий по лопате, и даже как он таит на дне кружки. Я слышал кашель полицейского, бормотание кофеварки. Голоса проститутки и её пьяного приятеля тоже стали громче, но все звуки как-будто замедлились и стали на тембр ниже. Сзади снова раздался женский смех, который прозвучал слишком низко и растянуто словно замедленное проигрывание компакт-диска.

Я чувствовал, как вокруг меня все звуки теряются во всё нарастающей какафонии и разбиваются на осколки в моей голове. С каждым мгновением она становилась всё громче и невыносимей. Я снова посмотрел на часы, обе, короткая и длинная стрелки, были почти на цифре девять, а та тоненькая, что показывала секунды, замерла между с цифрой пять и шестёркеой.

Я встал, мне нужно было выбраться оттуда, подальше от всего этого шума, и я рванулся уже было к двери, как кто-то зашёл в закусочную и колокольчик над входом раздался оглушительным звоном, который забил мои уши ватой, пропитанной кислотой, что вгрызалась в самую кору мозга. Я обхватил голову руками и закрыл глаза. Мне казалось, что мой мозг пронзает бесконечное количество гвоздей, боль становилась все интенсивнее. Свет сделался настолько ярким, что я зажмурив глаза и закрыв лицо руками бросился в сторону уборной. Толкнув дверь плечём, я оказался в небольшой комнатке с умывальниками, кабинками и писсуарами. Последнее что я увидел, перед тем как потерять сознание, был яркий свет белой флуоресцентной лампы на потолке.

* Надвигается буря... Она угрожает моей жизни, и, если я не найду укрытия, мне её не пережить. (песня Роллинг Стоунз «Gimme Shelter»)

** Смотри - приближается пожар. Он уже бушует на нашей улице - словно ковёр из пылающих красных углей, словно сбившейся с пути бешеный бык.

- 5 -

Когда я попробовал открыть глаза, меня ослепила полоса света, который был настолько ярким, что я тут же зажмурился. В голове пульсировала боль, исходящая откуда-то из части затылка. При каждом биении сердца она волнами раскатывалась под черепной коробкой, расползаясь на обжигающие нити за глазными яблоками. Лишь когда пятно белой вспышки рассеялось, я снова осмелился приоткрыть глаза. Свет уже не слепил, и я осознал, что лежу на полу всё той же мужской уборной, а прямо надо мной на потолке тихо жужжа висит источник ядовитого освещения - длинная флуоресцентная лампа. Ржавый плафон был отломан с одной стороны и висел на волоске, медленно раскачиваясь и тихо поскрипывая при каждом движении. Его тень маятником скользила по стенам, кабинкам и писсуарам. Приходя в себя, слегка нечёткие линии очертаний заставили меня вспомнить об очках. На тот момент я подумал, что должно быть они слетели при падении, но порыв оглядеться заставил и так неустойчивую картинку перед глазами завертеться ещё быстрее и я решил отложить их поиски на потом, когда головокружение меня отпустит.

Я приподнялся на локтях и осторожно осмотрелся. Белый шум в ушах постепенно начал угасать, как и сама боль. Прямо передо мной в нескольких шагах находились три туалетных кабинки, потолок над ними был в размытых коричневых пятнах, что сползали на грязные стены, с которых местами откололся кафель. Что-то во всей этой обстановке внушало мне почти паническое чувство тревоги.
На стене слева от меня было установлено два писсуара. На месте третьего зияла чёрная дыра, в которой при каждом удачно брошенном луче теперь казавшегося мне тусклым света виднелись ржавые трубы. Было слышно как где-то капала вода.

Боль в голове превратилась в тупой отголосок. Я постарался успокоиться, закрыл глаза и медленно сосчитал до пяти. В воздухе висел удушливый запах сырости.

Первое логическое объяснение, которое пришло мне в голову было таким, что, очевидно, я потерял сознание и ударился головой при падении. Я опёрся о левый локоть и, дотронувшись до затылка, нащупал мокрые волосы, а затем посмотрел на свою ладонь и, как только тень от плафона соскользнула, на свету я увидел, что мои пальцы были испачканы в тёмной багровой на вид жидкости. Кровь… Я привстал и медленно поднес к лицу вторую ладонь, она, как и первая, тоже была в крови. Та секунда, когда моё сознание согласилось принять происходящее за действительность, продлилась целую вечность. Инстинктивно я осознал, что это не моя кровь и к своему ужасу я понял, что сам я сижу посреди лужи, что растеклась по грязному, некогда чёрно-белому кафелю. Отталкиваясь ногами и руками я словно краб отполз назад, стараясь отодвинуться как можно подальше, размазывая ещё тёплую кровь по полу, пока спиной не уперся в стену рядом с умывальниками. Сердце бешенно заколотилось в груди, каждый удар молотом опускался внутри моей головы. Я слышал собственное учащённое дыхание. Этого не может быть.

Как смог я обтёр руки о куртку, не в состоянии оторвать взгляда от середины уборной, где тёмно-бордовый ручеёк вытекал из под крайней правой кабинки, собирался посередине небольшого помещения и стекал в решётку круглого стока в полу, который, проглатывая его, издавал приглушённое урчание. То, что по началу я принял за капание воды, оказалось кровью, что слегка тягучими каплями стекала с внутренней стороны прикрытой двери кабинки.

В том месте, где я отползал, кровавый след протянулся по полу будто сумашедший мясник тащил по нему свою обречённую жертву волоком. Всё это больше походило на кадры из фильма ужасов, но было одно отличие, в кино кровь была бутафорской, эта же, я был уверен, была самой настоящей.

Опираясь о стену, я поднялся на ноги. Голова снова пошла кругом, но я смог устоять, ухватившись за край одной из раковин. Я простоял, упираясь обеими руками о всё ту же раковину и склонив голову, пока моё собственное отражение в большом настенном зеркале над умывальником прямо передо мной, не перестало подёргиваться из стороны в сторону. Я снова закрыл глаза на мгновение и сделал глубокий вдох. Меньше всего мне хотелось снова провалиться в бессознательное состояние.

Затем, убедившись, что опасность снова оказаться на полу миновала, я попробовал включить один из трёх кранов. Несмотря на то, что я обтёр руки о куртку, пальцы всё равно скользили по металлическим ручкам. Первый кран выплюнув в треснутый посеревший умывальник ржавую воду, заурчал и иссяк. И тут я оторвал взгляд от раковины и посмотрел на собственное отражение в большом настенном зеркале. Ощущение, что всё происходит словно во сне мгновенно рассеялось.

Из отражения на меня смотрел человек, лицо которого разрезала пополам тонкая трещина, что тянулась из одного угла зеркала в другой. Совершенно забыв про то, что руки мои были испачканными, я дотронулся кончиками пальцев до правой брови, провёл ими вниз по щеке, просто чтобы убедится, что это действительно был я. Родное и в то же время такое чужое лицо было воплощением смертельной усталости, но не физической - усталости от жизни - тёмные круги под глазами выдавали бессоницу, бледные, немного впавшие щёки по обе стороны длинного прямого носа, бесцветная полоска губ. Марта как-то сказала, что у тех, кто по жизни улыбается, уголки губ всегда слегка приподняты кверху. Невольно это воспоминание потянуло за собой другое - её лицо, улыбку, серые глаза, прикосновение рук. Это всё из-за тебя. Раскалённой иглой прошлое кольнуло по живому. Их больше нет из-за ТЕБЯ. Я отвёл взгляд от ненавистного отражения и почувствовал тупую боль в кончиках пальцев, что впились в край раковины, зажмурил глаза и тряхнул головой из стороны в сторону. Когда я снова открыл их, то больше не смотрел на зеркало.

Вместо следующего умывальника из стены торчала голая труба, из которой на мгновение выглянул жирный таракан и снова скрылся в своё убежище, а ручки крана последней раковины были свинчены, но в ней я увидел свои очки. В недоумении я простоял так несколько секунд, вытаращившись на них, пытаясь придумать хоть один рациональный образ, которым они могли там оказаться. Даже мысли о том, что находилось за моей спиной, на секунду уступили место удивлению, а затем приступу страха, которой за долю секунды превратился в паранойю. Мне вдруг показалось, что там кто-то есть. Оцепенев и задержав дыхание я снова посмотрел в зеркало, где за спиной моего собственного отражения из-за приоткрытой двери кабинки за мной однозначно кто-то наблюдал. Несколько секунд я простоял не двигаясь, а затем резко обернулся и, прижавшись поясницей к раковине, крикнул:

- Кто здесь? - мой голос сел и вместо крика раздалось нечто похожее на хрип астматика. Из-за двери кто-то выглядывал, но без очков в тусклом свете лампы я не мог его разглядеть. Я прочистил горло и снова задал вопрос, теперь у меня получилось произнести его более громко:

- Кто здесь?

Ответа не последовало. Я нащупал очки одной рукой, не выпуская из поля зрения злосчастную кабинку. Когда мне удалось их надеть, этот некто исчез за дверью, на которой я смог различить буквы, написанные чёрным маркером.

КТО ЗАКРЫВАЕТ УХО СВОЁ ОТ ВОПЛЯ БЕДНОГО,

ТОТ САМ БУДЕТ ВОПИТЬ И НЕ БУДЕТ УСЛЫШАН

- 6 -

Снова перечитал надпись, неуклюже выведенные печатные буквы. Сам текст мне казался знакомым, но вспомнить где и когда мне довелось его видеть я так не сумел. Но что тревожило меня ещё больше был факт того, что я был уверен в том, что когда я пришёл в сознание, надписи там не было. Возможно ли, что кто-то находился в уборной всё это время, пока я лежал без чувств, а затем подождал пока я приду в себя и за моей спиной написал это послание? Или же я просто не заметил её по невнимательности?

Кабинки были выкрашены в тёмно-зелёный цвет, краска в некоторых местах облупилась и потрескалась. Дверь на той, что находилась с левого края была открыта и болталась на одной петле. Словно сломанная рука она висела наискосок под неправильным углом. Дверь же той, что находилась посередине, была слегка приоткрыта наружу. Но моё внимание было приковано к тому, что находилось спрятанным в третьей кабинке. В уме молнией пронеслась вереница мыслей - кровь, ранение, убийство… Что если тому, кто прячется за дверью, нужна помощь? А что если это убийство? Такое количество крови... И что если убийца всё ещё здесь?

В качестве ответа на мой вопрос (именно когда я уже начал сомневаться, а не почудилось ли мне, что из-за двери за мной кто-то наблюдал) раздался тихий звук.

Я прислушался. На какое-то мгновение даже допустил мысль, что надо мной играло злые шутки моё же воображение и что сам звук не является ничем большим, чем урчанием стока в полу, что под причудливым углом сточных труб заглатывал вместе с кровью воздух и порождал подобие вдохов.

Я замер, стараясь дышать как можно тише, и вслушивался в тишину, прерываемую лишь поскрипыванием плафона, который постепенно замедлял своё движение, и моим собственным сердцебиением. Теперь ко всему этому присоединилось отчётливое прерывистое дыхание ещё одного человека.

- Кто здесь? - сам не знаю откуда взялись силы произнести слова.

В мозгу я прокручивал возможные сценарии происходящего. Если этот некто действительно представлял опасность (хотя у него была возможность сделать всё что угодно пока я находился в бессознательном состоянии), дверь из уборной находилась всего в шаге от кабинки напротив меня. В случае чего я мог кинутся к ней в любой момент. Но, что если тому, кто находится за дверью была нужна помощь?

- С вами всё в порядке? - лишь произнеся слова вслух я понял насколько глупо и неуместно они звучат, принимая во внимание обстановку.

- Нужна помощь? - я присел на корточки и пригнулся, стараясь заглянуть в небольшую щель между полом и дверью кабинки. Тот, кто находился с другой стороны, словно угадал мои намерения и из-за двери послышалось лёгкое шарканье и на мгновение мне показалось, что я увидел детскую ножку в белом гольфике и сандалике, которая в следующий миг скрылась из виду. Больше мне ничего не удалось разглядеть.

Снова послышался приглушённый плач. Стараясь не наступить в кровавую лужу на полу и придя к выводу, что, скорее всего, опасность мне не грозит, я отбросил мысль об убийце, который, возможно, всё ещё находился поблизости, и принял в качестве более вероятного варианта второй, тот, в котором находящийся за дверью нуждался и вправду в моей помощи.

- Я просто хочу тебе помочь. - я сказал и замер в ожидании ответа. Всхлипы на секунду прекратились словно мой молчаливый собеседник услышав мой голос и прислушивался, но затем снова раздался сдержанный плачь. Мне хорошо был знаком этот плач, плач ребёнка.

Я подошёл вплотную к кабинке и потянул за ручку, но именно в тот момент изнутри щёлкнула задвижка. С другой стороны раздался то ли писк, то ли сдавленный вскрик.

- Всё хорошо, я просто хочу тебе помочь. - я старался смягчить голос, но в то же время звучать уверенно и спокойно, что давалось мне нелегко. Губы сами складывались в нужное положение и из них выскакивали слова, в то время как я всё также продолжал держать руку на металлической дверной ручке.

- Ты ранен? Я не сделаю тебе ничего плохого. Обещаю.

Все мои старания убедить того, кто находился с другой стороны двери, в моих намерениях были напрасны.

Я сделал шаг в сторону и заглянул в приоткрытую кабинку, которая делила перегородку с той, что теперь была закрыта. Тихонько потянул дверь на себя, раздался скрип петель. Нос и рот пришлось прикрыть рукавом, глаза заслезились. Я на мгновение отвернулся от открывшейся мне картины - из забитого унитаза расползался тошнотворный сладковатый запах разложения и гниения. Несколько потревоженных моим присутствием мух взмыло в воздух и зажужжали над зловонной жижей, что заполняла унитаз до краёв, запачкавшей также сидение и пол вокруг.

Преодолев отвращение, я прикрыл лицо рукавом и  осмотрел кабинку изнутри. Попытка заглянуть в рядом стоящую кабинку через верхний край перегородки, разделявший их, не получилось - сверху отверстие между перегородкой и потолком было заколочено фанерой. На вид та вся прогнила и её можно было легко сломать, но я не хотел ещё больше напугать того, кто находился с другой стороны.

Стены внутри были исписаны бранью (САРА ВСЕМ ДАЁТ, ПОЗВОНИ 800-35-67-б***ь, БОГ ПРОСТИТ ВСЕХ, А КТО ПРОСТИТ ЕГО?, рядом рисунок мужского полового органа с нарисованным по детски лицом - две точки вместо глаз и изогнутая полоска улыбки).

Мой взгляд моментально привлекло нечто иное. На покрывшимся коркой грязи сливном бачке что-то лежало. Оно резко выделялось - слишком яркое, слишком чистое на фоне всеобщего разложения.

- Всё будет хорошо. - я продолжал говорить. Сам не знаю откуда появлялись все эти слова.

Я поправил очки и немного нагнулся, держась на расстоянии от унитаза и его содержимого, чтобы получше разглядеть то, что лежало на бачке, и именно в тот момент унитаз отрыгнул большой пузырь воздуха, зловонная жижа, которой он был заполнен выпучилась полусферой, которая разорвалась, выплеснув часть гадкой жидкости наружу. Я не успел отскочить вовремя и запачкал ботинки, но успел ухватить то, что привлекло моё внимание. Это оказалась детская игрушка, плюшевый заяц в синем комбинезоне.

На ун мне пришла идея. Расстояние между полом и дверью было не больше трёх дюймов, но его было достаточно, чтобы просунуть игрушку.

- Ты ещё сдесь? - я подсунул плюшевого зайца в отверстие, стараясь не испачкать его в крови.
- Это случайно не твой?

Кто-то затянул зайца внутрь, затем снова настала тишина, но через несколько секунд кто-то шмыгнул носом и раздался жалобный детский голос.

- Спасибо.

- Ты ранен? - я спросил, приставив ухо к двери. По голосу было трудно определить, был говоривший мальчиком или девочкой, но чутьё подсказывало мне, что ребёнок принадлежал к мужскому полу, и, как я выяснил, оно меня не подвело.

Снова тишина, всхлип. Затем опять раздался перепуганный детский голос.

- Уходи. - новые всхлипы. - Тебе пора уходить.

Ребёнок снова захныкал. В его голосе я услышал столько горечи, что моё сердце сжалось до размера изюмины.

- Как тебя зовут? - я спросил. Ответа не последовало. Не мог же я бросить его здесь одного.

Тогда я решил испробовать другую тактику, с Кэти это срабатывало. Моя маленькая Кэти… Ещё один укол в районе груди. Огромным усилием воли я заставил себя не думать о ней. Не сейчас.

- Кролик… - пробормотал я себе под нос еле слышно, задумавшись о найденной игрушке:
- У твоего кролика есть имя?

Ребёнок на секунду перестал всхлипывать, затем из-за двери послышалось:

- Арти.

- Арти… Хорошее имя. - сказал я и почувствовал, что мои губы изогнулись в улыбке, лишь затем осознав, что малыш меня не видит.

- Можешь передать Арти, что меня зовут Джеймс? - я сидел на корточках, прижимаясь спиной к двери.

Он не ответил, но на мгновение перестал плакать и я решил воспользоваться моментом, пока он снова не замкнулся в себе.

- Арти, а как зовут твоего друга? - я замер в ожидании.

- Патрик.

- Я очень рад знакомству, Патрик. Знаешь, моего брата тоже зовут Патрик. - я осёкся. Звали. Но решил не поправлять сказанного.

- Арти, а вы здесь с Патриком одни? Где его мама?

Мальчик снова заплакал.

- Арти, кто-то обидел Патрика? - я продолжил, испугавшись, что мальчик перестанет со мной разговаривать.

- Он сказал, что сделает нам очень больно, если я кому-нибудь расскажу.

Меня словно бросили в омут с вязкой ледяной водой - догадки по поводу того, что пережил этот бедный ребёнок, зародились в моём сознании.

- Это будет нашей тайной, я никому не скажу, обещаю. - в горле я почувствовал горечь желчи, что поднималась из желудка.

- Арти его знает, Патрик?

Послышалось утвердительное мычание. А затем он произнёс, давясь слезами:

- Тебе пора уходить. Он скоро вернётся.

- Кто вернётся? - я спросил.

Патрик заплакал с новой силой, пытаясь подавить каждый всхлип и не поднимать слишком много шума.

- Патрик, открой мне дверь.

Без ответа. Всхлипы становились всё громче и отчаянее.

- Патрик, ты меня слышишь? Открой дверь.

Лампочка на потолке заморгала.

- Нет, он найдёт меня. Он всегда меня находит.

- Патрик…

- Уходи. Пожалуйста, уходи! - я еле мог разобрать его слова сквозь плач.

- Кто такой он, Патрик? - я спросил его, на что получил ответ, который посеял во мне горькое семя сознания того, через что прошел бедный ребёнок. Он снова заплакал и давясь всхлипами проговорил, заикаясь:

- Па… Па-па... - на короткое мгновение он снова горько заплакал, а затем через слезы, проговорил уже более громко и настойчиво.

- Тебе надо уходить! Пожалуйста! - и тут его голос сорвался на крик, - Уходи! Уходи! Уходи! - с каждым словом он кричал всё громче.

Я решил, что единственное, что мне оставались, было сломать дверь кабинки. Крик Патрика проникал вглубь моего сознания и эхом раскатывался у меня в голове. Я снова, как и в первый раз, попробовал потянуть на себя дверную ручку, но дверь не поддавалась, и тогда я навалился на неё плечём, один, два раза и дверь ушла вперёд, замок с хрустом выломался из толстой фанеры и я вместе с дверью ввалился во внутрь.

Крик ребенка прекратился в тотже миг, но то, что я увидел в кабинке, повергло меня в состояние шока. Не удержавшись, я оставил всё содержимое желудка прямо там на полу, даже не отвернувшись в сторону. Вытер губы о рукав куртки и, не веря своим глазам, снова посмотрел в кабинку, унитаз в которой доверху был наполнен темно-красного цвета месивом, поблескивающим в моргающем свете. Я отвёл взгляд, но успел разглядеть мужскую кисть, торчащую из кишок, скрученных вокруг неё словно мёртвый клубок змей. На среднем пальце был надет серебрянный перстень. В кабинке никого не было.

Кишки свешивались через края унитаза. На пол с них капали тёмные капли крови, что стекались в бордовую лужу, а затем в сток. Я приложил рукав куртки к губам и носу, смрад, который исходил от этого месива и сам его вид снова навевали дурноту. Мухи, здесь же их было огромное количество, намного больше чем в кабинке рядом,  взмыли в воздух и зажужжали в знак недовольства - я потревожил их тошнотворное пиршество. Их мельтешение придало кишкам живой вид. Они быстро переползали с места на место, шевелили своими гадкими лапками и жужжали, жужжали, жужжали.

Я отмахнулся от одной из них, что подлетела совсем близко к моему лицу, и в тот момент увидел нечто, что повергло меня в еще больший ужас, но чего я не заметил сначала, обратив всё своё внимание на кровавое месиво.

На полу, измазанные кровью, лежали несколько конфет и леденцов в ярких красочных обертках, а рядом с ними всё тотже плюшевый заяц, Арти. Стенки кабинки были  измазаны кровью, словно кто-то специально размазывал её, и на одной из них я отчётливо смог разглядеть кровавый отпечаток детской ладошки.

Отредактировано Корица (06.05.2015 11:38:32)

Прозрачный, благодарю вас за прочтение! но, позвольте с вами не согласиться. Таков мой стиль и с ним я и умру. Это ещё не финальный вариант, ещё придёться перечитывать, и, да, в некоторых местах описания повторяются (про еду, согласна, слишком много написано, уберу), но остальное - это как резать по живому. Я пишу для себя и для тех пару человек, кому нравится. Поэтому свои безумно длинные предложения пока трогать не буду.

В данный момент я переписываю черновик, а затем дам манускрипту отдохнуть и примусь за "ножницы" со свежой перспективой.

То, что вас не зацепило, здесь, увы, ничем помочь не смогу. Либо нравится, либо нет. Как говорят - на вкус и цвет... надеюсь, что в будущем наши вкусы совпадут.

И ещё раз, большое спасибо, что уделили внимание и потратили время на заметки!