«Хроника хроника или настенные записи Бомжа». Часть 1. Превью.

«Хроника хроника или настенные записи Бомжа». Часть 2. "НИЧТОЖЕСТВО"

Хроники хроника или настенные записи Бомжа ЧАСТЬ 3 "Синдром Бомжа"

Хроника хроника или настенные записи Бомжа ЧАСТЬ 5 «ПОЛКОВНИК НАЙ-ТУ»

ЧАСТЬ 4 «ВЕСЕННИЙ ПРИЗЫВ. ДЕМО-ВЕРСИЯ.»

           
ВЕСНА-ЛЕТО 1983 год

               Пробыв на пересыльном пункте три дня в ожидании «покупателей» я отправился служить в поселок Капустин Яр, находящийся в Астраханской области, недалеко от ракетного полигона.  Ракетные войска стратегического назначения вызывали у меня невероятную торжественную гордость, а в голове создавались образы ракет, уходящих в небо на утренней заре,  оставляющих за собой  яркий люминесцентный шлейф. Но все грезы об исключительности этого рода войск внезапно рассеялись в моем сознании, как только я вступил на территорию воинской части, и скрипучие ворота изолировали меня от внешнего мира. Наша часть располагалась в поле, где в радиусе нескольких километров отсутствовала растительность. Однако внутри часть была искусственно облагорожена и озеленена. Ювелирно посаженные в одну линию деревья и кустарники, почки которых едва начали набухать, словно стояли по стойке смирно, создавая между собой коридор, ведущий к казарме.

               Самым примечательным местом в части, среди кирпичных двухэтажных построек был плац-исполин, выложенный из идеально ровных плит, предназначавшихся обычно для строительства взлетно-посадочных полос. В течение двух месяцев мы смиренно топтали его, подобно безрассудным голубям, гуляющим по плацу, и отличались от птиц, лишь тем, что не могли так же свободно, взмахнув крыльями, покинуть его. Поначалу мне даже нравилось утрамбовывать плиты, начищенной кирзой, напевая гимн СССР. Нравилось, как нравится  нечто неопознанное и недосягаемое, манящее своей новизной. Отвратительней нашего строевого шага могла быть только наша песня, у которой не было ни малейшего шанса собрать голоса целого взвода в унисон. И, проходя мимо надменно смотрящего вдаль пятиметрового памятника Ленину, я видел его вытянутую побеленную руку (как говорил  майор Добрыдень – всю жизнь с протянутой рукой), словно указывающую на наше невежество, а потрескавшиеся бетонные веки вождя, будто пытались закрыть глаза на происходящее, подтверждая его глубокое отчаяние.

               Замполит майор Добрыдень представлял собой личность загадочную, но весьма идейную. Он был низкорослый с густыми усами и худощавым сложением. Свое прозвище «Добрый день» майор получил, вероятно, еще на школьной скамье и был с ним хорошо знаком, поэтому и относился к прозвищу безразлично. Добрыдень мало говорил, никогда не отдавал честь, всегда держал руки собранными в замке за спиной, не обращал на солдат никакого внимания и постоянно утверждал, что лучшим солдатом считается тот, который беспрекословно выполняет приказы командования, какими бы нелепыми они не казались.

               И я прислушивался к его советам, покорно выполняя самые скверные приказы сержантского состава, которые они устраивали после вечерней поверки. Фантазии сержантов иссякали, и с каждым днем приказы становились все более глупыми. Самым безумным старослужащим оказался кавказец (точной нации я не припомню) младший сержант Турберидзе. Он был одержим насилием. Если другие старослужащие глумились над нами забавы ради, то Турберидзе получал истинное наслаждение от чувства власти и испытывал колоссальное удовольствие от унижения солдат.

               Однажды, после отбоя, мне предстояло выполнить очередной приказ – вымыть до блеска туалет, используя личную форму, поскольку враг (как говорил Турберидзе) совершил диверсию, своровав все половые тряпки, находящиеся в воинской части. Я ползал на четвереньках, натирая пол, а затем и скрупулезно отшлифовывал унитазы, побрякивая петлицами своего кителя. Турберидзе стоял подле меня, поставив одну ногу мне на спину, словно на табуретку, и негодовал оттого, что я часто перемещаюсь. Должно быть, ему этого стало недостаточно, и он приказал вылизать унитазы языком. Это был первый раз, когда я отказался выполнить приказ и в тот же миг в карих глазах Турберидзе вспыхнул огонь, которого так требовала его сущность. Тут же я почувствовал шквал глухих ударов, сопровождаемых звоном в ушах, затем я начал теряться в пространстве, все вокруг поплыло, мои мышцы обмякли, а голова освободилась от всех мыслей, а вслед за этим последовала пустота.

               Очнулся я уже в госпитале. В том, что это палата я не был уверен, она больше напоминала врачебный кабинет, в срочном порядке переделанный под палату, для известных целей. Огромные отекшие веки мешали глазам открыться, но все же сквозь слипшиеся ресницы я разглядел фигуру человека. В дверях стоял майор Добрыдень, его руки все также были за спиной, а нижняя челюсть была задумчиво выдвинута вперед.  Майор медленно подошел к окну и аккуратно прикрыл штору, у него подмышкой виднелась картонная папка.

               - Как самочувствие? – спросил он меня.

               - Бывало и лучше,  - ответил я

               - Ясно, - глубоко выдохнув, произнес Добрыдень.  Я не знаю кто ты, и я не знаю, кто он, - продолжил майор -, но ты должен знать, что я на твоей стороне. Поэтому буду говорить с тобой откровенно, безо всякого лукавства. В первую очередь ты должен понимать, что я обычный майор, который так же подчиняется приказам, как ты подчинялся приказам Турберидзе. И в тот же час, после этого инцидента, мне пришел приказ оттуда, - он закатил глаза и ткнул указательным пальцем в воздух. - Короче говоря, мне велено это дело спустить на тормозах, а как я это сделаю, никого не интересует. Ты уже ощутил на себе, чем чревато невыполнение приказа. Да и собственно, приказы поехавшего умом сержанта, ничем не отличаются от приказов поехавшего умом генерала, просто масштабы другие. В этой папке лежат документы о комиссовании, которые были подписаны задним числом, по всей вероятности, еще до твоего прибытия в госпиталь.  У тебя два варианта. Первый - ты забираешь эту папку, в которой, помимо документов находится небольшая материальная компенсация, реабилитируешься в госпитале, но уже в качестве гражданского человека, а затем здоровый и беззаботный отправляешься домой. Второй вариант - ты идешь навстречу нескончаемому потоку, сажаешь ублюдка Турберидзе, и лежишь в койке до дембеля, судя по всему в компании со мной. Впрочем, в том, что тебя комиссуют, как в первом, так и во втором варианте нет никаких сомнений. Но второй вариант будет официальный. А официально это… да ты сам все понимаешь.

               Добрыдень положил папку с документами мне на грудь, дав полчаса на раздумье, но я думал совсем о другом. Мне почему-то вспомнилась наша хрущевка с серо-желтыми разводами на потолке, повестка, напечатанная на дешевой газетной бумаге и отдаляющаяся Москва, в которую в скором времени мне предстояло возвратиться.

Отредактировано Станислав Исмулин (17.06.2018 22:58:31)