Глава 2

Здесь не пели, не играли и не плясали. Мор не сумели остановить ни стены, ни люди, которые тщетно пытались закрыть ворота и не пускать всех, кто приходил с юго-востока. Чума пробралась сюда с крысами и блохами, проклюнулась внутри – и теперь собирала свою дань, не обходя ни один дом.
Утром к Жанне наведался лекарь и, охая, обработал рану какой-то мазью, после чего сменил повязку и потребовал, чтобы больная оставалась в постели еще неделю, на что получил вполне закономерное пожелание идти по своим делам. Правда, Жанна высказала это более грубо, так что целитель буквально выскочил за дверь, бормоча что-то про неуважение к врачам.
И все же он был прав – яд ллин-кера проник слишком глубоко, чтобы можно было не задумываться о нем.
Жанна могла бы обратиться к демону жизни, чтобы залечить рану, вот только глубоко в душе просыпалась жадность. Духи ничего не делают безвозмездно. И за то, что змея Рафаила вонзит зубы колдунье в плечо, выпивая боль, Жанна должна пожертвовать несколько месяцев из оставшегося ей срока на земле. А она не хотела отдавать ни минуты.
Она считала, что жизнь и без того слишком уж коротка.
Редкие английские солдаты шагали по улицам, отгоняя горожан и держа алебарды наготове. Скрип чумных телег, шаги редких испуганных людей, что спешили пробраться домой и шарахались друг от друга, как от проклятых, хриплые крики ворон – все сливалось в гнетущий шум, так непохожий на обычный голос города.
Изредка среди серых людей попадались фигуры в черных вощеных плащах и клювастых масках самых разных фасонов и размеров. Докторов старались обходить еще дальше, чем телеги, но те не обращали на это внимания.
- Я слышал, в последний год доктора стали заключать сделку с самим Самаилом, - спокойно сказал Леон, когда мимо прошел еще один врач. – Продают демону смерти душу в обмен на защиту от чумы.
- Зачем Самаилу души? – хмыкнула Жанна. При каждом шаге плечо отдавало болью, но все же чувствовала она себя гораздо лучше, лишь во рту остался гадостный привкус дешевого пойла, которым она вчера набралась. – Быть может, они и правда о чем-то договариваются, но вряд ли молва правдива.
Они вышли на городской рынок, такой же пустой и мертвый, как и все вокруг. Лавки были закрыты, ставни опущены, а на многих уже красовались начертанные углем кресты – это значило, что хозяин больше сюда не вернется.
Но даже в такое время находились те, кто продолжал торговать.
Там, на севере, чума еще только стучала в ворота людских домов, входила и располагалась, как старый гость. Здесь она властвовала безраздельно, давно уже захватив весь город. Чума вкрадчиво шагала по улицам, касаясь то одной, то другой усадьбы, а их обитатели тщетно молились всем демонам и Создателю, умоляя тех защитить от болезни. Глух оставался и Шитагар, демон мора, невесть почему гневавшийся на людей.
Руайян умирал. Жанна знала, что чума не убивает всех, что болезнь еще не означает конец, но людей поражала зараза куда опасней чумы: страх. Страх заставлял их убивать здоровых, страх гнал их прочь из города, распространяя ярость Шитагара все дальше и дальше.
Они шли по пустому городу, где в ранний час лишь сборщики трупов были заняты работой. Крепкие мужики, завязавшие себе лица грязными тряпками, провожали их угрюмыми взглядами, словно удивляясь, кому это пришло в голову прогуляться. Жанна не смотрела на них. Путь ее лежал к местному городскому совету – в Руайяне не было ни цитадели, ни дворца, а ратуша лежала прямо напротив единственной церкви. Там же стояла и тюрьма.
Впрочем, вряд ли шевалье де Сентонж сунули в тюрьму к ворам и грабителям. Во-первых, он все же рыцарь, и долгом победителя есть обеспечить ему условия для жизни, пока собирают выкуп. А во-вторых, по словам короля, де Сентонж – безумец.
А с безумцами надо быть осторожным. Слабый разум – ворота для сущностей с той стороны Грани, и безумец в одночасье может стать одержимым. Да только поди пойми, дух ли это сидит в его голове, или сам он хохочет, словно младенец. А если убить одержимого, дух вырвется на волю, и никто не знает, что он может натворить.
Оттого и жив до сих пор еще шевалье де Сентонж. По крайней мере, был жив две недели назад.
Жанна медленно шла через площадь, разглядывая ратушу. Здание было старым, куда старее домов вокруг, но за ним тщательно следили, и стены выглядели крепкими. Два медных шпиля устремлялись ввысь, на одном из них реяло знамя Эдуарда: золотые львы на алом фоне, а рядом - французские лилии на синем. Так английский король показывал свою власть над Францией. Власть, которая в последнее время вполне могла оказаться совершенной.
Жанна долго колебалась, пойти ли сразу сюда или сначала найти пристойный трактир, вымыться и привести себя в порядок – но потом все же выбрала первое. В конце концов, городской глава и без того предоставит ей комнату с ванной, и искать не придется вовсе. А местные трактиры не внушали доверия.
Так она думала ровно до того момента, как увидела, кто ждет ее возле ратуши.
- Будь готов сражаться, - тихо велела Жанна телохранителю. – А скорее всего, и бежать.
Леон кивнул в ответ. Вопросов у него не возникло.
У дверей стоял жилистый темноволосый человек совершенно неопределенного возраста, по случаю теплой погоды одетый легко и невзрачно - на вид его вполне можно было спутать с каким-нибудь ремесленником или торговцем. Лишь короткий меч на поясе выбивался из этой картины. Левый глаз мужчины закрывала черная повязка, правый же пристально изучал гостью.
Жанна остановилась у ступеней ратуши, молча глядя на стража.
- Приветствую тебя, Изгоняющая, - насмешливо сказал тот.
- Приветствую и тебя, сэр Килдэр, - отозвалась Жанна. Губы рыцаря скривились - Жанна хорошо знала эту гримасу. О да, при дворе каждый пытался указать колдунье на ее место, обращаясь на "ты", как к служанке, а она бросала "ты" в ответ всем этим напыщенным графам и баронам, с наслаждением глядя, как перекашиваются их лица. Дворяне не хотели видеть ее возле королевского трона, но сделать ничего не могли.
– Понравилось ли тебе вино? - с плохо скрытой ненавистью процедил сэр Килдэр. - Если, конечно, этим благородным словом можно назвать мочу, которое хлещет наша доблестная стража.
- У противоядий бывает и худший вкус.
- Противоядий? - рыцарь медленно шагнул на ступеньку ниже. - Знать не хочу, от чего ты пыталась избавиться нашим вином, не рассказывай. Зато я хорошо знаю, что тебе надо в Руайяне.
- Потому что это понятно и младенцу, - ровным голосом сказала Жанна. Сэр Килдэр ступил на камень площади и встал напротив.
- В другое время я достал бы меч и с превеликим удовольствием пронзил им твое сердце, - вздохнул он. - Но так уж вышло, что наш славный король особым указом запретил это делать. А я - верный вассал.
Леон молчал, положив ладонь на рукоять клинка. Выдержке его можно было лишь позавидовать – прошлый телохранитель Жанны, мессир Шарль де Баланьи, уже возмущался бы и вызывал сэра Килдэра на поединок в защиту прекрасной дамы. Леон же мудро рассуждал, что даме виднее, когда сражаться, а когда говорить.
- Тогда отойди в сторону, - ровным голосом сказала Жанна, никак не подав виду, что новость прозвучала для нее неожиданно. Прежде она вовсе не думала, что кому-то с того берега Ла-Манша есть до нее дело. - Или у тебя есть еще и приказ не пускать меня?
- Я скажу просто: уезжай из города, Изгоняющая.
- Почему же?
- Потому что это добрый совет, хоть мне и странно давать его женщине, по чьей милости я лишился глаза. В городе наместником стоит лорд Феррерс. Будь уверена, он схватит тебя, свяжет и оставит здесь дожидаться принца Уэльского, как только узнает о твоем приезде.
- Но он еще не знает.
- Верно.
Жанна молчала. Развернуться и уехать, наплевав на королевский приказ? Она этого не сделает. Нет, Жанне не было никакого дела ни до судьбы шевалье де Сентонж, ни до тех несчастных, которые попытаются сами изгнать из него духа, ни до повеления Филиппа. Просто первый учитель вместе со знаниями вбил в нее один простой закон: человек достойный должен быть верен слову.
- И все же я не уеду, - сказала она.
Сэр Килдэр тяжело вздохнул.
- А я не пущу тебя в ратушу и, слава Всевышнему, я еще не подданный французского короля, чтобы подчиняться твоим указам, дорогая моя госпожа Мируа, - спокойно сказал он, глядя колдунье в глаза.
Острый приступ бешенства накатил на Жанну. Какое-то мгновение перед глазами стояла пелена, и лишь огромным усилием колдунья сдержалась, чтобы не наброситься на проклятого англичанина – а тот отступил на шаг, взялся за рукоять меча и чуть пригнулся, словно защищаясь. Не без злорадства Жанна поняла, что он боится ее, безоружную, хрупкую. Но надавить на врага окончательно не вышло – двери ратуши распахнулись.
- Признаться, вы разговаривали так громко, мессир Роджер, что мне стало интересно – кого вы так настойчиво отсюда выпроваживаете? – услышала Жанна. – Нет-нет, здесь я с вами согласен – из этой проклятой дыры бежать надо, да поскорее. И все же?
Англичанин молчал.
По лестнице спускался молодой мужчина, при взгляде на которого Жанне сразу вспомнился пастух Пьер из ее родной деревни. Пьер был слегка худощавым, жилистым, голубоглазым блондином – этот отличался от него немногим. Даже в лице его было нечто простецкое, непохожее на холеные личики дворян. Бастард? Или просто повезло с отцом или матерью? Так или иначе, выглядел он уверенно и властно.
Следом шагал настоящий громила, весу в котором было никак не меньше двухсот пятидесяти фунтов, а когда он сошел на землю и встал рядом, оказалось, что Жанна едва достает ему до плеча – впрочем, она никогда не отличалась ростом. На лице гиганта застыла мечтательная улыбка, взгляд его блуждал где-то вдалеке. Казалось, он вовсе не видит гостей, и тем страшнее было смотреть на рукоять длинного меча, торчащую из-за его спины.
- Прошу простить мою неучтивость, - сказал блондин, спустившись, - но совершенно случайно мессир Роджер назвал ваше имя. И так уж вышло, что я слышал лишь об одной женщине, которую зовут так же.
Жанна молчала. Что-то странное было в этом человеке – в походке ли, а может, в движениях рук или слегка хитроватом прищуре глаз – и она не могла понять, что. А непонимание всегда злило ее. Но ответить что-то все же требовалось.
- Быть может, вы и не ошиблись, - сухо сказала Жанна.
- Тогда почту за честь принять вас в той скромной лачуге, которой здесь располагаю. Хоть в нынешнее время, боюсь, и не смогу принять вас достойно. Меня зовут Жан де Сентонж, - он прижал руку к груди и вежливо поклонился.
Колдунья вздрогнула. Де Сентонж? Одержимый? Свободно бродит по улице? Мысли чередой пробежали в ее голове и, наверное, проступили на лице – завидев едкую усмешку сэра Килдэра, Жанна постаралась взять себя в руки.
- Если вы и одержимый, то явно учтивее тех, с кем мне доводилось встречаться раньше, - проговорила она. Жан засмеялся.
- Дух вселился в моего брата Луи, не в меня. Но хватит вопросов! Лучше уж продолжить за столом.
Жанна кивнула. Мессир де Сентонж нравился ей все больше и больше.
Сэр Килдэр молча повернулся и пошел к дверям ратуши. А через несколько часов впервые за все это время колдунья наслаждалась жизнью.
Нежась в горячей воде, она жалела лишь о том, что нельзя мочить повязку - и это было единственным, что слегка портило безупречное настроение. Спустя восемь дней, забитых пылью, душным запахом пота и зловонием чумы, эта деревянная бадья казалась раем.
Сперва Леон смыл с Жанны налипший пот и грязь, раз за разом набирая ведро, а она блаженствовала, чувствуя, как вода струится по обнаженному телу, унося за собой весь долгий путь - и далеко позади остался его величество Филипп Валуа со своими придворными и подыхающим от чумы Парижем. Затем колдунья опустилась в теплую свежую ванну – мир стал прекрасным.
Жан де Сентонж оказался учтив и вежлив, и Жанна не могла понять, ведет ли он себя так искренне или только потому, что ему нужен ее дар. Он не высказал ни малейшего удивления, когда, едва переступив порог, гостья потребовала ванну, и лишь кликнул слуг, чтобы те нагрели воду. Вернее, слугу, потому что бадью без труда наполнил в одиночку тот самый громила, которого Жанна видела на лестнице. Великана звали Берт, был он родом из Англии и, как пояснил Жан, оказался идеальным помощником. Когда-то давно некая ведьма лишила его разума, и с тех пор бедолага общался лишь короткими фразами, какие мог ухватить умом, приказания же выполнял быстро и без лишних вопросов.
Все это сейчас плыло где-то на границе сознания, а явно Жанна не думала ни о чем, поглядывая на Леона и размышляя, что стоило бы затащить в воду и его. 
- Нам стоит уехать отсюда, - проронил телохранитель.
- Вот как? – Жанна удивленно подняла рыжие брови. – Тогда расскажи, почему. И подай-ка вон ту бутылочку. На полке справа, из синего стекла.
- Это нетрудно, - Леон откупорил фиал и аккуратно понюхал содержимое, словно пытался найти там яд. Затем протянул его Жанне. – Мне просто не нравится здесь, вот и все.
Как она и ожидала, внутри оказалось лавандовое мыло.
- Но обычно на то есть причины, - несколько капель тягучей жидкости упали в воду, и Жанна с удовольствием вдохнула аромат. - Каковы же они сейчас?
- Слова сэра Килдэра.
- Значит, ты согласен с нашим одноглазым знакомым? – усмехнулась Жанна, намыливая волосы.
- Быть может. Почему он ненавидит вас?
Жанна вздохнула. Воспоминания об этом, в отличие от ванны, удовольствия не доставляли. В другое время она бы просто отмахнулась, но сэр Килдэр уже пробудил все, что мог, и смысла молчать не было.
- Пять лет назад… - сказала она.

Пять лет назад Жанна ехала в Компьен. Ей было шестнадцать, она горделиво восседала на огромном рыцарском дестриэ, облаченная в синий с серебряными лилиями плащ, и считала, что для нее нет преград. Еще бы, всего только год прошел с тех пор, как юная колдунья исцелила королевского внука и заняла при дворе особую должность – должность той, кто изгоняет духов. Совсем недавно она жила в одной из деревень Лангедока и помыслить не могла, что скоро переступит порог дворца. Это было третье поручение его величества Филиппа, и в этот день иллюзии Жанны разбились навсегда.
Чиркнула по ее плащу валлийская стрела, задев слегка бок, а другая насквозь пробила голову телохранителя, который не потрудился надеть шлем. Жанну обступили гогочущие лучники, и там бы она и осталась – да только вышел вперед сэр Роджер Килдэр. Узнал он ее рыжие волосы, бросил Жанну поперек седла и повез в лагерь.
Рыцарь ненавидел колдовство, а колдуний еще больше, и лишь здравомыслие удерживало его от того, чтобы убить пленницу на месте. Зато насмехаться над ней не мешал никто, и Жанна хорошо запомнила имя обидчика.
Привели ее в лагерь, где стояла посреди шатров деревянная клетка, а в ней человек сидел, скованный по рукам и ногам. Борода у него отросла, волосы почернели от грязи, и только взгляд горел, словно у зверя, готового броситься на врага.
- Вот, Изгоняющая, - сказал тогда сэр Килдэр. – Если лорд не ошибся в тебе, ты знаешь, что делать. И лучше бы у тебя получилось, иначе я пущу тебя по кругу моих солдат – видишь, как они смотрят?
Клетку открыли. Жанна вошла внутрь, положила руку на голову одержимого – и тот вздрогнул, словно кто-то резко ударил его по спине.
- Перекрестись! – велел ему священник и растерянный узник выполнил приказ. – Восславим же Господа, чья рука исцелила сего несчастного!
Затянули рыцари молитву, а сэр Килдэр потащил Жанну к себе.
- Думаешь, тебя отпустят? – посмеивался он, а цепкая ладонь то и дело проникала под платье, сжимала грудь, гладила живот, и каждое движение словно огнем жгло кожу колдуньи. – Может, ты и достанешься королю. Он такой, он заберет тебя и поставит себе на службу. Но пока что ты моя пленница, дорогая. Понимаешь?
Жанна понимала, и только путы удерживали ее от того, чтобы не напасть на мужчину тотчас же.
Бросил ее сэр Роджер в своем шатре, привязал к деревянной стойке, а сам пировать пошел. Тогда-то и пролез внутрь маленький юркий человечек, в котором Жанна признала слугу одержимого, рассек веревки узким кинжалом, сунул его в руки пленнице, поклонился и был таков.
Она не стала бежать сразу. Она нарисовала на земле узор, призвала с той стороны сущность, спрятала ее в тени и стала ждать. Долго пировали рыцари, но вот стал затихать пьяный гомон, прошелестел полог шатра, и звездное небо перекрыла человеческая фигура.
- Где же ты, моя рыжая красавица? – смеясь, позвал сэр Килдэр, а больше не сказал ничего, потому как на шее его сомкнулись черные узловатые руки. Вылезла сущность из тени, распахнула алые глаза, оскалилась беззубым ртом и улыбнулась рыцарю. Да только не робкого десятка был Роджер Килдэр: сумел он вытащить короткий клинок, с каким не расставался, ударил по рукам твари, и тут увидел Жанну.
Без единого слова ударила она ненавистного рыцаря по лицу, пнула меж ног и юркнула к выходу. Отвязала лошадь сэра Килдэра, вскочила в седло и была такова.
И никогда больше его не видела. До сегодняшнего дня.

- Можешь не сомневаться, причины у него веские, раз он теперь из-за меня эту повязку таскает, да и жив остался волей случая, не иначе, - закончила Жанна. Вода уже остывала, но выходить не хотелось.
- Трудно не согласиться, - хмыкнул Леон. – На его месте я думал бы так же.
- На его месте ты не оскорблял бы женщину, вся вина которой была в том, что она служила не тому королю. Быть может, и глаз бы сохранил.
Жанна умолчала, что ударила сэра Килдэра не потому, что тот мешал ей бежать – он был слишком занят Сущностью. Она ударила его, мстя за злословие и унижения.
- Скажи мессиру Жану, что я скоро приду, - бросила она Леону.
Когда рыцарь вернулся, колдунья уже вытиралась махровым полотенцем. Гостье выделили лучшее, что было в доме, и Жанна не жаловалась. На вошедшего Леона она бросила лишь один быстрый взгляд, после чего стала одеваться.
- Помоги мне, - сказала колдунья.
Жанна поставила на скамейку левую ногу - Леон опустился на одно колено и коснулся шнуровки сапога. Сапоги были чистые, запасенные Жанной как раз для подобного случая, равно как и остальная одежда – шелковая юбка, простая, без изысков белая батистовая рубашка да черный пояс с серебряной пряжкой. Поверх всего этого накидывался до смерти надоевший официальный синий плащ с серебряными лилиями, который все равно здесь никого бы не впечатлил.
Пальцы Леона так и мелькали, продевая шнурки сквозь отверстия. Иногда Жанне казалось, что из него вышел бы отличный часовщик или художник, но увы, судьба распорядилась иначе. Опальный старший сын высокородного служил то у одного, то у другого господина, пока не попал к Жанне. А та до сих пор не могла понять, служит ли он ей из чувства долга или потому, что сам хочет того.
- Возьми, - она подала рыцарю серебряный гребешок в виде розы, и Леон покорно заколол ей волосы в широкий рыжий хвост.
Ножны с коротким клинком Жанна надела сама.

Ее шаги звенели по церковным плитам, белым, выскобленным дочиста. Церковь была словно островком света в темном море вокруг, затянутом чумой – ее не касалась грязь, на нее не оседала пыль. Церковь казалась живой – статуи оглядывали каждого входящего, говорили друг с другом. Достоин ли этот войти в храм? А этот? Не слишком ли много грехов у него на душе?
Святые с ненавистью смотрели на гостью со своих фресок работы итальянских мастеров, а та плавно шла к амвону. Святые шептались между собой, наверняка предавая Жанну анафеме, а быть может, пытаясь отвадить ее подальше от храма – но рисунки оставались всего лишь рисунками, и голос их никто не слышал.
И Жанну здесь явно ждали – у алтаря стоял низенький мужичок в простой черной сутане, которого в иное время можно было бы принять за сборщика податей, а может, за монаха, не слишком блюдущего посты и обеты. Бородка его уже начала седеть, а видневшиеся под капюшоном мутные глаза в упор смотрели на Жанну. Когда же она прошла трансепт, терпение человека не выдержало.
- Мессир Жан! – голос его слегка дрожал, но оставался громким и уверенным. – Это уж слишком!
- Слишком? – удивился рыцарь, проходя вперед. Жанна заметила сэра Килдэра, который со скучающим видом стоял у фрески со святым Петром и грустно поглядывал на кувшин в руках святого. Чуть поодаль застыли двое рыцарей в кольчугах и шлемах.
- Кто дозволил вам приводить ведьму в святой храм? – строго вопросил священник.
- Здравый смысл, святой отец, здравый смысл! Вы тут уже месяц, и все, что вы делаете – прячетесь в храме от чумы. Да и то не думаю я, что вам эти стены помогут.
- Но…
- Где одержимый? – буркнула Жанна. Руайян успел до смерти надоесть ей за эти короткие полдня, и больше всего она хотела покончить с делом и уехать отсюда, от мерзкого запаха, городской грязи и мрачных людей.
Священник хотел что-то ответить, но Жан бесцеремонно отпихнул его с дороги.
- Идемте, мадемуазель, - сказал он.
- Чума падет на твою голову, Солнечный рыцарь! – возмутился священник, бросаясь к Жану, но уткнулся в могучую грудь Берта. Громила по-прежнему улыбался, а глаза его были пустыми. – Гнев Шитагара идет по земле и завтра же настигнет тебя, барон де Сентонж! Смерть…
- И опять то же самое, - вздохнул Жан. Солнечный рыцарь, - подумала колдунья. Оставалось лишь гадать, как он заработал это прозвище.
- Опять?
- Он так всегда разоряется, едва увидит меня. Нашего доброго отца Фредерика очень задевает то, что я не боюсь чумы. Понимаете, что я люблю прекрасную ведьму, дарю ей заботу и ласку, а по ночам она осыпает меня поцелуями, и каждый отдаляет козни Шитагара дальше и дальше! Ну а ведьм отец Фредерик ненавидит пуще сатаны. Видать, потому что не может узнать их поближе…
- Хватит болтать, мессир Жан, - угрюмо бросил сэр Килдэр. Он наконец отлепился от стены и кивком подозвал рыцарей. – Я не желаю видеть тебя в городе ни одного лишнего часа, Изгоняющая, так что будь добра, сделай все быстро.
- Вы сумеете избавить моего брата от гостя с той стороны так, чтобы он сохранил разум? – ровным голосом спросил Солнечный рыцарь.
- Это один только принц Вассаго знает, - без тени улыбки ответила Жанна, потирая серебряный браслет на левой руке - волка, кусающего свой хвост.
- В башню, - сказал сэр Килдэр и махнул рукой, приглашая идти за ним.
Пристроенная к церкви башня служила для молитв кающимся колдунам, решившим отринуть свое искусство и попросить прощения у Господа. Словно нарочно она же была самой высокой и узкой, а ведущая наверх винтовая лестница показалась Жанне адскими вертепами. Каяться после нее не хотелось вовсе, зато душу разъедала острая злость.
Крутые ступеньки словно сами ложились под ноги, то и дело Жанне приходилось хвататься за стену, чтобы не упасть. Узкий коридор не позволял пройти двоим, низкий потолок едва не задевал колдунью по голове, а шедший позади Леон сгорбился, чтобы пройти сюда. Никогда прежде Жанна не думала, что ей доведется подниматься по этим ступеням, и все же вот она, лезет наверх – да только не покаянную молитву возносить, а колдовать.
И уже наверху ее захлестнула липкая тревога. Дверь в капеллу была изрисована какими-то узорами и текстами на латыни, а засов лежал рядом, у окна.
- Почему здесь? – не выдержала Жанна. Улыбнулась солдату при дверях, и тот приосанился.
- Экзорцист повелел, - ответил сэр Килдэр. - Так что его и заперли тут, а святоша на дверях начертал свои охранные знаки.
- Болван… - протянула колдунья.
- Совершенно с тобой согласен, Изгоняющая, отчего и приказал к святым каракулям добавить крепкий засов. Господь простит, а одержимый не вырвется. Ник! – крикнул он по-английски молодому парню, что стоял у дверей. – А отчего это засов снят? Никак хочешь, чтобы демон тебе шею свернул?
- Святой отец пожелали, милорд, - сказал стражник, зыркая глазами в сторону Жанны.
- Так он внутри?
- Внутри, милорд, опять пытается из узника духа выгнать-то. И давно уж.
Сэр Килдэр громко застонал.
- Божий человек, а ума у Всевышнего так и не попросил! Отпирай, Ник. Поглядим, вдруг мадемуазель Мируа зря сюда ехала?
Солдат поспешно бросился открывать.
По лбу сэра Килдэра скатилась капля пота. Жанна видела, каких усилий стоит ему сохранять спокойный вид, желая на деле развернуться и уйти как можно дальше. Рыцарь боялся твари, что засела здесь. Впрочем, смелости ему было не занимать – когда колдунья шагнула было в проем, сэр Килдэр отстранил ее и пошел первым.
Первым он увидел и то, что было внутри.
Жанна медленно обошла круглую комнату с нишами по четырем сторонам света, в которых стояли выточенные из каррарского мрамора образы святых. Некогда белые, а теперь забрызганные кровью статуи насмешливо улыбались ей, словно говоря – ну, опустись на колени, помолись нам. У ног демона жизни Рафаила лежала голова несчастного экзорциста, искромсанное тело прислонилось к статуе Уриила, а рядом валялись разбитые кандалы.
А ведь экзорцист не такой уж дурак, - подумала Жанна, глядя на стену, где неведомый скульптор вырезал сигил Еноха. Если и держать где-то одержимого, то там, где строители удосужились начертать сильнейшие охранные знаки, да такие, что не сотрутся случайно.
Вот только ему удалось сбежать и отсюда, потому что в комнате больше не было никого.
- Прикажите закрыть городские ворота, мессир Роджер, - тихо сказала Жанна. Раненое ллин-кером плечо вновь вспыхнуло болью. – И молитесь, чтобы мне удалось найти одержимого быстро.
Рыцари молча стояли за ее спиной. Бледный сэр Килдэр сжимал рукоять меча, точно собирался достать его и зарубить колдунью на месте – Леон стиснул его запястье, и англичанин, словно опомнившись, выпустил оружие.
- Я буду молиться, чтобы дьявол не сожрал тебя с потрохами, Изгоняющая, - тихо сказал он.