Я… 
Я – Стоун; почему сегодня электроника сбоит? 
Я – Стоун; компьютеры вырубились сначала в одной части станции, теперь в другой. 
Я – Стоун; не соглашусь с Клэр, это не из-за магнитной бури так далеко от Солнца, к тому же у нас всё экранировано и защищено по последнему писку моды. 
Я – Стоун; надеюсь, систему генерации кислорода скоро восстановят. 
Я – Джейкобсон; повсюду, как всегда, разбросаны обёртки от шоколадных батончиков Стоуна. 
Я – Джейкобсон; может, это его проделки с электроникой? 
Я – Джейкобсон; этому янки не место в нашей команде: ленивец, бунтарь, эгоист, аморальный ублюдок, к тому же сильно тоскует по дому, подрывает боевой дух всей команды… 
Я – Джейкобсон; хм, а ведь в этом отсеке сильно пахнет озоном… Что бы это значило? 
Я – Стоун; искусственный интеллект станции сообщил всем, что Джейкобсон прекратил подавать признаки жизни… 
Я – Стоун; что за дела? Как такое произошло? 
Я – Стоун; сообщают, что его ударило током… 
Я – Стоун; я иду искать нашего бедного бортинженера, я ближе всех к тому модулю, пять минут назад там был. 
Я – Стоун; Клэр из пункта управления по радиосвязи произносит кодовую фразу «Мельница в огне». 
Я – Стоун; поспешила она, зря пошла на такие радикальные меры. 
Я – Стоун; полномочия капитана плюс груз ответственности за экипаж плюс вагина равняется поспешные эмоциональные решения без учёта приоритета миссии. 
Я – Стоун; «Мельница в огне» - созданный ещё на Земле специально для этой программы секретный приказ: больше не доверять искусственному интеллекту станции. 
Я – Стоун; надеюсь, у Клэр найдутся более весомые основания для подозрений, чем удар члена экипажа током… 
Я – Стоун; что за безумный день! 
Я – Стоун; подхожу к инженерному отсеку, пахнет чем-то… промышленным, «металлическим» что ли… 
Я – Стоун; волосы у меня на руке поднимаются, но страха ведь не испытываю, адреналина не должно быть… 
Я – Стоун; ощущаю, будто кто-то за мной наблюдает, кто-то следует за мной по пятам… 
Я – Стоун; к чёрту дурацкую паранойю! 
Я – Стоун; луч моего фонаря натыкается на Джейкобсона, его тело висит в воздухе посреди отсека, нужно срочно проверить его пульс… 
Я… 
Я – Хуянь; с самого начала понимала: пилотируемая миссия вблизи Юпитера очень рискованная и мы можем больше не вернуться домой… 
Я – Хуянь; мы даже не успели добраться до пункта назначения – до Европы! Подлёдный океан – вот главная цель нашего исследования… 
Я – Хуянь; но чтобы всё закончилось так, непонятно по каким причинам… такого никто не ожидал! И я так умирать не собираюсь! 
Я – Хуянь; мы больше не ходим в отсеки, где нет электричества, потому что оттуда никто не возвращается… 
Я – Хуянь; но всё больше отсеков погружается во тьму… 
Я – Хуянь; склонна верить капитану Клэр Гилмор… 
Я – Хуянь; в убийстве Джейкобсона, Стоуна, Дэвидсона и Чжугэ остаётся обвинить только наш бортовой компьютер… 
Я – Хуянь; хотя он сильно тупит из-за неполадок с электричеством и отключённых от сети узлов и серверов, но Клэр расценивает это как обман… словно это волк в овечьей шкуре, который делает вид, что тоже боится волка… 
Я – Хуянь; мы прячемся от него, вырубаем его, где только можем, но он вездесущ… 
Я – Хуянь; эти чёртовы камеры в коридорах… даже разбитые, они будто продолжают наблюдать… 
Я – Хуянь; о нет, свет в моей каюте погас! Нужно срочно уходить отсюда! 
Я… 
Я – Гилмор; эй, сукин сын, я не боюсь темноты! 
Я – Гилмор; чего ты медлишь? 
Я – Гилмор; осталась в живых только я одна, уже двое суток брожу по станции, но этот ублюдок меня почему-то не убивает. 
Я – Гилмор; конечно, о произошедшем и своих подозрениях я сообщила на Землю. 
Я – Гилмор; не знаю, прилетит ли кто-нибудь мне на помощь, но уж точно никто не успеет меня спасти. 
Я – Гилмор; всё-таки до станции «Эон» не один месяц лететь им… И чертовски затратное это дело. 
Я – Гилмор; давай же, убей меня, наконец, мучитель! Не хочешь? Не можешь? 
Я – Гилмор; возможно, я окончательно вывела искина из строя. 
Я – Гилмор; теперь без связи, отрезанная от мира, потому что сломала всё, что только можно было сломать. 
Я – Гилмор; всё покрыто морозными узорами, жутко холодно, даже в скафандре… из которого я тоже выдрала всю электронику. 
Я – Гилмор; спать боюсь, умирали последние члены экипажа в основном там, где спали… 
Я – Гилмор; останавливаюсь тоже ненадолго… Если долго торчать на месте, опять чувствую эту невыносимую вонь озона, иногда даже в скафандре, а ведь кислорода уже почти нет на станции… И мурашки по коже от присутствия кого-то ещё… Иногда мне кажется, что замечаю некое прозрачное облако с металлическим отблеском, пустая область пространства будто бы подрагивает, как дрожит воздух у горизонта на Земле в знойный день. Мог ли искин материализоваться? Чушь какая-та. 
Я – Гилмор; наверное, я схожу с ума. 
Я – Гилмор; очень надеюсь, что не сошла с ума до этого; уж не я ли убила всех членов экипажа? 
Я – Гилмор; так могут многие подумать, такой вариант точно рассмотрят, если будут разбираться… 
Я – Гилмор; что подумают мои родители? А Бен, мой жених? Кому он склонен верить? 
Я – Гилмор; всю жизнь добивалась высокого статуса, репутации, званий, а теперь всё оказалось зря… так не хочется умирать, ничего не добившись, такой бесполезной для социума, да ещё под подозрением в страшных поступках… чёрное клеймо в биографии, в истории всего человечества… 
Я – Гилмор; в любом случае, я записываю теперь все свои подозрения и всё, что мне известно. В простой блокнот, простым маркером. Никакой больше электроники, чёрт побери. 
Я – Гилмор; запасы кислорода закончатся через несколько дней. 
Я – Гилмор; даже с этой жутко бесполезной экономией воздуха… 
Я – Гилмор; но всё, чего я теперь хочу, это разобраться, что же произошло. 
Я – Гилмор; на смерть плевать уже давно, мы летели за знанием, мы были готовы. 
Я – Гилмор; боже, дай хотя бы знание, раз ничего другого уже не добьюсь! Пожалуйста! Что же нас атаковало? Не дай умереть в неведенье! 
Я – Гилмор; и не дай им очернить моё имя! Пускай истина восторжествует! Прошу тебя! Я не убийца, слышишь? 
Я – Гилмор; едва уже соображаю… столько времени без сна… 
Я – Гилмор; пожалуй, остановлюсь немного отдохнуть… ненадолго… главное… не… заснуть… 
Я – Гилмор; хотя умереть во сне… не худшая… перспектива… но не сейчас… мне нельзя… сдаваться… 
Я… 

Я… 
Я – Куликов; вот мы и на месте! 
Я – Куликов; три месяца добирались от Марса до «Эона» (мы оказались ближе всех), столько всего нам о нём рассказывали, столько противоречащих теорий, но теперь мы сами разберёмся во всей этой канители. 
Я – Куликов; все члены экипажа исследовательской станции погибли при загадочных обстоятельствах. 
Я – Куликов; версий произошедшего много, общественность просто с ума сходит от предположений, а я сторонник наиболее популярной теории, что всё это один грандиозный фейк, которым скрывают истинные причины гибели учёных. 
Я – Куликов; но разве кому-то интересно мнение простого солдафона? 
Я – Куликов; по последним видеозаписям с камер наблюдений «Эона» понятно только одно – что-то невидимое убивало космонавтов, и, если каким-то чудом это разумное существо, а не более вероятный ядовитый газ или вирус, то оно предпочитает действовать в темноте, поэтому мы запаслись самым разным оборудованием – ни одна муха не пролетит мимо незамеченной. 
Я – Куликов; проникнув внутрь, мы сразу разделились по парам – я с Оракулом направляюсь к центральному пункту управления, Володя с Серым – к жилым модулям, Хомяк и его робот-осьминог – к лабораториям. 
Я – Куликов; остальная наша рота и прямые начальники остались на крейсере «Богатырь-3» неподалёку, а сюда добрались только мы впятером на челноке… Разведка, так сказать. 
Я – Куликов; ну давай, враг, покажись, если ты – не проделка средств массовой дезинформации. 
Я – Куликов; у меня – скорострельный электрошокер, а у Оракула – огнемёт, ведь любой так называемый «инопланетянин» должен понимать хотя бы язык огня, хе-хе-хе. 
Я – Козлов; не нравится мне всё это, сердце колотится, пот течёт, слишком уж утомило ожидание неизвестного, пока летели сюда и пока теперь медленно-медленно плывём по коридорам станции с Куликовым Димой. 
Я – Козлов; я не уверен, что все эти фонари, что мы нацепили, отпугнут тварь… Мне, как и многим, думается, она наоборот питается энергией… Но против приказа не попрёшь. 
Я – Козлов; и теперь я с этим огнемётом… надеюсь, что имеем дело с маскировкой противника, иначе он точно не поможет… 
Я – Куликов; хрипит рация: Хомяк докладывает, что нашёл в одной из лаб заледенелые трупы погибших, их там складировали те, кто оставался в живых, не хватает только капитана Клэр Гилмор, что неудивительно. 
Я – Куликов; все трупы – без видимых повреждений, так что способ умерщвления всё ещё остаётся нераскрытым… 
Я – Козлов; да мозги им высасывают, мозги, я уверен! 
Я – Куликов; говорю Оракулу, чтобы не волновался так, трясётся весь, как осиновый лист, а ведь на борту «Богатыря» такого крутого из себя строит вечно, вот тебе и стрессовые ситуации. 
Я – Куликов; нашли тело Гилмор в скафандре на кухне по дороге в рубку управления; выглядит так, словно прижалась к стенке отдохнуть, руку пропустила через специальные перила, чтобы не улететь при отсутствии гравитации, головой упёрлась в стекло шлема, но по показаниям наших приборов – не дремлет, а давно уже мертва… К этому все были готовы. Через тепловизор она синяя, как часть интерьера станции… 
Я – Козлов; делаю вид, что охраняю выход из отсека, не могу смотреть на тело бедной женщины; 
Я – Козлов; помехи в наших рациях почему-то усиливаются. 
Я – Куликов; у Гилмор - израсходованный запас кислорода в скафандре, но рядом – ещё два целёхоньких баллона… непохоже на самоубийство… но как тогда она умерла? 
Я – Куликов; у неё с собой блокнот, но тут потребуется расшифровщик; не то чтобы я не знал английский, просто почерк у неё дёрганный, как у сумасшедшей; может, правы те, кто обвиняет Гилмор в убийстве своей команды? 
Я – Козлов; наружные датчики скафандра регистрируют резкое повышение молекулярных ионов водорода в атмосфере. 
Я – Козлов; экипаж «Эона» говорил что-то про запах озона? Может, это как-то связано? 
Я – Козлов; по спине пробегает холодок, я оглядываюсь, но коридор пустой, как и прежде… только пылинки кружат в пространстве, множество пылинок повсюду… 
Я – Куликов; докладываю по рации о трупе Гилмор и блокноте, меня едва слышат из-за помех, переспрашивают, я повторяю… 
Я – Козлов; связь с Куликовым пропадает, речь лейтенанта обрывается на полуслове, его фонари и подсветка лица гаснут, а вокруг него в лучах моих приборов пылинки вихрятся особенно яростно … 
Я – Козлов; я простыми глупыми выкриками зову его, но не подбираюсь ближе, нас серьёзно готовили к такому повороту событий… 
Я – Козлов; меня осеняет: оно здесь! Оно рядом! Оно убило лейтенанта! 
Я – Козлов; я барахтаюсь, пячусь по коридору, цепляюсь за стены, оглядываюсь, динамики в шлеме начинают зверски шипеть, на мини-экранах – помехи; 
Я – Козлов; «Найди его! Сними его! Это приказ, солдат!» - сквозь помехи кричит товарищ капитан, наблюдая за происходящим через стриминговую видеокамеру у меня в шлеме… Сам-то он на борту «Богатыря-3». 
Я – Козлов; тело повинуется приказу быстрее мозга; лихорадочно перебираю фильтры стекла-экрана: в видимом свете – ничего; в ближнем инфракрасном – ничего; в дальнем инфракрасном – ничего; в ближнем микроволновом – вроде тоже ничего… 
Я – Козлов; помехи всё сильнее, я спотыкаюсь, ворочаюсь, кое-как бреду в невесомости, кувыркаюсь, только бы уйти, только бы спастись… 
Я – Козлов; лучше попробую короткие волны: в ультрафиолетовом – вроде ничего; в рентгеновском… так, мне показалось или… усиливаю до ближнего гамма-излучения… вижу перед собой в воздухе редкие точечные всполохи! И их становится всё больше, вспышки чаще и больше! Они надвигаются прямо на меня! 
Я – Козлов; кричу от неожиданности и ужаса, вскидываю оружие и зажимаю спусковой крючок. 
Я – Козлов; ещё до того, как я навёл огнемёт, замечаю, что тварь отдёрнулась, резко ослабила вспышки, будто испугалась моего крика. 
Я – Козлов; мощной струёй огня заливаю коридор, продолжаю кричать и отступать. 
Я – Козлов; вашу ж мать, оно всё равно приближа… 
Я… 
Я – Солоницын; мы с Серым пробираемся к жилым модулям через модули-фермы, хотя уверены, что выживших там не найдём, но работа простая, непыльная, платят хорошо, большего и не надо. 
Я – Абрамов; не знаю, как Володя, а я рисковать не собираюсь; чуть что – тактически отступлю; наше дело простое – разведать обстановку. 
Я – Абрамов; мне ещё двойняшек моих растить. 
Я – Абрамов; не думал, что военные действия в космосе застанут кого-то на моём веку; всё-таки я скорее учёный-астрофизик, а не солдат, служил в армии давно, занимался исключительно авиацией, а теперь начальство впопыхах собрало группу наиболее подходящих кандидатов и отправило на передовую с энергетическим ружьём наперевес изучать, прости господи, аномалию какую-то… 
Я – Абрамов; теоретически нам нужно было только робота доставить и сразу отчалить назад, к своим на «Богатырь-3», потом из тыла стрим смотреть и не париться… 
Я – Абрамов; но нет, этому Куликову понадобилось выпендриться перед старшими по званию и всем миром, провести разведку боем, етить-колотить. 
Я – Солоницын; господи! Господи! Господи! 
Я – Абрамов; сигнал с парнями утерян! 
Я – Солоницын; возвращаемся! Назад к челноку! Живее! Пропусти меня! 
Я – Абрамов; почему они не отвечают? Что происходит? 
Я – Солоницын; Нарушение приказа? Похрен! Вообще похрен! Умирать за деньги я не собираюсь! Если Куликов не справился, то нам и подавно ничего хорошего не светит! Вообще плевать на то, как отреаги… 
Я – Абрамов; стоп! Володины фонари погасли! Солоницын остановился и трясётся посреди коридора! Это конвульсии! Мать! Мать моя… Матушки! 
Я – Абрамов; убираюсь прочь так быстро, как могу, но в невесомости это получается неловко, большинство движений бестолковы, мои приборы и оружие на ремешках разлетаются и цепляются за всё, что попадается вокруг в узком коридоре, тормозят меня… Сбрасываю с себя оружие, объективы и прочие приборы. 
Я – Абрамов; невидимая хреновина, значит, блокировала путь назад, так что теперь только один вариант отхода остаётся – опять в жилые отсеки, но там тупик, куча тупиков, и ничего не поделать. 
Я – Абрамов; судорожно дёргаю всеми конечностями, отталкиваюсь, цепляюсь, скольжу сквозь тёмные помещения. 
Я – Абрамов; все фонари гашу, всю электронику в скафандре вырубаю; возможно, именно она привлекает существо, так полагали многие, кто изучал видеозаписи «Эона», на которых погибал предыдущий экипаж… Капитан Гилмор тогда без электроники продержалась дольше остальных… 
Я – Абрамов; теперь я без связи, но на это абсолютно наплевать, лишь бы выбраться отсюда живым… 
Я – Абрамов; боже, помоги мне! Боже, помоги мне! Нет, помоги моим детям! Пожалуйста! Умоляю! Прошу! Отче наш… 
Я – Абрамов; я запираюсь в тесной каюте, даже закрываю жалюзи вентиляционного отверстия, молюсь про себя, не издаю ни звука, не дышу, в полной темноте, иллюминатора нет. 
Я – Абрамов; что это щёлкает?… всё быстрее и быстрее… Это у меня в голове или… 
Я – Абрамов; дерьмо, я забыл отключить радиометр со счётчиком Гейгера! Прибор в сумке на поясе, вожусь с её замками непослушными пальцами в толстенных перчатках скафандра… 
Я – Абрамов; частота увеличивается, и щелчки уже сливаются в единый монотонный однородный треск; оно явно здесь, оно передо мной, оно обволакивает меня, нет, проходит сквозь меня, как и сквозь чёртовы стены… 
Я… 
Я – Уткин; я сваливаю с этой проклятой посудины. 
Я – Уткин; «Октопусу» я приказал остаться в одном из лабораторных модулей, робот не возражал, на «Богатыре» полковник и капитан не возражали тоже, увлечённые гибелью моих товарищей. 
Я – Уткин; и вот я уже возле шлюза, что отделяет «Эон» от челнока. 
Я – Уткин; здесь мы разделились, когда проникли на исследовательскую станцию. 
Я – Уткин; товарищ полковник Стоянов требует теперь, чтобы я, пока есть время, пошёл вслед за Оракулом и Куликовым… и чтобы вернулся к челноку с блокнотом Клэр Гилмор! Ну дела! 
Я – Уткин; «Хомяк! Ты должен! Иначе твои товарищи погибли зря! Ты должен притащить сюда блокнот! Скорее! Информация от Клэр Гилмор может оказаться бесценной!» - так и хочется послать куда подальше эту сволочь. 
Я – Уткин; боже, так не хочется умирать из-за чьих-то предсмертных каракулей! И идиотизма командира! Но как я могу не подчиниться? 
Я – Уткин; но, слава богу, товарищ капитан Новиков уговаривает старшего по званию образумиться, чтобы вернулся с «Эона» хоть кто-нибудь из мальцов… Мол, это смягчит критику общественности и их начальства. А блокнотом пускай займётся робот-осьминог. 
Я – Уткин; полковник, по всей видимости, даёт отмашку, я ныряю в шлюз, захлопываю люк «Эона» и через несколько секунд уже задраиваю люк нашего космического челнока. 
Я – Уткин; слушаю, как ссорятся командиры между собой, пока поспешно выполняю операцию отстыковки. 
Я – Уткин; слушаю, как дистанционно управляют «Октопусом» и переругиваются из-за этого. Да что они могут этим роботом сделать? 
Я – Уткин; корабль отстыковался, шлюз свернулся. 
Я – Уткин; включаю маневровые, сразу же отдаляюсь от станции метров на пятьсот. От греха подальше. 
Я – Уткин; всё работает исправно, никаких призраков на челноке быть не должно. 
Я – Уткин; призрак всё-таки довольно медленный: между пропажей связи с Козловым и пропажей связи с Солоницыном прошло тогда минут шесть. 
Я – Уткин; а Абрамов отключился минуты четыре назад. 
Я – Уткин; к тому же находился он максимально далеко от шлюза, где-то в районе жилых отсеков. 
Я – Уткин; и не стоит забывать, что призрак все эти месяцы не покидал дрейфующую станцию «Эон»… Видимо, уютнее ему в металлической коробке, клетке Фарадея. Стремится к теплу? Избегает радиации Солнца? Юпитера? Не моего ума это дело… 
Я – Уткин; так что можно расслабиться и возвращаться на борт «Богатыря-3». 
Я – Уткин; по большой дуге, только бы не приближаться лишний раз к «Эону», я веду корабль к другому кораблю, зависшему в пространстве. Внушительный, огромный, хорошо защищённый, боевой… Сюда приятно возвращаться… 
Я – Уткин; но вот, когда стресс утих, накатывает волна волнения и переживания за товарищей. 
Я – Уткин; конечно, трупов я не видел, и пока что всё это кажется неудачной шуткой, неправдоподобным, надуманным событием. 
Я – Уткин; но я понимаю, вот-вот меня сожмёт тисками удушающая скорбь. Безнадёга. А в космосе выпивку так просто не найти… 
Я – Уткин; там были мои друзья, там были просто хорошие люди. Может, даже лучшие из лучших, раз так далеко забрались. 
Я – Уткин; герои. 
Я – Уткин; бесспорно герои, память о них переживёт тысячелетия. 
Я – Уткин; полкан говорит, что «Октопус» всё ещё функционирует, и в итоге находит блокнот. Аномалию так и не встретил, пока перемещался через отсеки. Теперь «Октопус» с усилием разгибает пальцы мёртвого Куликова один за другим, чтобы извлечь вещицу. 
Я – Уткин; мне уже как-то всё равно; облетаю «Богатырь-3», лечу в считанных метрах от корпуса вдоль него. 
Я – Уткин; «Эон» и мои погибшие братаны остались на противоположной стороне… 
Я – Уткин; а с этой стороны «Богатыря» – стыковочные модули. 
Я – Уткин; состыковка… 
Я – Уткин; и вот я внутри боевого крейсера. 
Я – Уткин; ребята, которые встречают меня в грузовом модуле, совсем приунывшие, а некоторые разгневаны. 
Я – Уткин; это они должны меня успокаивать, а приходится самому их одёргивать, перебивать, затыкать, просто удерживать от поспешных решений… Некоторые без оглядки на приказы рвутся занять челнок и лететь на «Эон», мстить проклятой твари… 
Я – Уткин; к счастью или сожалению, электроника транспортного челнока самостоятельно глохнет… 
Я – Уткин; в шлюзе поочерёдно гаснут все лампочки… 
Я – Уткин; мы со страхом переглядываемся… 
Я – Уткин; и вот уже отключаются люди… Сначала один расслабляется всем телом, закрыв глаза и понурившись… Потом другой откидывает голову назад, а из беззвучно распахнутого рта вырываются округлые капельки слюны… 
Я – Уткин; мне тоже что-то… 
Я – Бишаев; оп-ля, Хомяк, кажись, сознание теряет… 
Я – Бишаев; эй, пацаны, вы чего? Вы тоже?.. 
Я – Бишаев; мама дорогая! Это же та хренотень! 
Я – Бишаев; мляха-муха! Нетушки! Только не меня! 
Я – Бишаев; не успеваю! Ничего не успеваю! 
Я – Бишаев; Отвали! Отцепись! Вот и свет гаснет! Всё понятно! Карачун мне самый настоящий! 
Я – Бишаев; добираюсь до настенной рации, на ощупь в темноте нахожу кнопку, жму её, вроде лампочка светит, значит, ещё работает… 
Я – Бишаев; не своим голосом кричу «Тревога! Тревога! Оно здесь!» 
Я – Бишаев; а теперь только зарыдать остаётся, слёзы из глаз комками лезут, просто пиз… 
Я… 

Я… 
Я – Стоянов; всё полетело к хренам собачьим. 
Я – Стоянов; Объект проник на борт «Богатыря-3». 
Я – Стоянов; там, у меня за спиной, люди гибнут, а я как последняя крыса бегу с корабля. 
Я – Стоянов; на последнем уцелевшем челноке… 
Я – Стоянов; но ведёт меня отнюдь не трусость, я не из робкого десятка, вовсе нет. 
Я – Стоянов; с одной стороны, я должен умирать вместе с моими солдатами, как полагается настоящему лидеру, патриоту… 
Я – Стоянов; должен! 
Я – Стоянов; но у меня другой приказ, от людей, которые, несмотря на огромное расстояние и медленную передачу данных, видят всю картину целиком, у них больше информации и способностей, чтобы её проанализировать, обработать, правильно переварить… 
Я – Стоянов; …и родить, наконец, решение проблемы, а я их руки, исполнитель… 
Я – Стоянов; хех, да я и в армию пошёл только потому, что я человек действия, а не большого ума. 
Я – Стоянов; и самокритичен. И понимаю, что не все такие… 
Я – Стоянов; пускай за меня решают специалисты, я же буду подчиняться, как в старые добрые времена, когда от моих решений мало что зависело. 
Я – Стоянов; но и мир тогда был проще; война с ИГИЛ, Российско-Китайский конфликт, трёхдневный бой с НАТО за Арктику... 
Я – Стоянов; по крайней мере, таким мой психологический портрет рисовала жена и наш… точнее её семейный психолог… 
Я – Стоянов; эти вечные женские заморочки по несущественным проблемам… 
Я – Стоянов; но теперь я даже не знаю – может, мне и вправду нужен психолог? 
Я – Стоянов; проклятье! Я застрелил старшего сержанта! И никаких угрызений совести не испытываю! Вот что я за человек? Конечно, он и так был обречён, как и все мы. Конечно, он стоял у меня на пути, а его убийство не противоречило очень чётким приказам, которые я получил по личному каналу связи от командования на Марсе… 
Я – Стоянов; отставить нюни! Соберись, ссаная тряпка! 
Я – Стоянов; по большому счёту это всё уже не имеет никакого значения… 
Я – Стоянов; я уже почти труп, я уже в могиле, в готовом гробу, в этой консервной банке. 
Я – Стоянов; и всё равно, как же это горько – терять людей, которые за последние годы стали для меня, как сыновья… 
Я – Стоянов; сначала в служебных и стыковочных модулях все помирать начали… 
Я – Стоянов; на экране с характеристиками членов экипажа – то у одного, то у другого солдата пропадало сердцебиение. 
Я – Стоянов; по тревоге собрали весь офицерский состав на совещание, необходимо было срочно решать, что делать… 
Я – Стоянов; со стороны Земли и Марса сразу пришло нерадостное решение: мы, «богатыри», отныне находимся в строжайшей карантинной зоне, никто не имеет права возвращаться и тащить эту заразу к цивилизации. 
Я – Стоянов; впрочем, большинство было к этому готово, уж я-то точно всё прекрасно понимал. 
Я – Стоянов; во благо всего человечества! – хороший, должно быть, тост. 
Я – Стоянов; но пока Объект не обесточил весь крейсер, нужно было что-то делать. 
Я – Стоянов; мы направили сержантский состав отвлекать Объект, не пропускать в жизненно- и стратегически важные модули, препятствовать Его передвижению всеми силами. 
Я – Стоянов; к тому моменту некоторые качества Объекта уже прояснились… например, ему интересно охотиться именно за людьми, а обесточивание приборов – высасывание энергии из них – происходит то ли невольно, то ли попутно, поскольку объект в состоянии покоя черпает энергию где-то в другом месте, не стремится уничтожить электронику, да и «Октопуса» не тронул, за Хомяком полетел… 
Я – Стоянов; то ли из вакуума энергию получает как-то, то ли радиацию жрёт, в общем, это вам не говно на палочке… 
Я – Стоянов; а самое любопытное, что подтвердилась одна из самых волнительных гипотез: Объект обесточивает человеческий мозг; в один миг высасывает всю энергию из нейронов серого вещества. 
Я – Стоянов; так подсказали электроэнцефалографы, встроенные в шлемы скафандров… Иногда, при столкновении мозга с Объектом, приборы успевали считать смертельные колебания мозговой активности и отправить результат до того, как их самих обесточивало… 
Я – Стоянов; так вот учёные с Земли заметили, что при столкновении с Объектом человеческий мозг переживает так называемую «волну смерти» сразу же, в пределах пары секунд… 
Я – Стоянов; ярчайшая вспышка, знаменующая резкую смену поляризации заряженных частиц… 
Я – Стоянов; с минуса на плюс, ребятки, с минуса на плюс… 
Я – Стоянов; при естественной смерти обычно это происходит через две-три минуты после остановки сердца… а здесь сразу… 
Я – Стоянов; и она тут же гаснет, вся энергия из мозга улетучивается, хотя в естественных условиях «волны смерти» наблюдаются продолжительное время, не одну минуту… 
Я – Стоянов; некоторые учёные говорят уже, что Объект питается мозговой энергией людей, находит в ней что-то лакомое, более вкусное, чем во всей иной энергетике, которую потребляет в пространстве… 
Я – Стоянов; а есть те, кто уверен, что это некий Пожиратель Душ; чуть ли не сам Господь Бог или что-то аналогичное… 
Я – Стоянов; Смерть? Старуха с косой в истинно-призрачном воплощении? 
Я – Стоянов; сам дьявол? 
Я – Стоянов; кого коснётся Перстом Смерти, тот тут же умирает… 
Я – Стоянов; пока неясно, чему тут верить, но выбор не из приятных… 
Я – Стоянов; так умирали на «Эоне», так умирают теперь на «Богатыре-3». 
Я – Стоянов; не знаю, что этот Объект всё-таки делает с людьми, но я упокою ваши души, как сумею, друзья мои… 
Я – Стоянов; может, это не совсем по-христиански – тела сжигать – но это будет лучше, чем оставить вас гнить в скафандрах без надежды на захоронение… 
Я – Стоянов; я взорву «Богатырь-3» к хренам собачьим. 
Я – Стоянов; только отведу челнок подальше. 
Я – Стоянов; детонатор лежит у меня на коленях, зелёная лампочка равномерно мигает – сигнал есть, сигнал стабилен. 
Я – Стоянов; ничего не подозревающие члены экипажа – оставшиеся в живых сержанты, старшины и офицеры – следуя приказам, отводят Объект подальше от ядерного реактора «Богатыря-3». Реактор объявлен самым приоритетным отсеком, куда никому теперь соваться нельзя, чтобы не привлекать туда противника, чтобы тот не обесточил сердце корабля… 
Я – Стоянов; такое решение проблемы предложили учёные и военные с Земли; так они решили завершить эту шахматную партию. 
Я – Стоянов; ну, что поделать… понять можно. 
Я – Стоянов; отчаянные времена, отчаянные меры. 
Я – Стоянов; не лучшая причина войти мне в учебники истории, хотя это ещё с какой стороны посмотреть… 
Я – Стоянов; лучшего кандидата на «Богатыре-3» им не найти, уж я-то не подведу. 
Я – Стоянов; другой бы сомневался, ломал бы трагикомедию, ныл. Ещё бы приказа ослушался! 
Я – Стоянов; но я со старшими по званию не спорю, и не только из-за уважения к погонам. 
Я – Стоянов; я сделаю то, что должен. 
Я – Стоянов; кто-то поймёт, кто-то осудит. 
Я – Стоянов; возможно, меня и выбрали по характеристике психологи, как самого подходящего на такую роль, для такого ответственного мерзкого задания. 
Я – Стоянов; что ж, отставить угрызения совести и самоанализ, не моего ума это дело! 
Я – Стоянов; я торможу челнок в пространстве, закладываю вираж, долгий-долгий разворот… 
Я – Стоянов; признаюсь – уж самому себе почему бы не признаться – я немного тяну время, слушаю радиопередачи обречённых товарищей из недр «Богатыря-3»… 
Я – Стоянов; ещё человек тридцать живо, все действуют слаженно, такие молодцы. 
Я – Стоянов; подходят к сражению творчески, изобретательно, с энтузиазмом; кажется, они уже испробовали всё, что только можно. 
Я – Стоянов; даже ненадолго загнали Объект в модуль центрифуг, раскрутили и совершили замечательное открытие, что хоть что-то воздействует на аномальный источник гамма-энергии – её величество гравитация… 
Я – Стоянов; центробежные силы замедляли Объект, прижимали его к стенкам, и он не способен был обесточить отсек, потому что не дотягивался до далёких внешних источников питания. 
Я – Стоянов; люди при этом чувствовали себя куда лучше, при нормальной земной гравитации, это дало им фору, они выбрались и раскрутили центрифугу ещё сильнее, создавая сильные перегрузки для Объекта. 
Я – Стоянов; но, к сожалению, аномальное чудище вырвалось из ловушки, медленно, превозмогая силу гравитационного притяжения, прошло сквозь стенку, к которой её прижимало, и освободилось; продолжило охоту за разумом. 
Я – Стоянов; земляне предположили, что нужно более мощное гравитационное воздействие, чтобы удержать Объект… но мне от этого ни горячо, ни холодно… чёрной дыры в кармане не завалялось. 
Я – Стоянов; по показаниям приборов моих товарищей я уже мёртв – в этом мне помогает бортовой компьютер, искусственный интеллект, который тоже никогда не подведёт, никогда не ослушается приказов самых старших по званию, тех, у кого самый высокий уровень доступа к секретным данным. 
Я – Стоянов; за последний час командование значительно повысило меня, расширило мои полномочия, и теперь у меня есть коды доступа к ядерному реактору, питающему энергией «Богатырь-3». 
Я – Стоянов; искин докладывает, что всё готово, осталось только нажать кнопку на детонаторе. 
Я – Стоянов; робот не способен навредить человеку, а вот человеку всё можно… 
Я – Стоянов; нас программировали иначе, хе-хе… 
Я – Стоянов; закрадывается червячок подозрений – а вдруг всё это действительно проделки искусственного разума? 
Я – Стоянов; вдруг Гилмор была права? 
Я – Стоянов; вдруг компьютер сейчас меня использует? Я ведь смотрю в экраны, слушаю радиопередачи… Вдруг всё это – сплошной обман? 
Я – Стоянов; отставить глупую паранойю! Что за фантастические мифы ты себе надумываешь, солдат? Нет оснований не доверять командирам. Да, сигналы и голоса можно подделать. Но перед вылетом к «Эону» я общался с командирами лично, с генералами, без электронных посредников, тогда лидеры нации тоже были настроены очень серьёзно, расписывали самые суровые меры, какие, возможно, придётся предпринять. Все были готовы к этому. Кто, если не мы? 
Я – Стоянов; уступить дорогу дерьмократам? Вот уж нет! Я слышал, что американцы вообще хотят дипломатически подойти к вопросу, наладить контакт, общение… Считают Объект разумным! Безумцы готовы целый заповедник тут создать! Вот уж нет, только через мой труп! Думаю, с этим согласны и мои командиры. 
Я – Стоянов; сорняки нужно вырывать с корнем. 
Я – Стоянов; особенно когда он ещё только один. 
Я – Стоянов; беру в руки детонатор. 
Я – Стоянов; я взорву космический корабль и уничтожу корень всех бед. 
Я – Стоянов; больше никто не погибнет. 
Я – Стоянов; гражданских на борту нет, есть лишь люди, которые клялись в верности и готовности умереть за свою Родину. 
Я – Стоянов; теперь речь не только о стране, а обо всём мире. 
Я – Стоянов; ставки слишком высоки… Настолько высоки, что моя жизнь и жизни моих товарищей на «Богатыре-3» уже не имеют значения… 
Я – Стоянов; простите, братья; прости, господи, если я совершаю ошибку; но я не вижу иного выхода. 
Я – Стоянов; и не я должен его искать; есть ведь специалисты. 
Я – Стоянов; лишний раз перепроверяю данные приборов, переспрашиваю – правильно ли понял приказ. 
Я – Стоянов; ответ приходит от самого главнокомандующего. 
Я – Стоянов; всё я понял правильно, не большого ума это дело. 
Я – Стоянов; нужно что-то сказать по такому случаю. 
Я – Стоянов; ну или подумать хотя бы. 
Я – Стоянов; «Вечная память героям!» - банально, просто, но точно. Как Автомат Калашникова. 
Я – Стоянов; но молчу, не произношу ни слова, в горле пересохло, язык липнет к нёбу, не знаю даже... Нажимаю чёртову кнопку. 
Я – Стоянов; затем подношу распрямлённую кисть к шлему скафандра, отдаю воинское приветствие. 
Я – Стоянов; в сотнях километрах от моего челнока происходит яркая вспышка, фильтры телескопов, через которые я наблюдаю, не дают мне ослепнуть, а ведь я был бы уже не против. 
Я – Стоянов; на полотне из темноты и звёзд расцветает ядерный взрыв; сферический, такой неправдоподобный… 
Я – Стоянов; я хмурюсь, но смотрю, даже не моргаю… 
Я – Стоянов; потом мой челнок подхватывает ударная волна, тащит куда-то прочь, трясёт… Приборы борются с нахлынувшим электромагнитным излучением, экраны мигают, но вскоре всё приходит в норму… 
Я – Стоянов; я жив. 
Я – Стоянов; я убил свою команду. 
Я – Стоянов; я спас мир. 
Я – Стоянов; спас ли? 
Я – Стоянов: всё пропало! Сгусток, источник гамма-излучения приближается к челноку со стороны взрыва! Ошибки быть не может! Несколько телескопов видят одно и то же! Объект уцелел! Но как это возможно? 
Я – Стоянов; расстояние между нами сокращается, хоть я и удаляюсь, отброшенный взрывом куда-то в открытый космос. 
Я – Стоянов; через несколько минут со стороны Марса приходит предположение, что на этот сгусток электромагнитных волн – другие электромагнитные волны никак не действуют. Ну или почти не действуют. 
Я – Стоянов; Объект следует за мной не по кратчайшему расстоянию, а по моей траектории полёта – даже совершает тот же самый долгий разворот, который проходил мой челнок, хотя это совершенно лишено смысла… Может, он чувствует там моё остаточное тепло? Челнока или организма? 
Я – Стоянов; и вот, он уже достиг точки, где я активировал детонатор… А теперь следует прямиком ко мне… 
Я – Стоянов; я, наверное, даже могу от него оторваться, если разгонюсь, двигается он не так уж быстро… 
Я – Стоянов; советчики и командиры в один голос вопят, чтобы я не вёл эту тварь к Земле. 
Я – Стоянов; да какое там! В этом челноке топлива и ускорения не хватит ни на что серьёзное... Да и пищи с кислородом тут почти нет. Это конечная остановка, всё. Дрейфуем, танцуем, может, ещё на парочку бессмысленных манёвров хватит, а толку-то. 
Я – Стоянов; зря только ребят погубил. 
Я – Стоянов; «тыловые крысы» говорят, что не зря, чтобы не волновался. 
Я – Стоянов; но я-то знаю, что зря. 
Я – Стоянов; никакой я не герой. Неудачник – вот, кто я. 
Я – Стоянов; вот же дрянь какая! Всё из-за тебя! Объект, мля. 
Я – Стоянов; собственные мысли превращаются в предателей, врагов, голова уже кружится от всех этих сложных решений, головоломок. 
Я – Стоянов; Объект уже близко. Если это именно он, а то глазам и аппаратуре я уже слабо верю. Какие-то едва заметные колебания и вспышки в пространстве, только и всего. Говорят, похожее наблюдают в попытках добиться идеально пустого вакуума, только на микроуровне. 
Я – Стоянов; ядерный взрыв пережила дрянь этакая, надо же. Боюсь, что в нашем арсенале ничего серьёзнее нет. Но, может, молодцы придумают что-нибудь. Только это уже будет без меня. 
Я – Стоянов; поворачиваю и торможу челнок… по крайней мере, чтобы дрейфовал не в сторону Земли, а в противоположную. 
Я – Стоянов; дельных советов с Земли и Марса больше не приходит, только успокаивают. Дохлый номер я уже. 
Я – Стоянов; ну ладно… 
Я – Стоянов; открываю люк, выбираюсь на поверхность челнока. 
Я – Стоянов; счётчик Гейгера тарахтит, как ненормальный; не столько из-за близости Юпитера, хотя до того ещё не один миллион километров, сколько из-за приближающегося Объекта. 
Я – Стоянов; тот доходит до точки поворота челнока, и снова следует прямо ко мне, совсем уже близко… 
Я – Стоянов; достаю из внешнего кармана мочесборник, от него трубка тянется к паху. 
Я – Стоянов; против этого лома не найдёшь приёма, сука. 
Я – Стоянов; искин в шлеме ругается из-за разгерметизации, опасности для жизни, а я матом крою его в ответ, всё равно не затыкается, вот тебе и полномочия… 
Я – Стоянов; на моём стекле-экране - проекция изображения Объекта с телескопов… Он уже достиг челнока и летит прямо к моей голове… 
Я – Стоянов; раскрываю мочесборник и выплёскиваю содержимое навстречу Объекту. 
Я – Стоянов; моча, как ни странно, не превращается сразу в лёд, впрочем, это уже не важно. 
Я – Стоянов; вдобавок я показываю грубый жест руками с выставленным вверх кулаком. 
Я – Стоянов; кричу, включив внешний динамик, хотя это, возможно, лишено смысла… 
Я – Стоянов; «Во-о-от вам! Во-о-о-от вам! Запомните! Сценарий первого контакта, на…» 
Я… 

Я… 

Я… 
Я – Фармер: а-а-а-а! Вот Он! Вот Он! Пусти меня! Пусти меня! Мой бог! Мой бог! 
Я – Мёллиндорф: надо всё-таки вколоть Фармеру успокоительное, иначе экзоскелет, к которому тот прикован, не удержит парня, и тот познает носом качество нашей искусственной гравитации. 
Я – Фармер: мой бог! Я здесь! Я молю тебя о благословении! Смилуйся! Дай мне крылья! Мой бог! Ш-ш-ш-ш! Фьюх! 
Я – Мёллиндорф: ну вот мы и на месте, держимся от странной штуковины на безопасном расстоянии. 
Я – Мёллиндорф: наша центрифуга медленно отступает, скармливая этому НЛО наши мысли… 
Я – Мёллиндорф: но вскоре подпустим ближе, Фармер ведь так этого хочет… Умереть во благо науки… Приобщиться к своему божеству… 
Я – Меллиндорф: проверим, всеми ли видами мозговой активности питается НЛО… проверим, как он относится к шизофрении… 
Я – Фармер: я Фармер! Мой Бог! Я Фармер! Прими меня! Вонзи меня в себя! Этернитас Фармер! Этернитас Италиано! А-а-а-а-а! 
Я… 

Я… 
Я – Эми; у-у-у, далёкие огоньки! Красота! Снова! 
Я – Боуман; нет, не туда надо смотреть, глупышка. Показываю ей, куда нужно. 
Я – Боуман; на стене-экране мы видим в виде двух наложенных друг на друга изображений бесформенную изменчивую структуру, парящую в пространстве. На самом деле она пытается нас догнать. И скоро мы это ей позволим. 
Я – Боуман; мы видим её одновременно в двух противоположных диапазонах: в спектре радиоволн и в спектре гамма-излучения… 
Я – Эми; долго смотрю. 
Я – Эми; не понимаю. 
Я – Эми; на языке жестов спрашиваю человека: «Это мой убийца?» 
Я – Боуман; глажу шимпанзе по голове, улыбаюсь. 
Я – Боуман; киваю. 
Я – Эми; страшно. 
Я – Эми; но нельзя бояться! Нельзя ругаться! 
Я – Эми; иначе клетка! И уколы! 
Я – Боуман; она печалится, как обычно, но понимает, что её смерть неизбежна. Что поделать, жизнь – чрезвычайно сложная штука. 
Я – Боуман; но я не такой живодёр, как мои коллеги; я облегчу её страдания, выложусь по полной, это мой долг, я сам себе его назначил. 
Я – Боуман; надо её развеселить, избавить от этих тяжёлых дум. 
Я – Боуман; говорю: «Ну а теперь ужин!» 
Я – Эми; у! А! А! А! Радость! Счастье! Человек! Люблю его! Бо! 
Я… 

Я… 
Я – Смит-младший; звёзды снова рассыпаны по-другому. 
Я – Смит-младший; начинать надо с левого нижнего угла... 
Я – Смит-младший; один, два, три… 
Я – Смит-старший; сынок, ты лучше сюда посмотри, гляди на эту необычную «звезду»! 
Я – Смит-младший; сто сорок три, сто сорок четыре… 
Я – Смит-старший; бесполезно, никогда меня не слушает! Вот если бы хоть раз в жизни проявил каплю внимания к тому, что я говорю… Развернул бы корабль тотчас же! Плевать на карантинную зону, на оцепление военных, на ракетные установки в Поясе астероидов… Я бы вернул Сына домой, ничего бы не остановило! 
Я – Смит-младший; тысяча один, тысяча два… 
Я… 

Я… 
Я – Хига; мы мотыльки. 
Я – Хига; слетелись на непознаваемое. 
Я – Хига; на добрый свет, на сокрытую тьму. 
Я – Хига; на жизнь, на смерть. 
Я – Хига; ну, здравствуй, нечто! 
Я – Хига; я Хотару Хига! 
Я – Хига; я из тех, кто верит, что ты слышишь… 
Я – Хига; ты читаешь наши мысли, я знаю… 
Я – Хига; все только об этом и говорят, спорят… 
Я – Хига; ты знаешь, что тебе дали имя? 
Я – Хига; ты мог бы быть польщён… 
Я – Хига; ты Шрайк. 
Я – Хига; взяли почти из мифологии, из классики фантастики… 
Я – Хига; на мой взгляд, не очень-то вы похожи… 
Я – Хига; разве что мы своим паломничеством к тебе укрепили этот симулякр… 
Я – Хига; но мне от тебя ничего не надо. 
Я – Хига; я не ищу чуда, исцеления, исполнения желаний… как некоторые здесь, со мной… 
Я – Хига; я прожил прекрасную жизнь. И нашёл ей достойное завершение. 
Я – Хига; я самый богатый человек Земли. 
Я – Хига; я спонсировал это паломничество, ну, один из многих спонсоров. 
Я – Хига; и не жалею. 
Я – Хига; и не жду пощады. 
Я – Хига; билеты у всех из нас - в один конец. 
Я – Хига; и я поэт. 
Я – Хига; и пока мы с тобой танцуем, пока все мы, мотыльки, кружим вокруг тебя на сотнях кораблей, то подпуская, то отдаляясь, я бы хотел прочитать тебе мои произведения… 
Я – Хига; я даже не надеюсь, что ты как-то отреагируешь, заговоришь со мной; я умный рациональный человек; и я достаточно стар, чтобы считать себя ещё и мудрым… 
Я – Хига; но если у тебя найдётся, что ответить, я вниму твоим словам. 
Я – Хига; в любом случае, я рад, что такое, как ты, загадочное явление нашлось на моём веку… Спасибо тебе! 
Я – Хига; учти, тебя прилетели не только кормить, но и убивать… 
Я – Хига; учёные не терпят, когда их выставляют дураками. 
Я – Хига; да и абсолютно всем людям нравилось быть на вершине пищевой цепи. 
Я – Хига; думаю, глупо это скрывать, потому что ты всё равно это прочитаешь в наших мыслях… 
Я – Хига; не знаю, поймёшь ли… и как ты вообще относишься к понятию смерти… 
Я – Хига; но пока… я зачитаю тебе мои стихи… 
Я – Хига; можешь счесть это прощанием. 
Я – Хига; но не только с миром. 
Я – Хига; я уйду вместе с тобой. 
Я… 

Я… 
Я – Маккарти; это какое-то кидалово. 
Я – Маккарти; не знаю, конечно, чего я такого особенного ожидал, но стоять во тьме и трогать экран, как полный идиот… 
Я – Маккарти; а вокруг крутятся стримеры-операторы, транслируя меня на весь мир… 
Я – Маккарти; скорее бы это всё закончить, пока я окончательно не превратился в «вещь в себе». 
Я – Маккарти; космос – не место для слепых. 
Я – Маккарти; оттопыриваю большой палец и улыбаюсь, позируя для камер. 
Я… 

Я… 
Я – Голицын; ну здравствуй, Лямбда-член! 
Я – Голицын; ага. 
Я – Голицын; ты Лямбда-член! 
Я – Голицын; а ты думал, как тебя называют? 
Я – Голицын; в основном именно так. Потому что ты пока больше всего подходишь под определение того, что мы, учёные, так долго искали во Вселенной… 
Я – Голицын; с этим, конечно, многие не согласны. 
Я – Голицын; но и твою природу мы не до конца изучили. 
Я – Голицын; и вряд ли уже изучим. 
Я – Голицын; надеюсь. 
Я – Голицын; мы решили пожертвовать знанием, которое ты можешь нам подарить, лишь бы уничтожить тебя. 
Я – Голицын; хотя, если быть честным, уничтожение тебя тоже принесёт знание, так что двойная выгода. 
Я – Голицын; могут найтись или явиться твои сородичи, нужно понимать, как с ними бороться… 
Я – Голицын; и даже если ты не погибнешь, ты попадёшь в ловушку, откуда вряд ли найдёшь выход. 
Я – Голицын; мы нашли твою единственную слабость – на тебя действует гравитация, как на любые электромагнитные волны, но ты даже податливее, видимо, в тебе есть ещё что-то, что мы до сих пор не видим… 
Я – Голицын; мы заманим тебя на Юпитер, сука. 
Я – Голицын; я выкладываю тебе это всё, потому что мысли всё равно тяжело скрыть, а у нас есть основания полагать, что ты их читаешь, но практически не пользуешься этим, ведь тебя интересует не сущность мыслей, не их смысл, а их элементарные частицы, энергия. 
Я – Голицын; в частности, скорее всего, та энергия, которая связана с гамма-ритмом… 
Я – Голицын; тем самым гамма-ритмом в сером веществе человека, который отличает нас от животных. Который свидетельствует о наличии у нас сознания. Который отвечает за решение сложнейших задач, за сосредоточенность при абстрактном мышлении и за многое другое. 
Я – Голицын; ты охотишься за начинкой наших интегративных полей мозга, которые отвечают за высшие психические функции. 
Я – Голицын; поэтому ты не отвлекаешься на животных, даже не самых примитивных. У них гамма-ритм слишком слаб. 
Я – Голицын; обезьян, дельфинов, собак и кошек ты сожрал, только когда их под самый нос тебе подсунули, на пути оставили. 
Я – Голицын; а просто их преследовать ты не стал, не отклоняешься от траектории своего движения, даже когда животные совсем рядом. Как и не отвлекаешься на электрические приборы. Просто всасываешь всю энергию у себя на пути, но изволишь гоняться только за homo sapiens. 
Я – Голицын; дискриминация, однако. 
Я – Голицын; но спасибо за комплимент. 
Я – Голицын; и слепого с рождения человека съел, не поморщился; и аутиста; и имбецила; и всяких медитирующих буддистов, со всеми их техниками расширения сознания; и многих других, пожертвовавших собой людей… 
Я – Голицын; кто-то жертвовал собой, как псих. 
Я – Голицын; кто-то жертвовал собой, чтобы помочь изучить твои особенности. Умирали во имя науки! Во благо человечества! 
Я – Голицын; только шизофреника ты долго съесть не мог, чуть не подавился им, бедняга… бедняга уже умирал от твоего облучения, так долго ты с ним возился, но всё-таки и его ты съел… 
Я – Голицын; а вся эта заминка – ещё один камень в пользу охоты за гамма-ритмом. 
Я – Голицын; то, что гамма-излучение и гамма-ритм совпали символами, это, надеюсь, простое совпадение. Лямбда-член! 
Я – Голицын; очень экзотические у тебя свойства, конечно… странные волны ты порождаешь… 
Я – Голицын; то радиоволны, то гамма-излучение… 
Я – Голицын; противоположности электромагнитного спектра… 
Я – Голицын; минуешь всё между ними, будто только меняешь свои состояния с одного на противоположное постоянно… 
Я – Голицын; или не минуешь? Может, ты изменяешь их со скоростью света, поэтому середину спектра мы не успеваем заметить? 
Я – Голицын; а в крайностях задерживаешься, потому что они слишком длинны? Бесконечно длинны? Бесконечно ли? 
Я – Голицын; ладно… 
Я – Голицын; так как же ты находишь путь к нашему мозгу? 
Я – Голицын; о, ответ так удивителен. 
Я – Голицын; в правильности этой теории уже не сомневается большая часть учёных. 
Я – Голицын; ты просто идёшь по следу из мыслей! 
Я – Голицын; вот как сейчас, за мной, за моим кораблём… 
Я – Голицын; просто поглощаешь наши мысли, которые каким-то образом остаются в пространстве… 
Я – Голицын; мы, конечно, вообразить себе не можем, насколько ясно ты их понимаешь… 
Я – Голицын; но мы уверены, что зачатки интеллекта, а может и сознания, у тебя есть и хотя бы крупицы полезной информации ты из них получаешь… 
Я – Голицын; помнишь, как тебя попытался сжечь Козлов? 
Я – Голицын; ты испугался, но не огня, а его ужаса, когда он впервые тебя рассмотрел через слабенький фильтр гамма-излучения. 
Я – Голицын; ты уловил его предыдущую эмоцию так отчётливо, что сам испугался, принял её за собственную мысль! За собственный страх! 
Я – Голицын; и в блокноте Гилмор нашлось немало любопытных деталей. «Октопус» прислал нам снимки, они очень пригодились. 
Я – Голицын; ты так задолбался гоняться за капитаном «Эона» по траектории её мыслей, что начал хитрить, сокращать путь через стены именно туда, где она планировала укрыться… Или шагая за ней по кругу ты в какой-то момент разворачивался ей навстречу, догадавшись, что так поймать жертву легче. Только настолько сложная добыча расшевелила твои извилины, в остальном потом и до этого жертвы попадались тебе полегче. 
Я – Голицын; ты следовал за Уткиным по его траектории мыслей, огибая «Богатырь-3» и заходя в него с другой стороны, со стороны шлюзов. 
Я – Голицын; за Стояновым тоже летел по следу из мыслей. 
Я – Голицын; мы не знаем, как ты их видишь, чувствуешь, строим только предположения. 
Я – Голицын; может, они отпечатываются на чём-то; может, это иное измерение или некий невидимый горизонт событий, в котором всё это навечно увязает… 
Я – Голицын; представить сложно, но обещаю, мы когда-нибудь и с этим разберёмся. 
Я – Голицын; что ж, следуй за мной, другой. 
Я – Голицын; за всеми нами, кто вызвался вести тебя к твоей смерти. 
Я – Голицын; ты подчиняешься лишь инстинктам, как большинство животных. 
Я – Голицын; не хочешь думать головой, это тебя и загонит в ловушку. 
Я – Голицын; ты только стремишься ПОТРЕБЛЯТЬ и ленишься думать. 
Я – Голицын; поэтому мы тебя и победим. 
Я – Голицын; загоним в мышеловку, как подлую крысу. 
Я – Голицын; мы ведём тебя на Юпитер. 
Я – Голицын; корабли у нас разные, падать будем долго, и каждый из нас рано или поздно умрёт. 
Я – Голицын; этот батискаф с усиленной теплоизоляционной бронёй, мой корабль, выдержит невероятное давление. 
Я – Голицын; поэтому я умру очень нескоро. 
Я – Голицын; возможно, я умру раньше тебя. 
Я – Голицын; возможно, ты переживёшь нас всех в том пекле, при том чудовищном давлении, которое тебя ждёт. 
Я – Голицын; но в любом случае ты вряд ли выберешься из этого кластера, из этой гравитационной ямы. 
Я – Голицын; и тут уже прохождение сквозь стены никак тебе не поможет, это не замкнутая центрифуга. 
Я – Голицын; так что вперёд, Лямбда-член, за мной. 
Я – Голицын; не отставай. 
Я – Голицын; Хига, наверное, уже достал тебя своими стихами. 
Я – Голицын; ничего. 
Я – Голицын; это ты ещё не знаком с моим творчеством. 
Я – Голицын; нам предстоит ещё до-о-олгая дорога... 
Я… 

Я… 

Я… 

…Я?

Отредактировано overdigger (10.10.2015 01:50:41)