Герик всё думал и думал. Он не выступал ни против левых, ни против правых. Он не был евреем, не был анти, самый нейтральный в своей позиции человек. Но Герик думал. Его сосед: Бока, ему было тридцать два года, он уже с трудом двигался, всё спал, пил, смотрел телевизор. Ходил в обносках. Да, у Боки была привычка: курить одну за одной. Герик не сильно дружил с Бокой. Такое. Решили взорвать болото. Поехали на рыбалку, в субботу. Погода тёплая. Долго распутывали леску. Герик думал. Завязался разговор.
- Бока, как победить смерть? - спросил Герик.
- Пока не знаю, - ёжился Бока.
- А мне кажется, что есть что-то, вернее, есть душа, а смерти нет, мы живём вечно, ведь смерть - это конечность, жизнь - бесконечность, следовательно, смерть всегда во благо, - высказался Герик.
- Может и так, - подмигнул Бока.
- Вон сколько их помирает... мрут как мухи, живут как цари, а мы вот, болтаемся где-то между, - размышлял Герик.
- Скажем так... - поддержал, но не закончил свою мысль Бока.
Рыба долбила, но через пять часов клюнула на обе. Дёрнули по стопке. Размякли. Всё было подпоясано, будто в эротических чатах. Бока прислонился к дереву. Герик всё думал:
- Слушай, старик, анекдот про смерть есть: муж из командировки возвращается, видит, что его жена умерла, на пальце записка: ПОЦЕЛУЕШЬ, ВОСКРЕСНУ. Муж целует. Ничего. Целует ещё. Ничего. Читает приписку: НЕЖНО. Муж целует нежно. Ничего. Ещё приписка: ОТ.РАХАЙ МЕНЯ. Муж от.трахал. Ничего. Ещё приписка: МОЖЕШЬ К СТЕНКЕ ОТВЕРНУТЬСЯ, Я НЕ ПРОТИВ.
- На.уй! - оживился Бока.
- Водяра гут! - сник Герик.
- А ты вот каких женщин любишь? - Герик.
- Главное, чтобы она живая была, - Бока.
- И всё? - Герик.
- И всё, - Бока.
- А я люблю, чтобы личико красивое было, - Герик.
- На.уй, - что-то дёрнуло Боку.
Герик всё думал. Бока курил одну за одной. Вода такая спокойная. Вода - это память человечества. Вода всё стерпит. Вода не предаст. Вода не плачет и не смеётся. Вода - это жизнь. Если бы можно было описать мир в двух словах, то это называлось бы историей воды.
- Действительно, водичка сегодня хорошая, - Бока.
- Чементо, - Герик.
- А меня Виктором хотели назвать, но передумали, - сказал Бока.
- И что же передумали? - Герик.
- Виктор - это победа, а мы уже давным-давно всех победили, - Бока.
Старик достал луковицу, почистил её и начал кушать, как будто это было спелое и очень сладкое яблоко. Разговор больше не клеился. Уложили пузырь с сотенкой и баста. Штучек шесть-семь наловили, но рыбу не взяли. Поехали домой. Наутро Бока скончался. На его лице застыла какая-то странная улыбка, будто он и не умер. Герик больше не думал. Нормально. Нормально.

Пришли в баню. Клёцкин: "Это баня?!". Пыжечкин: "Да". К: "А почему у меня х.й болит??". П: "Это бразильская баня.". К: "Вы чё с ума посходили??". Пыжечкин упал. Клёцкин думал. Вспомнил Чехова, Дембеля и учёбу в шараге. Кержак протянул руку. Клёцкин протянул ноги. Пыжечкин встал и обмочился от страха. Кержак только: "Бл..ь! С кем меня посадили? И где мой малиновый плащ??".

Утро как утро. Дядюшка долго не писал. Пришёл Вайнштейн и сказал: "А ну-ка на..й!". Делали долго. Долго делали. Басня всё ж сломалась. А хотелось поиграть в крокет, покататься на банане. Дядюшка всплыл. Вайнштейн: "Шестёрка?". Губа: "Семёрка!". Губа не выдержал: "Вай! Я тебе щас покажу!". Дядюшка обматерился. Лицо встало перед ними. Дядюшка: "Еб..ь! А может ещё разок?!". Вайнштейн: "Повтори". Губа: "Спасибо!".

Мир интересно устроен: школы, магазины, башни, бани, аэропорты. А всё равно интересно. И что-то, как-то, где-то, а надо. И интересно. Идёшь куда-нибудь. Где-то сидишь, стоишь, торгуешь. А всё интересно. Родился. Жил. Умер. А интересно. Жуть. Но интересная жуть. Жуки. Слоны. Птицы. Цветы. Что? Зачем? Где-нибудь и вынырнешь, куда-нибудь и попадёшь. Торчал. Плюнул в таз. Рукой махнул. И как-то всё равно всё происходит. Всё как-то складывается. Смотришь и поражаешься. Поражаешься и смотришь. Земля. Небо. Звёзды. А как-то совсем даже нормально. Нормально - это так, как получается, а получается всегда нормально. Право-лево. Лево-право. И как-нибудь посерёдке. А плохого и нет. Есть плохо подготовленный ко всему этому, что и называется любовью.

Моя фамилия Мельников. Старик, ты умер. Бродяга ты чёртов! Я искал где прикорнуть. А ты здесь, умер. Таково оно. Да ну вас в баню! Пойду раков поем. Детей кормить надо. А ты, старик, умер, не серчай. Мне надо ещё побриться, а потом на бал. На балу - женщины из высшего общества. Мельников, ты скабрезный человек. Моя фамилия Арехов. Какого х.я я умер?! Утрись, ты умер, Арехов. А ты? А я вот. Я щас шефу позвоню и скажу что ты тут исполняешь. Ты заживо хоронишь людей. Ар, не бузи. Я тут пока главный. У меня баня и заправка. Я - коммунист, в некотором роде, посланник Бога! Твой Бог - дерьмо. А твой? У меня нет Бога. Моя совесть чиста. Я не могу руководить когерентностью в таких условиях. Мельников, будь ты проклят!! Арехов! Что?! Арехов?! Арехов?! Где мой экипаж? Гиль, тормозни дилижанс. На х.й этот Крым!!

Шлёпнул, а там тыщи. Отпружинил - когерентно. Завис не совсем видимо. А на столе всё уже и уже, чем-то по-дагестански. Только глянешь - и умер. Дагестанка моя! Пропуканная в топе! Где-то. А вообще-то: выйти бы сухо, как будто палим лунной сонатой. Вот так. И чем-то продолжаясь.

В толпе, а сам. Но сам и в толпе. А толпы - юморят, будто смешащие дети. Словно и во сне гудит производство. А я дагестанец. Штаны. Обувь на голую ногу. Связь. Да и вообще: сам весь голый. Денег дал. Сел. Поехал. А как-то всё равно по-кадыровски нахлобучиваешь эту всю прелесть.

В опереттке бродишь. Шары катаешь. Чем-то знаем. Узнают - дадут. Бух! Бах! Да и... ай-да гулёна! Мне б твои розы, Галушкин. А Знарёв здесь, с Подъездовым, где гроб, где дерево, где блеск осени. Галушкин! Галушкин! Знаю я всё! Подъездов как-то по-гробовому: "Кича, бл..ь, ебучая! Щас сяду! Х.й поймаешь!".

Тронул и бабахнул. Катькин, болтанка началась. Знаю, чё пи..ишь. Я опытный. Со времён рыбалки знаком. Дядя чуть не обматерился. Это андеграунд, но высшей пробы. Тавро. Товар. Соня. Софа. Спит. Иногда ходит. Катькин, где тут тузы? Я, бл..ь, кручу этот вертеп, а выходит какая-то "Фландрия", бандиты, ебё.а мать, а не даргинцы.

Всепроникающе. Бред. Свет. Игра. Смыслы утрачены. Можно всё. Женщины и мужчины - не актуально. Я громлю себя собой. Моя душа радостна. Тело легко. Монады и мундиали, любовь и ненависть - одно. Первый - конечный. Пора откупоривать залежавшиеся в погребах вина. Сладко и горько. Рок стёрт. Есть рок над Волгой, а Миссисипи нам не нужны. Только русское. Только своё. Или ничего. Загадка проста - это отсутствие загадки и загадочности, есть неосведомлённость. Я хаотичен. Я лечу. Я пьян всем, чем только можно. Я толкаю. Я гарцую. Я падаю. Ты - это я, а я - это ты. Они. Мы. Все. И всем. Жить всегда и всегда хорошо, то есть вечно. Страдать только от отсутствия стремлений и чаяний. Горение не прекращается. Варяг не тонул. Пахтакор не разбивался. Сталин жив! Цой жив! Жид ласков и прекрасен в своей скорченной зацепке. Повезло. Не повезло. Ещё. Ещё...