Отмечая галочкой последний пункт во внушительном списке дел, написанном женой на тетрадном листочке, Иван присвистнул, увидев, сколько уже было времени – десятый час вечера. Однако. Купил себе бургер в одной из забегаловок торгового центра, и прямо на ходу всухомятку поглощая его, направился на стоянку к машине.
Вернуться засветло домой всё таки не получилось.

***

Солнце уже садилось, цепляя краем гряду сопок, опоясывающую город, когда он выехал за его пределы. Это только днём незаметно, как оно движется по небосклону, а вот так вот – вечером, на самом закате – всё происходит почти что мгновенно. Только что, казалось, слепило сбоку в глаза, заставляя прищуриваться и напрягаться, следя за дорогой и сигналами последних светофоров, и вдруг – раз и исчезло.
Светофоры стояли тут как-то совсем нелепо, будто и ни к чему совсем – здесь, на окраине, и движухи-то нет такой, как в центре, чего они регулируют? Машин мало, людей в такое время – ещё меньше.
Дорога и всё по сторонам от неё было известно Ивану хорошо – они ездили по этому маршруту десятки раз. Потому-то он и не переживал особо, и даже не обратил внимание на то, что солнце окончательно свалилось за гору, на прощанье блеснув тускнеющим ободком.
В том месте, где оно пропало, осталась лишь малая часть ещё не тёмного, но быстро чернеющего, будто не поспевавшего за уходящим днём, холодно-голубого неба.
Пейзаж не шибко радостный, чего уж говорить. Стандартные, на 5 этажей, дома с пустыми неуютными дворами и вразнобой чёрно-освещёнными квадратами окон закончились, с ними вместе исчезли и фонарные столбы, освещающие асфальт дороги; уже в полной темноте их сменили двухэтажки, стоявшие по две-три штуки вперемешку с пустыми скособоченными полянами, заросшими жухлым бурьяном. Какой дурак так здесь застраивался больше полувека назад? Или, может быть, половину уже посносили. Дальше пошла промзона – справа пустые заброшенные поля, слева – огрызки какого-то завода, давно уже закрытого, разворованного и неизбежно рассыпающегося теперь в прах. Окон в его зданиях не было давным-давно, стены и перекрытия местами обвалились, обнажая черноту мёртвых помещений.
Иван прямо за рулём, на ходу, позвонил жене, чтобы сообщить, что едет домой и будет примерно через час. Включил магнитолу погромче. Так всё таки повеселей.
Через километр асфальт выходил на междугородную трассу. Машин всегда там мало, больше фуры да всякая техника – самосвалы, трактора. Ещё километров через десять – отворот налево, к ним в деревню. А там – минут сорок по лесной грунтовке - и родные места. Отворот заметный такой, мимо не пролетишь, даже указатель с названием и цифрой расстояния имеется на столбике металлическом. Хотя, смотря как лететь, усмехнулся Ваня и на всякий случай сбавил скорость. Это он насчёт, что – мимо не пролетишь.
Тише едешь – дальше будешь. «От того места, куда едешь», почему-то вдруг и почему-то едко прозвучало в голове.
Да ладно. Рулилось легко, спокойно. Печка уютно поддувала теплом, музончик напевал себе, что-то из радиопросторов ещё ловилось.
Вот, по всем прикидкам, и отворот на деревню должен скоро быть. Сперва короткий мост над предполагаемой каким-то фантазёром-проектировщиком речушкой, которой никогда, сколько Иван себя помнил, здесь и не было – просто низинка с ивовыми кустами. Метров через триста за ним – уже мост побольше, над железнодорожными путями. А за ним и долгожданный поворот. Ориентиры точные. На часах было 11:14.
Иван свернул на грунт, захватывая светом фар полосу деревьев справа у дороги и удивленно перекосился, хмыкнув – знак-указатель стоял на своём привычном месте, среди кустов и высокой травы, метрах в пяти от перекрёстка, и – стоял вверх ногами. Не лежал сбитый и поломанный в траве, и даже не просто покосился от чьего-то воздействия. Нет – именно аккуратно стоял там же, где и положено ему, но перевёрнутый. Ровнёхонько так, отзеркалился от земли будто. Надпись, соответственно, прочитать можно было, лишь вывернув голову на 180 градусов, надпись была та же, знакомая, тут без вопросов. А какой ей ещё быть? Длинная часть столбика нелепо и почему-то как-то даже неприятно, до секундного холодка по позвонкам, торчала вверх, причём на конце её не было ни земли ни грязи, которая по всем теориям должна была там быть.
«Чушь какая-то», - подумал Иван про себя, на мгновение притормозив, то ли потому, что  поворот, то ли от такого неожиданного зрелища. В боковое зеркало взглядом проводил перевёрнутый указатель, тот тут же пропал в темноте за машиной.
«Что за чёрт, кому это понадобилось такой ерундой заниматься, придурки!», - пролетела в голове его первая с момента выезда из города более-менее эмоциональная мысль, разогнавшая собой остальные до этого вялотекущие. Может, случилось чего? Он, будто по команде, взялся ёрзать на сиденье и бестолково вглядываться во тьму охватившей всё вокруг ночи, почти не освещаемой фарами машины, словно надеясь увидеть ещё какие-то знаки, метки или следы, связанные с тем, что ему пришлось только что увидеть.
«А вдруг авария, в кювет кто улетел?», - спросил он сам себя.
«Поздновато встрепенулся, далеко уже уехали, забудь», - сам же себе тут же и ответил. Внутри конечно стыдно немного стало, но… мысль о том, чтобы сейчас развернуться и рыскать по кустам в поисках неизвестно чего и кого показалось глупой. Да и не его это собачье дело в конце концов, и дом уже близко, и заждались его там, какого хрена резинить, нет уж – ехай себе прямо!
До дому и правда оставалось всего ничего, какие-то сорок километров. Пяток из них – по полям, незримо застывшим сейчас где-то там за окнами машины по обе стороны от раздолбанной дороги с разбитыми остатками асфальтового покрытия двадцатилетней давности.
Асфальт, будто издеваясь над заехавшим сюда путешественником, лежал кусками метров по 50 через 200-300 метров бездорожья и так несколько раз, окончательно исчезая сразу, как только поля сменялись лесом. Пару раз в год дорогу подсыпали свежей щебёнкой и разглаживали грейдером, так что не всё так уж и плохо, верно? Во всяком случае это позволяло не плестись, а ехать вполне себе терпимо – 50-70 километров в час. Полчаса – и ты дома!
«Так-то, мужик, так-то!», - опять беспричинно развеселился Ваня. Будто пытался отогнать тем самым от себя впечатления от только что увиденного. Прибавил громкость магнитолы. «Зря я кассеты на днях все выгрузил из салона, радио-то вон, чёто пропадает местами, не ловит ни черта!»
Ещё километра через 3-4, в тот момент, когда как раз пела в молодости горячо им любимая «Агата Кристи»,

По небу ангелы летят,
В канаве дьяволы ползут,
И те, и эти говорят -
Ты нам не враг, ты нам не друг.

- всё больше нарастающее шипение полностью забило весь эфир. Иван попытался отловить радиоволну, потыкал кнопки настройки – ничего не вышло. Тогда он убавил звук, но полностью выключать его не стал - пусть хоть так, чем в полной тишине ехать.
Дорога за все те многие десятки раз, сколько он по ней ездил, была знакома до каждого поворота, каждого подъёма и спуска, каждой ямы и дерева. Смотреть было не на что даже днём, а сейчас и подавно – не видать же ни черта! Видно было только монотонный, освещённый пыльно-песочный кусок перед машиной метров на сто вперёд, на котором менялся лишь узор из ям и ухабов, да ближайший к дороге ряд деревьев справа просвечивался едва, а уже чуть дальше – края света от фар растворялись в темноте ночи. Будто и нет ничего сейчас здесь: ни машины, ни человека, ни шипящего затерявшегося радио внутри несущейся коробчонки из железа. Только ночь и тишина.
Тут вдруг… Иван понял, что ничего не слышит. Шипение из радио исчезло.
Вместо него где-то на границе слуха, здорово забиваемого шумом едущей по дороге машины, камней, порой ударяющих по днищу и прочей сопутствующей ситуации фоновой требухи, из динамиков раздавался еле внятный треск. Магнитола исправно пыталась выполнять свою функцию – отлавливала, что могла, в эфире и передавала дальше – в салон авто.
Звук очень сильно что-то напоминал, что-то из жизни, часто видимое и слышимое, но настолько банальное, что и внимания на себя не берущее никогда. Потому-то сейчас, когда его было только слышно, но не видно – сообразить о природе его происхождения – никак не получалось. И от всего этого внутри снова стало неприятно, как немного перед этим – с перевёрнутым указателем.
Непонятный треск этот постепенно нарастал, причём качество звука будто мигом вычистилось – никаких обычных для загородной местности эфирных радиошумов и гулов, а треск – вот он, слышен, и чем громче, тем более… осязаемый, что ли. Иван всё никак не мог понять – на что же он похож, этот звук?
Уже минут через десять езды с таким фоном стало совсем не смешно. Это всё бесило, и весьма. Иван и не обратил внимания, как вдруг, можно сказать ни с чего, изменился в настроении - начал кривить губы, с бешенством поглядывая на магнитолу, злобно что-то ворчать. Но почему-то не выключал её. Ехал, бесился, злился. Затем, также как-то будто само собой разумеющееся, не раздумывая, начал сперва постукивать ребром ладони по рулю… Будто чтобы самому отвлечься, или уши свои отвлечь от трескотни этой…
…Ну а чуть погодя уже и просто с остервенением бить. По рулю, по приборной панели. Этого было мало, и он, всё также  - не останавливая движения, давя на газ, принялся включать и выключать рычаги омывателя стекла и поворотников, и опять всё с той же глупой злобой и какой-то дикой энергией тыкать подряд все кнопки на магнитоле, при этом будто специально игнорируя основную – выключения её питания. Через какое-то время он будто очухался, словно увидев самого себя со стороны. Бредятина какая, уймись! Приоткрыл окно, чтобы освежиться и взбодриться, отделаться от этого наваждения, но шум едущей машины и ветра, обдувающего её, запахи леса, ночная свежесть – всё, что он так жаждал услышать, в салон  машины почему-то не проникли. Будто там, за бортом, всё застыло. Умерло.
Треск не стал ничуть не меньше. Ничуть.
Но - хотя бы мысли в голову вернулись, и понимание происходящего с ним маразма. Устал, видимо, за день. Вот это дал, вот это срыв! Кому расскажи, не поверят, да и рассказывать-то стыдно ведь будет! Скорей бы доехать до дому и на боковую. И всё будет хо-ро-шо.
«Надо. Просто. Выключить. Магнитолу», - спокойно и как-то отрешённо, почти по слогам, подумал про себя он, дотянулся пальцем до большой кнопки POWER, нажал её, как всегда и делал, как и положено по инструкции, и стал держать. 5-10 секунд подожди. Ща всё будет. Ща ты у меня заткнёшься.
Из-за вонючей этой сраной магнитолы!!! оН сЛишКоМ ПозДНо уВидЕЛ! …Очередной мостик из бетонных труб над очередным несуществующим лесным ручьём, не особо старательно и глубоко когда-то давным давно уложенный в землю рабочими, и оттого сильнее, чем другие, выпирающий из дороги. А за мостом, ко всему прочему дорога поворачивала градусов под 45, смотри не прозевай, тупица!  Обычно он всегда перед ним заранее оттормаживался, перекатывался через, и ехал себе дальше, снова набирая скорость.
Но не сейчас.
Машина на скорости подпрыгнула на неровности, он скакнул задницей на сиденье, лязгнули зубы, от души так долбанула подвеска. «Твою ж мать, сссука…». Палец, естественно, соскользнул с кнопки выключения питания, которую он до этого так и держал нажатой… минуту, если не больше.
Магнитола трещала. Хорошо, отчётливо, качественно так. На что же похож этот звук?! Сейчас его волновал только этот вопрос, и больше уже ничего. Иван снова с ненавистью уставился на неё, сбросив скорость до 30 километров и почти уже не обращая внимания на дорогу впереди. Магнитола была под автомобильными часами. На часах было 11:14.

***

Даже не зрением сперва, а каким-то невесть откуда всплывшим шестым чувством, где-то на пределе осознания Иван сперва лишь почувствовал, потом только увидел. Впереди справа, как раз там, где заканчивалась освещённая фарами зона, в еле различимых очертаниях придорожных сосен что-то двигалось.
Совсем не согласованное со всем остальным вокруг, не подмеряющееся ни под скорость машины, ни под колыхание ветвей деревьев от ветра (какого ветра, он же открывал окно, там тихо и ни дуновения!), ни под что-либо ещё иное, что вообще хоть как-то двигалось или шевелилось в этот момент в этом месте. Что это там, или кто – Ивану было непонятно. Непонятно и дико как-то даже. Слишком много загадок ты тут перед собой имеешь, паря, тебе не кажется?!
Оно просто двигалось, причём параллельно движению машины и в ту же сторону, только не по дороге, а где-то в канаве возле неё, по кромке леса. Не исчезало из поля зрения и не появлялось крупнее и отчётливей, чтобы можно было увидеть и разглядеть. Где-то на краешке.
Магнитола трещала. Но была уже совсем неважной.
Сильно и не раздумывая, Иван надавил на газ.
И как-то совсем не удивился тому, что ситуация не изменилась. Будто чего-то подобного он и ожидал. Машина разогналась до 80 километров в час – скорость почти максимальная для такой дороги, но он всё также ничего не видел, и всё также не догонял это нечто непонятное даже через пять (или пятнадцать? Или полчаса?) минут такой бешеной своей езды, что само по себе было бредом. Качество дороги и забота о подвеске машины его уже не волновали. «Тойоту» трясло нещадно, подкидывало, в салоне вдруг что-то загремело, но – неважно, мать твою! Он, почти не отрывая взгляда от этого чёртового еле заметного мельтешения справа перед собой, давил на педаль газа, подруливая в несильных поворотах и на особо крупных ямках.
Нет, он не паниковал. Он вообще не понимал, из-за чего тут впадать в панику. Как и не понимал, что он делает. Сейчас цель была простая – догнать. Догнать Это, едущее перед ним, увидеть и понять – кто там, что там, и что за игры этот кто-то тут с ним затеял. Как в заправской компьютерной гонке, Ваня намертво вцепился обеими руками в руль, прижался к нему лицом и продолжал давить на гашетку, не отрывая взгляда от заветной точки. И не зря.
Наконец-то на чёрном безликом полотне ночного леса стал вырисовываться силуэт, вполне даже отчётливо. У него получилось, догоняет! Догоняет мерзавца! Догоняет… Только вот… всё ж таки зря. Зря это он затеял, пролетела в башке снова запоздалая мыслишка. Он и не разглядел-то толком ничего ещё, но просто понял вдруг – не надо ему этого видеть. Не надо и гнаться за этим. И вообще он не должен был быть здесь.
Где это – здесь? Только так ты до дому доедешь, умник. Только ЗДЕСЬ.
Нее… Здесь – это не «здесь в лесу на дороге», я про «здесь» СОВСЕМ В ДРУГОМ СМЫСЛЕ. Одновременно с этой мыслью внутри его всего обдало холодом. Иван отпустил газ, сбросив скорость до 50 километров в час, показывая всем своим видом и действиями... Кому? Себе? …Показывая, что – чёрт с ним, кого он там догоняет, плевать, неважно! Передумал. Ты меня не трогаешь, я тебя не трогаю.
Но было уже поздно.
Силуэт теперь неумолимо приближался. Пусть он и скорость сбросил, и опять же ПО ИДЕЕ должен был отстать от того… Но нет. Неумолимо и так же монотонно, как и двигался до этого, но далеко, когда был ещё невидим ему, и скорее чувствовался, чем виделся. Это был какой-то бред, просто ТВОЮ МАТЬ неописуемый бред сумасшедшего!
По обочине дороги в ту же сторону – в сторону его деревни, двигался, летел… плыл…
Ну, человек. Человек по обочине идёт, ну пусть бежит слегка. Чего ты напугался, дурачина? Хочешь – остановись и подвези.
Было приятно и успокоительно так думать, первые секунд десять, до ближайшего рассмотрения. Всё легко и просто объяснимо, едем дальше. Если бы.
Но. Это. НеЧеловек.
Мыслями Иван даже не осознал увиденного образа, не обдумывал его до мелочей, и не думал даже оценивать, как сделал бы в другой ситуации. Тот просто, будто сфотографированный, отложился в мозгу одним из кадров плёнки. Едем дальше.
Деревянный человечек на шарнирах. Ага.
В голове будто какая тара с машинным маслом опрокинулась. Это типа где-нибудь на СТО стоишь ты рядом с такой бочкой, видишь всю её жуткую грязищу, мерзость и неотвратимость, стоит только нечаянно задеть или, ещё хуже, опрокинуть на себя. И думаешь – «Ну, надо подальше держаться, и всё будет тип-топ». И всё ж таки на секунду потом забываешься, и неуклюже толкаешь ногой, коленом, уделываешься мгновенно весь, штанины пропитываются вонючей жижой, ботинки хлюпают, пока ты топчешься на месте, и стоишь ты такой весь охреневший, и запах, запах… И мысль: «Ну ведь хотел же не вляпаться в это, ну как так вышло-то?!»
Вот так и здесь. Засунул бошку, любопытство не смог умерить своё, выскребайся теперь.
…А ты чего ждал увидеть?! Инопланетянина? Вражеского шпиона на лыжах?
Иван ничего не понимал. Иван не хотел понимать. Иван вообще просто уставился, выпучив глаза, вперёд, Туда. Губы его сжались, подбородок искривился в напряжении, мышцы шеи, он сам чувствовал это - напряглись до судороги, глаза мигом начало резать, будто соли насыпали. Что он должен сейчас подумать про всё происходящее, что должен сделать? Ничего ведь ещё не произошло, правда же? Он просто что-то увидел. Да. Кто-то шутит так, наверное, посреди ночи. Чья-то тупая шутка. Иван был человеком скептическим к таким вещам, и в жизни своей всяких разных ужастиков успел пересмотреть, и всегда это было со скучающим видом – «Ух как страшно снято, я ща обделаюсь со страху. Пойду вот только сперва ещё попкорна в тарелку досыплю».
Типа пряничного человечка с американских картинок? Не то, не совсем. Такой же плоский и с одним глазом, положенным на одну свою сторону, это да, но только - ЕЩЁ БОЛЕЕ плоский. Более, менее – какая, мать твою, разница?!
Но большой. Такой сам тебя сожрёт, скорее.
Как куклы в каких-нибудь простеньких самодельных передвижных театрах с ширмой из чего попало на масленичной ярмарке. Да-да, именно на них это и было похоже более всего. В коленях и локтях его были проделаны дырки и сделаны шарниры, всё чин по чину, поэтому части фигуры двигались, как и положено живому телу при беге. Только двигались они чересчур размеренно, без эмоций, этак будто бы в невесомости находились сейчас. На поверхности Луны. Да ведь только машина-то ехала совсем не так и не по Луне, громыхала на кочках, шумела двигателем то тише то громче, послушная давлению на педаль газа, и деревья за окном пролетали ровно также синхронно с ней!
А человечек этот – будто вырванный из другой реальности и наложенный на эту, полулетел над землёй вообще сам по себе. Размеров его Иван понять не мог, так как Это было всё же подальше впереди машины, но уж точно всяко выше его «Тойоты». Он специально стал менять скорость – резко разогнался до девяноста минуты на три, сбросил до двадцати, опять разогнался, пытаясь догнать и обогнать этот сраный пряник и посмотреть на него сбоку, но теперь у него снова ничего не получалось! Это продолжало всё также лететь невдалеке впереди. Видно, можно любоваться, и не более. Будто надсмехаясь. Будто оно САМО РЕШАЛО, где ему быть, вблизи или подальше, дать себя догнать или нет.
«Сволота ты такая, какого хера тебе надо?!», - услышал будто со стороны Иван свой визг, и в очередной раз будто очнулся. Он от души даванул на педаль тормоза, благо в этот момент скорость была где-то в середине всех его предыдущих максимумов и минимумов, машина заартачилась такой наглости, встала немного на дыбы, затрещала ABS-кой, и метров через тридцать остановилась в туче дорожной пыли, поднятой таким резким манёвром.
Иван переключился на парковку. Двигатель работал, фары всё также светили перед машиной. Человечек какое-то мгновение будто застыл всё на той же границе тьмы и света и стал удаляться… Иван готов был поклясться, что как только тот стал удаляться, свет от фар потянулся за ним же, но лишь в том же углу, где он, будто резиновое полотно какое-то!
Через несколько секунд остатки его размеренных движений исчезли в темноте, а прямоугольник света вернулся обратно к  своим привычным границам.
Треска из радиоприёмника не исходило. Вообще. Полная тишина наконец-то окутывала его.
Иван ошалело сидел и смотрел в середину освещённого куска дороги перед собой. Машинально достал телефон из кармана. Связи не было. Здесь, на участке дороги посреди леса её всегда не было. Не дай Бог, что случится, пропадёшь.
«Конечно пропаду, и так не ясно что ли?»
Так же вяло, как и сидел, Иван открыл дверь и вылез из машины. Встал рядом с ней, посередине дороги. Мыслей не было, эмоций не было, соображений о дальнейших действиях – тоже. Постояв минуту, он, как сомнамбула, полез через пассажирскую дверь в машину, достал из бардачка начатую пачку сигарет, закурил прямо в салоне и вновь распрямился. Перешёл и встал перед машиной, туда, где посветлее. И спокойней.
Сделав несколько затяжек, он оглянулся на лес, стоящий стеной с правой стороны дороги. Ничего нового. Та же чёрная стена из высоких вековых сосен и кустарника между ними. Всё также – видно лишь их первый ряд, и то серым, а что там дальше – всё сливается. Ветви деревьев колыхались от ночного ветра. И он всё также продолжал их не слышать, будто двигались они не в десяти метрах от него – хочешь – иди и пощупай, а на экране телевизора с выключенным звуком. Вокруг стояла полная тишина, лишь двигатель машины бурчал себе под нос, и всё. Абсолютная тишина.
Треск. Опять. Ну нет, хватит. Иван бросил сигаретный бычок на дорогу и, решительно обойдя машину, наклонился к магнитоле, чтобы теперь уж точно выключить её. Магнитола, будто издеваясь, смотрела на него чёрным дисплеем и молчала. Колонки в машине – молчали. А треск никуда не делся  – вот он, сухой и отчётливый, да ещё и слышимый теперь явно откуда-то сзади. Оттуда, откуда он приехал.
Иван медленно разогнулся и застыл у раскрытой двери авто. Уши, казалось, сами по себе вытянулись в направлении звука, пытаясь уловить его чётче и понятней – где, как далеко?
Звук приближался, это можно было сказать точно. Стой и жди, парень, стой и жди. Может, повернёшься и посмотришь? Познакомимся поближе? Неуж не интересно? Иван и хотел бы сейчас сказать «Нет» - самому себе, тишине, неважно кому, кто там такой любопытный, но смог лишь еле разлепить губы и помотать башкой.
Надо отойти подальше, это же очевидно – пролетело в голове. Он продолжал стоять.
Звук всё нарастал. На слух если – метров пятьдесят сзади. Вместе с треском где-то в глубине головы стал нарастать другой звук, звук его собственного голоса, повторяющий одни и те же слова, как заведённый, только всё громче и громче. «Твою мать…»
«Твою мать. Твоюмать. Твою мать! ТВОЮМАТЬ! ТВОЮ МАТЬ!ТВОЮМАТЬ!ТВОЮМАТЬ ТВОЮМАТЬТВОЮМАТЬТВОЮМАТЬТВОЮМАТЬ!!!!»
Он сам не понял, как очутился за машиной, на её противоположной от обочины дороги стороне. Сидел задницей на земле, прижавшись спиной к закрытым дверям авто, поджав ноги к себе поближе, как маленький мальчик, спрятавшийся от страшного бабайки под одеяло. Руки были судорожно прижаты к груди, лицо застыло сплошной маской всё того же перепуганного до уссачки ребёнка.
Треск заполнил всё вокруг, и уже неясно было, как далеко он от Ивана на самом деле. Он просто был. Сзади - в лесу, сверху - в полосе слепого чёрного неба между верхушками деревьев, ограждающих дорогу. Но к нему, в его «домик», казалось, не заглядывал.
А ведь ответ довольно прост, как он сразу-то не распознал, что это за треск? Ему вдруг стало всё понятно.
Возьми пару-тройку кустов, наподобие тех, что вдоль любого лесного ручья растут. Ивовых. Надо, чтобы сухие были, высохшие значит, мёртвые, и уже прилично давно чтобы мёртвые. И чтобы большие – метра два высотой, не меньше. Взял? А теперь просто слепи их в шарик, как лепишь снежок в рукавичке, да дави посильнее, чтобы не рассыпался снежок твой ненароком. Ну, вот и готово. Осталось лишь толкнуть его, как на дорожке в боулинге, и всё. Катится такой шарик, катится себе, и трещит заодно сухими ломающимися об землю ветвями, торчащими во все стороны.
Непонятно, откуда взялась вдруг смелость и непонятно зачем, или просто какое-то больное любопытство его разодрало… Иван медленно повернул голову туда, в сторону обочины и, чуть высунувшись, посмотрел поверх капота машины.
Деревянный плыл как раз напротив него, придя из темноты сзади, пройдя мимо и теперь уже удалялся снова вперёд, в темноту за светом фар.
С размером Иван ошибся - были в том все три метра высоты, не меньше. Руки и ноги двигались, сгибаясь в суставах, плавно и степенно, в такт общему движению, единственный глаз на невообразимо высоко торчащей голове пусто и бессмысленно смотрел в противоположную стену деревьев. И он действительно был практически плоский – встанешь сзади его, если ты конечно смельчак такой, чтобы в подобные игры с ним играть – и вот и не видно уже никого и ни черта. Нечего бояться будет. Не видно – не страшно.
Треск затих и пропал.
Ладно. Что будем делать? На этом вопросе самому себе он залип на некоторое время. Как что делать? Домой ехать надо. «Мне какое дело? Меня ЭТО НЕ КАСАЕТСЯ». Он просто едет домой, уже и поздно совсем, домой надо, домой. А ведь и действительно поздно – 11:14, скоро полночь!
И снова треск. Снова откуда-то из темноты сзади. Ваня и понять не успел ничего, как вновь сидел на корточках, спрятавшись за машиной. И снова Это прошло мимо, и опять пропало впереди. Шум нарастал, навалился, перешёл в грохот, утих, пропал. И ещё раз. И ещё. Навалился, перешёл в грохот, утих, пропал.

Время существовало здесь, будто по каким-то своим законам, совсем не так, как утром дома, или днём, да даже вечером, пока Ваня не выехал из города. Здесь оно было другое, словно резиновое, или вообще будто бы им управлял – останавливал или разгонял – кто-то другой по своему желанию. Так, по крайней мере, сейчас казалось Ивану. Периодически он будто пропадал в каком-то забытьи, а когда очухивался, не мог сказать – сколько он сидит вот так вот - на заднице, скорчившись за машиной, сколько уже прошло минут или часов, сколько раз мимо него прокатился
этот ивовый шар.

Иван поднялся с земли, развернулся, захлопнул пассажирскую дверь, прошаркал до водительского места, сел за руль и от души даванул на газ.
Поначалу ему даже показалось так, будто ничего того, что только что было с ним – не было. Привиделось или приснилось. Закемарил за рулём и нафантазировал себе ерунды всякой. Ну, точно!
Обычный ночной лес пролетал за окном движущейся машины, как и должен был, дорога, как и положено было ей, в свете фар уходила назад за-под машину однообразной песочной лентой. Всё было снова хорошо, а то, что привиделось – а он был уверен, что это всё ему лишь привиделось или приснилось – было уже не страшным и не важным. Радио вот, правда, совсем не работало почему-то. Обычно, даже здесь хоть с помехами, но бубнило что-то, а сейчас – включил, а там тишина. Полная. Будто сгорело чего внутри. Но лес был. Сосны – были. Чтобы ещё поболее успокоить себя, Иван снова, как до этого, приспустил стекло, просунул в щель руку пальцем вверх и потеребил ими, чтобы почувствовать холод и свежесть ночи. Но не почувствовал.
Как и до этого – за окном была мёртвая тишина. Тихо и мёртво. Ну и ладно, и неважно, мы же не будем из-за таких мелочей истерику устраивать, верно?
Треск сзади в очередной раз включился будто по щелчку пальцев, и стал снова быстро и неумолимо приближаться. Через минуту, не больше, в красноватом отсвете задних фонарей появился и источник самого треска. Видно его, правда, было пока что ещё плохо, но Иван знал – это Он. Догнал всё таки. Догнал, величественно проплыл мимо, совсем близко, казалось – рукой потрогать можно, если хочешь. Не, не хочу. Сидя за рулём в машине, можно было видеть лишь его ноги, а туловище – если только прислониться щекой к стеклу и задрать голову повыше. Одноглазую башку из-за руля и вовсе не увидишь. К моменту, когда они поравнялись, Иван вовсю давил газ, стараясь обогнать. Сотня километров в час уже, больше просто нельзя. Сделай скорость больше – и вероятность улететь в кювет увеличивается до тех же ста.
Ну, сотня так сотня. Будто даже с каким-то скучающим, брезгливым видом Этот как ни в чём не бывало обошёл Ивана и, как и раньше, пропал в темноте впереди. Пропал и треск.
Иван потерял счёт и времени и мыслям. В башке осталась лишь одна, на данный момент основная потребность – обогнать, обойти, увидеть, как Оно отстаёт от тебя, пропадает сзади, и чтобы чёртов этот треск заткнулся вместе с ним.
И БОЛЬШЕ НЕ ДОГОНЯЕТ. ХВАТИТ. НЕ СМЕШНО. Чтобы больше он их не видел и не слышал.
Но всё выходило совсем иначе. Несмотря на все его усилия, сраное чучело никуда не девалось. Он, неизвестно сколько, так и ехал по дороге, на автопилоте управляя машиной, постоянно поглядывая в зеркало заднего вида и раз за разом, раз за разом наблюдал за обгоняющим его.
Кажется, он влез в ЭТО чересчур глубоко, и обратно уже не выбраться. В голове где-то на самой задней полке было именно такое осознание, именно такая мыслишка где-то там далеко билась о стенки, пытаясь выйти наружу. Дело ясное, что теперь уж всё. Что бы он не делал, как бы не старался гнать по дороге… пару раз он, кажется, даже вообще останавливался ради эксперимента и ждал. И дожидался. С разными промежутками времени, а с какими именно – то теперь останется тайной, уже не узнать, но Это снова и снова прокатывалось мимо стоящей в ночи машины и уходило дальше во мрак.
Наверное это было забавно. Иначе как можно было объяснить улыбку, застывшую на лице Ивана? Даже не застывшую, а присохшую… Как кровь из разбитого о руль, поломанного носа коркой застывает на пол-лица, если сразу не смыть, так и эта его улыбка. Или будто сидишь в компании, и кто-то из друзей без остановки травит столетней давности анекдоты, которые ты слышал до этого уже раз пятьдесят в своей жизни. И анекдоты может неплохие, но не в двадцать первый же раз, сука! И ты напяливаешь на рыло дежурную такую вот улыбку как раз на время прослушивания историй тех, плюс к тому ещё секунд десять, чтобы товарища не обидеть.

Добро пожаловать на наши аттракционы! Сегодня у нас – фирменная «улыбайся пока цел»!
Глаза вот только почему-то не смеялись. Если бы Иван сейчас удосужился  отвлечься на секунду хоть от того, что там сзади на дороге происходит и посмотрел бы в автомобильное зеркало себе в глаза… Может и улыбка бы его исчезла, сползла с рожи. Глаза были потухшие, не его. Будто раз и навсегда расширившиеся зрачки словно застыли и смотрели в одну точку – туда, куда он голову в тот момент поворачивал.
Кажется, в один из сбившихся со счёту разов, когда деревянный опять проходил мимо него, Иван открыл окно и протянул к нему руку и дотронулся. Или кинул чем-то? Скорей всего так. Не помнил, чтобы дотянулся или прикоснулся, по крайней мере. Такое не забывается, хе-хе. Сигаретной пачкой бросил, вроде. За окном было всё так же тихо и беззвучно, и Это проплывало как раз мимо вместе со своим неизменным треском. Пачка улетела куда-то в темноту, хотя кидал он её точно в деревянного, и был уверен, что попадёт. Ну отлично, теперь ты и без курева остался.

***

Похоже, это надолго. А скорее даже - навсегда.
Лес колышется в MUTE-режиме в ночи, Деревянный, размазанный по ней, вернее по её видимой части, и ветки сухие всё ломаются и ломаются. Будто какой-то дерьмовый наспех тяп-ляп сколоченный исключительно для него, Ивана, театр. Театр одного зрителя. Сиди и смотри.

***

Где-то сзади катился, приближаясь, ивовый шар.