Смерть в зеркалах (начало рассказа)

Первые фразы даются сложнее всего. В горле застревает горячий ком, пальцы сводит судорогой. На первом собрании в Центре я встал, чтобы рассказать о себе. В ногах чувствовалась тяжесть, ладони стали липкими. Сказал только: "Здравствуйте! Я…." – и голос пропал. Люди вокруг понимающе закивали, но как могли они осознать глубину моего отчаяния?
Я стоял посреди комнаты как подарочная упаковка. Каждый хотел разорвать пёструю бумагу и развязать ленту. Но тогда бы они увидели: коробка пуста. Вне своей зависимости я был никем! Я болел каждой клеточкой тела, но без скрепляющей моё тело болезни, рассыпался бы на атомы.
Сосед справа – бородатый парень – похлопал меня по спине и успокоил: "Мы все понимаем, бро, мы все через это прошли!". "Не понимаете!" – захотелось завопить. Тогда будущее казалось мне чернильной кляксой на белых прописях. Каждого, кто убеждал, что зависимость – не лишняя хромосома в генетическом коде, я презирал. Тогда я верил, что одолев её, я уничтожу и себя. Да, всем нужно время. Мне понадобилось 11 месяцев.

Зима уходящего года – волшебная! Тонкое покрывало ещё не убранного снега хрустит накрахмаленной простыней под подошвами новых кроссовок. Темные воды Днепра у берегов скованны белёсой коркой. На Оболонской Набережной даже по утрам довольно людно. Я слышу и весёлый детский смех, и заливистый лай декоративных собачек в розовых курточках. Я живу дальше, около церкви. Лёгким бегом туда ещё примерно минут десять.
Солнце искрится за белыми тучами. Мороз щекочет щеки и кончики пальцев. Изо рта идёт столько пара, что со стороны я будто курю вэйп. Останавливаюсь, чтобы отдышаться, глотаю воды из фляги, чешу замёрзший нос и прячу под шапку упавшие на глаза локоны. Вот парадокс: на лице даже щетина не растёт, зато на голове волос – как у модели из рекламы шампуня. Из-за этих "задорных" кудряшек, изящных, как говорила Мама, черт лица и худощавого телосложения я много лет смахивал на переодетую в парня девчонку. Да ещё и голос как назло сломался только к пятнадцати! Время как будто обо мне позабыло. Все вокруг становились мужчинами, а я бежал за половым созреванием вдогонку и безбожно опаздывал. Моё тело до сих пор не в курсе, что должно стареть. В свои двадцать пять я похож на первокурсника, а знакомые интересуются, не пошёл ли я по стопам Фауста. Но – нет! Я  продал душу не за молодость, а за иллюзию счастья.
Как сказали на одной из лекций в Центре: хотите привести свою жизнь в порядок, начните с малого – застелите постель. Я застилаю постель каждое утро, даже когда валяюсь дома без дела. До завтрака иду на пробежку. Сначала я еле-еле пробегал пару километров, а теперь мой путь лежит через всю набережную – туда и обратно.
Потихоньку возвращаюсь к работе. Начал с небольших заказов, а вот недавно получил предложение по созданию сайта для крупного интернет магазина. У меня стали появляться свободные деньги, но я до сих пор не пойму, на что их тратить. Раньше даже вопроса не возникало: как потратить деньги? Все, что появлялось, вмиг уходило без колебаний. А теперь я кроссовки выбираю неделю. Перемеряю с десяток пар, сравниваю и анализирую. Выбрал вот эти зелёные эйрмаксы и все равно не уверен, что купил идеальные.
В кофейне на первом этаже своего дома я каждое утро пью двойной американо и съедаю фисташковый макарони. Сегодня тут, как обычно, уютно и пахнет свежими круасанами с корицей. Из динамиков звучит заунывный кавер на "Cream". Без виртуозных гитарных рифов "The coffe song" растеряла половину очарования. Но все же под кофе – кофейная песенка – удивительно в тему. В углу подмигивает разноцветными огоньками новогодняя ёлка.
В детстве я свято верил в особую магию праздников. Ведь в каждом даже незначительном ритуале – прицепить ангела на верхушку ёлки, стаканчиком вырезать на раскатанном тесте круги для пельменей – скрывалось крохотное, да чудо. И даже, когда лет в шесть я увидел, что это Сестра кладёт под ёлку подарки, не огорчился. За дверью нового года меня всегда ждало нечто замечательное и обязательно сказочное! А теперь ни капли праздничного настроения и раздражает, что длинные выходные нарушат мой привычный распорядок.
- Хаюшки! – восклицает улыбчивая официантка. – Как обычно?
Развожу руками, мол: а как иначе? Она быстро исчезает за барной стойкой. Вот вроде низенькая, пухленькая, и ноги коротковаты, а двигается легко и непринуждённо, будто порхает. Наверное, она любит свою работу. Да и жизнь в целом.
- Решили уже, как празднуете? – ставит передо мной белую чашку и блюдце с пирожным.
- Весело и душевно! С друзьями и родными.
Молоко растекается по коричневой пенке белым кругом. Пол года назад этот кофе для меня был безвкусной вязкой жижей. Сейчас я подношу чашку к носу и чувствую приятный запах. И пусть это не прежняя феерия ощущений, для меня это как для слепого – снова обрести зрение. Ещё пол года назад в моем мире не было ни красок, ни вкусов, ни запахов. Ничего, кроме гниющей внутри пустоты.
Милой официантке с россыпью веснушек на широком носике я солгал. Праздничный вечер я планирую встречать в гордом одиночестве, а год  провожать не бокалом шампанского, а чашкой чая. Но хочется со стороны выглядеть беззаботней и благополучней, чем я чувствую себя на самом деле. Люди с зависимостью – лучшие в мире актёры, которым не суждено получить награду от  киноакадемии. В моей лжи никогда не было сомнений. Я научился сам в неё верить. Я не обманывал ни секунды, когда говорил: "Это в последний раз!", фальшь бы уловили, если бы я не верил, что: "Я верну деньги через неделю!".
Как бы сейчас так солгать себе, чтобы уверовать: жизнь только начинается. Ведь на самом деле мой мир – выцветшее покрывало. Раньше на нем звезды горели, раньше на нем цветы пахли, а теперь только плоские рисунки, мелкие и безвкусные. Раньше каждый вдох и выдох был наполнен зарядом безграничного удовольствия, а я сам был размером с космос. Теперь же я снова жалкая точка, которую не заметно со спутника. Я говорю себе: "Подожди!". Я стараюсь верить, что там, за сотой застеленной кроватью, за десятком километров, за тысячным американо – там то, что я так ищу, а не нахожу лишь, потому что не знаю, как это выглядит, как пахнет и на что похоже, – счастье .
- Вы работаете первого? – спрашиваю, доставая бумажник. – А то я так привык к вашему кофе, что без него год начнётся неправильно.
- Для вас лично – откроемся!
За её тёплую улыбку я добавил к чаевым ещё три десятки.

Зашёл в подъезд, и меня окликнула консьержка:
- Алекса-андр! Подойдите на минутку!
Эта женщина с красиво поседевшими волосами и руками в старческих пигментных пятнах потом передаст Сестре каждое моё слово.
- Какие у вас кроссовки! Ах – ах! – воскликнула. Не понравились ей мои кроссовки – точно. Но сестре она и про них расскажет. Сестра очень боится, что меня потянет на старое. Кажется, у неё по всюду шпионы. Но пока я не даю повода во мне сомневаться: гостей у меня не бывает, дома я каждую ночь, на пробежке каждое утро в одно и то же время. Я всегда чисто одет и выбрит, любезен и в срок плачу коммуналку. Уже больше полу года я похож на робота.
- Я совсем забыла вам сказать, милый! Вчера, когда вас не было, к вам приходили гости!
- Э-э… Что?
- Да-да, и я посчитала это странным, милый. Пришла себе подруга, как я поняла, без приглашения.  Назвала ваше имя и фамилию. Номер квартиры, говорит, забыла. И даже телефона не знает!
Я опешил. Неужели это кто-то из моей "прежней" жизни? Только этого не хватало! Я же специально сбежал, переехал на другой конец города, оборвал все контакты! А они пронюхали? Как бесы – пришли утащить меня снова в мою личную преисподнюю?!
- Подруга – это в смысле женщина?
- Ну да! Молодая. Симпатичная. Назвалась Сашкой.
- Са-ашкой? Точно? Не просто Сашей, а именно Сашкой?
- Ах-ах! Важно? Ну Сашкой, милый, Сашкой!
Сердце забилось чаще. Что-то подсказывало, что это – не "друзья" из тусовки. Пусть нереальное, почти сказочное предположение, но, Господи, пусть это будет Она!
- Ммм… И все? Только имя? Без фамилии? А как выглядела? Сильно ниже меня? – я приложил руку к груди, маленькие глазки консьержки сузились.
- Ну вроде… - неопределённо пробормотала.
- Ок… А волосы? Каштановые локоны?
- Ах! Да на ней шапка была, милый! Волосы – под. Шапка ярко красная!
Невольно улыбнулся. Можно подумать, я в курсе, какая у Сашки теперь шапка. Хотя… Она всегда любила яркие краски.
- Передала что-то? Может телефон оставила? Или…
- Оставила, милый! Не кипишуй!
На листе бумаги были накаляканы цифры. По телу разлилось тепло – я узнал её детский, корявый почерк.
Сашка… Сашка… Она меня ищет!

За закрытыми на ключ дверями квартиры – спокойно. Я даже на балкон не выхожу. Тут я – в своём маленьком, уютном мирке. Я всегда стараюсь чувствовать себя занятым. Если не работаю, то читаю или слушаю музыку, а по вечерам очищаю от невидимых пятен мраморные подоконники и пустые полки в гардеробе. Ритм моей жизнь подчиняется стрелкам на больших угрюмых часах с кукушкой. Если  ослабить вожжи и позволить себе допоздна засидеться перед компьютером или не выйти хоть раз на пробежку, может разрушиться хрупкий покой, а тогда -  рукой подать и до очередной воронки хаоса, в которую у меня талант затягивать свою жизнь.
И все же работалось мне сегодня сложно. Карман оттягивала "невыносимая лёгкость" бумажки в клеточку. Я смотрел на телефонный номер, но не решался его набрать.
В облаке я все ещё хранил пару наших общих фото. Вот мы в Турции… Наш первый совместный отдых после первого курса. Её оливковая кожа ещё подзагорела и Сашка выглядит почти негром. Я ей этот голубой купальник подарил. Я всегда удивлялся как при такой тонкой талии и небольшой попочке, у неё большая сочная грудь, высокая, упругая. Невольно вспомнил, как мял её и слегка возбудился. Но первое, на что я обратил внимание при знакомстве – её улыбка, широкая и очень радостная. И смех у Сашки был заразительный, я всегда улыбался, когда она улыбалась. Её черные, озорные глаза смотрели с вызовом, шоколадные пряди падали на курносый носик. Она всегда говорила громко, носила яркие платья с длинными юбками, и, казалось, ничего никогда не боялась. Я любил держать её маленькую руку в своей и смотреть, как она спит, прижавшись носом щекой к моему плечу. Мне тогда верилось, мы будем вместе всегда, но однажды я проснулся, а она испарилась. Она забрала все свои вещи, даже старую зубную щётку и заколки, которые везде разбрасывала. Я звонил на номер, который был недоступен, я приходил к дверям её квартиры. Её смешной - низенький и пухленький, как герой диснеевского мультфильма - папа выходил на порог, грозно сложив в замок руки.  "Сашеньки нет дома и для вас её уже не будет!".
Что же Сашка хочет теперь?! Зачем я ей понадобился?! Спустя… год и два месяца. Как-то сразу тревожно стало. Нет, я не могу впустить её в свою жизнь сейчас. Ещё рано! Я не готов! Я не стал собою прежним! Не стал тем, кого она когда-то любила. Я собирался сам разыскать её однажды и воскликнуть при встрече: "Сашка, это снова я!". А пока – нет! Наша встреча подождёт. Я аккуратно сложил бумажку с номером и спрятал в отсек для визиток.

Собрание в Центре проходило как обычно по-домашнему. Я не буду лгать, что считаю этих людей близкими, но быть рядом с ними мне пока что комфортнее, чем с теми, из внешнего мира.
В перерыве я подошёл к стенду с кофе и печеньем. Алекса  заваривала ромашковый чай, я спросил, как у неё дела. Алекса как обычно ответила: "Нормально." На общем собрании я был назначен её "старшим братом". Алекса была моей первой подопечной, я терялся и не понимал, как с ней себя вести, она это чувствовала и закрывалась ещё больше. Алекса ходила на собрания уже месяц, всегда садилась в углу и практически ни с кем не разговаривала. Иногда она ставила около стены чёрный футляр от скрипки,  сдавала больше всех на "нужды группы", выпивала по три чашки чая, никогда не заедая печеньем. Худенькая блондинка, она казалась старше своих восемнадцати, и была необыкновенно красивой. Только синие вены на истощённых руках меня немного настораживали. И ещё я заметил два кривых розовых шрама на тонких запястьях. Ничего не берусь утверждать, но… Возможно не просто так Алекса многократно превысила дозу препарата. Никто о ней не знал ничего, кроме того, что на собрание её заставляют ходить родители. Я дважды видел её маму, и она показалась мне чопорной. Я пытался расспросить конкретней, что случилось с Алексой и выяснил только, что она лежала в больнице с передозировкой и чудом выжила. "Передозировка чего?" – уточнил я. Мама Алексы слегка скривила губы, будто вопрос был неприличным и отрезала: "Я не разбираюсь."
Кроме меня за Алексу "браться" никто не захотел. Она была слишком привлекательна, чтобы нравиться женщинам,  и слишком недоступна, чтобы вызывать симпатию у мужчин. Я же решил, что пора мне переходить к этапу помощи другим. Правда пока что с Алексой у нас общение не склеилось.
Когда ты "принимаешь", то поднимаешься в своём сознании на вершине эмпайр стэйт билдинг. Ты смотришь на мир горящими глазами человека, который "узрел истину",  кажешься себе пророком из высшей касты избранных, хранителем секрета истинного счастья. Но вот ты резко срываешься с высоты, разбиваешься в лепёшку и превращаешься в НИЧТО. После этого любой косой взгляд в свою строну способен пошатнуть хрупкую самооценку. Вот и меня холодность Алексы - обижала, но я почему-то чувствовал за неё ответственность и не прекращал попыток с ней сблизиться.
- Алекса, хочешь, можем сходить после собрания кофе попить? – предложил я.
Она подняла на меня огромные голубые глаза, презрительно скривилась, чем напомнила мне мать, и покачала головой.
- Я - репетировать.
- Ты в который раз это говоришь.
- У меня - академконцерт.
- Ты вообще чем-то занимаешься, кроме музыки?
- Сюда хожу.
- А на выходных? Может в кино? – мне хотелось уломать её пообщаться в неформальной обстановке. На собраниях мы чувствовали себя детьми, которых мамы заставляют дружить.
- Я не хожу на свидания.
От подобного предположения я тихо засмеялся. Нет, понятно, что такую красотку каждый день кто-то пытается клеить, но заподозрить в подобном меня?! И как объяснить ей, что отношения и все что с ними связано для меня потеряло всякую актуальность? Наверное, если б я сказал ей, что как женщина она меня не интересует, она б обиделась. По крайней мере последняя такая "подружка" больше ни разу со мной не заговорила.
- Какое свидание, Алекса? Я просто хочу поговорить. Помочь!
- Не надо. Проблемы тут у вас. У меня проблем нет.
- Ты чуть не погибла!
- И что? Вы тут больные, а я – нет.
После собрания, Алекса неожиданно подошла ко мне сама. Пальцы  с длинными красными ноготками нервно теребили ключ от машины, она хлопала нарощенными ресницами  и отводила взгляд. В этот миг показалась мне крайне забитой, ссутулилась и как-то даже уменьшилась.
- Прости, если я обидела. Я не хотела… - почти прошептала. – Не говори, типа отказываюсь от помощи … Они положат меня куда-то… Я просто хочу, чтоб все от меня отстали.
- Если твоя мама спросит, я скажу, ты все осознаешь и встала на путь полного излечения от всех пагубных воздействий!
Она хихикнула.
- Ты так забавно разговариваешь. Как старичок.
- Мне скоро 26.
- Знаю. А вот выражаешься, будто – за полтинник. А когда я тебя только увидела, решила, мы - одногодки.
- Да ужас! Мне нужно репейным маслом  лицо мазать! Может щетина появиться?
Алекса впервые мне улыбнулась!
Вовсе не такая она самовлюблённая, какой кажется! В её возрасте я был таким же. Мне отчаянно не хватало близости, но я опасался людей и держал дистанцию. Меня все считали до жути чсвэшным. Сашка единственная меня раскусила!
Вдруг голубые кристаллики глаз Алексы стали похожи на осколки кривого зеркала из сказки "Снежная королева". Она надменно вскинула подбородок и холодно проговорила:
- И не предлагай мне больше погулять. Я  с тобой никогда никуда не пойду! – грубо отрезала и ушла. В другой раз я бы воспринял её слова как пощёчину, но сейчас, почувствовав её ранимость, даже не обиделся. Наверное сложно быть такой красивой и при этом такой одинокой.

Из маршрутки вышел в метель. В жёлтом свете фонарей снежинки казались радиоактивной мошкарой – колючие  как иголочки и фосфорящиеся. Забежал в дом, словно в бункер: ветер разбушевался так, что шапку приходилось держать двумя руками.
Консьержку-шпионку сегодня заменял её муж, тощий морщинистый старичок, равнодушный ко всему, кроме телевизора в своей коморке. С таким "охранником" я беспрепятственно могу организовать дезоморфиновый притон!
Её я заметил сразу. Вернее, сначала в глаза бросилось яркое пятно – малиновое пальто – в тени коридора. Сердце забилось чаще, будто узнало её раньше, чем глаза разглядели. От зелёных перчаток струился серый дым. Она до сих пор курит… Похожа на яркую кляксу в тесте Роршаха – на которой я всегда вижу одно и то же – женщину моей мечты.
- Где тебя носит?! – затушила сигарету и приблизилась. – Я часа полтора тебя жду! Я так поняла, звонить мне ты не собирался! Вот же козлик!
Ключ выпал из рук. Она подняла его быстрее, чем заметил, что ключ упал. Рассматривала меня очень внимательно, будто искала что-то на моем лице и вдруг –расхохоталась.
- Офигеть! До сих пор похож на школьника! Я надеялась, что ты будешь выглядеть хреновее меня.
- Ммм… Ты отлично выглядишь. – Я лгал. Не знаю уж почему, но выглядела она плохо. От неё прежней, пышущей здоровьем,  остались лишь лучистые тёмные глаза. Да и те смотрели с какай-то новой тяжестью во взгляде. – Похорошела.
Саша засмеялась почти презрительно. Изобразила пальцами кавычки.
- Бла-бла. Ну ты в гости зовёшь?
Саша сняла пальто в прихожей и вся яркость ушла, словно краску развели водой: осталась в коричневом балахоне, под которым затерялась её истончившаяся до неузнаваемости фигурка. Шапку не сняла. Так и пошла в ней на кухню.
- После ремонта тут уютнее.
Сашка присела на высокий стул у барной стойки. Я удивлённо замер.
- Забыл? Мы приходили пару лет назад в гости к Сестре.
- А-а. Точно. Ты сказала,  район скучный.
- Это ты сказал.
- Я? Странно. Хороший на самом деле район. Чай или кофе?
- Я бы выпила вина.
- Ммм… Я не употребляю алкоголь.
- А-а! Тогда чай. С коньяком.
- Ты как поняла, где я?
- Извилины напрягла! Сходила на ту нашу квартиру, а она задаётся. Тогда нашла твою Сестру Вконтакте…
- Сестру?
- Ну да. Ты же сильно важный, чтоб сидеть в соцсетях. У тебя курить можно?
- Нет. М-м… Ладно, кури.
- Забей! Хотя… Дай-ка пепельницу. Ой, ну или чашечку… Отойди-ка от окна. – Открыла створку и присела на подоконник. На кухню сразу прокрался сквозняк, тонкую холодную линию прочертил между нами. – Ну вот я узнала, что она в США с мужем. Таки перебралась… Ну где ты ещё мог быть? Либо тут, либо в могиле. Рада тебя видеть.
- И я тебя.
- Я так долго думала, что именно я не даю тебе окончательно себя добить. А, выходит, все в точности наоборот.
- Сашка…
Она глубоко затянулась. Я заметил, как блеснула тонкая полоска золота на её безымянном пальце. Сашка словила мой взгляд, перевернула кольцо прозрачным камешком наружу.
- Свадьба весной. Ну, чтоб не в мороз в белом нарядном платье. Но это так нескоро… Я не доживу. – и засмеялась. На этот раз как-то совсем грустно. – Кстати, я теперь занимаюсь компьютерным дизайном. Мне это ближе, ты знаешь.
- О-о! Круто! – я вытащил пакетик чая и старательно его выжал. Помниться, она кладёт 2 ложки сахара с горкой. – Ну-у… А я делаю заказы в основном для иностранцев. Платят в евро, что в наше время не может не радовать!
- Та да!
- Это пока что не очень стабильно, но…
- В штаты к сестре планируешь?
- Нет. Пока что – точно нет. Не хочу висеть на шее. Как-то надо на ноги становится самому.
- О-о! Похвально.
- Зачем ты меня нашла?
Она резко отвела взгляд. Затушила сигарету. Закрыла окно. Глянула мне прямо в глаза. Сняла шапку. Провела рукой по бледному ёжику волос. Куда делись её шоколадные кудряшки?
- У меня осталось максимум пол года.
Что-то я не улавливал...
- Это были маленькие катышки в груди. Маммолог сказал, что это лимфоузлы… Сука! Я из-за неё так затянула! Потом… Ну, когда мы узнали, что это таки не лимфоузлы… Сначала несколько химий. Потом… Я легла на операцию… Этот чай мне? – Ватной рукой я протянул ей чашку. – Ты сахар клал? – Я кивнул. – Две  ложки? – Снова кивнул. – Ну в общем операция вроде прошла успешно… швы неплохо заживали… А неделю назад я сделала МРТ. Короче… Оно теперь везде! И… ладно. Тебе эти подробности ни к чему. Что так смотришь? Жизнь полна злой иронии! Два года назад мне казалось, что я погибну, если останусь с тобой, а теперь… – глотнула чай. – Блин, горячий. Ты мало сахара положил. Точно две ложки?
Когда насыпал ей третью ложку, рука дёрнулась, и белые кристаллики сахара просыпались на скатерть.
Когда то смерть стала для меня обыденностью. Были даже моменты, когда я её искал. Но в моем сознании смерть была частью именно моего мира, но никак не ЕЁ! Я был уверен, что уйду я, чтобы она осталась. И существовала вечно! А выходит… Прикусил губу. Больно было даже об этом всем думать.
- Помоги мне, Саня.
Я могу ей хоть чем-то помочь?! Господи, неужели?! Искупить перед ней свою вину – вот что было бы самым важным поступком в  моей бессмысленной жизни.
- Я больше не хочу мучиться, Саня. Я устала. Моя болезнь так коварна! Её не чувствуешь совсем, пока не начинаешь лечить. Я хочу уйти без боли.
- В смысле?
- Умереть, дебил! Хочу умереть без боли! И без страха! Умереть, не растеряв окончательно то, что во мне есть от женщины… человека! Я видела, как заканчивают люди. Это так… больно, мерзко и унизительно!
- Я… Я совсем не понимаю, как могу тебе помочь…
- Помнишь, ты говорил, что когда принимаешь, чувствуешь неземное блаженство?! Говорил, что видишь Бога! Смысл! Я тоже хочу! Достань мне! И сделай так, чтоб один раз и наверняка!
- В смысле?
Сашка цокнула языком.
- Да все ты понял! Я в этом не шарю. Не хочу что-то перепутать и не умереть, или… Ну что-то ведь может пойти не так?! Я хочу, чтоб наверняка! Как эвтаназия. Будешь добрым доктором Айболитом. Освободишь меня от боли. Навсегда!
Мои руки так похолодели, что казалось я и чай в чашке заморозил прикосновением. До меня начал сквозь туман её слов проступать их смысл.
- Да что так вылупился? Я хочу уйти, ощущая все, о чем ты говорил. Ты знаешь, я не верю ни в рай, ни в вальхаллу, ни в колесо сансары. Бога нет. Мы совсем одни во вселенной. Я знаю, что мы уходим в пустоту. Но умирая, я не хочу её ощущать!
- Нет. – прошептал онемевшими губами.
- Я могу пойти к кому-то другому.
- Иди.
- Ну… Дай мне номер. Я ж никого не знаю… Я не хочу, чтоб меня наебали! Я  сама боюсь. Мне нужен ты.
- Нет. – я так резко поставил на стол чашку, что капли чая обожгли мне руки. Оказывается, он не остыл. - Уходи пожалуйста.
- Ну хоть дай чей-то номер.
- Я все удалил. Уходи, Сашка. Лечись дальше! Я умоляю! У тебя жених и… работа и… жизнь! Сашка, что ты несёшь? Ты напугана, расстроена, я понимаю! Но у тебя есть шанс!
- Дохнуть долго и мучительно – вот мой шанс! Ты тупой?!
- Тебе вызвать такси?
- Иди в жопу, урод!
И тут она разревелась. Села на стул, как-то вся обмякла. Я хотел подойти  к ней, погладить по колючему ёжику волос, но… Какой-то чужой она мне в этот миг показалась. Словно мы оказались на разных полюсах, как и полтора года назад. Только тогда я полуживым сидел напротив, а она выбрала жизнь. Сашка нахлобучила свою шапку и ушла даже не попрощавшись. Я её не остановил.

Вот бы этот её визит и страшные слова оказались моей галлюцинацией! Как же в это все не хочется верить! Ведь, если она… Нет-нет! Тогда что же я?! Ведь я лечился, чтобы быть достойным её! Чтобы иметь возможность жить с ней! Пусть эта мечта была призрачной, но она БЫЛА! А теперь рак – как топор – обрубил тонкую верёвку, которая связывала меня с возможным счастьем.
Впервые за много недель я выхожу на балкон, распахиваю оконные створки. Снежинки - крохотные планеристы - стелятся ровным слоем на оконную раму. Открываю рот и закидываю голову, чтоб поймать "ледяные конфеты" языком. Зажмуриваюсь  сильно-сильно, как в детстве, когда играл в прятки. Чувствую биение сердца и как начинают мёрзнуть пальцы: до боли. С рождения у меня чувствительные руки. Помню, как ещё до школы носил по две пары перчаток, а кожа все равно грубела и шелушилась. Мне это казалось ужасно несправедливым! Ведь руки зимой для снежков и лепки! Казалось, все вокруг наслаждаются жизнью, пока я сижу рядом с мамой на лавочке со своими "чувствительными руками".  В огромных варежках пальцы казались распухшими, я даже нос не мог почесать.
Когда мы с Мамой встречали Сестру после пар, она разрешала снять перчатки. Я лепил упрямо снежки и обстреливал Сестру до тех пор, пока пальцы не синели. Она убегала от меня с радостным визгом. Я догонял, валил в снег, а Сестра толкалась и запихивала ледышки за шиворот. А я, не смотря на влажный свитер, радовался, словно проходил посвящение в клуб "обычных, здоровых и весёлых".
Мама овдовела за два года до моего рождения. Ей уже было пятьдесят три. И все признаки беременности - головокружение, внезапная полнота и отсутствие месячных – посчитала закономерными явлениями возраста. И только когда живот разболелся так сильно, что мама еле дошла до поликлиники, моя тайна раскрылась. Врач прощупывал её живот с изумлением. Сначала пробормотал что-то вроде: "Да у вас похоже опухоль!", а через миг добавил: "И она меня пинает!". Я всех одурачил! Прятался в мамином животе больше четырёх месяцев.
Своего отца я не знаю. Сестра предполагает, что он – женатый друг её папы. Мама, жена офицера, к понятию чести относилась старомодно, чужую семью разрушать не стала, дала мне отчество мужа, тайну берегла, и в школе я считался сиротой. Мама была вся моя! Вся-вся целиком! Большая и мягкая, уже не красивая, в вечном берете и остроносых туфлях, она заслонила меня от мира, а мир от меня. Я видел его через маленькую щёлку двери, которую приоткрывала Сестра, возвращаясь вечерами с учёбы. Маму забрала та же болезнь, что и её мужа – стройного мужчину с медалями на фото в рамке – рак. Мне было четырнадцать. Сестре – тридцать один. Она решила вместо мамы держать мой мир в равновесии. Но позже она кричала: "Я не справилась!" и её глаза были красными, опухшими. Сестра так и не простила мне, что не справилась.

Я окоченел на балконе, и единственным желанием было спрятаться с головой под одеялом. Я запрыгнул в кровать, попытался включить ноут, но пальцы задеревенели. Все, лишь бы не думать о Сашке! Что угодно! Потому что стило мне хоть на миг вспомнить её острые ключицы и эту шапку дурацкую и как сорвался на крик её нежный голос, мне хочется… Мне до судорог хочется того, о чем я не говорю. О чем не думаю, то, "чьего – имени- нельзя – называть!". Хочу как с трамплина прыгнуть в море, мёртвое, тёплое, где вода держит тебя на плаву без капли твоих усилий. Это – море иллюзий, опасных, но таких, блин, офигенных!
Я уснул под утро, просмотрев всю ночь какие-то сериалы и ролики на ютубе. Впервые за много месяцев я не вышел на пробежку.
А разбудил меня телефон. Как ни странно – домашний. Если честно до этого звонка я и не подозревал, что у меня он есть. Я, спотыкаясь спросонья, побрёл на отвратительную сигнализацию.
Трубка спряталась за цветком на холодильнике! А звонила та самая консьержка-шпионка. Оказывается, ко мне пришёл курьер и просит спуститься, чтобы подписать бумагу.
Ни одно так другое! Неужели Сестра что-то прислала и забыла предупредить? Нет, оказывается это - курьерская почта из Киева, а отправитель указал имя организации. Но что-то подсказывало, отправитель мне хорошо знаком!
Я зашёл за своим законным каждодневным кофе, и официантка удивлённо меня поприветствовала.
- Хаюшки! Мы тут уже в панике! Десятый час, а вас нет! Заболели?
Нет, я к сожалению и не выздоравливал.
- Я буду двойной эспрессо. – своим заказом я удивил официантку ещё больше. Но что поделаешь, если сегодняшний день не похож на все предыдущие… пол года.
Как только достал из пакета маленькую подарочную коробочку, сразу понял, что в ней. И не ошибся! Золотое кольцо с крохотным бриллиантиком, скромное, но изящное, я подарил ей три года назад. У Сашки всегда были тонкие пальчики, она никогда не носила колец. Мы договорились, что она будет примерять колечки, пока не почувствует, что какое-то ей не хочется снимать.
Как будто на кожу в районе сердца упала капля серной кислоты, стала тут же разъедать плоть, оголяет хрупкие органы. Сашка всегда была из тех, кто просто не выносит, если что-то не так, как ей хочется. Она тонко чувствует, кого и чем обезоружить. Со мной её любимый метод – чувство вины. И она снова попала в цель!
Да, полтора года назад я был уверен, что сам выкуплю это кольцо! Я чувствовал, что погибаю, я злился, что она не понимает. Мне казалось, Сашка поступает эгоистично, обижаясь на меня. Я ведь мне нужно было "лекарство", а моя любимая женщина психовала из-за безделушки. "Да я тебе сто таких куплю потом!" – клялся я и сам себе верил.
Согласен, заложить кольцо подаренное невесте, поступок подлый. Ну а  нормально выкупить его и прислать мне через полтора года?! И все для того, чтоб я снова почувствовал себя говном!
Ещё на сеансах первой терапии, я признал отсутствие здоровых личных границ. Я всегда считал, что людям, которые любят меня, не повезло. И в мой мир они лезут лишь для того, чтобы меня спасти от себя самого. Ведь со мной что-то не так! Зависимость только подтвердила  мои опасения – как самостоятельная социальная личность я бесполезен. И только сейчас я пытаюсь это изменить! Нащупать своим границы, понять, кто и что я без близких и без зависимости. Пока что я даже перегибаю палку – мои границы выстроены из кирпича, но цемент не застыл, их так просто сломать! Я не умею сближаться, чтоб не растворяться. Не умею впускать в свою жизнь, чтобы не терять себя. Но я, блин, учусь!
Я решил ей написать. Хватит откладывать покаяние! И пусть я больше ничего, кроме слов не могу ей дать…
Саша, я получил твою посылку. – набрал, и палец застыл. Что дальше? Как описать свои чувства и не скатиться в самообеление или жалость, или обвинения?
Саша, я должен был извиниться перед тобой давно. За все. Увидев тебя вчера я особенно резко почувствовал, какого дорого мне человека я потерял. Саша, я отреагировал возможно не так, как ты ожидала. И все потому, что я ещё здоров не до конца. Ты ждала от меня понимания, но моё эмоциональное состояние ещё довольно хрупкое, и мне не хватает душевных сил для искреннего сочувствия и поддержки.
Блин! Звучит красиво, но как-то формально, холодно, неискренне. Я как будто озвучиваю извинения, как интеллектуальный вывод, а не крик души. Как же передать ей… ?
Понимаю, сейчас тебе кажется, будущего нет. Я прошёл через это ощущение: беспомощность перед миром. Мне казалось, я бреду по заснеженной пустыне и отчаянно хотел заснуть на морозе, чтобы весь этот кошмар наконец-то закончился. Мне казалось, что борьба – бессмысленна! Я считал себя априори проигравшим. На тот момент у меня не было никого. Моё будущее даже без зависимости казалось мне пустыней вечного одиночества и отчуждённости. Я потерял тебя, уважение Сестры, перспективы в самореализации. Мир казался декорацией страшного фильма, а я – актёром, что слишком вжился в роль. Но у тебя есть гораздо больше, чем на тот момент было у меня!!! Ты – сильнее меня! У тебя есть БУДУЩЕЕ! Любимый мужчина, любимая работа и ты – сама!
Ты всегда будешь значить для меня больше, чем я смогу описать словами. Если тебе хоть когда-нибудь понадобиться помощь: деньги, поддержка, совет, знай – я сделаю для тебя все, что смогу. Но! Никогда не проси о том, о чем говорила вчера! НИКОГДА! Это не выход и не решение. Это – побег. Пока ты дышишь, у тебя есть шанс выжить и прожить долгую счастливую жизнь! И надо за пусть мизерный, но шанс - держаться!
Я колебался ещё пару секунд, но все же нажал на кнопку: отправить. Моё огромное сообщение мелькнуло, и  вот под ним появилась подпись -"Доставлено". А через пару секунд уже - "Прочитано". Сердце забилось быстрее. Где-то там, на другом конце города я как будто снова к ней прикоснулся. Пусть не рукой, а словами, которые нашли её спустя полтора года.
Выдохнул и заказал ещё кофе. Гулять так гулять!
Телефон завибрировал. Я глянул на экран. Звонила Сашка. Я не решался ответить на звонок, но Сашка не сдавалась.
- Прости меня! – выкрикнула в трубку без приветствия. Её голос звучал взволнованно. – Я не должна была слать тебе это кольцо! Я не должна была врываться в твою жизнь со своими проблемами!
- Саш… да все…
- Нет, нет! Послушай! Ты знаешь, какой я бываю… Прости меня! За вчера, за… за нас! – она тихо заплакала - я услышал всхлипы – и растерялся. Никогда не знал, как вести себя с плачущими женщинами. – Мне до усрачки страшно! И никто не понимает! Никто!
- Сашка, чем я могу помочь? Кроме… В общем не стесняйся! В любое время…
- А сейчас?
- Ммм… В смысле?
- Ты сейчас занят?
- Прямо сейчас? Э-э… Не особо…
- Ты дома?
- Прямо вот сейчас? Э-э… Ну не совсем… В кафе… Которое в моем доме.
- А если я туда подъеду? Через пол часа? Кофе угостишь?
- Ну-у… да-а. Угощу…
- Скажи честно, хочешь меня видеть или тебе просто стыдно отказать?
- Хочу, но…
- Поздно! Я еду!

Я ждал её как на иголках. Всячески старался отвлечься, залипал в телефон, но стул казался мне слишком твёрдым, воздух слишком сухим, а каждый мелькающий в окне силуэт заставлял нервно привставать.
Сначала звякнул на двери колокольчик. Раздалось звонкое:
- Пандус бы поставили!
В распахнутую дверь въехал огромный салатовый чемодан, за ним появилась хрупкая фигурка в бардовой парке и розовой шапочке с кошачьими ушками. Сашка обвела зал взглядом, махнула мне рукой и заулыбалась так радостно, словно стёрла этим взмахом всю тяжесть последних лет, что застыли между нами ледяными скалами.
Я удивлённо рассматривал огромный чемодан, и никак не мог понять, почему Сашка приехала с ним. Я хотел было спросить, но она резко уселась напротив, открыла меню и стала изучать его с таким интересом, словно примчалась именно покушать.
- Я буду глинтвейн.
- В десять утра? – удивился я.
- Уже пол одиннадцатого.
Резко отложила меню, поставила подбородок на кулачки и уставилась на мой лоб.
- Почему у тебя до сих пор нет морщин?
- У тебя тоже их нет.
Сашка сняла парку, оставшись в свитшоте с безумным принтом Харли Куин, и непринуждённо откинулась в кресле. Я все ждал, она объяснит наличие чемодана, но Сашка молчала и улыбалась мне совсем нескромно. Раньше меня эта её полуулыбка заводила, а теперь настораживала.
- Твой жених знает, что ты со мной?
- Хм… нет. Это было бы странно, правда?
- Сколько стоило выкупить кольцо? Я хочу тебе возместить…
- Ой - ой! – Сашка высоко подняла ладони кверху. – Не выдумывай, пожалуйста. И верни мне его.
Я поставил коробочку на стол. Сашка сняла с шеи золотую цепочку и повесила на неё моё кольцо, чем окончательно меня смутила.
- Ты его всегда носишь?
- Угу. – запрятала цепочку под кофту. – Жениху сказала, оно бабушкино.
Это признание вызвало у меня смешанные чувство. С одной стороны приятно, что она так относиться ко всему, что нас связывало, а с другой… Это напоминание о том, в какую пропасть все кануло.
- Че за хрень ты мне понаписывал?
- В смысле?
- Борись! Есть шанс… Бла-бла! Ты мой бывший или мой психотерапевт?! Когда настолько близкие мне люди как ты, пишут подобную муть из дешёвых книжек по аутотренингу, это бесит! Ещё бы посоветовал в церковь сходить! Или аффимации почитать!
- А что ты хотела услышать?!
Она опустила взгляд и почти прошептала:
- Ты написал, ты понимаешь. Но нет!
- Как я могу понять, если сам в такой ситуации не был?! Мне даже сейчас чертовски сложно, потому что, говорить о твоей болезни как-то неприлично, больно, страшно, а не говорить… точно так же!
- Аха! Как с твоими… - Она показала пальцами кавычки. – Ремиссиями! Я на цыпочках ходила и боялась ляпнуть что-то лишнее…
- Это совсем не одно и то же! Давай не будем!
- Вот-вот!
- Ок. Ты хочешь вспомнить те мои вынужденные ремиссии?
- Вынужденные? А сейчас какая?
- Осознанная.
- Окончательная?
Я неожиданно для себя рассмеялся. Ох, если бы… Если бы я мог уверенно сказать: окончательная!
- Сашка… Ты же не обо мне болтать приехала?
- Почему не о тебе? У меня – полный капец. Добавить нечего. Теперь давай о тебе! А то больные - как дети. Думают, мир крутиться вокруг них и их болезни.
- Верно… - грустно улыбнулся я.
Мы встретились глазами, и по коже поползли мурашки. Что же в этой девушке  такого, что каждая минута рядом мне кажется кусочком волшебной вечности?
Только что с ней делает чемодан? Саша куда-то собралась? Вернулась? И ни слова! Ни слова! Хотя ведь чувствует, что я от любопытства лопаюсь!
- Как та твоя девушка?
- Ммм… Кто?
- Вроде Настя? Та, с которой ты был после меня… Или во время! Я так и не поняла.
- Саш… Ты это хочешь обсудить?
- Я это хотела обсудить ещё год назад. Но ты был не в состоянии вести конструктивный диалог. А я злопамятная, меня все это время муляло! У тебя с ней что-то было до нашего расставания? – спросила таким будничным тоном, словно про погоду.
Что за бредовый вопрос? На который она и так знает ответ! И, блин, что с чемоданом, Саша?!
- Тебя так сильно это волнует?
- Ну не так сильно, как жизнь на марсе и всосность "Лиги справедливости"! Но… было у вас или нет?!
- Саш… Ты же понимаешь, что наши с Настей… ммм… Отношения нельзя трактовать как измену…
- Вот мудак!
- Саш… Мы с тобой на тот момент почти не общались, помнишь? Это было следствие… моего образа жизни. Ты же все понимаешь! Зачем эту тему поднимать сейчас?!
- Да я тебя тролю!
- Зачем ты притащила с собой чемодан?
- А я знала! – расхохоталась Сашка. – Что ты как всегда будешь мучиться вопросом и стесняться спросить! Ждала, ну насколько… насколько его хватит!
- Ну и-и?
- Я должна была лететь к профессору в Германию. Но ты написал, и я развернула такси!
И пока я искал подходящие слова, накинула парку на плечи и, сославшись на желание покурить, вышла на улицу.
Я вышел следом.
- Ты ехала на лечение и передумала?!
Сашка выпустила длинную струю дыма и равнодушно пожала плечами.
- Не лечение. Просто консультация. По анализам они меня брать не захотели.
- Почему?
Она постучала кулачком по лбу.
- Зачем им хреновая статистика? У меня – неоперабельные метастазы. Я летела, чтобы лично пообщаться с профессором, которого мне насоветовали. Но я и так знаю, что он скажет. Типа можно попробовать ещё химии с облучением.  И, может… Ну это очень маловероятно. Настолько мало, что сродни чуду. А ещё я могу тупо помереть от этого лечения, так как последняя химия прошла сложно. До сих пор мои лейкоциты где-то в жопе…
- И ты на улице расстёгнутая?!
Сашка развернулась на пятках и рухнула на газон.
- Смотри, я – ангел! – завизжала, разгребая снег руками.
Я поднял её за плечи, Сашка оказалась такой лёгкой и слабой, что у неё даже не было сил мне сопротивляться.
- А ну дуй на свой самолёт!
- Я пропустила рейс.
- На следующий!
- Я не полечу! – она толкнула меня в плечо и сорвала с головы свою розовую шапку. – Не полечу! Я не могу больше слушать, это грёбаное: "мне очень жаль!", задолбали эти взгляды, полные жалости! Мой мужчина смотрит на меня, как на сломанную игрушку, которую ещё можно починить! Буд-то верит, что фея взмахнёт волшебной палочкой! Мне кажется, моя болезнь и ему передаётся с каждым прикосновением! Я словно уже гнию изнутри, и трупный запах все чувствуют! У тебя было такое, что ты как бы жив, но по факту это не так?! Было чувство, что твои близкие не заслужили того, что видят, как от прежнего тебя каждый день остаётся все меньше и меньше?! Было одно желание – поскорее себя стереть из этого мира?! И это грёбанное тело ощущается настоящей тюрьмой! Было, Саша? У тебя такое было?!
- Было. – сказал я глухо. Она махнула рукой, словно я сморозил глупость, и зашла в кафе.
А потом мы долго молчали и пили – она свой глинтвейн, я – кофе, от горечи которого онемел язык.
- Могу я остаться у тебя на пару дней?
- Что?! Нет! Сашка, ты что?!
- Ты отказываешь мне в помощи?
- В идиотизме! Тебе сейчас рядом нужен мужчина, способный за тебя отвечать, поддерживать, у которого есть на это душевные силы!
- Бла-бла! Кто-то у нас зассал?
- Саш…
- Не шаришь, нет?! Мне не нужен тот, кто смотрит на меня, как на больную собаку, которую надо усыпить.
- Никто так на тебя не смотрит!
- Я… Вроде и я и не я! Как теперь?! Что делать?! И зачем?! И стоит ли оно того?!
Санька, ты меня знаешь лучше всех в мире! Ты очень мне нужен!
- Иногда я тебя просто ненавижу. – я нежно улыбнулся, чтоб она не восприняла мои слова всерьёз.
- Именно за это я тебя и люблю.
Я не очень понял шутку, но это было неважно. Её руки были как лёд. Глаза – красные от сдерживаемых слез. Мне стало так больно, что я испугался потерять равновесие – упасть и перестать быть тем плечом, на которое моя девочка в эту свою сложную минуту может опереться.

В моей холостятской квартире сразу стало шумно. Сашка включила на телефоне кавер на "My way" и ступленно, имитируя истерический ор Сида Вишеса вопила:
-  And now, the end is near
    And so I face the final curtain…
На полу разноцветной  россыпью уже валялись пакеты и случайно выпавшие носки и трусики. Духи Сашки наполнили спёртый воздух томными нотками иланг-иланга. И даже мебель, совсем новая и неиспользованная, казалось ожила словно в мультфильме "Красавица  и Чудовище", когда Бэль появилась в замке. Появилась, чтобы расколдовать!
- Regrets. I've had a few…
Шкафчики и полки быстро заполнялись Сашкиными пёстрыми джинсами и кардиганами. Кусочки чужой жизни вывалились из зелёного чемодана и дополнили как пазлики картину моего быта. Но я ощущал себя ребёнком на центрифуге, когда дух захватывает от бесконечного вращения, и тебя рвёт со страшной силой и голова кружиться до обморока. Сашка снова рядом! Она как будто разрезала мой кокон перочинным ножиком, вошла без спросу. Сейчас и грудную клетку разрежет и залезет под кожу, в самое сердце! И главное – без стука, пользуясь тем, что мне совестно и неловко ей отказать. В общем – как обычно! Я не говорю, что она никогда меня не любила, но в её пугающе сильной страсти всегда было столько собственничества и игнорирования моих желаний, что иногда мне казалось, я кричу в пустоту, а она глуха к каждому моему слову!
На подсвеченной жёлтым светом нише в стене расположились коллекционные фигурки Бэтмена, Джокера и Женщины Кошки – её любимых дисишных персонажей. Забавно, что Сашка собиралась тащить их с собой в Германию. Любовно переставляя фигурки она обернулась и сказала:
- Положишь мне их в гроб?
Меня аж передёрнуло. Она любила шокировать. Но с учётом обстоятельств эти шутки не казались смешными! 

Мы познакомились на плацу перед зданием 4-ого корпуса университета. Конечно, я замечал её и раньше. Сашка была из тех девушек, которые так и ли иначе привлекают мужское внимание. Если не яркими развивающимися юбками и глубоким декольте, то громким смехом и кокетливым взглядом. И пока я ютился на последних партах и старательно выполнял домашние задания, Сашка дружила со всем потоком и не пропускала ни одной вечеринки. Я нравился однокурсникам тем, что ко всем относился доброжелательно и часто помогал с учёбой. Некоторые старались вытащить меня на "побухать", но я был твёрд в своей отрешённости и не разделял всеобщей любви к тусовкам. Если б не тот случай на лавочке, наши с Сашей пути вряд ли бы пересеклись. Тогда я присел повторить конспект, а Сашка, увлечённая телефонным разговором, грациозно опустилась рядом. Такая нежная и хрупкая с виду, она умудрялась заполнять собой все пространство. "Какой же идиот!" – жаловалась она на своего парня, который как-то не так ответил на смс. Ещё тогда я подумал: "Какая властная девочка!". У меня конечно было пару "подруг" до Сашки, но все они казались блеклыми тенями этой сногсшибательной малышки с игривой улыбкой и упругой грудью. Неожиданно Сашка повернулась ко мне и, глядя в прямо в глаза, сказала: "Знаешь что, по ходу надо с ним расставаться! Нет, ну а что? Жизнь короткая! Парней – целая куча! Зачем западать на кого-то одного?". Но Сашка не интересовалась моим мнением, я был всего лишь одним из сотен отражений её блистательной личности. Она тут же при мне набрала номер и заявила своему мальчику: "Я думаю, мы друг другу не подходим!". Я опешил! Мне сложно было представить, что есть люди, лишённые сомнений. Люди, которые повинуются импульсам, а главное – они считают себя правыми, а свои желания – единственно верными! Я был уверен, она встанет и уйдёт, и я так никогда и не почувствую тепло её прикосновений к моим всегда замёрзшим рукам… Но вдруг у меня зазвонил телефон!
"Hello, I love you, won't you tell me your name." – Раздался гипнотизирующий голос Моррисона,  Сашка резко обернулась и неожиданно глянула на меня так, будто я – рок-звезда под прикрытием. Музыка сказала за меня все то, на что бы я никогда не осмелился!
Sidewalk crouches at her feet
Like a dog that begs for something sweet.
Do you hope to make her see, you fool?
Do you hope to pluck this dusky jewel? – продолжалась песня, а я все не сводил с неё глаз.
- Тебе звонят!
             Я скинул звонок и смело улыбнулся. Сашка фальшиво пропела окончание песни:
- Hello, hello! I want you! – тыкнула в меня пальцем и подмигнула. - Мне скучно! Не хочешь прогулять лекцию?
Когда мы стали встречаться я то и дело вспоминал её слова: парней - куча, не надо западать на одного. Казалось, стоит мне сказать или сделать не так хоть что-то, и я услышу в телефонной трубке: "Я думаю, мы друг другу не подходим!". Позже, когда я спрятался от своей тревожности в зависимости, она говорила это сотни раз. Сашка вопила: "Я тебя ненавижу!", а сама сжимала меня в объятьях. Я вдруг получил над ней странную, но все же власть. А когда она все таки  ушла… часть своего шарма теряли даже наркотики. Сейчас я не уверен, что она готова мириться с тем, что я больше ей не принадлежу.

Сашка расставила на кухне баночки с бесчисленными таблетками и забила ими верхнюю полочку холодильника. Неосознанно я впился в белые крышечки взглядом, сглотнул ком в горле. Сашка щёлкнула пальцами у меня перед носом и насмешливо сказала:
- Даже не вздумай! Эта наркота – моя!
- Э-э… Я… Просто всего так много… - Да, признаюсь, на миг проскочила у меня некое болезненно-ностальгическое воспоминание, но главным было визуальное напоминания, что с Сашкой не все хорошо. Болезнь перестала быть словами – она обрела зрительный образ десятков баночек с белыми крышками.
- Да. Много. Я же умираю! – засмеялась Сашка. Это была бы не она, если б не пыталась любую проблему обратить в шутку. – Короче, это не те штуки, которые юзал ты. Тут львиная доля – витаминки. Калий, магний и всякая всячина для восстановления. Ну хочешь, попей тоже. А то ты какой-то бледненький. Предупреждаю, калий – блевотная х*р*я. Я бы заедала шоколадкой. Но меня тошнит.
- Да? Переела?
- Мой кишечник – одна большая опухоль. Меня в принципе от всего тошнит.
- Э-э… Так а что ты тогда ешь?
- Мозг. Жениху уже съела. На очереди - твой.
После душа Сашка вышла в зал в свободной футболке с принтом злобной ухмылки Джокера-Лэджера. Белая футболка необычно морщилась на груди, словно промокшая газета. И тут я заметил, насколько на самом деле она изменилась…!
- Че пялишься? – хмыкнула, просушивая полотенцем блестящие змейки влажных прядей. – Нет там уже ничего! Все отрезали! Некуда больше пялиться!
- Ммм… Извини.
- За что? Не ты же отрезал! Я думала туда селикончику закачать после операции. Мы даже нашли крутого спеца. Но теперь это… не актуально.
- Прости.
- Да ну задолбал!
Просто мне неуютно! Так чертовски неуютно! И стыдно за то, что мне неуютно! И больно от того, что мне стыдно, когда у моего родного человека – настоящая беда!
- Зато наконец-то мужчины смотрят мне прямо в глаза!
Я уткнулся в телефон. Почувствовал, как мёрзнут руки и захотелось прямо в доме надеть перчатки. Но это бы, наверное, выглядело странно!
Она села у моих ног и я невольно улыбнулся, заметив черные римские цифры на её тонкой руке. Мы тогда сделали одинаковые надписи и ужасно радовались, что "остановили" мгновение в нашу первую годовщину. Тогда  мы и вообразить не могли, что когда-то расстанемся. Я закатал рукав, Сашка глянула на чёрную дату на сгибе моей покрытой круглыми шрамами руки, и тоже улыбнулась. Сейчас наша наивная вера в то, что мы всегда будем вместе, казалась и милой и глупой.
- Точно ничего страшного, что я съезжу в Центр? Просто у меня там встреча с подопечной. Она и так от меня не в восторге, а если я ещё и начну встречи пропускать… Ты же не обижаешься? Все нормально?
- Тю! Конечно! И я поеду с тобой.
- Ммм…  Зачем?
- Интересно.
- Сашка… Я б с удовольствием тебя со всеми познакомил. Но как бы это объяснить… Это не то, чтобы дружеская тусовка. Туда ходят люди с определёнными… проблемами.
- Ну и я нынче с проблемой. У меня запор уже пятый день.
- Ну ты понимаешь, что у нас с тобой – разного рода проблемы.
- У тебя тоже был запор, когда ты упарывался.
- Блин! Саша! Ты понимаешь, что твоё присутствие там будет неуместным!
- Что это за дискриминация по наркоманскому признаку? Типа если ты не сидел на системе, то и говорить с тобой не о чем?! Или ты меня теперь стесняешься?!
Блин! Блин! Как же с ней бывает сложно! Как она вечно умудряется все выкрутить, чтоб ты делал, как она хочет! Видимо, с моими границами до сих пор не все гладко, потому что я вздохнула и сказал: "Ну ок!".
Перед выходом я старался Сашку укутать и требовал, чтоб она надела марлевую повязку.
- Я и так выгляжу больной! Не хочу распугать твоих нервных торчков!
- Сашка, это – опасно! Ты жаловалась на лейкоциты! Ты можешь заразиться и…
- Умереть! – захохотала Сашка. – Боюсь-боюсь грёбанной простуды! Знаешь, если наркомания и передаётся воздушно-капельным путём, то после тебя у меня – стойкий иммунитет.
Конечно мы поехали на такси, но мне хотелось замотать её в шарф как в кокон, она же капризно вздыхала и разматывалась. Мы как будто играли в нашу любимую игру наоборот: спасатель и тот, кто спасённым быть не желает!

(продолжение следует...)

Отредактировано Алекса (07.12.2017 14:21:33)