Вчера был Апокалипсис

Серьезно.

Нет, интернет не выключался, зомби и инопланетян не было и, даже,  метеориты не падали. Самый стандартный христианский Конец Света - простенько, но со вкусом. Все как в Библии: и град с огнем, и гора огненная низверглась в море, и саранча с лицами человеческими людей терзала, в общем, затейливо получилось.
Но это еще вчера было, а сегодня уже нет, затихло.
А ведь кто бы мог подумать? Даже самые заядлые религиозные фанатики, у которых на каждый случай жизни находилась, подобно поговорке, цитата из Библии, не хило охренели от того, что внезапно в небе появились вальяжные парни, в белых рясах, с крыльями, и начали дудеть в свои трубы.  Фанатикам то чего удивляться было? Полжизни на каждом углу твердили, что скоро грядет конец и нужно срочно очистить душу, но как только конец пришел, - они первые с криками “Твою ж мать!” бросились по подвалам. Не плохой небесный флешмоб получился, скажу я Вам.
Для меня, обычного студента (хотя, думаю, диплом мне точно уже не понадобиться), такой расклад событий был слегка неожиданным и уж точно некстати. Я ведь только стипендию получил, уже собирался идти затариваться, а тут хлоп! и какие-то всадники по улице промчались в огненных доспехах, сжигая всех, кто не успел спрятаться. В основном, пострадали пенсионеры, любящие на трамваях куда-то ехать с утречка пораньше. Они даже под угрозой испепеления огнем небесным не бросили свои тележки и клетчатые сумки, ухватив их старыми, но чертовски цепкими руками так, будто кило картошки, творог и пара пустых литровых банок им и на том свете понадобятся. Так с ними и бежали, злобно поглядывая на дышащих огнем коней, бубня себе под нос, что при Союзе такого бардака не было. Ну, я всегда знал, что им за это еще воздасться, скрывать не стану. Особо доставила пара наркоманов, которые при виде всей этой катавасии лишь переглянулись, улыбнулись друг другу и покачивая головой продолжили созерцать свой крутой реалистичный трип.
И вдруг все исчезло. Все напасти, реки горькие, огонь - просто испарились, оставив после себя небольшой бардак, как на главной площади после Нового Года. Лишь только ангелы остались на тучках. Стоят себе, говорят между собой о чем-то и на нас поглядывают, как на затерявшийся полтинник под лавкой.
Я же, когда этот движ закончился, сомкнув отвисшую челюсть и вкатив обратно в орбиты свои глаза, был способен лишь едва разборчиво выронить “Вот так сходил в Ашан...”. Но мои слова не остались незамеченными - один из ангелов посмотрел на меня из своей тучки, как на голодного суданского ребенка, впервые увидевшего бигмак, и лишь легонько улыбнулся, показывая своим видом что-то, вроде: “Чувак, это всего лишь разогрев”. Мне странно было хоть каким-то образом меняться мыслями с существом, умеющим летать и говорить с насекомыми, но по-моему, ангелы - весьма позитивные ребята. Без пафоса, как я всегда считал. Думаю, за много тысяч лет своей небесной жизни, они избавились от праведных понтов и поймали свою райскую волну. В общем, у них там, по ходу, своя атмосфера, никто не парится.
Но на этом праздник совсем не закончился, нет... Дальше случилось нечто менее яркое и зажигательное, но по сути своей куда более забавное и находчивое. Насколько я знаю библейское расписание - после Апокалипсиса должен следовать Страшный суд. Но! Перед ним, все когда-либо жившие на Земле и благополучно переставшие это делать люди - должны воскреснуть и встать в один ряд с ныне живущими.
И…
Это, собственно и случилось.
Вы только представьте! Все! Все когда-либо жившие люди поднялись из своих могил, ям, вышли с рек, вылезли из стен, - в общем оттуда, где их бренные тела встретили бесконечность в виде смерти,  и повыходили на улицы, как ни в чем не бывало!
Тут-то и начался трешь. Во-первых, нет. Улицы не заполнили скелеты, мумии и полусгнившие останки. Все экс-мертвые обрели новые, здоровые и румяные тела. Во-вторых, воскресли действительно ВСЕ люди. От древних греков и скифов, некогда населявших земли Одессы, до еще вчерашних жителей, только-только испустивших дух. С последними, кстати, случились свои казусы.
Я как раз прятался под парапетом жилого двадцатипятиэтажного дома на Маршала Говорова, когда последняя гигантская саранча убежала в неизвестном направлении, преследуя тетю Зину - недобросовестную торговку килькой на Привозе. Саранча ведь предпочитала наиболее грешные цели, а тетя Зина за душой имела уже столько обвешанных студентов и туристов, что прибыль можно было выводить в офшоры. Так вот, исчезла эта саранча, как и все признаки действующего конца Света. И тут вижу, на крыше этого самого дома, под которым я прятался, стоит мнительный бедолага, лет сорока. Я так понял, ему не сильно пришлась по душе перспектива быть истерзанным тварями небесными, поэтому он решил миновать ее, сделав шаг с крыши в неизвестность.
И вот, он уже весь такой смелый и отважный летит и считает этажи. Признаюсь, вид огненных всадников и другой неестественной живности закалил мое восприятие нелицеприятных картин, но шлепок человеческого тела об асфальт меня слегка расстроил. Согласитесь, это не то зрелище, которое хочется видеть студенту, еще недавно собирающемуся беззаботно тратить долгожданную стипендию. И вот десять минут спустя, когда Апокалипсис приутих - все мертвые восстали из своего малоподвижного состояния. Вы бы видели лицо этого бедолаги, который еще минуту назад успешно пародировал котлету на тротуаре, а теперь просто встал, удивленно посмотрел вверх на недавно покинутую им крышу,  выдавил из себя: “В смысле? Это разве так работает?” - отряхнулся и ушел себе куда-то в закат. Уморительно вышло, не правда ли?
А вот скифов, древних греков и ордынцев мне искренне жаль стало. Из благ цивилизации, которые они застали в свои времена, самыми развитыми были разве что сифилис и подтирание зада лопухом.  А тут гигантские стеклянные здания, непонятные железные тележки на странных, не деревянных колесах и люди без растительности на лице, позволяющие женщинам самим выбирать себе мужей. Одним словом - диковинка. Бедолаги перебежками между стен домов, передвигались по городу, шарахаясь от каждой машины, сирены и сигнализации, как от проказы. Я даже видел, как один скиф принес в жертву голубя трамваю, умоляя железного монстра быть благоприятным к нему. Трамвай себе поехал, а наш древний сородич еще долго целовал рельсу рассыпаясь словами, видимо, благодарности. Бедные предки…
Хотя, справедливости ради, нужно отметить, что они недолго были в прострации. Встретив на улицах сородичей, способных понимать их язык, они объединялись с ними в небольшие группки, затем разрастались до племен и организовывали свои обычные древние иерархии с оргиями и разгулом венеры, но только уже в условиях современной Одессы.
Другие же воскресшие, жившие еще при царе или царице, хотя бы немного понимали речь русскую и украинскую, поэтому, с горем пополам они все-таки смогли разобраться где находятся, когда и по какой причине прервали их расслабляющее и безнапряжное несуществование. Хотя не думаю, что от этого им стало легче, город-то не тот, каким был раньше, да и апокалиптические реалии слегка огорчали.
Я тут недавно трамвай упоминал… Могу рассказать Вам еще одну презабавнейшую историю. Да, как Вы уже наверное догадались, этих историй я насмотрелся достаточно. Конец Света - это, конечно не концерт Rammstein, но рассказать есть о чем.  Если мне когда-нибудь пришлось бы опять ехать в плацкарте домой - я был бы не самым скучным попутчиком, уж поверьте.
Так, а о чем это я?
А… Верно… Трамвай.
Одним из умерших, чье воскрешение мне приходилось наблюдать лично, был старый алкоголик, погибший пару лет назад от того, что уснул на рельсах, где его и настигла неминуемая участь в виде разделяющих тело колес трамвая. И угадайте, где его застало воскрешение? Верно. На тех же рельсах.
Он также, лежа на них, и появился. Только тело уже было совсем не алкоголика, а здорового мужчины в самом расцвете сил (ибо такими и воскрешают всех). Вот только в сознании этого мужика он все равно остался алкоголиком, но это не важно. Так вот, лежит он себе и пытается собраться с мыслями. Ну, знаете, когда возвращаешься к жизни с того света, иногда могут проскакивать небольшие вопросы, из разряда: “Какого х*я?!”. Вот такими вопросами и задавался себе этот мужчина, причем в голос. Задавался долго и увлеченно, настолько увлеченно, что не заметил, как сбоку подкрался его старый знакомый - трамвай. И вот проходит этот не самый эстетичный и приятный момент - и наш герой опять перестал являть собой единое целое.
Я бы на его месте, наверняка бы чувствовал обиду: вот ты опять живешь, можешь встать, походить, закурить сигарету, а тут вжух! и тело по грудь опять отделено от себя. Да и умереть уже невозможно, все ведь ждут Суда. Судя по бранной речи, высыпаемой, будто рэп-артистом, именно обиду и чувствовал этот мужик. Но ангелы все-еще стоят на своих тучках и смотрят на нас, поэтому, после нескольких минут отборного мата где-то с земли, один из них не выдержал, посмотрел на запчасти, бывшие некогда человеком, и сказал: “Соберись, мужик!”
Сказал “соберись”, Вы только представьте. Располовиненному человеку. Все-таки ангелы - юморные ребята.
Я еще несколько раз видел этого бедолагу на том же месте, и со временем он смирился с судьбой. Просто лежал себе спокойно, смотрел, как в небе над головой суетливо пролетают чижи и ласточки и время от времени спрашивал у прохожих который час. Видимо, течение времени - это самый тревожащий вопрос, который может появиться у человека, лежащего посреди улицы, у пешеходного перехода.
Эти все чудеса я наблюдал, возвращаясь домой с магазина, где меня и застал апокалиптический карнавал. Сначала я не поверил глазам и принялся панически бежать в сторону своего дома. Но потом все-таки дошло, что смысла возвращаться уже нет. Да и вообще, любого смысла уже нет, поэтому я отсиделся под парапетом, ожидая своей участи. Но она так меня и не настигла, огорошив взамен чудом воскрешения всех и вся. Поняв, что самое страшное - уже позади, и осталось только дождаться финальный аккорд нашего мира, я в конце концов решил вернуться в квартиру, которую снимал с самого начала учебы. Как никак, - эти стены стали мне родными, и уж если встречать где-то свою судьбу, то только там.
Добираться домой было сложно и долго. По всей Одессе ездило только два трамвая, водители которых всю жизнь проработали в общественном транспорте. Они, как музыканты тонущего Титаника, решили быть верными своей профессии до конца. Один из них, собственно, будучи воодушевленным последними днями своего долга перед общественным передвижением и не заметил лежащего на рельсах мужика, о котором рассказывал выше. Поэтому, пришлось мне идти на своих двоих, а с Маршала Говорова до Тираспольской, недалеко от площади, где и находился мой дом - это вполне приличное расстояние. А если учесть наполненность улиц воскресшими, которых было ну очень много, то на дорогу домой мне ушел целый день.
Поверьте, к тому моменту, когда издалека показался родной балкон, я уже насмотрелся такого, что меня уже ничего не могло бы удивить. Даже, если б из под земли вдруг выпрыгнул лепрекон, верхом на единороге и предложил бы мне купить у него китайский планшет. Улицы были заполнены людьми разных эпох и времен. Каждый из них был напуган и реагировал на все происходящие события очень по-разному. Кто-то приставал ко всем с расспросами, кто-то залез на дерево и кидался оттуда ветками, а кто-то перепугано убегал. Один гусар начал называть всех канальями, безрезультатно попытался вызвать на дуэль старого раввина, а потом просто спрятался в газетном киоске и сидел в нем до самого конца. И такие ситуации были на каждом шагу, просто иди и наслаждайся праздником жизни.
Дверь дома я открывал ужасно усталым, как физически, так и морально. Переступая старый деревянный порог моей еще дореволюционной квартиры, я уже видел, как плюхаюсь на кровать и сладко засыпаю. Но не тут-то было.
А дело вот в чем. Понимаете, когда Вы умираете, родной дом или квартира остается в сознании Вашей. И Вас уже мало волнует, что будет с ней потом - передастся по наследству, продастся или будет подарена кому-то. Она была Вашей до самой смерти, а значит такой она будет и после нее. Ну, по крайней мере так считала Гертруда Леопольдовна и Петр Иванович, которые меня уже ждали в этой квартире. Она принадлежала им в разные эпохи. Гертруда Леопольдовна жила в ней в конце восемнадцатого века и преподавала до самой смерти игру на фортепиано. Как я понял, смерть ее и застала за инструментом, когда она линейкой била ученика по пальцам. Просто замерла и плюхнулась лицом на клавиши, взяв при этом, идеальный соль минор. Подбородком, щекой и носом. Мелодично ушла, ничего не скажешь... А вот Петр Иванович жил здесь до конца восьмидесятых. Он был старым профессором физики Политехнического тогда еще института. Как его встретила смерть он наотрез отказался рассказывать, загадочно улыбаясь. Предполагаю, кто-то из студентов отрабатывал свой зачет, что и остановило уже не молодое сердце светила науки.
Оба педагога воскресли в моей квартире. За день моего отсутствия, они уже успели разобраться во всем, смириться с приближением Страшного Суда, и, даже подружились между собой. Меня они встретили с пониманием, поэтому не стали претендовать на мое право находиться здесь. Мы решили разделиться по комнатам: Гертруда Леопольдовна и Петр Иванович остались в гостинной, в которой были два чудесных мягких кресла, а я пошел в свою спальню. Старики решили не спать, чтобы не упустить такую прекрасную возможность почувствовать жизнь вновь. Попить чаю, поболтать, сидя в креслах, о сходствах жизни разных эпох и их отличиях.
Хочу сказать, судя по их рассказам - жизнь всегда одинакова. У людей точно такие же проблемы, они делают точно такие же ошибки во все времена. Единственное, что меняется - так это среда окружения. А так, - все борются, влюбляются и страдают абсолютно одинаково в независимости от того, что они смотрели перед сном: Поле Чудес по телевизору, или казнь декабриста на площади.
Мне очень повезло с сожителями - они были интеллигентны и спокойны. Но вот моим соседям по подъезду посчастливилось куда меньше. В их квартиру, сразу после Первой Мировой, заселилась огромная еврейская семья, которая и проживала здесь до Второй Мировой, пока не пришли румынские нацисты и не устроили Холокост. Погибала эта семья с глубокой болью и страданием от того, что такая чудная, кошерная квартира в центре Одессы достанется каким-то гоям. В общем, с большой обидой они покидали этот мир. Но Вы бы видели этот восторг и истинную радость на их только что воскресших лицах, в стенах родной квартиры. Их собственной квартиры, и наличие молодой пары с маленьким ребенком, которые уже тут жили, никого абсолютно не смутило. Даже наоборот, это их весьма возмутило.
Они всей своей немалочисленной сворой набросились на юных супругов и вытолкали их за пределы жилплощади, оставив абсолютно ни с чем. Я был свидетелем всей этой истории и пытался хоть как-то облагоразумить вновь живых соседей, но они и слышать не хотели. Пришлось впустить изгнанную семью к себе. В тесноте - да не в обиде, как говорится. Гертруда Леопольдовна, будучи педагогом до самых костей, принялась нянчиться с ребенком, а Петр Иванович убеждал супругов в том, что скоро все закончиться, поэтому скорбеть за материальными благами - смысла уже нет. Думаю, ему удалось их успокоить, так как пара уединилась в моей комнате, выделенной для их семьи.
Так людно у меня дома давно уже не было. Но мне это, даже, нравится - весьма  достойная компания для Конца. Мы уже устроились каждый в своем уголке, привыкли к новой обстановке и тут, случилось то, чего я никак не ожидал. В дверь кто-то постучался.
Я подошел и открыл. Угадайте, кто там стоял? Верно! (Ну, если Вы угадали). Там стоял глава еврейского семейства. У него бегал взгляд, пытаясь спрятаться где-то в полу. Он робко и неуверенно начал что-то млямлить, и мне пришлось переспросить его. Он повторил свое невнятное послание, из которого мне удалось разобрать “Нам очень жаль” и “Пускай вернутся”. Эти слова ему дались особенно трудно, даже пот на лбу проступил. Я не мог поверить в то, что услышал, но он действительно приглашал выгнанную семью обратно к себе. Попытки разузнать, что же стало причиной такой категорической смены настроения не увенчались успехом - глава еврейского семейства продолжил свою несвязную речь, в которой с трудом удавалось расслышать, что они сожалеют о своем поведении, им стыдно и нужно помогать людям.
Я с открытым ртом пошел к молодой семье и проинформировал их обо всем случившимся. Они еще долго переспрашивали у меня, и их удивленная реакция была крайне обоснованной. Но все-же, они оставили меня с Гертрудой Леопольдовной и Петром Ивановичем и вернулись в свою квартиру, которую отныне будут делить с евреями.
Позже мне удалось выяснить настоящую причину этой чудной перемены. Оказалось, что после победных танцев еврейского семейства, которое отвоевало свою квартиру, они вдруг задумались, а с чего это, собственно, они вернулись в эту квартиру и эту жизнь. Каждый из них отчетливо помнил, как погибал от пуль румын. И тогда они выглянули в окно...
После весьма продолжительного времени рассуждений и размышлений, они пришли к выводу, что мир оказался христианским, а не иудейским. Христианский, а не иудейский Бог их будет судить совсем-совсем скоро. Вот им и стало страшно, что Богу может не понравится их выходка с прежними жителями, а на том свете хотелось бы жить в местах поярче, - евреи, как никак. Вот они и решили стать на путь праведный в последние моменты жизни и пригласили молодую семью к себе.
Не знаю, засчитается им такой ход конем или нет, не мне решать.
Когда я вернулся в свою комнату, на улице уже царила ночь. Но спать мне чего-то резко перехотелось. Я открыл окно и сел на подоконник, свесив ноги вниз. Подо мной, на улице, все также было огромное количество людей, ищущих свое место или просто гуляющих. Кстати, именно гуляющих было больше всего. Это странно на первый взгляд, но на самом деле совсем нет. Сейчас объясню почему.
Вы когда-нибудь скучали? За кем-то? За человеком, которого любите и очень давно не видели? Безусловно скучали. А каково встретить этого человека после долгого времени разлуки? Радостно очень, знаю. Хочется много рассказать и еще больше расспросить, хочется провести много времени вместе, вспомнить былое и помечтать о будущем. Так вот - ничего Вы не скучали и ничего Вы не радовались.
Когда четыре года назад я только селился в эту квартиру, подо мной жила пожилая пара, Арсений Алексеевич и Нина Степановна. Более прекрасной пары, я, наверное, не видел никогда. После неудачных род, двадцатитрехлетняя Нина больше не могла иметь детей, но это не остановило Арсения, который решил возместить невозможность стать отцом, любовью к жене. Так они прожили более пятидесяти лет, рука об руку. Вместе борясь с проблемами и горем, и вместе радуясь победам и друг другу. Но через три месяца, после того, как я заселился, Арсений Петрович умер от сердечного приступа, на лавочке под подъездом, где он любил проводить летние вечера.
Мне было невероятно больно видеть горе и опустошение Нины Степановны. Она не могла найти себе место, везде чувствовала себя неполноценной и полупустой внутри. Даже спустя три года после смерти, она все-равно при каждой встрече со мной, рассказывала о том, как Арсений Алексеевич любил “Берегись автомобиля”, как часто ходил на рыбалку и на дачу, где один одинешенек кучил на грядке картошку. Ее дни превратились в пустые смены дат на календаре. Она просто доживала свою жизнь, ожидая, когда наконец-то сможет отправиться к мужу.
Но вчера муж пришел первый. Он просто вошел к себе в квартиру, с тремя цветками васильков в руке, которые росли на клумбе, перед подъездом. Подошел к ничего не понимающей жене и крепко-крепко прижал ее к себе. Они стояли так часами, не проронив ни единого слова. И вот уже целый день они не выпускают друг друга руки. Гуляют в парке, сидят вместе на лавочке, разговаривают, смеются и плачут, как дети. Нина Степановна вновь оказалась с любимым мужем, с которым уже успела проститься навсегда. Я не могу Вам словесно передать то, с каким теплом они сейчас смотрят в глаза друг другу, сидя под подъездом, прямо под моими свисающими с окна ногами. Никакой Конец Света им уже не страшен. Вот, что такое “соскучиться”, и вот, что такое “радоваться встрече”.
Знаете, ощущение близкого конца показывает людям, правильно ли они прожили жизнь, правильные ли дороги они выбирали. Люди, подобные Нине Степановне и Арсению Алексеевичу ни о чем не жалеют. Они с улыбкой проводят последние часы вместе и ничего их не тревожит. А вот люди, которые когда-то от чего-то отказывались для того, чтобы сделать правильный, как им казалось, выбор - никогда не чувствовали удовлетворения от своего принятого решения. До конца жизни у них в душе что-то легонько покалывает и постоянно спрашивает: “А что, если бы я решила остаться в этом городе?” или “А что, если бы я не ушел”.
В своем долгом пути домой, я встретил старую знакомую, с моего родного города. Она училась в моей школе, но была года на четыре старше. После окончания пищевой академии, она встретила молодого бизнесмена. Буквально через две недели должна была состояться свадьба, если бы не апокалиптический движ. А знаете, куда она торопилась при моей с ней встрече? К парню, с которым встречалась еще студенткой. Умереть ей захотелось не в дорогой квартире со шторами из бахромы, а в крепких и тяжелых объятиях, пахнущего солидолом автомеханика.
Согласен, ее история банальная, как добавить сметану в борщ, но кто из нас этого не делает? Мне лень за Вас делать очень философский и поучительный вывод. В общем - не тупите, хотя времени то уже нет. Мы скоро все умрем.
Интересно, что чувствуют самоубийцы? Все знают, что им одна дорога - в ад. Но мне дико любознательно, среди них есть ведь и вполне достойные люди, которым просто не повезло, или которые не сумели справиться с проблемами. Неужели не будет исключений? Думаю, не все тут так просто.
Кстати о самоубийцах и воскрешении. Как я уже говорил - мой дом очень старый, еще при царе строился. За это время в нем столько людей поумирало, что после воскрешения, он стал напоминать ЖД вокзал. Много среди них и самоубийц было, особенно в двадцать восьмой квартире. Не знаю, почему именно в ней, но как есть - так рассказываю. Сейчас ее снимает один депутат, для любовных похождений “налево”. Сегодня, этот депутат со своей очередной пассией проснулись от странного звука барахтанья и возни, который доносился из-под потолка (а потолки в таких домах очень высокие). Открывает он глаза и пытается рассмотреть, что же там происходит. После пьянки и кокса ему это с трудом дается, но все же,  он рассматривает в расплывчатых силуэтах тела людей. Шесть человек, подвешенных веревкой за шею ворочаются под люстрой. Ногами до пола им достать не удается, да и умереть и притихнуть - тоже не получается, нет ведь уже мертвых людей на земле. Вот они висят и покряхтывают. Все шестеро, под одной цепной люстрой. Со стороны выглядело, как связка тараньки на прилавке. Если бы меня такое разбудило - я бы наверное умом тронулся и полез бы к ним, седьмым.
Люди под окнами всё ходят и ходят, а я на них поглядываю и за каждым разом удивляюсь тому, каким же веселым и находчивым на самом деле должен быть Бог, чтобы такой ивент организовать. О, племя скифов свернуло на улицу. Теперь они совсем не выглядят напуганными, напротив, все пьяны и всем весело. Кажется, они направляются к выходу из города, чтобы где-то в любимой степи основать свое селение. Много их уже собралось, под окном прошло человек четыреста. Какой-то священник бежит за ними, запутываясь в рясе.
“Постойте!” - кричит он им. “Покайтесь, скоро Суд Божий начнется!”. О, теперь ясно. Священник решил успеть спасти как можно больше людей от геенны огненной. Из толпы, навстречу ему вышла женщина. Она вручила кубок, видимо с чем-то алкогольным, и подхватив под руку, повела к остальным соплеменникам. Поп пытался отказаться, крестился, молитвы читал, но это вызывало только смех у скифов, и они увели его с собой. Теперь они будут спасать священника. От трезвости и обета целомудрия.
Весело это, но мне, почему-то, немного грустно. Я далеко от дома, от мамы, папы и сестры. Мне хотелось бы к ним, посидеть в последний раз за семейным столом, послушать, как сестра играет на пианино, увидеть мамин смех и услышать покашливание отца. Я все время старался вырваться подальше от дома, устремиться куда-то ввысь, но теперь мне очень хочется домой.
Усталость побеждает во мне. Я последний раз поглядываю на ликующую толпу людей, в которой уже смешались все. Солдаты, когда-то не вернувшиеся с войны, босяки с Молдаванки, обычные граждане, дворяне, татары, монахи - люди, времена которых когда-то закончились смешались с еще не умеравшими. Все они одинаковы, с одинаковыми огоньками в глазах. И я такой же, как и они.
Зашел пожелать спокойной ночи Гертруде Леопольдовне и Петру Ивановичу, которые как раз дискутировали на тему места физического наказания в воспитании детей. Как это было не странно, но именно Гертруда Леопольдовна была ярым поклонником порки. О времена, о нравы!
Ну, теперь можно и спать.
Я наконец-то в кровати. Ноги гудят, а глаза слипаются. Взор устелила приятная темнота.

***

Темноту прорезал ослепительно-белый свет. Я оказался явно не в том месте, в котором засыпал.
Первым, кого мне удалось рассмотреть в сплошном свечении - высокий ангел, с очень приятным лицом. Он был облачен в белые наряды, а за спиной скромно прятались крылья.
- Где я?
- В чистилище. - спокойно и холодно ответил он.
- Это разве не просто сон?
- Ну, ты уснул - это правда. Но, все-таки, - это чистилище.
- Так просто? Уснул - и сразу здесь? - не мог успокоиться я.
- А чего ты ждал? Что твое тело с земли отравится сквозь небесный туннель к свету, сквозь облака и звезды? Ведь просто проснуться в Чистилище гораздо легче, не так ли?
- Так.
Очень хитро они это придумали, скажу я Вам. И без всякого небесного пафоса, как я и говорил.
Я оказался непонятно где: то ли в белом, светящемся помещении, то ли на открытом пространстве, белом, разумеется, и светящемся. Здесь не было ничего, что помогло бы разобраться с моим местонахождением - ни стен, ни деревьев. Зато, ничего не отвлекает от следующей цели - длиннющей очереди куда-то.
Я встал в нее. На мне уже не было привычной одежды, как и на всех стоящих в очереди людях. Мы были облачены в белые одеяния, похожие на греческие тоги, ну, или просто простыни. Теперь уже нельзя было сказать, кто передо мной стоит - современный человек, или скиф, или граф, или директор фирмы - все мы выглядели абсолютно одинаково и ровно. Жутко любопытно и забавно все продумано.
Да, это действительно Чистилище. Место, явно лишенное законов физики и пространственно-временного представления мира. По-моему, времени, как такого, здесь вообще нет. Сложно это объяснить, но я не знаю, сколько простоял в очереди. Может пятнадцать минут, а может восемь лет.
Интересно, а зачем нас построили в очередь? Я уверен, Бог мог бы принять всех людей по одному, но одновременно. Думаю, есть какой-то смысл в стоянии людей в длинной цепочке. Как шанс, осознать себя в последний раз. Да и в принципе, я думаю, люди придумали очереди только для того, чтобы стоя в них можно было в очередной раз убедиться в мизерности своего существования. Но неважно.
Передо мной остался всего один человек. Вот он открывает белую дверь, и исчезает за ней. Здесь все настолько белое и яркое, что кажется, будто эта дверь не в стене находится, а просто так стоит. Хотя, вполне возможно, что никакой стены и нет, тут всё может быть. Рядом с этой дверью стоит ангел и смотрит, чтобы в очереди никто не мухлевал, а шел как положено. Он выглядел одновременно и величественно, и так просто, будто ничего в этом мире для него уже не интересно. Импонируют мне эти ребята.
Опять же, сложно сказать, сколько я ждал выхода человека, вошедшего передо мной. Если брать общее ощущение - то вышел он достаточно быстро. Как только его голова показалась из-за двери, он заулыбался и на весь голос начал кричать.
- Я и есть Бог! Представляете? - люди стоящие за мной, удивленно начали смотреть на него. - Бог, - это я!
Я не очень силен в эмоциях ангелов, но этот, который стоял возле двери, ударил себя ладонью по лицу. Такой себе ангельский фейспалм сделал. По-моему, этот человек, что-то неправильно понял. Но раздумывать по этому поводу я уже не мог, ведь подошла моя очередь.
Я, дождавшись, пока этот чудаковатый тип передо мной скроется из виду, несмело взялся за холодную ручку двери и потянул ее. То, что открылось за ней было абсолютно таким же - белым и светящимся. Я вошел в этот свет и закрыл за собой дверь.
Впереди, немного дальше, кто-то стоял. Это был совсем не ангел.
Я подошел ближе и увидел себя. Да, этот человек был точно таким же, как и я: с моим лицом и телом. Я будто стоял перед зеркалом, но мое отражение не шевелилось вместе со мной, а вело себя абсолютно автономно.
- Видимо, ты удивлен. - начал этот человек моим голосом, но таким спокойным, каким я никогда не был.
- Да… - несмело ответил я. - ты ведь Бог?
- Он. - другой я смотрел мне прямо в глаза. Я не мог спрятаться от его взгляда, он будто видел все мое нутро, до атома.
- А почему я выгляжу так же, как и ты?
- Ты разве никогда не слышал? Вы созданы по подобию моему. - его голос притих, но взгляд никуда не делся.
- Но ведь все люди разные…
- И все люди - это мое подобие. - перебил меня другой я. - В каждом из вас есть я.
Кажется, я начал понимать, что к чему.
- Верно. - мой другой голос стал мягче, а в глазах появилось тепло. - Предыдущий был не такой догадливый… По-моему, он так и не понял, что я хотел сказать.
- Да, это точно. - подтвердил я, вспоминая блаженное лицо того мужчины, который бегал с криками “Я и есть Бог!”.
- Ну чего стоишь? Садись. - сказал Бог, указывая мне за спину.
Я оглянулся и увидел небольшой стул, со спинкой и подлокотниками. Пока я дрожа садился, другой я уже оказался сидящим напротив, на точно таком же стуле.
- Ну что, Дима. Боишься? - кажется в его глазах загорелся интерес и азарт.
- Признаюсь, очень боюсь.
Мне все никак не удавалось понять, в каком русле проходит общение. В дружеском или судейском.
- И чего же ты боишься?
- Я очень редко ходил в церковь. - решил говорить все начистоту. - Почти никогда не читал Библию, и молился только тогда, когда мне что-то надо было. В общем, - я не вел себя так, как учат священники в церкви.
Взгляд другого меня устало посмотрел вниз. Он выдохнул и опять устремился мне в глаза, но уже с тенью безобидной улыбки.
- Ты думаешь, что я создал этот мир таким огромным, таким сложным и таким прекрасным только для того, чтобы вы беспамятно ходили в церковь, крестились на мои изображения и разбивали колени в поклонах? - его тон был слегка взволнован. - Ты действительно думаешь, что я дал человеку свободу выбора, только для того, чтобы ждать от него полного и беспрекословного повиновения? Скажи мне, чего обычно хочет каждый отец от своих детей?
- Чтобы они были счастливы, я думаю… - я не знал, что чувствовать. Внутри была полная растерянность.
- Именно. А хочет ли каждый отец, чтоб его дети были послушными питомцами и бездумно повторяли каждое его слово, как мантру?
- Я бы этого не хотел.
- Так чего же ты тогда боишься, что я буду тебя судить из-за недостаточного посещения церкви?
- Так мне говорили всегда… - хотя волнение еще не прошло, но я перестал чувствовать страх внутри.
Другой я посмотрел на меня с теплом. Он встал, и медленно начал ходить вокруг моего стула, держа руки за спиной.
- Не бойся. - начал он - Я знаю, ты начал понимать. Первое, чего я хотел от людей - это чтобы они делали себя счастливыми. Чтобы делали счастливыми окружающих. Если бы каждый человек был альтруистом - было бы намного проще. Но вы запутываете все, постоянно осложняете. Скажи, Дима, ты был счастливым при жизни?
Этот вопрос меня взволновал. Я знал, что сказать неправду не получится, а правда - это не тот ответ, который мне хотелось бы дать.
- Я очень старался. - неуверенно выдавил я.
- Старался он… - другой я открыто заулыбался.
После этой фразы, я почувствовал внутри презрение к себе. Я знал, что многое в жизни делал не так, как хотел, как нужно было делать, и мне за это стало стыдно. Не только перед Богом, а и перед самим собой. Хотя, перед самим собой - и есть перед Богом. Все так предельно просто и невероятно сложно одновременно. В целом - я почувствовал настоящее осуждение самого себя, понял, как бездарно я потратил время, отведенное мне для жизни.
- Страшный Суд. Так вы назвали этот день. - медленно прервал мои душевные терзания другой я. - Все верно, мне нравится это название. Вот только есть одна маленькая неточность. Люди убедили себя в том, что это я буду их судить. А смысл Суда - не совсем в этом. В чем же?
- Мы сами себя судим.
Улыбка другого я переросла в открытый смех.
- Чертовски верно! - сказал Бог.
Он отвернулся от меня спиной, и прошел немного вперед, все еще посмеиваясь. Потом, слегка повернув ко мне голову, сказал: “Ожидай окончание времен”.
Я не стал спорить или что-то еще спрашивать, а просто вышел из двери и посмотрел на длиннющую очередь. Люди стояли в ней и смотрели себе под ноги, пытаясь понять, кто они, и правильно ли прожили жизнь. Практически во всех взглядах тускло светилась боль и сожаление.

Страшный Суд внутри каждого из нас.

Отредактировано Litsemer (01.01.2017 23:18:02)