Последний ящик оказался самым тяжелым. Впрочем, может, это от усталости. С самого утра крошки хлеба во рту не держал. Едва не споткнувшись, Аджай Джохар донес товар до трюма и аккуратно поставил на деревянный пол. Потуже затянув веревку на поясе, парень выбрался с корабля на пирс. Солнце почти утонуло в море, на фоне алого заката носились чайки, оглашая окрестности криками. Нандишур погрузился в приятный сумрак, разгоняемый лишь корабельными огнями, да факелами у входа в таверны. На корабле отбили склянки, нежно шумел прибой, где-то зашлась истеричным лаем собака.
-Эй, закончил работу? – крикнули с корабля.
Аджай посмотрел наверх и увидел торчащую из-за борта голову матроса.
-Я все деньги ему отдал, он тебе заплатит, - кивнув Аджаю за спину, голова исчезла.
Джохар обернулся, позади стоял господин Каран и отсчитывал деньги какому-то местному ремесленнику, успевшему сбыть товар последним на этой неделе иноверцам. Ближайшие дни торговцев не будет, а это значит, не будет и работы тоже. О сладких рисовых лепешках Анжали придется забыть.
-Аджай, иди сюда, - позвал Каран.
-Я б на твоем месте прогнал бы его, и дело с концом, - презрительно глядя на подошедшего юношу, скривил губы не успевший отойти ремесленник. – Чего ты с ним возишься?

Аджай не шелохнулся, только молча посмотрел на господина. Да и что ему скажешь? Удел неприкасаемых – просить милостыню. Всем и каждому не объяснить, что семья Джохар опустилась на самое дно лишь несколько поколений назад, по праву рождения Аджай ситанджи, эта каста выше касты ремесленников и торговцев. А он вынужден склонять перед ними голову и молча сносить все оскорбления. Но злило не это. Злило то, что неприкасаемых не считали за людей и не убивали только из-за веры в то, что наказанные за деяния в прошлой жизни, они должны заслужить прощение в этой. Аджай на своей шкуре убедился в том, что возникновение низшего сословия не промысел богов, наказывающих грешников перерождением, как вещают в храмах, а прихоть маури, около пятисот лет назад свергнувших противящихся им правителей в бездну нищеты без права вернуть себе былое уважение. С тех пор сменилось около семи поколений, о тех событиях никто уже и не помнит. Маури  стерли свое преступление из истории, избавившись от всех доказательств, а неприкасаемым, тем, кто помнит, никто не поверит.
Семье Джохар повезло больше. Незадолго до тех страшных событий Амитабх Джохар спас от маури, полагавших все низшие сословия грязью под ногами, семью ремесленников, чем и вызвал гнев на себя и свою семью. Когда Джохар оказались на улице, ремесленник Винод Парекх, не забывший доброты своего господина, поклялся помогать его семье до тех пор, пока в этом будет необходимость. Каран был прямым потомком того ремесленника и тоже давал клятву. Он уже толком не знает, почему предок обязал его помогать семье неприкасаемых, но клятву чтит свято. Благодаря Парекхам Джохар не только дожили до настоящего времени, но и ничего не забыли. Из поколения в поколение передавались знания и память, но шанса вернуть себе положение в обществе все не было, маури хорошо постарались, воспитывая в людях презрение и отвращение к неприкасаемым. Честолюбивые планы постепенно сошли на нет, ненависть угасла, и сейчас Аджай был благодарен богам уже за то, что живет и может работать.

-Перестань, Джамал, – Каран повернулся к Джохару и, отсчитав несколько медных кругляшек, высыпал их в протянутые ладони. – Он не виноват в том, что его родители неприкасаемые, а кушать всем надо. Парень-то, вон какой здоровый. Ладно, Аджай, иди с миром. Приходи на следующей неделе, когда торговцы придут.
-Накликаешь на себя беду, - покачал головой господин Джамал, все еще  кривясь. – Смотрит он недобро как-то. Проклянет еще.
-Не забивай голову ерундой, - Каран взял Джамала под руку и кивнул Аджаю. – Иди, иди уже. Пока совсем не стемнело.
-Спасибо, господин, - поклонился Аджай.
Мужчины ушли, юноша остался на пирсе один, сжимая в ладони холодные монеты. Вокруг суетились матросы, корабль готовился к отплытию, но Аджай не видел их, как и они не обращали на него внимания. Иноверцы другие, им все равно, к какой касте ты принадлежишь, только бы работал хорошо. А в родной стране неприкасаемых ровняют с песком под ногами.
Положив монеты во внутренний карман рубахи, Аджай тихо свистнул. Несмотря на окружающий шум, Башар услышала хозяина. От стены жавшихся друг к другу таверн и складов отделилось темное пятно. Подбежав, собака ткнулась холодным носом в подставленную ладонь, лизнула пальцы и, обежав юношу по кругу, встала с левой стороны, готовая идти хоть на край света. Юноша медленно побрел с пирса на пляж. Идя по кромке прибоя, позволяя воде ласкать уставшие за день ноги, Аджай представлял Анжали, сидящую на крыльце, мать и отца, разговаривающих у окна. Анжали бросится обнимать брата, соскучившись за день, зайдет вместе с ним в дом, мама поставит на стол миску с рыбной похлебкой, торопливо принесет ржаную лепешку и стакан молока. Богатый ужин для семьи неприкасаемых.
Аджай взъерошил волосы на голове. Что-то не то. Сегодня ему как-то по-особенному тоскливо. В душу закралось нехорошее предчувствие, и юноша пошел быстрее, насколько позволяли силы. Вскоре в поле зрения появилась рыбацкая хижина. Странно, но свет внутри не горел. Свечи дома были, а даже если нет, мама обязательно зажгла бы лучину. Значит, действительно что-то случилось? Не увидев на крылечке привычного силуэта Анжали, юноша почувствовал, как похолодел затылок, и, забыв об усталости, побежал к дому. Башар скачками неслась рядом и глухо рычала.

В дом Аджай влетел, выкрикивая имя сестры, зовя мать и отца. Неожиданно, нежные руки обвили его ногу, и к бедру прижалась сестренка, дрожа всем телом. Аджай упал на колени, заставил сестру поднять голову.
-Бриджва… - различил сквозь рыдания юноша.
Волна невероятной злобы захлестнула Джохара, и он сжал зубы, пытаясь справиться с собой. Гнусный вор и убийца снова приходил за Анжали, только в этот раз Аджая не оказалось дома, а значит, защитить семью было некому и Бриджва выполнил свое страшное обещание.
-Он… он… папа… Это я виновата! Отец защищал меня!
Крепче обняв рыдающую сестру и зарывшись лицом ей в волосы, Аджай тихо застонал и, что было сил, саданул кулаком по стене. В ответ из спальни родителей раздался протяжный вой Башар. Значит, отец и вправду мертв. Он не отдал дочь мерзавцу, за что поплатился жизнью. Молнией в голове сверкнула страшная догадка.
-А ты? – Аджай встряхнул сестру за плечи. – Что он сделал с тобой?
-Ничего… я… я спряталась за хижиной, и он не стал меня искать…
Значит, для сестренки все обошлось.
-А мама, - шепнул Аджай в распущенные волосы, заранее зная ответ, - что с мамой?..
В ответ Анжали разрыдалась сильнее. Ясно. Сердце матери не выдержало, оно всегда было слабым. Отец шутил, что слишком много сил мама тратит на любовь. Да, мама очень любила отца. Пожалуй, единственная привилегия неприкасаемого – возможность создать семью по любви. При условии, конечно, что любимый тоже будет неприкасаемым. Мама. Матушка. Вы всегда были рядом с отцом, не покинете его и в Аграхе. В памяти всплыло сегодняшнее утро. Отец вышел проводить сына, чего не делал уже много недель – давала о себе знать надорванная спина. Он молча поцеловал сына в лоб. Уходя, юноша обернулся и махнул рукой родителям, стоявшим в обнимку на покосившемся крылечке. Он не придал этому значения, а ведь люди всегда чувствуют приближение смерти. Родители почувствовали. А он нет.

Злые слезы против воли текли по щекам. Аджай до боли стискивал зубы и зажмуривал глаза, а из груди рвался дикий крик. Куда смотрят боги?! Отстранившись от сестренки, юноша ползком добрался до статуэтки Биши в уголке хижины. Дрожащими руками чиркнув огнивом, ему удалось с первого раза зажечь священные свечи. Человек с головой тигра беспристрастно взирал на юношу. Аджай сложил вместе ладони, поклонился и хрипло заговорил, глотая слезы:
-Куда вы смотрите, Биши? Куда вы смотрите?! Мерзавец воспользовался моим отсутствием, а вы не защитили мою семью. Я полагался на вас, Биши. Чем мы провинились перед вами? Чем заслужили наказание наши родители? Ведь я даже похоронить их не смогу как следует! Ни один войд не возьмется отпевать неприкасаемых. – Не сводя взгляда с божка, юноша обнял подползшую сестру. – Вы оставили нас с Анжали совсем одних. Что нас ждет? Смерть от руки этого негодяя? За что? Что нам теперь делать? Почему вы молчите? Вы же верховный бог, Биши! Почему вы молчите?!
-Не обидь ближнего, слабого, но и себя не дай в обиду. Лишающий тебя свободы и счастья достоин смерти, – чужим голосом вдруг произнесла Анжали, глядя в пол. – Убивши врага своего – не терзайся, ибо сам он виноват в том, что жил не по слову моему и не по воле моей.
Аджай замолчал, удивленно посмотрев на сестру. Анжали подняла испуганные глаза и одними губами сказала:
-Это не я…
Юноша прижал к себе сестру. Решение созрело моментально.  Сегодня он сам похоронит родителей, а завтра отправится на поиски той твари, что убила их.
-Я отомщу ему, сестренка, я обещаю тебе. Я отомщу. А сейчас пойдем.

Анжали часто закивала, вытирая слезы. Аджай помог ей подняться, вывел ее на улицу и усадил на песке, укрыв своей рубахой. Посадив рядом с ней Башар, парень пошел за хижину, взял топор и принялся рубить деревья. С громким хрустом ветки валились на землю, Аджай таскал их на берег, рубил новые и снова таскал, складывая в некое подобие погребального костра. Через час плечи и ладони жгло огнем, спина болела неимоверно, но Джохар не останавливался, пока не собрал достаточно веток для двоих.
Отбросив топор, Аджай вошел в дом, зажег свечу и прошел в комнату. Отец лежал на полу, нелепо раскинув руки в стороны. Рядом, положив голову ему на плечо, лежала мать. Аджай тяжело привалился к дверному косяку и закрыл глаза ладонью. Весь мир, вся жизнь была в родителях, теперь этого мира нет, и больше не будет никогда. Отныне вся его жизнь в его сестренке. Теперь только он в ответе за нее.
Аджай подошел к родителям, поцеловал им руки, по очереди вынес обоих на пляж. Отец оказался очень легким, ведь он почти ничего не ел последние дни, говорил, какой толк кормить того, кто не может зарабатывать, мама кормила его насильно.
Аджай уложил родителей рядом, вложил мамину ладошку в руку отца. Сухие ветки занялись быстро, и уже через пять минут пляж осветило пламя. Сестренка рыдала, но слезы Аджая высохли. Глядя, как полыхает погребальный костер, юноша до боли стискивал зубы. Злоба причиняла почти физические страдания. Такого никогда не было раньше. Хотя, раньше родители были живы… Окружающий мир то проваливался в темноту ночного моря, то вновь появлялся языками пламени.

Окружающий мир пожирает погребальный костер. В небе, куда огонь еще не добрался, задыхаясь в дыму, летит птица. Это не птица, это пегас. Его глаза фиолетовые, а крылья разного цвета, одно белое, другое черное, как день и ночь, как любовь и ненависть. Два чувства, такие разные и такие одинаковые, две части одного. У него расколото сердце, на две половины, на любовь и ненависть. Ему незнакомы другие чувства. Он задыхается. От любви или от ненависти? Что за бред? Он задыхается в дыму! Да и нет там никакого пегаса! Ни пегаса, ни птицы, ни крыльев, ни сердца, только дым, искры, да звезды. Голубые звезды и оранжевые искры. Обжигающие искры и холодные звезды. Сестры или враги? Суть у них одна, но они разные. Как день и ночь, как черное и белое, как ненависть и любовь. Дышать дымом больно, лететь вверх нет сил, падать вниз – значит умереть. Сердце перестанет биться, но перестанет ли оно ненавидеть? Огонь погаснет, но погаснут ли звезды? Погаснет огонь, рассеется дым, развеется пепел. Пепел чувств, пепел жизни, пепел биения сердца. Сердца странного существа с разными крыльями. Черное и белое. День и ночь. Ненависть и любовь. Их двое, всегда двое. Они связаны, их нельзя разлучить. Ведь без одного не будет второго. Не будет смерти, если нет жизни. Не будет тени, если нет света. Звезды будут гореть, они бессмертны, как и чувства, что заставляют дышать и биться сердце. Сердце, сгорающее в погребальном костре…
Джохар почувствовал нежные объятия – прижавшись к нему, сестренка отогнала странное наваждение. Аджай словно проснулся. По-прежнему горели звезды, по-прежнему горел погребальный костер, взметая снопы искр, отбрасывая на песок причудливые тени. Но что-то исчезло. Чье-то присутствие, которое Джохар почувствовал. Теперь их снова было трое – он, Анжали и верная Башар.

Порт Нандишур Альберто был не знаком. Он находился гораздо южнее того морского пути, на котором любил разбойничать капитан Кобра. Из-за прибрежных скал вырастали стены форта, скоро стал различим берег с белокаменной стеной, почти пустая пристань, что не могло не радовать – есть куда приткнуться изрядно потрепанной «Морской пантере». В последней стычке с оказавшимся не в меру вооруженным торговцем, любимица капитана Кобры сильно пострадала, и до ближайшего порта, оказавшимся именно Нандишуром, ползла чуть ли не с улиточной скоростью. Впрочем, Альберто был ей благодарен уже за то, что, не смотря на все повреждения, его малышка умудрилась остаться на плаву.
Капитан стоял у штурвала, рядом возвышался верный молчаливый боцман Диего, по прозвищу Пес. Команда споро поднимала позывной, что бы ребята с форта не вздумали пальнуть по незнакомому кораблю, а «Морская пантера» преодолевала последние ролли до вожделенной пристани.
-Взять рифы! – зычно крикнул Альберто.
-Грот и фок на гитовы!  - передали команду дальше по кораблю, матросы полезли по трапам и то, что совсем недавно было шикарными парусами, а сейчас напоминало старую рваную тряпку, поползло вверх.
-Отдать швартовые! – приказал Альберто, когда «пантерка» встала израненным боком точнехонько к пристани.
За борт полетели канаты, посыпались на пристань матросы. Портовые ребята, опережая команду корабля, бросились привязывать бриг к берегу.

-Здорово вас потрепало! – раздался крик с помоста, на который дюжие ребята из команды уже сбрасывали трап.
-Надеюсь, здесь нас здорово подлатают! – так же весело ответил Кобра, спускаясь с любимицы на берег. Каждый уважающий себя арризец знал два языка – свой и кельер, поэтому Альберто без труда понял незнакомца.
-Подлатают, не сомневайтесь, – высокий смуглый человек протянул руку. – Прокаш Мальхотра. У нас на неделю затишье, так что вокруг вас пляски с бубнами устроят.
-Капитан Альберто Де Риэлль. За товар нас здесь починят?
-Эт смотря, что везешь! – хохотнул Прокаш. – Надо на верфь сходить, и делов-то! Там товаром не возьмут, продашь местным, а на деньги уже и лататься будешь.
-Вот и поручаю это дело тебе, - Альберто хлопнул нового знакомого по плечу. – Договорись с Диего, он все покажет.
-Доброго дня, - боцман уже неотвратимостью айсберга возвышался над Прокашем.
Отлично, значит, капитан здесь больше не нужен, и можно смело пойти осматривать портовый город. Заниматься куплей-продажей Альберто ненавидел до глубины своей широкой ветреной души, предпочитая великодушно сваливать эти обязанности на широкие плечи Диего. Впрочем, Пес как нельзя лучше с этим делом справлялся. Он силен в подсчетах, знает, где и что выгодней купить, а где – продать, а вот в морском деле ему не хватает бесшабашности, умения рисковать, правильно определять, с какой стороны подойти к вооруженному до зубов торговцу и пальнуть ли из пушек или взять на абордаж. Зато Альберто дышал морскими сражениями и эти двое с лихвой восполняли недостатки друг друга.

Махнув Диего рукой, Альберто пошел с пирса в глубину города. Нандишур оказался пыльным, шумным и тесным. По протоптанным дорогам куда-то спешили люди в рваной черной одежде, орали и носились дети, собаки, кошки, куры, гуси. Через всю эту толпу, прокладывая себе дорогу криками, слуги несли паланкин. На обочинах сидели нищие, кто играл на каком-нибудь инструменте, кто во все горло орал песни, а кто-то, истерично хохоча, воздевал руки к небу и кидался под ноги проходящим мимо. Некоторые умудрялись в этом гомоне спать, хотя Альберто не взялся бы утверждать наверняка – слишком неподвижно лежали эти люди. Дорога от ворот пристани вела на огромную торговую площадь. Здесь, к толпе одетых в черное, прибавились городские стражники и люди в цветных одеждах, передвигающиеся заметно медленнее и степеннее, а к прочим крикам и завываниям присоединились луженые глотки торговцев. На Альберто никто не обращал внимания. Оно и понятно – город портовый, к чужакам здесь привыкли. Де Риэлля такой расклад вполне устраивал, повышенного внимания к своей персоне капитан не любил – профессия обязывала.
Посреди площади стоял фонтан, именно вокруг него ставили свои палатки торгаши. Вокруг самой площади высились двух-трех этажные дома, построенные без всяких излишеств. По белым стенам плелись какие-то растения, под этими стенами все так же валялись нищие. Альберто любил  незнакомые города, он точно знал, что о городе все расскажет его главная торговая площадь. Эта площадь говорила о том, что Нандишур – очень молодой порт и буквально все еще находится в стадии развития. Как водится, сюда стекались все, кто умеет чуять запах выгоды и наживы – и бедные, считающие, что сумеют вовремя ухватить удачу за хвост и разбогатеть, и богатые, желающие приумножить свои сбережения.

От размышлений Де Риэлля оторвал пронзительный женский крик. Альберто не любил, когда обижали слабый пол, поэтому кинулся на звук, продираясь сквозь толпу с предельной осторожностью. Он успел заметить быстро удаляющуюся спину все в том же пресловутом черном одеянии и рыдающую молодую женщину, с головой укутанную в зеленую тряпку, украшенную витиеватой блестящей тесьмой. Ситуация была банальней некуда – уличный воришка срезал кошель с пояса и дал деру, а жертва сразу обнаружила пропажу. Не раздумывая, Альберто бросился за вором. Гаденыш быстро бегал, ловко просачиваясь сквозь толпу, капитан же то и дело спотыкался, толкал прохожих, но черную спину из виду не упускал. Выбежав с площади, воришка свернул в подворотню и был сильно удивлен, когда, привалившись к стене, что бы рассмотреть и пересчитать добычу, обнаружил в десяти шагах от себя погоню в лице капитана. Бежать дальше вор желания не изъявил – он был в летах и здорово запыхался – поэтому, спрятав кошель в складках одежды, выудил из других складок кривой нож. Альберто усмехнулся и вынул из ножен шпагу – не он первый предложил драку, но он единственный отсюда уйдет своими ногами. Вор криво улыбнулся, хвастаясь наполовину беззубым ртом, и сделал шаг вперед. Но подраться им не дали – из-за спины Де Риэлля выскочили двое стражников, и капитан предпочел отступить назад, всем своим видом уступая преступника закону. Впрочем, закон тоже не успел сказать и слова.

-Эй, Бриджва! – раздался хриплый окрик откуда-то сверху.
Все четверо, как по команде, подняли вверх удивленные лица. С пристроенной к стене лестницы прямо на вора спрыгнул юноша в лохмотьях. Оба повалились с ног и, после короткой пыльной возни, юноша уже сидел на старике верхом, а полный нечеловеческой ненависти взгляд не оставлял сомнений в его намерениях относительно бедняги. К удивлению Альберто, стражники, переглянувшись, ушли, не став вмешиваться. Что это? Мальчишка борец с преступностью, которому уступают славу или он настолько силен, что стража боится с ним связываться? Тем временем юноша обратился к извивающемуся под ним Бриджве, и в его голосе замершему Де Риэллю почудилось что-то потустороннее, заставившее поежиться, не смотря на жару:
– Сегодня ночью я зажигал погребальный костер своим родителям. Но тебе не гореть в святом пламени, ты сгниешь в Аграхе!
– Уберите его! – завизжал разбойник.

К несчастью, или наоборот, но это были последние его слова. Мальчишка нашел камень поувесистей и, что было сил, саданул беднягу по голове. Короткий всхлип оборвался противным чавканьем. Альберто сморщился, удивленно глядя на то, что совсем недавно было пусть не красивым, но все же лицом. Для своих размеров мальчишка обладал невероятной силой. Молодой убийца медленно поднялся на ноги и исподлобья глянул на капитана. Де Риэлль непроизвольно вздрогнул от этого взгляда, столько в нем было бешеной ярости. Юноша буквально тонул в ней, и вряд ли был способен на обдуманные поступки. Поэтому Альберто, не смотря на нарастающую панику, обнажил шпагу, приготовившись защищаться. Но парень, как-то по-отечески усмехнувшись, мол, куда тебе со мной тягаться, ловко запрыгнул на лестницу и ушел тем же путем, каким пришел. Капитан почувствовал себя оскорбленным. Страх исчез вместе со странным незнакомцем. Спрятав оружие, Альберто задумчиво почесал в затылке, на родном языке выразил вслух свои мысли относительно мертвого тела с месивом вместо головы, силы убийцы и равнодушия стражи и отдельно и красочно посетовал на собственную неожиданную трусость.
Подойдя к несчастному Бриджве, который, по заверению убийцы, уже гнил в каком-то Аграхе, Альберто порылся в складках грязной тряпки, которую все здесь считали одеждой, и выудил мешочек с деньгами. Подкинув его на ладони и улыбнувшись приятному звону монет, разбойник сунул мешочек за пазуху и вышел из подворотни на солнечный свет.
Гулять по городу расхотелось. Лучше засесть в какой-нибудь таверне и как следует напиться. Только надо найти Диего, без него пить скучно.

Пес нашелся на верфи. Возле него, отчаянно жестикулируя, о чем-то спорили двое мужчин. Не желая знать, о чем вообще там идет речь,  Альберто подождал своего боцмана у выхода.
-Ремонт займет три недели. Я отдал ему всю соль и шерсть. Команду я пока отпустил. – едва подойдя, сказал Диего, никогда не тративший время на предисловия.
-Тогда пойдем в таверну, - предложил Де Риэлль. – Выпить охота – жуть.
Пес окинул его насмешливым взглядом:
-Уже нашел приключения?
-Тебе бы так повеселиться! – нервно хохотнул Альберто, вспоминая бешеный взгляд мальчишки. – Пошли, расскажу за кружкой хорошего пива.
-Здесь нет пива, это Кельера, - снова стал серьезным боцман.
-А что здесь есть?
-Буваш.
-Буваш, так буваш. – вздохнул Де Риэлль. - Веди… знаток.
-Имей ввиду, буваш – очень крепкий напиток. – Диего коротко огляделся и уверенно пошел прочь от верфи.
Альберто вкратце пересказал свои злоключения, умолчав, впрочем, о собственных ощущениях, пока они с боцманом шли к местному трактиру. Пес говорил, как это называется в этой стране, но Альберто даже не попытался запомнить. Да и зачем? С Кельерой его связывают сугубо деловые отношения, если б не серьезные повреждения «пантерки», он и на берег спускаться не стал бы. Да что там говорить, если б не те клятые торгаши, он бы и в порт этот не зашел бы!

Пыльное, дымное и темное помещение с низкими потолками ничем не напоминало просторные и светлые трактиры Арризы. Через не имеющий двери или хотя бы занавески входной проем сновали худые люди и жирные мухи. Люди шли к грубо выдолбленному в дальней стене окошку, в котором маячили хозяева заведения, брали какие-то свертки и уходили, а мухи просто метались туда-сюда. В дальнем углу важного вида бородатые мужчины сидели вокруг причудливой высокой стеклянной вазы, из боков которой к каждому шла тонкая трубка. Мужчины прикладывались к этим трубкам, выпускали изо рта и носа густые клубы дыма и о чем-то громко разговаривали. Низкие столики с низкими же пуфиками, расставленные по помещению как попало, окончательно добили Де Риэлля и вызвали только одно желание – поскорее отсюда убраться. О каком отдыхе может идти речь в таких жутких условиях?
Но Диего был непреклонен. Усадив своего капитана за столик у окна, открывающего вид на море, он прошел к окошку, сделал заказ и вернулся.
- Что ты попросил? – поинтересовался Альберто.
- Буваш.
- А поесть?
- Здесь не едят. Здесь пьют и курят. И покупают табак.
Де Риэлль сморщился, но ответить не успел – смуглый мальчишка в черных лохмотьях принес две белые чаши и поставил на стол. В чашах белела и пускала пузыри сладко пахнущая жидкость. Диего сунул в ладонь служке монетку и мальчишка, согнувшись едва ли не до пола, коснулся свободной рукой сапога боцмана, а затем своего лба. И, пятясь, ушел.
-Что это было? – удивленно спросил Альберто.
-Поблагодарил, - ответил Диего, поднял чашу обеими руками и сделал глоток.
Капитан тоже отхлебнул напитка, оказавшегося обжигающе-острым. Размышляя, не разъест ли ему язык и сможет ли он сейчас своих дыханием развести костер, Де Риэлль поставил чашу на стол и отогнал от нее наглую зеленую муху.
-Учитывая твою везучесть находить приключения там, где не каждый сумел бы, я ни сколько не удивлен, - наконец начал говорить Диего, держа чашу перед лицом и наблюдая за пузырьками. – Я удивлен тем, что ты выбрался живым.
-Да, мне тоже показалось, что этот мальчишка разорвет меня в клочья, - протянул Альберто, вновь поежившись от воспоминания злых темных глаз. Как будто сама Бездна Морская глядела на него.

-Я не об этом, - поставив чашу, Диего слегка поморщился. То ли от остроты напитка, то ли от несообразительности своего товарища. – На этом побережье слишком суровые нравы. Южная Кельера целиком во власти маури, торговать она стала совсем недавно, местные обычаи еще слишком сильны. Там, где мы обычно бываем, законы лояльны к чужакам, потому что власти понимают - если каждому рубить руки и ноги, торговать скоро будет не с кем, кроме того, это может превратить друзей во врагов. Здесь же не так сильна торговля, как местное земледелие и скотоводство. Тебе здорово повезло, что ты во время своего забега не толкнул никого из маури.
По спине капитана пробежал запоздалый холодок. Пес прав. Повезло. Кельеронцы жестоки и скоры на расправу, а он совсем забыл о разделениях на касты. Его могли четвертовать без суда и следствия, если бы он задел маури. Местные жрецы мнят себя богами, а те, кто решаются выступить против, долго на этом свете не задерживаются. А капитан Кобра на тот свет вовсе не спешил.
-Варварская страна, - не удержался Альберто и вновь приложился к напитку. Голову буваш кружил здорово, хоть и создавалось впечатление, что глотаешь жидкий огонь, но эти неудобные круглые чаши без ручек бесили Альберто неимоверно.
Диего в ответ только хмыкнул. Он вообще был полон тайн и загадок. Киэльнары люди горячие и шумные, обожают различные потасовки, нередко сами их и устраивают. Люди, жадные до приключений, не боящиеся никого и ничего, вечно лезущие на рожон, вечно смеющиеся и вечно спорящие. Молчаливый, сдержанный и серьезный Диего, хоть и был коренным киэльнаром, походил на островитян, как штиль походит на шторм. Впрочем, именно из-за его спокойного и рассудительного характера они и держались вместе вот уже четыре года. Кто из них был головой, кто – шеей, Альберто не задумывался, но их дружба очень напоминала семейные отношения.
-А почему стражники не стали вмешиваться? – Альберто осторожно поставил пустую чашу на стол и подпер рукой подбородок. Захотелось спать.
-Ты вообще меня слушаешь хоть иногда? – приподняв одну бровь, Диего удивленно посмотрел на напарника. – Местные нравы. Судя по твоему описанию, вор принадлежал к низшей касте, а парнишка и вовсе неприкасаемый. За джакана, им был вор, вступаться никто не станет, их тут как грязи, а связываться с неприкасаемыми без веской причины никому не хочется. Подумаешь, один отброс общества убил другого.
-Точно… - протянул Альберто глядя через мутное окно на пестрящую яркими цветами улицу. – А если бы он убил меня?..
-Ты иноверец. Они только за своих заступаются. А если по правде, то только за маури. – голос боцмана становился все тише и дальше.
-Откуда ты все знаешь?..- Альберто зевнул, прикрыл глаза, сквозь дрожащие ресницы глядя на мелькающие цветные пятна и с наслаждением вслушиваясь в монотонный гул, доносящийся до него как сквозь толщу воды. Трактир приятно и привычно покачивало на волнах, где-то кричала чайка и била крыльями большая птица. Или это биение сердца? Нет, это такелаж стучит о борт "Морской пантеры", а на палубе пляшет девушка в оранжевых тряпках.