Я очень люблю ходить в баню. Если бы мама не водила меня в баню каждую неделю, моя жизнь была бы совершенно другой.
- А вот и Ванюшенька здесь, радость моя! – это баба Лида зашла в парилку. Она уже давно знает меня и любит. По ступенькам она поднимается медленно из-за больных ног. Она, наверно, некрасивая, всё сморщилось и висит из-за того, что старая, но зато она добрая.
- Ой, а чегой-то здесь мальчик? – недоумённо спросил незнакомый голос.
- Проходите не бойтесь, он уже давно сюда ходит, все его знают, так что всё нормально – объяснила баба Лида, забыв сказать о главном.
- Что значит «давно»? Есть мужское отделение, пусть туда и ходит. Что это такое, женщина? Ему сколько лет? Десять? Двенадцать? Вы хоть соображаете, что вы делаете? – обратилась незнакомая женщина к моей маме, которая сидит рядом.
- Не могу, никак. Двенадцать ему. Слепой он. Отца нет. Уж простите. Вы проходите. Что вам смущаться, он же не видит ничего, – объяснила мама самое главное.
  Судя по голосу, это была женщина средних лет. Она сначала постояла ещё, наверно, додумывая услышанное, затем довольно бодро поднялась на верхнюю ступеньку. Дверь отворилась и опять кто-то зашёл.
- Да что ж такое, так весь пар выйдет. Закрывайте дверь-то! – недовольно заворчала баба Лида.
- Ничего, не замёрзнете! – я сразу узнал тётю Наташу. Мама говорит, что она очень большая, и хорошо, что я её не вижу. Но она мне нравится, она весёлая и тоже добрая.
- Ванятка, подвинься! – я услышал шорох и почувствовал, что меня коснулся край простыни, которую она себе постелила. Двигаться мне было некуда, рядом со мной почти  впритык была мама, а она сидела у стены. Старые доски заходили ходуном – это тётя Наташа улеглась на простыню. Она меня задела чуть-чуть ногами.
- Ой, ты там… не убила, живой? Ну, вот и хорошо.
Я услышал, как что-то чем-то скребут, и тётя Наташа задышала: «Ой, хорошо… Ой, наконец-то…».
- Опять своей щёткой чешет свою… И как не стыдно-то? – опять возмутилась баба Лида.
- А чего? Нравится мне, вот и чешу. Где мне ещё чесать? На то она и баня.
- Вот, Ваня, хорошо, что ты слепой, не видишь срама этого.
- Так если бы он не был слепой, его б тут и не было.
Тётя Наташа всё говорила тоном весёлым и лёгким, таким, что даже становилось тепло на сердце.
- Так, а что ж, нельзя что ли дома помыться? Зачем сюда-то ребёнка тащить? – спросила незнакомая женщина тоном сосредоточенно-требовательным.
- Нельзя, не можем, – завздыхала мама, ей тяжело каждый раз объяснять незнакомым лицам эту ситуацию. – Мы в съёмной комнате вдвоём живём. С нами в квартире живут в одной комнате алкаши, в другой цыгане. Ванна с душем сломаны бог весть когда, так и не делают. Я ремонтника вызову, он сделает, так они опять поломают. Не могу я каждую неделю сантехника вызывать, и так денег нет. Поэтому сюда ходим, чтобы хоть раз в неделю и мне, и сыну помыться по-человечески.
- Ну, мойтесь, раз такое дело, – тихо сказала незнакомая женщина, заметно смягчив тон. Баба Лида всё продолжала ворчать на тётю Наташу.
- Правильно, сначала там чесала, теперь давай этой же щёткой по всему остальному. Соображай головой-то!
- А чего? Какая разница? Всё равно потом мыться.
Тётя Наташа вдруг перестала чесать и, судя по движениям досок, наклонилась или привстала.
- Хошь, тебе почешу, а?
- Да куды ж ты мне-то суёшь гнездочесалку свою, фу ты! Не отмоюсь же! Вот баба дурная!
Тётя Наташа расхохоталась на недовольную бабу Лиду, а бедные доски со скрипом сообщили мне, что она вернулась в прежнее положение.
  Дверь снова открылась, и я сразу услышал весёлый детский голос.
- Настя, иди сюда! – строго позвал новый голос, детский же голос, звучащий откуда-то из глубины помывочного помещения, продолжал лепетать что-то невнятное озорным тоном. – Настя! Я кому сказала?
- Да закрывайте дверь-то, весь жар уходит – пожаловалась баба Лида.
- Настя, хватит… Пойдём, а то на нас ругаются уже, – заговорил ещё один новый голос, который был моложе предыдущего. Я начинал догадываться, что это мама с двумя дочерями: маленькой лет, наверное, пять-восемь, а той, что постарше – лет четырнадцать, а может и все семнадцать, по голосу трудно определить.
- Милая, поддай немножко, – попросила баба Лида. Моя мама привстала и поддала воды на камни. Парную обдало свежей волной приятного жара. Все задышали шумнее, заойкали, особенно тётя Наташа.
- Женщина, а вы не могли бы…
- Мешаю? Сейчас, подождите… – отозвалась тётя Наташа на просьбу только что вошедшей женщины и с шумом и охами поднялась, опять слегка задев меня ногой. Маленькая девочка не угоманивалась и тут, я слышал частый топот, она всё что-то говорила и вскрикивала. Старшая сестра тщетно пыталась её успокоить, а возможно и поймать. Тётя Наташа, уступив место вошедшим, села рядом со мной. Я чувствовал боком, как она касалась меня, по-видимому, подбирая свою простыню, на которой только что лежала и теперь сидит. Парная была небольшая, и уже становилось тесно. Хорошо, что я опоясан полотенцем, и никому не видна моя мужская реакция на прикосновения гладкой, тёплой, мокрой кожи тёти Наташи.
- Идите, я вам постелила – позвала дочерей их мама.
- Всё, Настя, хватит, пойдём, – вторила ей старшая, которая, судя по звукам, уже начала подниматься. Но вдруг маленькая Настя затихла. Её мама и старшая сестра звали её подняться к ним, но она молча стояла на месте.
- Ну что ты? Чего ты боишься? – спросила усевшаяся мама.
- Настя, тебя не учили, что нельзя пальцем показывать? – назидательно укорила старшая сестра.
- Ты его не бойся, деточка, – ласково заговорила баба Лида, – он тебя не видит. Он слепой, не видит ничего.
- Кто слепой? В смысле «он»? – удивилась мать двух дочерей. И бедная моя мама, тяжело вздохнув, снова рассказала о нашей беде и нашем положении. Тётя Наташа во время рассказа ушла, значительно освободив место и сделав меня видимым для всех присутствующих. Судя по укорам и замечаниям старшей сестры, младшая всё время смотрела на меня. Полагаю, что взгляд её был любопытно-пугливый. Да и старшая с матерью наверняка не могли на меня не коситься.
- Ма-ам… – почти шёпотом позвала младшая.
- Ты чего опять? – спросила старшая.
Младшая ответила очень тихо, она не хотела, чтобы я услышал, но мой чуткий слух разобрал каждое её слово: «Он на меня посмотрел».
- Да тебе показалось, наверное, – успокаивала мама.
- Я тоже заметила, что у него зрачки шевелятся, – сказала старшая тоже шёпотом, но немного громче.
- Зрачки шевелятся? – в полный голос спросила женщина, которая зашла первая после бабы Лиды. Мама, поняв неизбежное, начала объяснять вторую половину нашей трагедии.
- Он до семи лет зрячий был, нормальный, как все. Мы в аварию попали, когда в автобусе ехали. Он головой ударился, контузило. От контузии зрение потерял. Врачи сказали, что это временно и постепенно зрение вернётся. Капли прописали капать и зрачками шевелить, чтобы глаза как бы разрабатывать. Мы капали, шевелили, но ничего – зрение не вернулось. Вот у него и осталась с тех пор привычка зрачками шевелить. В больнице сказали, что операция нужна, но она денег стоит. А откуда у нас деньги, мы вдвоём и так еле-еле концы с концами сводим.
Наступило молчание минуты на три или пять. Затем кто-то зашевелился, зашелестел чей-то банный веник.
- Ксюш, давай я тебя постучу.
Ксюша, как я догадался, – старшая дочь. Доски уже не так отчётливо передавали движения других людей, как это было с тётей Наташей. Мне показалось, что в движениях была какая-то нерешительность: возможно, Ксюша то начинала вставать, то вдруг садилась обратно.
- Слушай, ну ладно Настя, она ещё маленькая, а ты-то чего? – негодовала на старшую дочь мама.
- Я не знаю… Мне всё равно кажется, что он смотрит.
- Да перестань уж.
- Ладно, пойдём, Вань. Не будем людей смущать, – сказала моя мама и стала спускаться по ступенькам. Но я за ней не пошёл.
- Вань ты чего? Умеешь же сам здесь спускаться. Ну? Давай.
Мама взяла меня за руки, которые я держал на коленях, и потянула. Я неохотно поддался, мне очень хотелось остаться ещё посидеть.
- Ах, вот оно что! Не поняла! – вскрикнула мама двух дочерей. – А потрудитесь-ка объяснить, откуда у вашего слепого эрекция из полотенца выпирает?
- А я знаю?.. – потерялась моя мама, – переходный возраст у него наверно начался, он же понимает, где находится, может, воображает чего… Пойдём быстрей…
  Я очень люблю ходить в баню. Если бы мама не водила меня в баню каждую неделю, то я бы, конечно, сказал ей, что тогда, пять лет назад, капли помогли, и я уже давно не слепой.