Встреча.

Первый раз пишу подобное. О настоящем, наверное. О том, что действительно было.

Когда мы перестали общаться с Серегой, я не помню. Помню только, как сидели за одной партой, как помогал я ему с неподатливой математикой, помню, как провожал он меня на учебу в институт. Я уезжал в другой город, а он оставался. Перед отъездом мы долго бродили по переулкам, а затем сидели на лавочке у подъезда, и мысли, одна за другой, роились в моей голове. Что будет дальше? Что приготовила жизнь? Как сложатся наши судьбы?
Прошло, наверное, больше десяти лет после нашей последней встречи. За эти годы я заметно преуспел. Перебравшись на север, получил хорошую должность, обзавелся семьей. Воспоминания о Сереге, о минувшем прошлом, посещали меня редко и походили больше на звонкое эхо в светлом, еловом бору.
Возможно, так и текло бы все своим чередом, если бы однажды вечером не раздался телефонный звонок. Это звонил Серега. Оказывается, он проездом в моем городе, и незамедлительно предложил встретиться. Я колебался, но он настаивал.
Вечер выдался теплый, несмотря на позднюю осень. На небе клубились низкие облака, желтая листва шуршала под ногами. В ветвях низкорослого, ощетинившегося голыми ветвями кустарника перекликались хохлатые воробьи.
Мы шли молча, каждый думая о своем. Хотели выговориться – и не смогли, словно между нами возвели глухую, непробиваемую стену, и даже извечное «А помнишь…» давалось с трудом. Тогда я все поражался, как изменился Серега. Худой, с впалыми щеками, сгорбленный жизнью, он шел тяжело, загребая ногами листву и изредка поглядывая на меня уставшим, отстраненным взглядом. Наверное, тогда он нуждался во мне как никогда, но я не находил нужных слов. Ровно, как и всегда.
Мы собирались расходиться, когда неожиданно услышали едва различимые звуки, доносившиеся из глубины парка. Они походили на стоны младенца во сне, когда он неумело, по-своему требует внимания родителей, ворочаясь в кроватке. Серега с неожиданной решимостью направился вглубь парка, и я, заинтригованный, последовал за ним. Каково же было наше удивление, когда на слабо освещенной площадке под фонарным столбом мы увидели кошку.
В ее зеленых глазах, истерзанных мукой, светилась мольба о помощи, и стоны умирающего животного терзали слух. Кошка распласталась на мотке проволоки, острые концы которой врезались в живот и пронзали его насквозь. При нашем появлении она судорожно тряхнула мохнатой головой и прижала уши, издав истошный, короткий крик.
- Серега, - жалобно промямлил я. – Что делать-то будем?
Но он словно не слышал. Отстранив меня в сторону, нагнулся над животным и решительным движением прекратил его мучения. Что случилось затем я понял не сразу. Серега вдруг пошатнулся. Он не слышал моих удивленных возгласов, не смотрел больше в сторону кошки. Прижавшись спиной к столбу, спрятав лицо в широких, шершавых ладонях, он как-то весь сжался и затрясся.
Серега плакал тихо, напрасно пытаясь унять слезы, скрыть их от меня, и впервые я видел его таким, разбитым и одиноким.
И вспомнились мне годы нашего детства, когда Серега приходил в школу с синяками, горделиво расправив плечи и рассказывая, как подрался с хулиганами. Вспомнилось, как в очередной раз не вывел своего щенка на прогулку, на расспросы лишь пожимая плечами и улыбаясь, как с неожиданной яростью налетал на моих обидчиков… И только я знал, что синяки у него о пьяницы-отца, что щенок его, пузатый, лопоухий, умер от чумки, но даже тогда он не плакал. Прямой, открытый, он сносил многое, на все отвечая улыбкой, и только у него она получалась такой открытой и настоящей.
Я разорвал с Серегой все связи, все ниточки, когда его посадили в первый раз. Когда же это произошло во второй раз, я узнал об этом из газет. Что случилось с ним, когда я уехал, не знаю. Только теперь, когда, сидя на земле, он оплакивал убитое животное, а может и нечто большее, я вдруг осознал свою ничтожность и то, как сильно во мне он нуждался тогда, десять лет назад.
На следующий день Серега уехал. На прощание он крепко пожал мне руку и улыбнулся так, словно не было десяти лет разлуки. Я обещал ему, что больше мы не потеряемся и звал в гости.
Это была наша последняя встреча. Спустя неделю я узнал, что Серега разбился на машине.
Подобно тому, как мой друг оплакивал животное, я, стоя на коленях перед сырой могилой, оплакивал его. Едва различимые рыдания, терзающие меня, вырывались наружу, и только в этот момент, момент полного единения с собой, я вдруг понял, о чем именно сожалел Серега в нашу последнюю встречу: о давно минувшем прошлом, которое уже никогда не вернуть назад.

Отредактировано Lis (22.10.2016 17:26:25)