Злой рок

Жизнь — обман с чарующей тоскою,
Оттого так и сильна она,
Что своею грубою рукою
Роковые пишет письмена…
(С. Есенин)

Этот рассказ я написал со слов главного героя – моего друга, которого уже давно нет, как нет и героини. Они жили, любили и страдали, совершали какие-то ошибки, которые приходилось исправлять ценой собственного опыта. На смену им пришло другое поколение, которое, может быть, что-то будет делать совсем по-другому. Я запомнил рассказ друга потому, что судьба нас с ним свела в одну комнату мужского общежития и мы там прожили около двух лет. Вот его рассказ.

Волей судьбы мы с ней жили в одном двухэтажном доме. А дом этот был женским общежитием. Хотя, женским его назвать можно было с большой натяжкой.
Первый этаж занимали молодые семьи и матери-одиночки и только на втором – «незамужние девчата составляли большинство». Она была матерью-одиночкой, и ее квартира была рядом с моею. На завод она попала по распределению после окончания института. Работала мастером участка. Имела дочь пяти лет, которую отдавала в детский сад в круглосуточную группу.
Я считался женатым и жил со своей бывшей женой Раисой и сыном. Почему бывшей? Да потому, что со своей Раисой я официально разошелся еще восемь лет назад. Так получилось, что до женитьбы после однократного интима со мной, она забеременела и родила сына. Я, как порядочный мужчина, решил жениться. Расписались.  Получили комнату в заводском семейном общежитии. Тут она мне призналась, что меня не любит, никогда не любила, и жить со мной не хочет. Я развелся. Жил в мужском общежитии, но Раиса, когда ей приходилось трудно, особенно, когда ребенок болел, призывала меня на помощь. Я возвращался. Ссорились. Снова уходил. Так было несколько раз. Последний раз договорились дождаться получения квартиры, а мы стояли в заводской очереди, разделить квартиру и окончательно расстаться. Никакой интимной жизни у нас не было. Я спал на раскладушке. Но видимость семьи мы все же сохраняли.
Была весна конца шестидесятых. Моя жена уже два месяца не жила в нашей квартире. Она забрала сына и ушла охранять квартиру сестры, пока та находится в загранкомандировке. Я оказался один в женском общежитии. Тоже охранял эту квартиру чтобы комендант общежития не отобрал ее. Уход Раисы я воспринял как благо. Я отдыхал от женского окружения, уединившись в своей квартире. Тоску на меня наводили, по понятной причине, матери-одиночки и их дети.
Со Светой, так звали мою соседку, у меня были довольно натянутые отношения. Еще задолго до окончательного разлада моей семейной жизни, когда я заходил на общую кухню, она всячески старалась меня чем-нибудь зацепить.
– Терпеть не могу, когда мужики крутятся на кухне, заглядывая девкам под юбки, – как-то раз заявила она.
– Света, не волнуйся, под твою не заглядываю, – парировал я, – там ничего оригинального нет.
Если признаться честно, то я сильно лукавил. Даже в домашнем халатике она выглядела очень изящно. Когда, бывало, она проходила мимо меня по коридору, я не мог отвести глаз от ее ладненькой фигурки. Я бы с большим удовольствием заглянул под ее юбку. Какая-то непреодолимая сила влекла меня к ней. Красавицей она не была, обладала внешностью, на первый взгляд, самой обыкновенной, но если внимательно присмотреться, то глаза у нее были бездонными, из-под длинных ресниц они светились внутренним сиянием и проникали в самую глубину моей черной, загаженной неудачным браком души.  Для нее я был женат и не смел права открыто проявлять свою симпатию к ней. Она была небольшого роста, довольно подвижная. Ее пышную копну волос я всегда замечал еще издали, а когда встречался, то насмешливая улыбка красивых, но очень язвительных ее губ, вызывала у меня сладостное желание, «зацеловать ее до пьяна и измять, как цвет».
Двери наших комнат разделял стол вахтерши, работающей по совместительству уборщицей и поэтому часто отсутствовавшей на посту. Мы могли слышать, когда кто-нибудь из нас выходил из своей квартиры. Признаюсь, когда я остался один, то стал искать встреч со Светой. У меня создавалось впечатление, будто и она ищет со мною встреч. Но мелкие гадости говорить друг другу мы не прекращали. Однажды нечаянно, а может быть, и нет, когда она проходила по коридору мимо меня, я наступил на ее тапок. Она споткнулась, я поддержал ее и крепко прижал к себе. Всей своей душой я почувствовал, как она замерла, обнимая меня. В какую-то долю секунды между мной и нею, наверное, случился электрический разряд. Наши лица никогда еще так близко не находились, а ее глаза были рядом с моими… Она опомнилась первой и, придя в себя, высказала мне все, что она обо мне думает. Мне показалось, что она говорит не то, что думает. «Ругает, а прижимается все теснее», – подумал я.
Случилось так, что в один из вечеров, я поужинал и пошел на кухню мыть посуду. Света что-то готовила, стоя у газовой плиты, которая находилась рядом с мойкой. Испытывая желание чем-нибудь затронуть соседку, я повернул тарелку так, чтобы брызги попали на Свету, но тарелка выскользнула из рук и, упав на пол, разбилась. Света тут же отреагировала:
– Сосед, что-то ты совсем ослаб. Уже тарелку в руках не держишь. А жена тебя покинула не из-за твоей слабости в коленях?..
Я как рыба, вытащенная из воды, открывал рот, но слов для ответа так и не нашел. Собрав осколки, я ушел в свою комнату. Конечно, я понимал, что ее распирало любопытство о причине моего одиночества, но сделала она это, на мой взгляд, не совсем корректно. Во мне все кипело от злости и, придя в себя, я захотел с ней «по- дружески» пообщаться». Но Светы на кухне уже не было. Дверь в ее комнату была приоткрыта, и я без стука вошел. Она стояла у зеркала и заплетала косу. В комнате горела ночная лампа, создавая полумрак. Я никогда не поднимал руку на женщину, но в этот момент мне захотелось сделать ей больно. Нет, не ударить! Потискать ее в своих объятиях! Я стремительно подошел к ней и взял за руку… То, что произошло дальше совершенно меня обезоружило.
– Подожди, я дверь закрою, – сказала она, ласково притронувшись к моей щеке рукой.
Закрыв дверь на ключ, она выключила ночник, подошла и прижалась ко мне своей грудью, а ее руки сплелись на моей шее. Мне шел тридцать второй год. Я так соскучился по интиму и близость этой загадочной женщины привела меня в крайнее возбуждение. После яростного, затяжного поцелуя я почувствовал, что Света тянет меня к кровати, стоящей у стены. Я рванул с ее плеч халатик, а там никакой другой одежды не было. Я быстро уравнял наш с нею внешний вид, сбросив свою одежду на пол. Не говоря ни единого слова, как в немом кино, мы улеглись на ее одноместной кровати, и я при полном согласии партнерши, стал доказывать, что с «коленями у меня все в порядке». Моя плоть ворвалась в ее плоть с такой страстью и напором, что я достиг оргазма мгновенно. Ее это нисколько не удивило. Она продолжала меня ласкать. Я целовал ее грудь, шею, лицо и когда наши губы встречались, то мне казалось, что она вливает в меня огненный напиток страсти. Я вновь и вновь овладевал ею. Кровать ужасно скрипела, но мне казалось, что мы, прижавшись друг к другу, катаемся на качелях: вверх– вниз, вверх-вниз… И все быстрее и быстрее… Она, попадая в ритм моих движений, помогала раскачивать эти качели…
Но все в этом мире заканчивается… Расслабленный, я улегся рядом с нею и первым подал голос:
– Светочка, прости… Я тебя очень люблю, но все случилось так неожиданно и грубо с моей стороны…
– Неожиданно? Это неожиданно для тебя, а я ждала, когда ты придешь ко мне. Если бы ты сейчас этого не сделал, то я сама пришла бы к тебе. Милый, мне так приятна была твоя грубость…
И тут она стала сбивчиво рассказывать мне:
– Толечка, я полюбила тебя давно. Часами ждала, когда ты выйдешь из комнаты и старалась встретиться с тобой, увидеть тебя. Но ты всегда мне говорил одни гадости. Да, я тоже дерзила, но как мне хотелось говорить тебе совсем другое! Я удивлялась, видя, как ты безропотно выслушиваешь брань жены.  Я безумно хотела быть с тобой. Я чувствовала, что и ты ко мне неравнодушен… И сейчас, когда ты остался один, я злилась, видя твою нерешительность. Любимый мой, я умышленно оскорбляла твое мужское самолюбие… Прости меня, родной.
Руки ее были такими нежными, а волосы источали такой аромат и так сладко щекотали мое лицо. «Милый», «любимый», «родной» –  эти слова сладкой музыкой ласкали мой слух. Я от жены этих слов никогда не слышал… Душа моя торжествовала, а тело едва не плавилось от близости со Светой, такой близкой и доступной. Я вновь повторил то, с чего мы с нею так неожиданно начали… Но, странное дело. Я не почувствовал оргазмов у Светы. Я ведь был не новичком в этом деле. Были у меня две женщины, включая мою жену, но я всегда чувствовал, когда у них наступает оргазм. Даже моя жена, которая меня не любила, но если я ее, как говорится, заведу, то выдавала такое, что мало не покажется.
Утром я проснулся первым и долго лежал на спине, боясь пошевельнуться, чтобы не потревожить сон Светы. Ее спокойное дыхание слышалось у самого моего сердца, а ее рука удерживала меня, видимо, чтобы я не упал с узкой кровати. «А, может быть», – лезла в голову дурная мысль, – чтобы я не убежал после всего произошедшего?..». Убегать мне совершенно не хотелось. Я лежал и смотрел на потолок и стены Светиной квартиры, ставшей мне такой родной и близкой. Свершилось то, о чем я даже не мечтал. Я себя чувствовал альпинистом, покорившим вершину, если не Эверест, то уж не менее «семитысячника». И вот теперь она моя! «Кем она станет мне? Любовницей или женой?» – думал я. – Никуда уходить не буду. Так меня еще никто не ласкал, а такой послушной женщины всем моим прихотям, я еще не знал. А какие прихоти могли быть у меня – здорового русского мужика? Только традиционный способ, когда женщина лежит на спине, ну и еще, на боку – лицом к лицу. Вот и все. Никаких половых извращений я не признавал и не признаю. Жена меня приучила к строгости в сексе, который был не часто, да и то, если в чем-то проштрафлюсь, не подпустит к телу месяц, а то и более… Так рассуждал я пока не проснулась Света.
Я повернулся к ней и при дневном свете, что называется, в упор стал рассматривать ее. Я не художник, но если бы мог рисовать портреты, то ее прекрасное лицо рязанской мадонны украсило бы не одну галерею мира. Она не выспалась. Ее натруженные взаимными поцелуями губы прильнули к моей щеке, и она стала дремать. А я, сбросив простынь к ногам, увидел ее обнаженную. Когда мы ночью в темноте занимались с ней, как сейчас принято говорить, любовью, то я не мог видеть всей прелести ее тела, хотя ощущал гибкость и тонкость талии, упругую грудь, а сейчас у меня перехватило дух от красоты ее бедер и ног. «Как можно оставить такую женщину и уйти к другой?»– думал я о ее бывшем муже. Света окончательно проснулась. Мы обнялись и опять, как в немом кино, тишину нарушал только скрип кровати, и опять качели: вверх – вниз, вверх – вниз. Этот «сладостный процесс» продолжался довольно долго. Но я чувствовал, что он сладостный только для меня. Я за ночь, видимо, израсходовал почти весь свой «боезапас» и оргазм долго не наступал. Я ожидал, что он наступит у нее. Но, продолжая ласкать меня и слегка постанывать, она его не испытала.
Естественно, когда мы вернулись в исходное положение, я спросил у неё: «Ты получаешь удовольствие от нашей близости?..».
– Мне очень приятно, но я знаю, чего ты ждешь от меня…  Притворяться я не могу и изображать искусственно оргазм не хочу. После трех лет замужества, муж меня покинул, обвинив во фригидности. Но в этой фригидности он сам, как мне кажется, был виноват. Он грубо меня изнасиловал в первую брачную ночь. Мне было очень больно. Никакого медового месяца у меня не было. Я с ужасом ожидала каждой ночи, но он меня насиловал по нескольку раз даже днем.  С тех пор я просто боялась мужчин. Ты такой ласковый и нежный. Мне с тобой очень приятно, и я впервые почувствовала не страх, а желание отдаваться тебе до конца.
После этой длинной фразы она умолкла и стала смотреть на меня, ожидая моего ответа.  Я знал, что смущает ее совсем другое. И она об этом тут же сказала:
– Как я теперь буду смотреть в глаза твоей жены?.. Провалиться сквозь землю?..
Она не знала, да и никто не знал, что у меня фиктивная семья. Я вынужден был открыть ей эту тайну. Что тут было! Она обняла меня и целуя мое лицо, руки – с большим волнением, чуть не плача, повторяла:
– Толя, мой миленький. Я буду твоей верной женой если ты на мне женишься. Я тебя люблю, я буду лечить свою фригидность, пойду к докторам… Не бросай меня! Не бросай…
Я совсем не ожидал, что мое сообщение ее так взволнует. Как мог, успокаивал ее, целовал ее глаза, полные слез. Заверял ее, что скорее умру, чем расстанусь с ней.
– Не надо ни каких докторов… Это не смертельно.  «Давай попробуем сами решать эту проблему», – сказал я, увидев, что она стала спокойней.
А сейчас мне надо было выйти незаметно из комнаты. Я боялся опорочить Свету. Кажется, Пушкин сказал, что «злые языки страшнее пистолета», а их в общежитии было достаточно. Оделся. Света тоже накинула халат и вышла в коридор. Через несколько минут вернулась и сказала:
– Милый, полный провал. И соседки, и вахтерша тут. Что делать?
– Окно у нас зачем? – спросил я. На дворе был месяц май. Деревья густой листвой закрывали мое «десантирование» на асфальт отмостки дома. За всю жизнь, я впервые уходил от женщины «яко тать в ночи». Правда, была не ночь, всего семь часов утра.
Когда я вошел в дверь общежития, вахтерша баба Дуся, удивленно спросила меня:
– Анатолий, ты откуда?
– Ночная смена, Евдокия Петровна, – бессовестно соврал я.
Это была самая приятная ночная смена в моей жизни.
– То-то я вижу – дверь комнаты не закрыл, Светка, как полоумная бегала купаться ночью через каждый час, – съехидничала баба Дуся. И добавила: «Ходи уж в дверь, нечего сигать в окно!».
Конечно, в ту пору не было компьютеров, чтобы проконсультироваться и узнать об этой ее болезни подробно. Последующие ночи, проведенные со Светой, ничего нового в борьбе с фригидностью не принесли. По правде, признаться, я и не боролся. Я впервые понял: какое счастье обладать женщиной, которая тебя любит! Которую ты сам любишь и не мыслишь своей жизни без нее. Я называл ее рязанской мадонной. Переселился к ней и мне казалось, что я с нею живу всю жизнь. Вечером перед сном и, особенно, утром после сна, наша кровать угрожающе скрипела и обещала вот-вот развалиться. Я попытался ее подремонтировать, но тщетно. Решил с получки купить новую. Условия жизни в общежитии были ужасные. Три бытовых комнаты: туалет, прачечная и кухня – были всегда заняты. Занимали очередь. Но мы со Светой чувствовали себя в раю. Воду для меня она грела в большой выварке, а сама ходила мыться в прачечную комнату.
Света по-прежнему меня возбуждала своими ласками и делала все, чтобы мне было приятно, но все заверения ее, о том, что и она получает удовольствие – меня не успокаивали. Все ею делалось в угоду мне. А мне так хотелось, чтобы она познала, то что познаю я в момент высшего наслаждения ею, когда меня буквально пронзает истома и судорога сводит низ позвоночника и икры ног.  Поскольку я не был мужчиной-эгоистом, то решил все же обратиться к врачу. Где-то через полмесяца, в тайне от Светы, я посетил сексолога. Он мне дал целую кучу наставлений и советов, их было много, но я запомнил лишь некоторые: «Меняйте позы, ищите на ее теле эрогенные зоны,
возбуждайте их, ласкайте клитор пальцами, можно языком.  Если ничего не получится – тогда только прибегнем к лекарствам». Слова сексолога насчет языка меня сильно озадачили. Во-первых, я слышал, что у женщин есть какой-то клитор, но где он находится – не имел понятия. А что его можно ласкать языком – сильно меня озадачило. Во-вторых, в силу своей закомплексованности, я не то, чтобы лизать языком половой орган женщины – смотреть на него стеснялся… «Ну с позами, как-нибудь разберусь. Где искать эротические точки и где находится этот клитор»? – думал я.
Середина июня выдалась очень жаркой. В ее комнатушке было душно. Я в плавках, она в купальнике – ходили мы по комнате.  Светина ладненькая и крепенькая фигурка будила во мне инстинкты далеких предков. Особенно меня возбуждали ее маленькие, грациозно торчавшие груди. Они были постоянным объектом моих ласк и ей это нравилось. Мне необходимо было ее привыкание ко мне. Я делал все, чтобы у нее исчезла стыдливость, и, кажется, я этого добился. Мы сбросили все остатки одежды и ее треугольник жестких курчавых волос на лобке будил во мне зверя. Она приходила в восторг, когда после ее поглаживаний, мой дружок начинал вдруг принимать угрожающие размеры и, как сорвавшийся с цепи барбос, готов был наброситься на нее. Но, странное дело, она перестала бояться его. Общение приносило нам только радость.
Наш «медовый месяц» был, что называется, в полном разгаре. Я начал задумываться: «А зачем мне добиваться от нее того, что ей не дано? Я получаю удовольствие, она говорит, что тоже. Как жили, так и будем жить». Я решил отказаться от советов сексолога, да и, вообще, от самой идеи ее оргазма. Не потому, что был ленивым и не сумел бы выполнить все наставления – мне казалось, что развращать женщину, которая тебе отдается без остатка – не достойно мужика. Я чувствовал, что она выполнит все мои эротические задумки... А, что дальше? «Танцуй, пока молодой?..».Нет, хороших перспектив от искусственного ускорения естественного процесса ее созревания я не видел. Я вычитал в какой- то книжке, что чувственность у женщины может появится только к тридцати годам и приготовился ожидать. !
Света уже не боялась быть замеченной соседями в любовной связи со мною. Мы решили подать заявление в ЗАГС. Она как-то вся изменилась. Я помнил ее всегда раздраженной и даже злой. А сейчас у нее в руках, как говорится, все горело. Она стирала мою одежду, готовила пищу на двоих. Бюджет у нас с нею стал общим. По субботам на воскресенье мы брали дочку из детсада, и ходили на пляж, в парк и кино. Мы стали жить, как это сейчас говорят – гражданским браком. Моя бывшая жена узнала все от соседей, но странно, никаких эмоций не проявила, только попросила дождаться получения квартиры. Я ее заверил, что квартиру отдам ей без всякой дележки. В профкоме переоформил очередь на нее.
Но дальше случилось, то, что случилось. Любовью со Светой мы занимались регулярно, но, когда в квартире появлялась дочь, а ее кроватка стояла напротив, наша бурная «деятельность» затихала. Света была очень мнительной и довольно упрямой. Она ни за что не хотела идти в мою комнату, когда я ей это предложил.
– Я не могу оставить ребенка одного в комнате ночью. – Проснется, испугается… И спать на чужой постели я не привыкла, – решительно отвергла она мое предложение.
Но она меня очень любила и не могла отказать, когда я, проявляя настойчивость, покусывая мочку ее уха, шептал ей о своем желании.  Лежа в постели на краю кровати, она поворачивалась ко мне спиной, изгибалась в талии, и я тихо, чтобы не разбудить дочь, делал свое дело. И скажу, что эта поза мне доставляла огромное наслаждение. Она тоже с удовольствием приняла ее. Но кровать-предательница все равно поскрипывала. Мы купили двуспальную. Стало в комнате тесно, но зато новая никакого скрипа не издавала и позволяла нам передвигаться по ней вдоль и поперек.
Однажды, где-то в середине недели, поздним вечером, мы легли со Светой в постель. Телевизора у нас тогда не было. Ничто не отвлекало.  Мы так привыкли друг к другу, что порой за ласками даже не думали: с какой позы начать… Любая нам нравилась, но недавно освоенная – была любимой.  Так было и тогда. Я тесно прижимался к ней, а она ко мне. Света, как всегда, потихонечку постанывала, но вдруг ее стоны превратились в какое-то горловое урчание. Она покрылась испариной и вмиг стала мокрой от пота. Я ладонью прикрыл ее рот, но все равно не был уверен, что ее крик не услышала баба Дуся.
– Милый, что это было? – спросила Света, когда мы, отдышавшись после обоюдного паралича, оказались лицом к лицу.
Я убрал капельки пота с кончика ее носа и улыбаясь сказал:
– Поздравляю, мы, кажется, «подзалетели» …
Не знаю – был ли я провидцем или нет, но среди ночи я проснулся от громких стонов Светы. Я растормошил ее и испуганно спросил: «Света, что с тобой?» Она обняла меня и тихо прошептала на ухо: «Ты не поверишь – все повторилось!».
Утром я ушел на работу и весь день находился под впечатлением случившегося, с нетерпением ожидая вечера. Она работала во второй смене. Я встретил ее у заводской проходной. Когда пришли домой и легли на нашу новую кровать, то все, действительно, повторилось… И стало повторяться раз за разом, изо дня в день.
В августе у Светы появились все признаки беременности. В женской консультации определили срок – шесть недель. В начале сентября ей должно было исполниться 27 лет. Мы хотели к этому сроку приурочить наше бракосочетание. А перед этим она захотела в свой трудовой отпуск навестить родителей на Рязанщине. Я проводил ее с дочерью до вагона поезда. Неистово целовал на прощание, не предполагая, что вижу Свету в последний раз. Она в деревне отравилась грибами. Я потерял сразу двоих – и будущую законную жену, и будущего ребенка. Ее похоронили на родине. Я не плакал, я рыдал во весь голос и повторял: «Прощай, моя рязанская мадонна, прощай!».
Через два года я женился. Жена у меня добрая и ласковая. Родила мне дочь. Мы назвали ее Светой…

Судьба моего друга тоже трагична. Он через пять лет погиб под колесами грузовика.

                                                          Николай Таратухин

Отредактировано Старина (29.06.2016 16:36:18)