Немного из прошлого. Моей первой собаке.
Алтай появился на свет в холодную, зимнюю ночь и был тут же тщательно вылизан теплым, ласковым материнским языком. Тихо повизгивая, натыкаясь на братьев и сестер, он делал первые неуверенные шаги, следуя инстинктам, заложенным природой, переданным ему от родителей. Малавита, ощенившаяся впервые, с трепетом следила за каждым движением маленьких черных комочков, копошившихся у ее ног, и злобно оскалилась на хозяйку, вошедшую в комнату. Несмотря на всю ту любовь, что испытывала она к человеку, в душе ее родилось новое, неизвестное ранее чувство, которое заставило ее грозно зарычать и, плотно свернувшись клубочком, спрятать малышей от посторонних глаз.
На следующее утро я уже знал, что мечта моя скоро исполнится, и я, наконец, стану обладателем прекрасного, породистого щенка длинношерстной немецкой овчарки. К тому же совсем недавно я переехал на собственную квартиру, и мысль завести собаку посещала меня все чаще.
Дни ожидания тянулись на удивление долго. Я заранее подготовил место для гостя: постелил коврик, поставил миску, лоток, купил поводок и ошейник. За короткий срок прочитал тонны научной литературы о воспитании собак, просмотрел десятки видеофильмов и, не выдержав, забрал его через месяц вместо положенных двух.
Увидев Алтая впервые, я потерял дар речи. Маленький, черный, с блестящими черными глазками, он едва умещался на моей ладони и время от времени тихо поскуливал. Оказавшись без матери в чужом помещении, щенок забился в угол и, отказавшись от молока, полночи плакал, уснув только, когда я, полусонный, взял его на руки и долго гладил, почесывая за ухом.
Еще больше недели Алтай прятался за дверью и тоскливо посматривал на меня, изливая горе тихим повизгиванием. Проснувшись в очередной раз среди ночи, с трудом разлепив глаза, я поплелся успокаивать разгоревавшегося не на шутку пса. Когда он заснул, я направился к кровати, но Алтай заскулил еще громче. Будучи человеком вспыльчивым, я не смог сдержать себя и шлепнул малыша, отчего тот, не на шутку испугавшись, забился под коврик. Дрожа всем телом, долго не мог успокоиться, даже после того, как я взял его на руки и он спрятал усатую мордочку мне под мышку.
Нужно заметить, что я очень пожалел о том, что сделал и больше никогда не поднимал руку на собаку.
Алтай рос быстро. Вскоре он покрылся густой, длинной шерстью и стал похож на маленького медвежонка, а о появлении острых зубок я узнал по погрызенной местами мебели и оторванной голове игрушечной кошки. Возвращаясь с работы, первым делом неизменно слышал из-за двери радостное повизгивание своего питомца, учуявшего возвращение хозяина. Щелкнув замком, побросав сумки, я, истосковавшись за день по щенку, брал лохматого чертенка на руки, гладил и старательно уклонялся от его розового, мокрого язычка.
За свою жизнь я знавал много собак, но столь жизнерадостного, добродушного и любопытного щенка не встречал ни разу. Алтай хотел быть везде и сразу, завязать дружбу с каждым, кого встречал на своем пути и был очень опечален, когда хомячок Лапик спрятался от него под диван, сердито попискивая.
Никогда не забуду первый день Алтая на улице. Была зима, морозный ветер пробирал до костей. Снег сыпал непроглядной стеной. Снежинки, кружась, ложились на черную, лоснящуюся шестку щенка, а тот, в свою очередь, высунул язык и долго стоял так, блаженно прикрыв глазки. Но постоянство было не свойственно ему. Заслышав шум машины, он бросился на дорогу. За ним ломанулся и я, ругаясь сквозь зубы, и, ухватив извивающегося Алтая за шкирку, посадил на сугроб. Наказание не сработало. Проваливаясь в пушистый снег, задрав мордочку и высоко вскидывая передние лапки, он помчался к ближайшему дереву. Моего пса явно заинтересовали вздрагивавшие на ветру ветви березы. В итоге я, не скупясь на односложные, некультурные выражения, пополз за ним, увязая по колено в сугробе. После этого случая поводок и ошейник значительно упростили выгул питомца.
Все изменилось в тот день, когда мне позвонили с работы и сообщили о предстоящей длительной командировке. Сказать, что я огорчился, не сказать ничего. Предчувствуя разлуку с собакой, я загрустил не на шутку, но делать было нечего. Скрепя сердцем, отвез Алтая к своим родителям. Они не были против, учитывая то, что их предыдущая собака пропала, а жизни без четвероногого друга не представляли вовсе.
Щенку исполнилось два месяца, когда он обрел новый дом. Прогрустив неделю, отдав мне должное, пес быстро привык к новой жизни, искренне полюбив моих родителей и младшую сестру. Если быть честным, то я очень переживал за своего друга. Зная характер матери, ее любовь к чистоте, думал, что Алтая поселят на улице в будке, а ведь время холодное, как-никак зима на дворе, а весна еще и не думала наступать. Но что же я увидел, когда решил навестить родителей? Лохматый пройдоха, уже сумевший покорить сердца моей семьи, царственно разгуливал по дому. Для него не существовало преград и запретов, и именно поэтому он мог делать все, что захочет: с разбегу вскакивал на кровати, рвал зубами новый диван, вальяжно разваливался в самом центре кухни, заставляя жильцов обходить его стороной, а с утра, недовольный тем, что не получает должного внимания и ласки, принимался будить сестру. Крадучись, проникал в комнату, открывая дверь лапой, и стягивал с нее одеяло. Когда это не помогало, вскакивал на кровать, когтистой лапкой ступал на ее лицо и гавкал пронзительно, требовательно. Заметив, что Маша открыла глаза, радостно прыгал и взвизгивал, успокаиваясь лишь тогда, когда она, взяв его в охапку и кряхтя от тяжести, шла умываться.
К слову, Алтай вообще не терпел, когда кто-то спал в разгар его веселья. Однажды я, сидя за компьютером, заметил, как щенок вбежал в комнату, с разбегу налетев на шкаф. За несколько секунд он умудрился запутаться в кабеле от интернета, разбить чашку и недовольно потявкать на свое отражение в зеркале телевизионного шкафчика. Заметив мое присутствие, попытался стащить ноутбук со стола, привлекая к себе внимание, но, потерпев неудачу, тяпнул меня за палец и направился к отцу, который спал после тяжелого рабочего дня. Алтай, повизгивая, покружил у дивана, лизнул его руку, но тот и не думал просыпаться. Разозлившись, щенок, недолго думая, укусил его за бок. Очумев от неожиданности и боли, отец вскочил и с дикими глазами уставился на собаку, которая с довольным видом уселась рядышком и примирительно повиливала хвостиком. Решив наказать щенка, я с грозным видом направился в его сторону, но тут же в комнату заглянула мать и увела его на кухню. Проснувшись на следующее утро, я не обнаружил своих носков, которые забрасывал всегда под кровать. Пропажа обнаружилась немного позже, на подстилке Алтая, порванная на мелкие клочки. С этого момента я понял, что в душе этой собаки меня больше нет, и я для него всего лишь гость, занимающий его территорию.
Нужно заметить, что не все было гладко в жизни Алтая. Полноценно править в доме мешала ему рыжая, изящная кошка с зелеными, большими глазами. Рыжка преследовала его всегда и везде, заставляя забиваться в угол, под стол или прятаться за мамины ноги. Несмотря на все свое дружелюбие и общительность щенок не смог найти общий язык со столь утонченным сознанием. В первый же день, завидев странное создание, обвившее длинный хвост вокруг лап, Алтай решил с ним познакомиться и, игнорируя предостерегающее шипение, направился в его сторону. Что тут началось! Рыжка, гордо восседавшая на своем законном месте подле миски, не хотела уступать территорию и шипела все громче и яростнее. Глаза ее сверкали, шерсть встала дыбом, а хвост метался из стороны в сторону. Алтай же, не распознавший угрозы, подобрался вплотную и получил жестокий, подлый удар когтистой лапой по морде. Животные взвыли одновременно. Кошка – от собственной смелости и страха схлопотать сдачу, щенок – от боли. Промчавшись по коридору, он забился в угол и принялся плакать так громко и отчаянно, что вскоре к нему сбежались все домочадцы. Маленький, бедный Алтай. Его нос, испещренный царапинами, кровоточил, а глаз опух и покраснел. Долго, очень долго пришлось успокаивать не на шутку перепуганного собачонка: гладить по длинной, густой шерсти, качать на руках и угощать лучшими кусочками мяса, но затих он только тогда, когда Рыжка была выдворена на улицу, а ее миска с молоком предоставлена в распоряжение Алтая. Не раз еще ссорились кошка с собакой, пока однажды щенок, набравшись смелости, не загнал ее на стол и всю ночь не давал оттуда спускаться. После этого Рыжка предпочитала гордо восседать на печи или на подоконнике, где ее никто не мог достать.
Больше, чем гоняться за кошкой и вкусное мясо, Алтай любил кусаться. Он кусал меня, кусал отца и мать, кусал соседей и домашнюю живность, но кусал по-разному. Однажды, к примеру, предприимчивая соседка, решив на улице познакомиться с милым щенком, чуть не осталась без пальца, но в то же время домочадцев он кусал нежно, играючи и боли никогда не причинял. В нем не было той щенячьей глупости, что имеется у многих собак в его возрасте. Умный и сообразительный он схватывал все налету и уже знал такие команды, как «сидеть, «лежать», «апорт», «фу», «дай» и «голос». Переняв от родителей чемпионские качества, Алтай обладал в то же время прекрасным телосложением, мощными, большими лапами и идеальным прикусом. Как – то я решил поиграть со щенком и достал небольшую мягкую игрушку. Раззадорившийся собачонок схватил ее за туловище и всеми силами попытался вырвать его из моих рук. Закатив глазки, присев на задние лапы, он рычал и рвал с такой ненавистью, что, сказать честно, я оробел. В итоге игра наша закончилась очень быстро. Распоров пузо и выпустив наружу всю вату, щенок победоносно тявкнул и умчался по своим делам. Вскоре Алтай нашел замену быстрорвущимся игрушкам и всерьез принялся охотиться на валенки, как только те оказывались одетыми на ноги. Набрасываясь на них, обхватывал передними лапами и, захлебываясь от ненависти, кусал с остервенением. Единственным выходом из данной ситуации было снять валенки и идти босиком или же шагать, загребая снег, шагать под тяжестью навалившейся тушки животного.
Время летело быстро. За месяц привольной деревенской жизни на свежем воздухе Алтай заметно подрос, обзавелся густым подшерстком, стоячими ушками и научился уживаться с рыжей кошкой, но заслужил прочную, нерушимую неприязнь со стороны соседей, которых неизменно старался покусать за икры. Возомнив себя первоклассным сторожем, пес облаивал почтальона, ворон и прохожих. Встретил он грозным рычанием и отцовского друга, что решил заглянуть на вечерний огонек. Мужчина на удивление не отступил перед Алтаем и, смеясь, громко гаркнул, притопнув ногой. Маленькое, геройское сердечко не выдержало такого потрясения и, забившись от страха под крыльцо, пес взвыл и залился лаем одновременно. Его услышали, и из-за двери показалась Маша, за которую пёс тут же спрятался. Дрожа всем телом, он умудрился напрудить лужицу и целый день затем ходил понуренный, стыдясь своего проступка.
Весна наступала стремительно. Солнце палило нещадно, по-летнему. Сугробы, посеревшие, грязные с неохотой оседали, покрытые толстой коркой наста, превращаясь в звонкие, чистые ручейки. На голых ветвях деревьев распевали, распушив перья, сладкоголосые птицы песни любви. Иногда, отделившись от стайки, скосив черный глаз – бусинку на собачью миску, камнем срывался вниз осмелевший воробей и, схватив кусочек хлеба, победоносно воспарял в голубые, небесные дали. Алтай не мешал им, не гавкал, не бросался в погоню - лишь тоскливо провожал взглядом черных, потухших глаз. Алтай заболел. Часами стоял он, уткнувшись мордочкой в сугроб, стонал от боли. Все чаще, с трудом передвигая лапками, подходил к Маше. Садился рядом, ложил лобастую голову на ее колени и, прикрыв глазки, наслаждался ласками. За несколько дней характер его изменился до неузнаваемости. Исчез наслаждающийся жизнью, непослушный, но до безумия преданный пес. Вместо него – маленький, испуганный, мучащийся от боли страдалец. Мы ничем не могли помочь Алтаю. Антибиотики, пописанные ветеринаром, оказались бессильны. Страшный диагноз, энтерит, был поставлен слишком поздно. Щенок тихо скулил, плакал, а иногда тявкал призывно, требовательно, словно хотел сказать: «Что же вы, ну? Разве не любите меня, разве не видите, что страдаю?». В такие моменты отец брал его на руки, ласкал, гладил за ушком, прижимал к груди. Пес прятал горячий, сухой нос под мышку и дышал тяжело, часто.
Алтай умер через три дня. За час до смерти он перебрался в будку и, вздрогнув в последний раз, затих.
В нашей семье не было человека, который не оплакивал бы щенка. Сложно было поверить, что Алтая не стало Отец ходил хмурый, пытаясь занять себя работой, но все валилось из рук. Он еще не привык к тому, что за ним, словно хвостик, не вышагивает гордый Алтай. Все в доме напоминало о нем: порванная набивка на двери, новый коврик, что Алтай самовольно, без спросу перетащил из дома в будку и даже старый, потрепанный веник, которым мать как-то раз наказала непослушного щенка. Словно огонь, пылал он любовью, поражал жизнерадостностью и покорял взглядом черных, полных преданности и обожания глаз.
Возможно, когда - нибудь, я заведу себе новую собаку, но Алтая, что навсегда покорил мое сердце, не смогу забыть никогда.
