И сразу первый рассказ, вернее последний, написан на прошлой неделе, самый свежак 
О пользе алкоголя
Верочка пила. Много, часто, без компании. Не с кем было, а выпить хотелось. Даже если бы и было с кем, так она бы все равно предпочла пить в одиночестве. Люди последние десять лет жутко ее раздражали своей глупостью, неоправданным высокомерием, бесполезностью и многими другими качествами. За очень редким исключением. И чем старше становилась Верочка, тем реже становились исключения. Поэтому она перестала искать собутыльников. Одной спокойней. Делиться не надо. И никто не подерется, квартиру опять-таки не обчистит, если хозяйка вдруг отключиться прямо на кухонной скамейке.
Любила Верочка лишь двоих на всем белом свете – свою дочурку Наденьку и огромного белого кота Люцифера, получившего кличку из-за красных глаз. Он был страшно независимым и приходил к Верочке только чтобы перекусить и поспать, и то не каждую ночь в теплый сезон. За это хозяйка и уважала кота, за наличие характера. Ни у каждого человека он есть, а у Люцифера был. Он в общем-то разделял мнение хозяйки насчет никчемных людишек. Это выдавали его безэмоциональные красные глаза. Когда после очередного запоя Верочка отсыпалась и не слышала истошного воя Люцика, просившего его впустить, весь подъезд стоял на ушах. Этажей было всего пять, поэтому диапазона коту хватало, чтобы известить всех жителей подъезда – он устал от гуляний, хочет домой. Крик, естественно, был демоническим. Дети не могли уснуть, взрослые зверели, Верочка видела беспокойные сны, в которых ей отказывались продавать водку после десяти вечера.
После хорошего восемнадцатичасового сна, алкоголь из Верочки выветривался. В такие дни ум ее был остер, а настроение паршивым. Она спускалась вниз за кефиром и хлебом, а также кошачьими консервами для питомца. С тех пор как она вышла не пенсию, дел было не много, поэтому Верочка скучала. Всю свою сознательную жизнь она проработала инспектором по контролю качества, привыкла командовать и откровенно унижать. Когда она приходила на очередной завод с внеплановой проверкой, директора хватались за валидол, а работники забывали все свои мелкие дрязги и объединялись перед лицом общего врага, который одной своей подписью могла нагнать на предприятие неподъемный штраф. А еще Верочка постоянно воевала с начальством. Революционный необузданный дух инспектора делал ее одновременно прекрасным и невыносимым работников. Непримиримость и полный осознанный отказ от коррупции с одной стороны служил родине и потребителям, с другой ужасно мешал всем, кто не был настроен так же серьезно как Верочка.
Уволить ее было не за что, она выполняла все поручения четко и добросовестно, посадить пытались, но не вышло. Верочка отстояла свою свободу в суде, вооружившись кодексом и своей нахрапистостью. Тем более самое-самое высокое начальство ее любило, потому что общалось с ней не часто. Оставалось лишь ждать пенсионного возраста. Последний рабочий день настал для инспектора неожиданно, старость набросила из-за угла без предупреждения. Зато для всего ее отдела этот день был самым долгожданным за всю историю ведомства. Верочка хотела еще что-то сказать, изменить, доделать, хотя бы пару месяцев, хотя бы на полставки, но наконец-то ее начальник почувствовал, что Верочке крыть нечем, аккуратно похлопал ее по плечу, поблагодарил за службу и проводил до дверей.
Поэтому Верочка начала пить. Со скуки и от тоски по работе. Ей было невероятно горько, настолько, что водка казалась сладким утешением. Боевой дух, однако, требовал выхода, поэтому Верочка буянила. Наутро перед соседями было стыдно. После нескольких конфузов Верочка решила пить дома, в гордом и безопасном одиночестве. Наденька иногда приезжала к матери из соседнего городка, привозила продуктов и фотографии внуков. Звала Верочку погостить, но не очень искренне, скорее от вежливости. Мать командовала и дома, поэтому Наденька сбежала замуж из-под родительского крыла как только ей исполнилось восемнадцать. Нельзя сказать, что брак был счастливым, но зато спокойным. Тишины с матерью не дождешься, поэтому Наденька ее ценила. Пусть она с мужем могла сутки-другие не разговаривать, зато было тихо.
Верочка, конечно, чувствовала, что дочь ее не ждет. Ей становилось обидно, и она пила после ухода Наденьки. И плакала, прижимая опорожненный стакан к щеке, словно он был олицетворением всего того, что она так любила. Люцифер в такие минуты запрыгивал на стул напротив и пристально смотрел на хозяйку, как будто понимал, что у нее на душе, но никак не мог помочь. А может его, как и любое исчадье ада, просто привлекали людские страдания.
Вот и в тот день они очутились друг напротив друга, два одиночества, одно красноглазое от природы, другое от содержания спирта в крови.
- Я же все ради нее делала, - жаловалась Верочка коту. – Работала на износ, чтобы у нее все лучшее было. От отца-то ее помощи не дождешься, сделал дело да смылся.
Верочка вновь наполнила рюмку. Люцифер следил за ее манипуляциями, но сидел смирно.
- Одевала как картинку, на себе экономила, - мать выдохнула и хлебнула беленькую.
Она крепко зажмурила глаза и с трудом сглотнула. Выпивка уже не приносила удовольствия, но без нее было хуже. Непривычней.
- И все, мать теперь не нужна, мать можно выкинуть на помойку, - Верочка начала заводиться. – Растишь их, заботишься, последний кусок хлеба отдаешь, а они сбегают, как только развлекаться по закону можно. Променяла мать на пару сантиметров любви.
Это означало, что Верочка прошла стадию грусти где-то две рюмки назад. Наступала агрессивная стадия, в которой она обычно звонила Наденьке и ругалась с ней. А если та не брала трубку, то доставалось сестре или племяннику, в зависимости от того, до кого она могла дозвониться. Но если пропустить эту стадию и выпить еще, то, возможно, буря пролетит мимо, и Верочка уснет. Так и произошло. Ее сознание отрубилось в гостиной на диване в сидячем положении, когда женщина сжимала телефон. Ей снилось, что она ходит по заводу и везде находит грубейшие нарушения. Последней каплей была крыса, которая, озорно виляя хвостом, пронеслась между Верочкиных ног. Та, озверев окончательно, плюнула на пол, все равно царила полная антисанитария, и двинулась прямиком в дирекцию. Миновав торопливую секретаршу, которая лепетала о том, что директора беспокоить нельзя, Верочка влетала в кабинет, чуть не выбив дверь. За столом начальника сидел никто иной как Люцифер. Белый котяра в пиджаке на голу грудь и без штанов сложил лапы лодочкой и покачивал головой.
- Вера, Вера, я вас уже дождался.
Инспектор обмякла, решительность спала. Она сглотнула и попыталась выдавить из себя хоть одно слово, но вырвалось лишь сдавленное хрипение, похожее на храп.
- Присаживайтесь, - Люцифер показал на стул справа от себя.
Сделав несколько несмелых шагов, Верочка по-сиротски опустилась на краешек стула.
- Я вижу, вы удивлены, - кот усмехнулся в усы. – А ведь этого следовало ожидать. Тот образ жизни, что вы ведете, уважаемый инспектор Верочка, обязательно должен был привести вас сюда. Вот вы и здесь.
- Где? – растерялась спящая Верочка, догадавшись, что это не завод.
- На предварительном суде, - солидно произнес Люцифер и поправил пиджак, который задрался на толстом мохнатом животе.
- Суде? – занервничала Верочка, ведь она совсем не подготовлена.
- Ну, суда в общем-то не будет, я договорился по-дружески, не чужие все-таки друг другу люди… коты… не важно, - кот встал из-за стола и оказался около метра в высоту, потому что ходил исключительно на задних лапах. – Но предупреждение сделать обязан. Если ты не прекратишь пить, буянить и доставать всех подряд своим ужасным поведением, тебе прямая дорога в ад.
- Ад? – глаза Верочки округлились. – Но я ведь всю жизни… да же все ради людей… по грязным цехам… чтобы они… да что же это такое?
- Все это хорошо, - закивал Люцифер. – Но, к сожалению, решать не мне, а коллегии. И они уже порядком от тебя устали.
- От чего устали-то? – удивилась Верочка.
- Как от чего? Пьёшь, не просыхая, соседям жизнь травишь, дочке уже испортила без поворотно. У нее же никогда нормальных отношений теперь не будет из-за того, что ты ее всю жизнь тюкала. Она и думает, что это правильно, когда на нее садятся верхом и ездят. А уж сколько крови ты начальству своему попила! В общем, суд я пока временно отложил, но следующий может случиться скорее, чем ты думаешь.
В свете такой нехилой угрозы, инспектор оклемалась и хотела вступить в борьбу. Она была совсем не согласна с доводами, которые привел кот. Наденьку она не тюкала, а лишь как лучше хотела. Начальство правильно проучила, нечего взятки брать и страну разваливать. Соседи же вообще почти не люди, их показания даже и включать не стоит. Пить или не пить вообще ее сугубо личное дело, никого не касающееся. Но лишь она открыла рот, как Люцифер безапелляционно поднял лапу вверх, призывая ее замолчать.
- Все уже в протоколе, ничего не изменишь. Остается лишь одно – меняй свою жизнь, Веруня. Иначе ждет тебя мау мау мау.
- Что-что? – переспросила Верочка, не разобрал последних слов.
- Мау мау мау, - громче повторил Люцифер, а затем добавил еще истошней. – Мау!
Тут-то Верочка и проснулась от того, что кот истошно вопил. Его жаркое дыхание обдавало и без того горящее лицо хозяйки. Ему срочно надо было выйти, дела совсем заждались. Все еще шальная от такого яркого и беспокойного сна, Верочка лишь секунд сорок спустя поняла, что от нее требуется. На трясущихся ногах она подошла в двери и непослушными пальцами сняла цепочку. Повернуть затвор оказалось еще сложнее, но Люцифер подгонял ее. Он выскочил через щель и кинулся вниз, а Верочка поплелась на кухню опохмелиться.
Только глоток в горло не лез. Стакан запотел в руке, потому что водочка была из морозильничка, ледяная и манящая. Еще вчера Верочка бы зажмурилась в предвкушении и сделала громадный глоток живительного нектара. Ведь первый глоток – он самый важный, самый волнующий и самый приятный. Последующие идут по накатанной им дорожке, а он прокладывает вначале прохладный, а потом горящий пламенем путь. Горло, пищевод, желудок – все органы, к которым прикасается алкоголь, словно наполняются миллионом светлячком, которые грели Верочку изнутри. Все страдание похмелья стоили этого первого глотка.
Но после тревожного сна женщина никак не могла решиться на него, словно на прыжок с парашютом. Вот так прыгала, прыгала двадцать лет, даже соревнования выигрывала и заслужила в этом деле всемирное уважение, а тут раз – открылась дверь, а за ней ничего, кроме голубого неба, а земля такая маленькая, далекая. И мысль сразу в голове: «Что ж я делаю, окаянная? Кому это все надо? Страшно-то как! Не буду прыгать, даже за чемодан долларов».
А тут и чемодан никто не предлагает. Все на добровольной основе. Зачем тогда это? Верочке стало страшно. А вдруг сон был не просто бредовым и беспокойным, вдруг он был пророческим. Чем черт не шутит, может, это предупреждение было сверху. Решили дать Верочке второй шанс, чтобы она исправилась, повернула жизнь на сто восемьдесят градусов. Она неуверенно поднялась с табурета и направилась к раковине, куда вначале вылила наполненный водкой стакан, а потом и всю початую бутылку.
- С какой стати кому-то там наверху беспокоиться обо мне и посылать предупреждения? – пробормотала Верочка вслух. – Наверное, Люцифер за меня словечко все-таки замолвил.
Такое объяснение показалось вполне логичным, ведь голова Верочки работала в тот момент на еще не выветрившемся до конца алкоголе и страхе. Она вернулась в гостиную и ужаснулась бардаку, царившему в комнате. Диван, на котором она провела не мало часов, теперь казался каким-то священным алтарем, застеленным вонючим старым пледом. Верочка стащила его и побежала в ванную, засунула плед в машинку, схватила ведро, наполнила его водой и маниакально начала мыть полы. От того, что она наклоняла голову вниз, сознание мутнело на некоторое время, подступала тошнота, но женщина продолжала драить свою небольшую квартирку, больше похожую на притон, чем на жилище пенсионерки. Такие физические упражнения не прошли даром. Женщина устала и начала чувствовать те части своего тела, которые в прекрасном алкогольном забытье казались невесомыми. Верочка впервые за очень долгое время упала на свою кровать, а не на диван и тут же провалилась в темный ровный сон. Люцифер по привычке орал, чтобы его впустили, но хозяйка не проснулась до самого утра.
Поднявшись и умывшись, Верочка отправилась в магазин. Она еле открыла входную дверь, ведь огромная белая лохматая туша прикорнула прямо на ее коврике. Люцифер выглядел еще более недовольным, чем обычно, когда лениво ковылял мимо Верочки, кидая на нее угрожающие взгляды и без того пугающих красных глаз. Верочку это очень напрягло, ведь она все еще была уверена, что обязана коту. Поэтому через полчаса его ждали не просто консервы, а самая настоящая селедка. Себе Верочка купила кефира, помидоров, огурцов, картошки и яблок. Такой вкусной жаренной картошки она давно не ела. Может она казалась такой вкусной, потому что Верочка вообще давно ничего не готовила. В любом случае, основную часть чека составляли не продукты, а средства для уборки и очистки застарелых пятен. Она принялась за почти священный ритуал очистки полов, стен, окон и мебели от памяти прошлой жизни.
На следующий день приехала Наденька и поразилась тем переменам, которые накрыли ее с порога. Во-первых, пахло не спиртами и парами, а хлоркой. Тянула так, что слезились глаза, но и это было лучше, чем то, что до этого. Липкий когда-то кухонный пол теперь блестел, в коридоре он еще даже не высох, Верочка мыла полы каждый день, пытаясь вывести из старых досок впитавшуюся грязь и вонь. Даже диван был украшен чистым пледом.
- Не знала, что он зеленый, - только и могла вымолвить Наденька.
Мать выглядела уставшей, но счастливой. Кажется, даже щеки порозовели. Она металась из угла в угол, пытаясь удовлетворить дочь. И чаем напоила, и бутербродов наделала. Даже тарелки в этот раз были чистыми, грязной посуды в раковине не было вообще. Наденька стремилась исподтишка ущипнуть себя, чтобы убедиться, что не спит, или ущипнуть мать, чтобы убедиться, что это она, а не какой-то роботизированный клон. Как еще объяснить столь разительные перемены, дочь не могла сообразить.
- Мам, да сядь ты, наконец! – не выдержала Наденька.
- Не могу, у меня еще столько дел, - и Верочка метнулась в ванную, а затем прибежала обратно. – Да что это я в самом деле, ко мне любимая дочь приехала, а я мельтешу.
Не сбавляя темпа, она схватила чашку и только потом села напротив гостьи и налила чаю, вначале ей, потом себе.
- С тобой все хорошо? – в лоб спросила дочь, потому что как подойти с боку не понимала.
- Отлично все, ой, - Верочка отхлебнула и обожгла язык. – Разве ты не видишь?
- Я-то вижу, - нахмурилась дочь. – Только это все как-то странно. Нет, ты не подумай, хорошо! Но это и странно.
Верочка понимающе кивнула.
- Знаю, знаю, не это ты ожидала увидеть, - она обвела рукой сверкающую кухню. – Но дальше будет лучше. Я тут все приведу в порядок… и себя тоже.
- С чего такие перемены? – все еще не отступала Наденька, ведь ей нужно было найти исток, чтобы понять, как и когда все это может кончиться.
Наденька, как и любой скептик, во внезапно нагрянувшее счастье не верила. Она охотней принимала его за подвох, чем за подлинность. Поэтому наседала на мать с вопросами, смысл которых сводился к одному. Верочка же раскалываться не хотела, потому что понимала, та стройная версия, которая казалась логичной у нее в голове, высказанная вслух превратилась бы в полнейший бред. А оттуда недалеко до диагноза «белая горячка», тем более, что образ жизни туда и вел. Люди скорее поверят, что она допилась до чертей, чем в божье провидение. Отшучиваться получалось неловко, но даже такой разговор был приятней всех тех, что мать и дочь вели обычно. Наденька покинула мать встревоженная, но счастливая, со стопкой блинов на вымытой тарелке. А Верочка продолжила великую уборку.
В таком режиме прошел месяц. После собственной квартиры Верочка перебралась в подъезд, оттерла все матерные надписи со стен, затем удалила признания в любви и оставленные непонятно на какой случай телефонные номера. Затем разбила перед подъездной дверью клумбу, пока еще хиленькую и с проплешинами, но начало было положено, оставалось лишь дождаться, когда зелень наберет силу. Энергия била ключом. Верочка и не представляла, как долго длится день, когда не пьешь, сколько всего можно сделать за сутки, и это включая сон, который теперь был приятным, с яркими снами и неожиданными воспоминаниями. Соседи не могли нарадоваться на обновленную бывшую алкашку, которая теперь пекла печенье, угощала им детвору на игровой площадке, поливала цветы и следила за порядком в доме. Верочка и вправду отгоняла подозрительную шпану, сдавала полиции местных пьянчуг, которые повадились мочиться на ее клумбу и перезнакомилась со всеми соседями, чтобы знать, кто свой, а кто чужой.
- Бесплатный консьерж и садовник в этом флаконе, - комментировали довольные мамаши поведение Верочки и даже скидывались на подарки для нее.
Новая жизнь Верочке очень нравилась. Не было в ней той суеты, которой она заполнила всю сознательную жизнь, пока работала. Не было и скуки с тоской, от которых она пряталась последний год на дне бутылки. Ей льстило внимание соседей, их добрые слова, она вновь почувствовала себя нужной и важной. Люцифер поднабрал веса, стал еще больше, но теперь никого не терроризировал. Он лениво валялся на диване, а иногда сопровождал хозяйку на вечерних променадах, когда она оглядывала свои владения, подбирала с дороги пустые пластиковые бутылки и подвязывала дикий виноград. Он тоже чувствовал себя частью всего этого, видел, его тоже уважают. В основном за размеры, но причина была ему не важна. Так они и повадились гулять теплыми вечерами.
Однажды, возвращаясь домой, Верочка как вкопанная остановилась возле своей первой и самой любимой клумбы, которая теперь скорее напоминала ложе для звучно спящего мужчины. Пионы повесили свои тяжелые головки на сломанных шеях, розы улеглись под весом наглеца, который был настолько пьян, что не замечал уколов их шипов. Верочка глазела на этот раздрай, шокированная проявленным хамством. Придя в себя, она сняла резиновую тапку и вплотную подошла к спящему.
- Ах ты свинья! – Верочка замахнулась и ударила пьяницу прямо по лицу. – Ты что ж творишь, скотина? Разлегся, тут тебе не кровать и не начлежка. А ну-ка встань, ирод!
Под собственную ругань, Верочка лупасила Петра Семеновича, заслуженного энергетика на пенсии из соседнего подъезда, который буквально два часа назад узнал, что впервые стал прадедушкой и не рассчитал свои силы во время празднования такого важного события с друзьями из шахматного клуба. Он чувствовал, что он бьют чем-то мягким и хлестким, но сил встать у него не было. Перед глазами кружили пионы, конечности не слушались. Чтобы защитить от побоев лицо и мягкий живот, Петр Семенович попробовал перевернуться на бок, чем еще больше разозлил нападавшую. Ее ругань он слушал лишь как часть того звона, который бил по немолодым ушам. Верочка отступать не собиралась. Тем более после того как этот хам просто взял и перевернулся на бок, продолжив свои полусонные стенания. Она за время своей трезвости уже и забыла, как тяжело воспринимать происходящее вокруг, когда в тебе плещется зеленый змей. Никаких поблажек выпивший энергетик на пенсии от нее не получил.
Видя происходящее, Люцифер, хоть и был ленив и откормлен, решил встать на сторону хозяйки и начал царапать нарушителю клумбы спину. Тут-то Петр Семенович и осознал, что лежать на мягком ковре из травы пока тебе раздирают кожу хуже, чем подняться под сопровождение плывущего мира. Потихоньку, чтобы не сбить настрой, он вначале встал на четвереньки, за что получил по многострадальной спине удар кулаком.
- Пес поганый, так и ползи теперь домой! – воинственно прокричала Верочка, чувствуя скорую победу.
Петр Семенович попытался ухватиться за розу, чтобы встать на две конечности как и подобает столь уважаемому специалисту на пенсии, но цветок больно уколол и согнулся. Из него не вышло надежной опоры. Тогда он ухватился за единственное, что попалось под руку и его оглушил пронзительный визг.
- Извращенец! Под юбку мне полез! Насилуют, граждане! – заверещала Верочка и отступила.
Энергетик чуть не упал, но удержался. Ударов или криков не последовало. Верочка испугалась за свою честь и стоял теперь чуть в стороне, вытаращенными глазами наблюдая за постепенно поднимающимся пьяницей. Тот пошатался, изрыгнул что-то вроде «извините великодушно» и ушел восвояси. От пережитого ужаса у женщины навернулись слезы. Она смотрела на свой равнодушно потоптанный труд и отчаянно хлюпала носом. У нее опустились руки. Она поднялась на свой этаж, Люцифер понуро шагал рядом. Верочка устало плюхнулась на диван и начала плакать. Кот присел рядом и положил свою огромную мохнатую лапу ей на колено.
- Зачем, Люцик? – всхлипывала она. – Стараешься, душу вкладываешь, за так, за спасибо, и что в итоге? Какой-то хмырь, прости господи, идет и рушит все твои старания.
Кот как будто понимающе кивнул, но Верочке легче не стало. Она посидела так еще несколько минут и пошла на кухню. Тело вспомнило старые привычки. Когда Верочке было плохо, она открывала морозилку, доставала бутылку и уходила в забытье, не счастливое, но все же забытье. Так она и поступила в этот раз. Но морозильная камера была пуста. На секундочку женщина задумалась, даже подошла к чайнику с мыслями заварить чай, но затем вновь вспомнила помятую клумбу и расстроилась пуще прежжнего. Как была, в халате и домашних тапочках, она спустилась поспешно вниз, дошоркала до ближайшего ларька, купила теплую поллитру, спрятала ее в карман, потому что стало стыдно за себя, и, озираясь как шпион, побежала домой.
Когда светало, она проснулась от того, что у нее во сне закружилась голова. Такого с Верочкой еще не было никогда. Она боялась встать, но и беспокоилась, что ее может стошнить прямо на кровать. Вернее диван, на котором Верочка уснула, после того как опорожнила почти всю бутылку. С непривычки женщина тут же провалилась в сон, который и прервали «вертолеты», носившиеся перед закрытыми глазами. Почувствовав ужасную горечь внутри, Верочка поняла, что лучше воспользоваться рвотными позывами и очистить организм настолько, насколько это было возможно. Поэтому она медленно встала и поплелась в ванную, по пути наступив на хвост спящего кота, который заорал не своим голосом и оцарапал спросонья нарушителя его спокойствия. Он хотел продолжить возмущение, но увидел свою все еще пьяную хозяйку и осторожно отполз в уголок. Когда Верочка пришла в себя, она сидела на холодном кафельном полу. Горячая одинокая слеза катилась по ее левой щеке. Алкогольная горечь ушла, а вот горечь утраты клумбы все еще душила ее.
У Петра Семёновича утро выдалось примерно таким же. С той лишь разницей, что горечь обиды заменил бушующий стыд. Как же он, почетный энергетик на почетной пенсии, примерный семьянин и председатель шахматного клуба, опустился до такого непотребства – напился, как последняя скотина и уснул на клумбе. Помимо целого букета вгоняющих в краску чувств и эмоций, Петр Семенович ощущал жажду. Хотелось чего-то кислого или соленого. Поэтому он вышел на уже проснувшееся яркое солнце и отправился в ларек за кефиром или нарзаном. Путь его лежал через ту самую клумбу, которая всем своим помятым видом стыдила пенсионера еще пуще. При ее виде, он зажмурился и отвернулся, как будто один взгляд на побитые и помятые цветы причинял ему физическую боль. У ларька была очередь в одну пожилую женщину, которая просила холодной воды и баночку кошачьего корма. Когда она расплатилась и развернулась, чтобы пойти в ту сторону, откуда пришел Петр Семёнович, женщина замерла. Она сверлила его опухшими глазами так, что пенсионеру стало еще больше не по себе, как будто кто-то горячими руками ощупывал его душу.
- Паразит, - прошипела женщина и поплелась вон.
Но то было не ругательство, определил Петр. Слишком уж грустным был ее тон. В памяти начали всплывать обрывки вчерашнего позора. С каждым новым живительным глотком их становилось все больше и, в конце концов, всплыло лицо той самой женщины. Это она вчера лупасила его резиновой тапкой и ругала всеми доступными ей словами. Тут-то до пенсионера и дошло, что он все-таки натворил. Не просто себя опозорил, он расстроил ту замечательную даму. Почему-то она показалась ему замечательной. От этих мыслей ему вновь стало стыдно, но уже по-другому, по-юному, по-мальчишески.
Верочка же, увидев наглую опухшую рожу дебошира, расстроилась окончательно. Ее разрывало от злости и желания еще раз хорошенько приложить его, чтобы навсегда отвадить пить. То, что Верочка сама вчера вновь поддалась влиянию пагубной привычки, ускользало от ее внимания. Тем более, она-то никому ничего не портила, только самой себе. Так она и просидела весь день дома, щелкая пульт телевизора, но, не видя ничего перед собой. В ее голове крутился напряженный диалог с Петром Семеновичем, который лишь извинялся, а она отчитывала его, как когда-то нерадивых работников заводов, допускавших грубейшие ошибки. Люцифер, почувствовав настроение хозяйки, притих, но к консервам не притронулся. Он уже не мог вернуться к тому старому образу жизни, после того как вкусил колбасы и селедки. Организм отказывался соглашаться на что-то меньшее. Поэтому он терпел сколько мог, а затем решил закусить хотя бы мышами, все лучше, чем желеобразное нечто в миске.
Кот подошел к хозяйке, добился ее внимания, а затем ушуршал к входной двери. Постояв так несколько минут и поняв, что Верочка все еще сидит в позе истукана, Люцифер повторил маневр, но вновь безуспешно. Тогда она перешел в атаку, схватил зубами подол халата и тачал тянуть его, совсем как пес. А так как размер и сила у кота были примерно как у небольшого пони, то Верочке не оставалось ничего другого, как уступить.
- Куда это ты собрался, поздно уже, - скорее сетовала она, чем спрашивала.
Но кот был непреклонен. Целый день без еды сделал из него несговорчивого малого. Его мягкие лапки заскользили вниз по лестнице. Верочка не хотела возвращаться к ящику, натянула все те же резиновые тапки и спустилась вниз. Под ярко-оранжевыми лучами заходящего солнца, сложившись пополам, на клумбе копошился Петр Семенович. За весь день он успел выкорчевать все, что было помято и сломано, а на освободившемся месте высадить новые, уже почти раскрывшиеся пионы. Верочка обомлела. Конечно, клумба выглядела не так, как еще вчера днем, но все же намного лучше, чем вечером. Тем более она не ожидала, что «паразит» возьмет и наведет порядок сам, добровольно. Ей даже стало чуточку совестно за то, что мысленно она так к нему и обращалась – паразит.
- Я вот тут немного…. – пенсионер заметил Верочку и засмущался.
- Вижу, - Верочка смущалась не меньше него.
Нависла пауза. Пенсионеры не смотрели друг на друга, но каждый чувствовал, что следует продлить диалог. Особенно ярко это чувствовал Петр Семенович.
- Вы уж простите, - выдавил он. – Я так обычно не поступаю…
- И вы простите, за тапку, - уточнила Верочка.
- Заслужил, - усмехнулся он. – У меня вчера первый правнук родился, и я на радостях, эх!
Петр Семёнович смущенно махнул рукой, показывая весь размах гулянки.
- Это не оправдание, конечно, - нахмурилась Верочка. – Цветы не виноваты.
Заслуженному энергетику нечего было ответить, но что случилось уже не отменишь. Он посмотрел на Верочку, а та глядела вниз на Люцифера, который терся об ногу. И тут она вспомнила все свои запои и сколько всего она сама натворила в состоянии неконтролируемом.
- Но, в общем-то, бывает, - уклончиво подытожила она. – А где вы пионы взяли?
Сосед решил промолчать, лишь многозначительно раскрыв глаза, намекая на тайну. Это Верочку рассмешило.
- Давайте я вам помогу, - она сделала шаг в сторону Петра Семеновича, но тот запротестовал. – Вдвоем быстрей управимся.
К ночи работа была проделана. Пенсионеры сидели на лавочке чуть поодаль и смотрели на клумбу, все еще стесняясь зрительного контакта. Люцифер сидел в ближайших кустах, откуда охотился на мышек, но безрезультатно.
- Вдвоем-то оно веселей, - наконец сказал Петр Семенович.
Верочка не поняла, что именно он имел в виду, работу или жизнь. Но ей очень хотелось надеяться, что все-таки жизнь.
