"Любит ли Бог котят?"
     
     (роман)

     
   
«Без искусств и общей культуры государство теряет способность к самокритике, принимается поощрять ошибочные тенденции, начинает ежесекундно порождать лицемеров и подонков, развивает в гражданах потребительство и самонадеянность...»
     © Стругацкие

   
    Пролог
   
    С музыкой сейчас черт знает, что сейчас творится! Раньше рок-группы были все идейные. Рок-н-н ролл был стиль жизни, даже больше, типа, как вера в Бога. И святые свои были. Святой Джон, и святой Джим, и святая Дженис и даже святой Курт и Брэдли, его преосвященство, Ноуэлл… И никакой Библии никто не писал об этом. Нигде не было сказано, как и кому молиться. Но все-е знали. Все чувствовали ЭТО. Все этим жили. А про тех, кто отступал, говорили «продался». А кому продаются? Ясен жбан, кому. Алви про это хорошо рассказывает. Заслушаешься... И умирали бывает за рок. «Клуб 27», они говорят. Да, многие умерли молодыми, но разве это плохо, когда умираешь за что-то? Что может быть хуже, чем сдохнуть ни за что. Не потому, что ты жил верой и сгорел на огне этой веры. А просто так. Просто умер. Сначала просто жил, а потом просто умер. Зашибись, амёба!
   
    А сейчас все идеи кончились. О чем петь? За что умирать? Во имя каких святых на костре сгорать? Были мы – рокеры! А сейчас просто бомжи с гитарами. Но играть все равно хочется. Лично я без музыки не могу. Не прет меня ничего другое. А чем народ на концерт сейчас затащишь, раз идеи нет? Вот и изгаляются все, кто чем может. Всякие жанры-поджанры-субкультуры. Пост-рокеры, инди-рокеры, эмо-рокеры. Цирк просто. Ни одной новой великой команды! Потому что умер рок, а вместо Идеи, стала «фишка». Ну, типа, хоть чем-то зацепить слушателя.
   
    Мы с Фитцем и Коллет сразу решили, что нашей фишкой будет шоу . Ну там одеваться фриково, стихи между песнями читать, перфомансы всякие устраивать. И название группе придумали «Перевернутый лес». Многозначительно типа мы не такие, как все. Ну и про природу, может, типа Гринпис. Тоже какая никакая идея. Это Фитц придумал, он у нас гитарист, а значит самый умный и концептуальный типа. Начитанный. Поэтому ему Коллет дает, а мне нет, хотя разок, после концерта у нас ней было, но она говорит, что ничего не помнит и вспоминать не хочет. Так вот раньше у нас с концертами не густо было. Фитц гитарист классный и песни чумовые придумывает, Коллет не то, чтобы супер поет, но зато красивая. Да и я со своим пресижн басом пятнадцать лет вместе. Ритм держу, и грув качнуть не заржавеет. Но с барабанщиком до Алви у нас не складывалось. Не задерживались они в нашей группе.
   
    А однажды после дерьмовенького такого концерта в одном городишке Коллет с Фитцем и еще какой-то фанаткой завалились в гостиничный номер, а я пошел ночью по округе гулять (со мной такое случается) и наткнулся на этого парня на свалке (не спрашивайте, что я там забыл). Он на самой высокой куче мусора сидел в позе лотоса и медитировал, как йог какой. Ну он и похож был на йога только еще более странный. "Приветствую тебя, сын Вавилона!" - говорит. Гыгы! Уж мы то какие в своем Перевернутом лесу странные, но этот еще более странный был. Он себя каким-то Альвальтазаром назвал или как еще, но не для басиста задача - такие имена длинные выговаривать. Я его сразу до Алви сократил. Он вроде не против был. Короче, понравился чем-то сразу, и я ему предложил в группе играть с нами. Он, я так понял, до этого никогда на барабанах не играл, но я знал, что научится. Это ж барабаны, в конце концов, а не бас. Там нот нет никаких. В общем, когда я утром на репу Алви притащил, Фитц чуть нас обоих не выгнал, но потом решил, что, если он барабанить не умеет, то может своим видом странным хоть шоу оживит. И он оживил. Да еще как оживил. Такие диковинные истории стал толкать со сцены между песнями. Зрителей колбасило. Фитц и Коллет его начали «махатма Алви» звать. Я всю эту религиозную лабуду, вообще-то, не очень люблю. У меня первая жена буддизмом увлекалась. Такая, честно сказать, трёхнутая была баба. Но сиськи классные. Ради них я долго ее терпел. Так что, я в теме. Сразу и спросил у Алви, не буддист ли он.
   
    - Ты не буддист ли, часом, Алви? – говорю.
     - Я и буддист, и христианин, и мусульманин, если хочешь. Но ни тот, ни другой и не третий, - он мне говорит.
    - А как же это так? – говорю. – Ты либо за Буша, либо за Гора, либо против обоих козлов этих пиджачных. А так, чтобы и за Буша, и за Гора и против них – такого не бывает.
    - Политики все эти ваши («ваши» говорит, нет, ты понял?) - они вообще все одинаковые. Просто хозяин их, как карты разноцветные тасует, быстро так. И со стороны кажется, что они живые. Борются, спорят, дерутся. А на самом деле – просто колода карт.
    - Ну, тут я с тобой согласен, гори они все огнем. Но в религиозных вещах этих, там-то все по-разному у них. Будда – это не Аллах, а Аллах - уж точно не Иисус, иначе стояли бы «близнецы» в Нью-Йорке до сих пор целенькие.
    - Ты, Хэнк, вот что скажи, - мне тогда Алви говорит. – Что такое «яблоко», по-твоему?
    - Фрукт, - говорю. – Зеленый или красный…или жёлтый там.
    - Жёлтый, ты говоришь. А ты знаешь, что если на него в микроскоп посмотреть, то вообще никакого цвета не будет. Будут просто атомы. Серые и одинаковые. И вот представь, что одни люди смотрят на яблоко, как ты, другие через микроскоп, а третьи вообще сидят в пещере, спиной к выходу и видят только тень от яблока на стене. И у всех перед глазами карты мелькают. Договорятся ли три эти группы людей между собой о том, какого оно цвета, это яблоко, когда все с разных углов смотрят, да еще и карты перед глазами мелькают?
    - Сами-то точно нет, ну разве кто придет их вытащит от пещер с микроскопами, да за стол усадит - яблочный сидр закусить душистым яблочком. Тут бы точно в голове прояснилось, а?
    - А вот тут ты прав. Обязательно, придёт, Хэнк, и, судя по всему, уже скоро.
   
   
Часть первая: Харитон

     
     
     Глава 1: Новичок
   
   
"Глиняный будда не переправится через воду; железный будда не пройдет через горнило; деревянный будда не пройдет через огонь".
     (c) Дзёсю

   
   
     
     * * *
    Весь год погода вела себя, как обычно. Короткая весна превратилась в засушливое лето и привычно сменилась холодной слякотной осенью. Зима уже было начала окутывать окрестности сугробами, как наступил этот невиданный ноябрь. Снег таял, на два-три дня превращая все вокруг в грязное месиво. Гремели грозы и шли дожди, после чего за одну ночь морозы покрывали землю льдом.
   
    В это ветреное утро, казалось, даже солнце поднялось из-за леса через силу, лишь отдавая дань обязанности. Тусклые лучи проявили заснеженное поле с редкими проплешинами чёрной земли, полоску тополей вдоль обледенелой дороги и длинную цепочку бегущих людей в форменной одежде.
   
    - Ну-ка, встрепенулись, птенчики! – зычно окрикнул бегущих командир роты Харитон Сородичев. – Не с похорон возвращаемся!
   
     Высокий и широкоплечий он традиционно бежал впереди и чуть сбоку колонны, подавая пример солдатам. И хотя дыхание бойцов было тяжёлым, а ноги у некоторых уже заметно заплетались, Сородичев был доволен. Сегодня он заставил их попотеть, накинув несколько километров к обычной дистанции, и подопечные хорошо справились.
   
    - Петренко, заводи музыку! – окликнул он взводного, и тот звонко затянул «фирменную» кричалку разведки спецназа.
   
    - Раз-два-три-четыре-пять!
   
    Рота остервенело откликнулась, повторяя строчку всей мощью сотни глоток.
   
    Мы не любим долго спать!
    На зарядку вышли мы
    Из спецназа мужики
   
    Сородичев вспомнил «кричалки» времён его учебки. Тогда еще этих новомодных «американских частушек», как их называл командир части Жонкин, не знали.
   
    Десантура и морпех
    Думают, что лучше всех
    Но они не знают нас
    Нам название спецназ!
   
    В ходу были партийно правильные песни. Пели традиционную «Не плачь девчонку» и что-то там про «служение стране советов». И гоняли их там ещё сильнее, чем здесь. По крайней мере, так тогда казалось Харитону.
   
    Как увидим стан врага,
    Закатаем рукава.
    И украсим мышцы шей
    Ожерельем из ушей.
   
    Чертыхались они тогда с одноклассником Серёгой Веселовым, проклиная свой выбор, однако, позже всё пригодилось. По окончании учебки их роту отправили в Афганистан, и хоть официально вывод войск уже начался, повоевать пришлось.
    Как-то так само сложилось, что Серега быстро оказался на должности снабженца, а вот Сородичеву пришлось побегать по горам. Многое из пережитого Харитон бы с радостью забыл навсегда, поэтому после вывода их роты был рад распределиться в эту тихую часть, подальше от стрельбы и крови. Поближе к бывшим сослуживцам.
   
    Цели в жизни лучше нет
    Сдать на краповый берет!
   
    С деньгами, конечно, было туго. Содержать жену и ребёнка на офицерскую зарплату было не просто. И мысли принять одно из многочисленных предложений от «новых русских» старых приятелей, с кем гонял в детстве футбол, скреблись по уязвленному мужскому эго, когда те уезжали с совместных посиделок на «шестисотых», а они с Маринкой шли на автобус.
    Но то одного, то другого рэкетира упекали за решётку, либо расстреливали по саунам, и мысли отступили. Да и Маринка не ела ему мозги. Понимала и просто была рада быть рядом. Она уже мяла один раз онемевшими руками похоронку на капитана Харитона Сородичева, и больше ни за что не хотела переживать такой момент.
    Сородичев вспоминал этот случай с недоумением. Всё что он помнил – это взрыв, удар и затмение. Вертолёт с разведгруппой был подбит притаившимся в горах моджахедом из стингера. Никто не выжил кроме него. Неделю он скитался, пока не вышел на своих, голодный и оборванный. Кое-кто даже косо посматривал на него. Не верили. Да и как тут поверишь? Не выживают в таких крушениях. А вот он как-то выжил. Да и потом было немало эпизодов, когда смерть плевала в лицо свинцовым дождём и глушила разрывами мин. Без единой царапины вернулся оттуда Сородичев уже в капитанском звании. А вот многие его товарищи остались там навсегда. И Харитон помнил об этом. И ценил свою теперешнюю спокойную жизнь.
   
    Враг боится и дрожит!
    И, как заяц, прочь бежит
   
    Разгоряченная боевой песней рота вбегала на территорию части в бодром и молодцеватом виде, как и следует спецназу разведки.
   
    - Товарищ капитан, разрешите доложить! – остановил Сородичева сержант на КПП, подбежав и отдав честь. – Вас к себе срочно командир части вызывает!
   
    - Вольно, сержант! - отпустив сержанта кивком головы, Харитон направился к Жонкину. В это время шлагбаум на КПП поднялся и с территории части выкатился огромный чёрный мерседес. Сверкнув блестящими лаковыми боками и хромированными деталями, он повернул к выезду на шоссе и резко набрал скорость. Какой-то рыжий клубок выкатился вдруг из кустов и угодил под колёса автомобилю.
    Раздался глухой стук и клубок, совершив кульбит, отлетел к забору части.
   
    - Боцман! – крикнул Сородичев, бросаясь вперёд. Любимчик всей части кот Боцман, дёрнув рыжими лапами в предсмертной агонии, затих у забора.
    Присев около тушки, кота Харитон посмотрел в его остекленевшие глаза.
   
    - Суки, - бросил он вслед удалявшемуся мерседесу, водитель которого даже и не подумал останавливаться.
     – Боцмана убили, - неизвестно зачем сообщил он подбежавшему сержанту.
    - Вот гады, - всплеснул руками тот, и они оба недружелюбно уставились в сторону чёрной точки на шоссе.
   
     * * *
     
     Да, да… мерседес... Это из штаба округа приезжали…, - маленькие серые глазки майора окинули Харитона сверху вниз и вновь уставились куда-то в окно на пустой плац, осыпаемый мелким грязным снегом.
   
    Каждый раз, когда майор хмурился, он принимал вид несколько комический кустистые рыжие брови нависали над съехавшими в кучку глазками, толстая нижняя губа залазила на верхнюю и почти касалась бугристого «картофельного» носа. Маленькая квадратная голова на короткой шее утопала в буграх массивных плеч. Майор был вызывающе некрасив, а рядом с зеленоглазым, черноволосым красавцем Сородичевым выглядел ещё более карикатурно.
   
    На несколько секунд в кабинете повисла тишина, нарушаемая лишь дробным постукиванием коротких толстых пальцев по древесине рабочего стола.
   
     - Тут, коек какое дельце к тебе, есть в смысле. Попросили нас из штаба об одолжении. Надо принять человечка, в смысле, на воспитание. Ммм... призывника... Имя - Григорий Щирый, сечёшь?
     - Родственник командующего округом?
     - Сын. - Жонкин наконец оторвал взгляд от унылого осеннего пейзажа за окном и вперил взгляд в лицо Сородичева. - Сын генерал-майора Александра Семёновича Щирого.
     - И что я буду с генеральским сынком делать? Он же мне всю дисциплину испортит в роте! - не смог сдержать недовольства Харитон. - Неужели при штабе места не нашлось?
     - При штабе тебя нет. А служить он желает именно в спецназе разведки, - Жонкин с выражением покрутил пальцем у своего виска.
     - А как же кубок округа? У меня же в роте все спортсмены не ниже КМСа! А теперь с этим цацкаться? Он на первом маршброске все кишки выплюнет!
     - Да по мне так я рад, чтобы они оба кишки выплюнули, в смысле, - злобно пробормотал Жонкин и посмотрел на него каким-то странным взглядом. – Но сказали, что подготовлено это чучело в смысле физухи.
     - Почему чучело? – удивился Сородичев.
     - Да потому что вылитый бармалей, в смысле. Увидишь еще, его сержант в казарму отправил, пока рота на занятиях, объяснишь ему, в смысле, правила там, - сморщился, как от зубной боли, Жонкин. – И это...пока, в смысле, поделикатней с ним. Непонятно, что им надо от нас. И приказали не афишировать, откуда он. Придумайте там легенду, в смысле, отстал от призыва, болел, я не знаю…
     - Вас понял, разрешите идти? – спросил Сородичев.
     - Иди, - майор насупился и вновь уткнулся в бумаги.
     
     * * *
     
     На входе в казарму Харитон резко остановился и ошеломленно замер. Вместо истошного вопля дневального, возвещающего о прибытии начальства, его встретила пустая и соответственно, молчаливая "тумбочка". Дневальный отсутствовал. В легком ступоре Сородичев обвел взглядом помещение. Полутьма казармы была, как прожекторами, пронизана широкими лучами света из узких окон, расположенных выше человеческого роста. Лучи подсвечивали полосы пыльной взвеси в воздухе. Казарма была пуста, лишь на краю одной из кроватей (что было еще одним вопиющим нарушением) застыла неподвижная фигура.
     
     На секунду Харитону показалось, что это - обезьяна, одетая в человеческую одежду на потеху публике. Маленькая голова сидящего была покрыта короткими и жесткими на вид, напоминающими бурую шерсть волосами, казалось, растущими прямо на лбу. Тяжелые надбровные дуги нависали над маленьким носом. Глаза были полуприкрыты, мощная нижняя челюсть чуть отвисла, придавая лицу слегка дебильное, и в то же время какое-то плотоядное выражение. Огромные плечи вздрагивали, руки сжимались в кулаки и снова и разжимались, а губы шевелились. Создавалось впечатление, что человек находится в трансе или просто молится.
     Сородичев сделал несколько шагов в сторону новобранца, открыл рот и застыл в замешательстве. В любом другом случае, он бы, не задумываясь, сорвал расслабившегося бойца с кровати грозным окриком, но как обращаться с генеральским сынком, он пока не мог определиться. Слишком нестандартной была ситуация.
     
     - Щирый? - Сородичев решил выбрать для начала нейтральный тон, остановившись в метре от странного парня. - Эй, боец!
     
     Щирый, не обратил на него никакого внимания, продолжая раскачиваться на краешке кровати, как какой-нибудь дервиш из восточных сказок. Харитон протянул руку и слегка сжал его плечо. Сидящий на кровати резко поднял голову и вдруг громко и звонко гавкнул по-собачьи в лицо Сородичеву, заставив того вздрогнуть и отпрянуть.
     
     Секунду Щирый-младший смотрел на Сородичева без всякого выражения. Потом широкий рот новобранца треснул, смяв пространство вокруг уголков рта глубокими мимическими морщинами, и через секунду всё лицо его скомкалось, сморщилось, взорвалось в оглушительном приступе хохота. Новичок хохотал, глядя на окаменевшего капитана, большое обезьянье лицо покраснело, маленькие тёмные почти черные глазки превратились в щелочки, из которых брызнули слезы, голова тряслась, а толстые руки вздрагивали на коленях.
     
     - Щирый, ты дебил? - участливо поинтересовался Сородичев, чувствуя, как растерянность его сменяется раздражением.
     - Командир роты Сородичев, - сын командующего округом проворно вскочил с кровати, вытянулся и посмотрел на Харитона уже сверху вниз. – А вы знаете, что вы известный человек в определённых кругах?
    - Ты что несёшь, боец? – нахмурился Сородичев. – Ты пьяный что ли?
    - Ты глуп, Гамейлиц, и это тебя погубит, - прошипел Щирый и, вновь разхохотался, и вдруг вытянувшись, отдал честь и завопил. – Товарищ командир роты, прошу извинить за неуставную шутку, разрешите идти получать форму!
     - Иди, Щирый, - Сородичев раздраженно раздраженно повернулся и направился к выходу. Дойдя до двери, он вдруг вспомнил, что хотел спросить про отсутствие дневального, обернулся и встретился глазами с Щирым, застывшим в той же позе у кровати. Взгляд новобранца горел такой неприкрытой ненавистью, что вопрос застрял в горле Сородичева. Неловко прокашлявшись, он повернулся и вышел из казармы, наткнувшись на дневального. Тот стоял в предбаннике, уткнувшись лицом в угол.
     
     - Рядовой, Казимов! - рявкнул Харитон. - Доложите, почему покинули пост!
     
     Дневальный не шелохнулся. Теряя терпение, Харитон схватил его за плечо и резким движением развернул к себе. Со смуглого лица Казимова на него глянули белые, как у варенной рыбы, глаза с закатившимися зрачками.
     
     - Да, что тут у вас, происходит! - взяв рядового за ворот Харитон отвесил ему звонкую оплеуху, приводя того в чувство. Боец заморгал и с недоумением уставился на командира роты. Не добившись от дневального внятных объяснений, почему тот покинул пост, Сородичев в ярости отправился на поиски дежурного по роте.
     
     
     * * *
     
     Выключив воду, чтобы не разбудить пятилетнего сына Мишку, спящего в соседней комнате, Харитон снял с вешалки полотенце и, вытирая на ходу мокрую голову, направился на кухню, где суетилась жена Марина.
     
    Перед Сородичевым явилась тарелка с густым ароматным борщом, котлеты с картофельным пюре и салат.
     
     - Мммм! Красота! - Харитон мечтательно закатил глаза, и поцокал губами, расплывшись в плотоядной улыбке.
     - Ну, вам, товарищ старший лейтенант, угодить легко. Одно и то же каждый день требуете, - отмахнулась Марина, усмехаясь.
     - Щи, да каша - пища наша! - воздев ложку в воздух, провозгласил Сородичев и с аппетитом принялся за еду.
     
     Воцарившуюся было тишину прервал резкий стук в дверь.
     
     - Ешь, я открою, - удержав жестом мужа, Марина порхнула к двери. Через секунду из прохожей донесся знакомый бас Веселова. Капитан, как всегда, был весел и шумен, оправдывая свою фамилию.
     - Приветствую, Мариночка Где твой герой? Я к вам с поводом, так сказать!
     - Тише, Серега, Мишку разбудишь! - запоздало воскликнула Марина, но Веселов уже гремел басами на кухне, размахивая бутылкой коньяка.
     - Ты в курсе, что нам финансирование увеличили, пока ты со своими убийцами по лесам бегал? - обратился он к Харитону. – В по-ло-вину!
     Сородичев, скривился и недовольно промычал набитым ртом, указывая на дверь в комнату, когда та открылась, и на пороге показалось заспанное лицо сына.
     - Папа пришел! - звонко выкрикнул он, и, протирая кулачками глаза, зашлепал босыми ногами по линолеуму, кинувшись к Харитону.
     - Эгей! Кто тут проснулся у нас! - Сородичев вытянул в сторону ребенка руки и, подхватив его, приземлил к себе на колено.
     - Ой, извините! Забыл, забыл, который час! - поднял ладони вверх Веселов. - Для сына героя у нас тоже подарок найдется!
     Достав из кармана плитку "Алёнки", он протянул ее Сородичеву-младшему, который радостно крикнув "спасибо!", тут же зашуршал фольгой.
     
     Как опытный тактик, Веселов тут же перешел в наступление на стопки, наполнив их ароматной жидкостью, попутно строя смешные рожи Сородичеву-младшему".
     
     - За офицеров новой части - миллионера! - капитан воодушевленно поднял стопку. – Ходили слухи, что может квартиры офицерам раздавать будут.
     - Если бы да, кабы. Рановато за это пить, - протестующе покрутил головой Харитон.
     - Ну в таком случае у меня всегда есть идеальный пост, - раздумье Веселова длилось всего секунду, он воспрянул, сложил брови домиком и, слегка наклонив голову в сторону хозяйки, продолжил, - за самую красивую девушку в нашем гарнизоне! За твою Марину!
     - Ой, Веселов, - прищурилась польщенная Сородичева. - Не понравились бы Инге твои слова сейчас!
     
     - А дома она у меня совсем другое слышит, так что мои тылы прикрыты! - довольно хохотнув, Веселов подмигнул Харитону. - Давай, Тох, не дуйся! Коньяк французский!.
     
     Когда приговор изделию французских коньякоделов был приведен в исполнение, и бутылка опустела. Марина отправилась укладывать Мишку, а сослуживцы вышли покурить и поговорить о последних событиях в части.
     
     - ... эти, что сынка генерала привозили, говорят Боцмана сбили, уроды?
     - Постой, Серёг, а ты откуда знаешь про сынка? Мне Жонкин под видом государственной тайны поведал...
     
     - Так видел я этого Гришу с полгода назад. За бумагами заезжали в штаб, там командующий округа Жонкина послал передать сыну кое-что, так Аллигатор Рыжий с ним как со старым знакомым общался. Вообще, конечно, это номер... генеральского сына к твоим волкам... сожрут они его...
     
     - Сам ничего не понимаю. Какие-то странные дела творятся. Дневальный опять же этот сегодня...
     - Чурка без зрачков? Да это, сто процентов, лунатик. У меня был такой знакомый в училище. Шлялся по ночам. Ты его пропесочь, чтоб не спал на посту, а то в следующий раз в штрафбат забредет...
     
     * * *
     
     Попрощавшись с другом, Харитон вернулся в затихший дом, разделся и нырнул под одеяло, прильнув к горячему телу жены, целуя ее в шею. Сладко потянувшись, она повернулась к нему и встретила его губы. «Заждалась уже», - прошептала она чуть дрожащим от страсти голосом. Без ответа, Сородичев обнял её и крепко прижал к себе, сжимая до хруста.
     
     Отдышавшись после занятий любовью, они еще несколько минут лежали, прильнув друг к другу. Вскоре дыхание жены стало ровным и глубоким, а Харитон все смотрел в потолок, думая над словами Веселова.
     
     - Куда ты? – сонно пробормотала Марина, когда он осторожно выскользнул из её объятий и встал с кровати.
     - Покурю, пойду, спи. – он быстро оделся, аккуратно прикрыл дверь в спальню, и вышел на улицу.
     
     Несколько секунд постоял, прислушиваясь к ночным звукам, потом повернулся и направился к казармам. Харитон пробирался осторожно и остался незамеченным часовым, которого выставили «деды» на случай обхода. Стало ясно, что Сородичев не ошибся – сегодня у новичка будет ранняя побудка.
     
     Бесшумно двигаясь, Сородичев занял позицию наблюдателя за вкопанными в грунт шинами. На плохоосвещаемый пятачок между казармой и бетонным забором высыпало около десяти человек. Все рослые и плечистые, но даже среди них Щирый выделялся габаритами. Вперед вышел Беклов, КМС по боксу, на руках у него были боксерские перчатки, такие же протянул Щирому один из «дедов».
     
     - Матч за звание чемпиона казармы объявляется открытым, - раздались шуточки из толпы.
     
     Взяв перчатки, Щирый продолжал стоять, держа их в руках.
     
     - Не ссы, душара! Бейся! – Беклов сделал пару угрожающих финтов руками.
     
     Разжав руки, Щирый выпустил перчатки, и они с глухим шлепком упали на землю. «Деды» осуждающе загудели.
     
     - Не хочешь, заставим! - одним незаметным движением ступней Беклов переместил свое тело и хлестнул с передней руки. Кулак в тяжелой перчатке откинул голову духа назад.
     Щирый отшатнулся назад и неуклюже взмахнул руками, но устоял. Беклов тут же сместился чуть влево и ударил справа по ребрам. Раздался звук, как будто кто-то выбивал половик. Почти без паузы в челюсть новичка прилетел хук справа. На этот раз избиваемый не устоял и рухнул на землю.
     
     - Дерись, сука, ты чо! Надевай перчатки! - выкрикнули из толпы.
     
     Встав на колено, Щирый поднялся и демонстративно пнул перчатки ногой. Окровавленный рот его скривился в улыбке.
     
     - Ты чо ржошь, баклан? – поднял брови Беклов. – Весело, говоришь?.
     
     На этот раз он вложил в правый прямой всю силу. Голова новичка мотнулась, тело почти подлетело в воздух. Он обрушился на спину, но поднялся еще быстрее, чем в первый раз. В наступившей тишине раздался ехидный смешок. Он смеялся!
     
     Потеряв самообладание, Беклов кинулся на жертву, нанося серии ударов руками и ногами. Кто-то из «дедов» подключился сбоку, норовя попасть в уязвимые точки, вырубить непробиваемого наглеца. Еще один, мешая другим, подскочил с размаху пробив "лоу-кик" по ногам. Щирый шатался, едва прикрывшись руками, от ударов его кидало на обступивших кругом бойцов, он падал, поднимался опять и смеялся, смеялся еще громче.
     
     Действия нападающих становились все лихорадочней, это стало напоминать обычную дворовую драку, где толпа гопников, избивает залетного пацана с другого района. Вот только тот поднимался раз за разом, не прекращая смеяться издевательским потусторонним смешком.
     
     Сородичев в волнении дернулся было прекратить это, но что-то в том, как новичок двигался, остановило его. «Долбаный ты факир!» - Харитон вдруг все понял. Принимая удары в челюсть, новичок почти незаметно расслаблял мышцы шеи, смягчая удар. Все удары по голове, попадались слегка вскользь, не нанося большого ущерба. И проделывал генеральский сын это так ловко и незаметно, что нападавшие явно не видели его уловок. Гриша Щирый был явно не новичок в единоборствах. Это был профи высокого класса, но что за цирк он тут устраивал?
   
     - Ложись, падла! – с полуистеричным воплем один из «дедов» ворвался в круг с черенком от лопаты и с размаху ударил стойкого «духа» черенком от лопаты по затылку. Раздался звонкий стук, как от удара деревом по дереву. Смех оборвался, и Щирый вытянулся на земле, ткнувшись в грязь лицом. Постояв пару секунд над бессознательным телом, шумно дыша и матерясь «деды» вернулись в казарму. Вид у многих был удивленно-пристыженный. Салага посрамил их сегодня.
     
     Как только голоса стихли, «бессознательное тело» подняло голову и осторожно огляделось. Не выказывая никаких признаков человека, только что побывавшего в глубоком нокауте, он быстро поднялся и насторожился, прислушиваясь к чему-то. Так он стоял без движения минуту, после чего начал медленно обводить взглядом утонувшие в темноте очертания казарм. Дойдя взглядом до укрытия, за которым прилег Сородичев, он словно наткнулся на преграду и остановился. Сородичев точно знал, что видеть его Щирый не мог, но впечатление было таким, как будто он смотрит прямо в глаза своего командира. Еще несколько секунд новичок не сводил с него глаз, затем медленно поднял с земли черенок от лопаты, взяв его двумя руками, демонстративно поднял над собой и одним коротким движением сломал себе об голову. Отбросив половинки в разные стороны, Щирый повернулся и зашагал в казарму.
     
   
     
     
     Глава 2: Паж кубков
   
     
     * * *
     
     Инга заехала рано. Еще вчера она предложила Марине съездить за покупками в город, но главной причиной поездки для Веселовой был визит к знакомой гадалке.
     
     - …как открытую книгу читает, представляешь! – управляя подержанным Фордом Фокусом Инга с жаром рассказывала о знаменитой цыганке. – У тебя было три аборта и за это Бог наказывает! Так и сказала Каспарянше. Та сходила, свечки там поставила, помолилась и через год сына родила! Правда, там у них как раз постоялец жил в то время молодой. Светка на него грешит, но это она завидует…
     - Ты зайди, а я, если честно не верю во все паранормальности, - сказала Марина. – Хотя, конечно, не отказалась бы от определенности хоть какой-то. Жонкин уже год обещает капитана Тохе выправить.
     - Серега говорил, что, если на соревнованиях округа твой проявит себя, повысят точно, – успокоила подругу Веселова. – А твой проявит, не сомневаюсь. Это не Сережка, которому лишь бы пьянствовать да на медичек заглядываться.
     
     - Ты застукала его что ли?
     - Его застукаешь… разведчика… Вот, кстати, сегодня и спрошу гадалку, чтобы точно знать, - довольная пришедшей в голову идеей Веселова заулыбалась.
     
     После утренника и короткой закупки продуктов и хозяйственных мелочей на неделю, наступил черед главного события дня. Гадалка обитала в частном секторе. Инга открыла хорошо смазанную металлическую дверь с видом частого бывающего здесь человека и уверенно зашагала вдоль по песчаной дорожке между ухоженными кустами бузины к большому двухэтажному дому из белого кирпича. Неожиданно Марину охватило какое-то странное неприятное чувство, как будто она неожиданно проснулась и обнаружила себя в непотребном виде в публичном месте, творящей какие-то постыдные дела.
     
     - Ладно, Инга, ты сходи сама, я тебя в машине подожду, - она остановилась и развернулась было к выходу, но Веселова отреагировала бурно.
     
     - Отставить трусить! - повернувшись к Сородичевой она всплеснула руками и засмеялась. – Ты что, как маленькая, Маринка. Тебе что много раз в жизни гадали? Хоть посмотришь, что это такое. К тому же, я к кому попало не поведу тебя.
     
     Сородичевой стало стыдно за свою косность и малодушие, и она, улыбнувшись своим страхам, последовала за подругой.
     
     
     Поднявшись по ступенькам, они вошли в просторную прихожую, застеленную яркими разноцветными коврами. Дверные проемы комнат были завешены шторами на манер индийских, из-за них слышалась негромкая восточная музыка и доносились ароматы благовоний.
     
     - Вы зря испугались, - тихий голос прозвучал так близко, что Марина вздрогнула. - В этом доме вам не причинят зла.
     Цыганка появилась так бесшумно, что Марине на секунду показалось, что она материализовалась прямо из воздуха. Облик хозяйки разительно контрастировал с окружающей обстановкой - стройная и загорелая, она была одета в строгое облегающее платье из тонкой темно-серой шерсти. Черные прямые волосы ниспадали на плечи в модной 'рваной' стрижке. По красивому лицу с европейскими чертами без следов косметики было практически невозможно определить возраст - лишь легкая, как паутина, сеть морщинок вокруг черных глаз и серебристая прядь в челке говорили о том, что цыганка была не молода.
     
     - Кариночка, привет, дорогая! А я подругу привела, ей просто тоже очень нужно погадать, ты же не против? У нас армейских жен у всех ситуация одна - полная стабильность и никакой определенности, а бабий век не долог, знать-то что ждет, нужно! - затараторила Инга в своей обычной манере.
     
     - Я не... - Марина попыталась возразить, но цыганка мягко подхватила ее под локоть и увлекла в просторную комнату с мягким освещением, в центре которой стоял стол со стульями и большим светильником в зеленом абажуре.
     - Карты все скажут, врать не станут, что было, что будет, что в сердце, что на сердце... - голос цыганки стал глухой и хриплый, а в произношении прорезался характерный акцент.
     
     Резко остановившись, Сородичева мягко, но решительно высвободила руку.
     
     - Мне не надо, я просто за компанию. Инга ошибается, - сердитый взгляд, брошенный на Веселову, был призван одернуть неуместную инициативность подруги, но разбился о броню мистического воодушевления Веселовой.
     
     - Не хочешь знать? А и правильно! Того, чего Бог хочет, не изменишь, а значит и знать не нужно, только мучиться будешь. А бес... бес всегда одного хочет... - неожиданно согласилась цыганка.
     - Бог помогает тому, кто сам себе помогает! - возмутилась Веселова. - Если мне муж изменяет, я это хочу знать, даже если этого кобеля и не поменять. Это ты за святым без нимба замужем, а мне информация не помешает. Погадай мне про мужа, Карин!
     
     Потертая колода странного вида легла на стол в зеленом свете лампы и карты со черной рубашкой и замысловатыми изображениями замелькали в изящных руках Карины, украшенных многочисленными золотыми браслетами.
     
     Первой на стол легла карта с изображением женщины в пурпурной мантии на фоне бурого цвета драпировки.
     
     - Неопределенность есть, но скоро для вас все решится, - прокомментировала цыганка. - Станешь свободной от сомнений.
     
     Инга насторожилась, как гончая при виде тетерева, а Марина с интересом посмотрела на карты, из которых гадалка черпала информацию. На следующей карте открылся рисунок женщины в белом платье, сидящей на троне, в руках она держала меч, лицо выражало скуку и недовольство. Рядом легла карта с придурковатого вида мужиком в лосинах, которые тот не особо боялся испачкать, судя по тому, что уселся в них прямо на траву под березой в окружении четырех золотых кубков.
     
     ...или расстанетесь вы или твой муж будет с тобой до конца...
     
     В ряд карт ниже пристроился мужик в черном, алчно взирающий на целый набор золотых стаканов, расставленных на белом пушистом облаке.
     
     - Пьет что ли слишком много? - озадаченно отреагировала Веселова, - Тогда это точно про моего.
     ...сейчас твой муж живет фантазией, - продолжила цыганка. - И не может от этой фантазии избавиться, но решение сам принять не сможет. Женщина решит за него и за себя, и после этого он будет с тобой столько, сколько сама захочешь. Ждет твоего мужа большое богатство и власть, но радости не будет. Все будет отдавать тебе и делать будет, как скажешь.
     
     - А что за женщина узнать можно? - спросила Инга. Руки ее сжались, а меж бровей пролегла упрямая морщина. - Я бы ей помогла принять решение. Еще как помогла!
     - Знать не узнаешь, и знать не нужно тебе, - сказала цыганка. - Молись за мужа своего и не переживвай. Все скоро решится. И на твое благо.
     - Ну, спасибо и на том Создателю, хоть на старости лет побуду владычицей морскою, - хохотнула Веселова, повернувшись к подруге, однако взгляд у нее был растерянный. - На Тошу не хочешь разбросать карты? Или уже побаиваешься?
     
     Первым желанием Марины было отказаться, но женское любопытство взяло вверх. Темноглазая Карина с повадками дорогого психоаналитика перетасовала колоду, предложив Сородичевой сдвинуть, и чудные картинки вновь явили свой лик в зеленом свете лампы.
     
     На этот раз первым на сукно лег мужик в золотой тиаре и пурпурной мантии, выступающий перед толпой монахов с выбритыми тонзурами.
     
     - У твоего мужа очень сильная связь с космосом. С одной стороны, это хорошо, человек он честный и прямой, обманывать тебя не будет, но с другой стороны, и тебе до конца принадлежать никогда не сможет. Его судьбой правит высшая цель.
     
     - Понятно. Ничего нового. Так и будем по гарнизонам скитаться во имя высшей цели, - пошутила Сородичева. Ей было немного неудобно перед подругой за очередное подтверждение честности Харитона, не в пример так некрасиво потерявшемуся в фантазиях о других бабах Веселову.
     
     Тонкие пальцы гадалки продолжали раскладывать карты: чуть пониже главной расположилось пронзенное тремя мечами алое сердце, перевернутый вниз головой мужик в короне и маскхалате и натуральный дьявол в обличии противного пузана с головой козла, сжимающего в лапах цепь, на которой у его ног были прикованы голые мужчина и женщина. Дальше карты стали выпадать одна, мрачнее другой.
     
     Карина запнулась и подняла глаза на Сородичеву, во взгляде читалось удивление. Пробормотав что-то неразборчивое, она одним движением собрала карты, перетасовала их и принялась раскладывать заново. Карты повторились еще раз, и еще раз.
     
     - Да, что там такое у нее? - не выдержала Инга.
     - Дай мне руку свою, милая, - цыганка перевернула ладонь Сородичевой и жадно впилась взглядом в рисунок линий. Глаза цыганки забегали, она закусила губу, отпрянула и стала торопливо собирать карты.
     
     - Ох, милая! Нельзя тебе с этим человеком быть! Беда большая может случиться… никому с ним быть нельзя!
     - Что вы такое говорите! – Марину неприятно удивило поведение цыганки. – Это же муж мой, отец моего ребенка!
     - Ничего не могу больше сказать! Нельзя мне! - цыганка сжала губы, проворно спрятала колоду и поднялась со стула, всем своим видом показывая, что встреча закончена.
     
     - Карин, да ты что? Так не пойдет, это же моя подруга! – вступилась Веселова. - Надо сказать. А то что теперь ей сидеть и из-за каждого угла беды ждать? Тем более раз уж произнесла «а»…
     - Не могу, не скажу, нельзя мне! - гадалка приложила руки к груди в знак искренности. – Ни «а», ни «б»! На него и гадать нельзя было. Ох, подвели вы меня! Уходите, уходите сейчас же!
     - Каринка, да ты что? Забыла, сколько я тебе помогала! Кто тебе прописку делал? – в голосе Инги послышался металл, она могла быть убедительной, когда ей это было нужно.
     
     - Уходите! Ничего не могу! Уходите! – обезумевшая цыганка буквально вытолкала их из комнаты, махая руками и головой, не слушая ни угроз, ни разумных доводов.
     
     Владения гадалки подруги покидали в полном молчании.
     
     - Ты эт… - неуверенно произнесла Инга, когда они вырулили из частного сектора на городскую дорогу. – Не принимай близко к сердцу. У нее вообще-то родственники наркотой торгуют. Похоже, она и сама употребляет. Вишь, как заколбасило ни с того, ни с сего…
     - Да уж съездили, нагадали счастья! – чуть грубее, чем хотела, ответила Марина. – Ладно, я все равно в эти шарлатанства не верила никогда, пропади они пропадом!
     
     Оглушающий грохот, сопровождаемый яркой вспышкой света, заглушил её слова. Инга испуганно взвизгнула, и, ударила по тормозам так, что машину занесло и чуть не выкинуло на обочину, заканчивающуюся крутым обрывом. Форд обиженно рявкнул мотором и заглох, и в ту же секунду стены дождя обрушились с неба, забарабанив в тишине по крыше и лобовому стеклу машины.
     Секунду подруги смотрели на побелевшие лица друг друга, и, вдруг, не сговариваясь, прыснули со смеху. Они хохотали до слез, размазывая тушь по лицу, хохотали так, что не слышали даже все новых и новых раскатов грома, сопровождающих пучки молний, сверкающих над окраиной города.