По мотивам рассказа Г. Ф. Лавкрафта "Холод"
Сюжет рассказанный в стиле мистика/ужасы, взятый за основу, был превращен мной в триллер и перенесен в наши дни.
Итак,

"Холод"
Триллер
16+

Вам удивительно, что я до такой степени боюсь сквозняков? Что едва ощутив на пороге комнаты мерзкие липкие потоки холодного воздуха, я ударяюсь в панику и мне становится плохо до настоящей тошноты? Холод и правда вызывает во мне прилив отвращения и даже гнев, но только лишь потому, что с ним связан самый страшный эпизод моей жизни.

Пожалуй, я расскажу вам о том, как едва не стал жертвой безжалостного убийцы, как чуть не сошел с ума, зная правду, в которую никто не верил, а вы сами решите, оправдана ли моя фобия — мое крайнее пренебрежение к холоду, заставляющее меня и по сей день, даже при плюсовой температуре за окном, на всю включать обогреватель.

Я перебрался в Нью-Йорк из Алабамы, мечтая стать известным художником. Непременно известным, потому что просто художником, я, по своему собственному мнению, уже был выдающимся. Но для того, чтобы у меня был шанс на признание, мне требовался спонсор или образование.

Для своей цели я без спроса взял отцовский фургон и продал его в другом штате, после чего сбежал в город своей мечты, с не такими уж и большими, но все же деньгами.

Отец прочил мне карьеру мясника в нашей фирменной лавке в Тускалусе, но разделка туш была так же далека от искусства, как Нью-Йорк от Бирменгема и даже более. Кроме того, у меня было еще трое братьев, которые были готовы разделить дело всей жизни отца. Но ему хотелось чтобы именно старший сын унаследовал семейный бизнес. Так что я, в общем-то, сделал доброе дело, дав им реальный шанс побороться за отцовское наследство, за что они, я уверен, в тайне меня благодарили.

В Нью-Йорке я попытался поступить в университет искусств, но опоздал к сбору приемной комиссии. Ну, кто же знал, что заявку нужно было подавать заранее — ни у кого из моих родных не было высшего образования, а преподаватели всегда относились ко мне пренебрежительно, как впрочем и я к ним. Поэтому пришлось найти себе максимально комфортные апартаменты, из тех, что можно было снять за гроши. К слову, то что в Нью-Йорке называлось грошами, в Тускалусе было зарплатой! Потому, мне также пришлось найти и работу. К счастью, с этим проблем не возникло — я достаточно быстро устроился ночным посудомойщиком в местный бар. Такая работенка позволяла мне бодрствовать ночью, спать днем и время от времени из-за кулис бесплатно просматривать выступление неплохих, а иногда даже знаменитых групп. Так что, если бы не нужно было мыть посуду — это была бы не работа, а просто мечта!

Меблирашка на которую мне хватило денег располагалась в нижнем Ист-Сайде, районе не с самой хорошей репутацией. Но я быстро смекнул, что если носить мешковатую одежду, делавшую меня еще более тощим, чем я был на самом деле и никогда не снимать капюшон и черные очки, то можно было сойти за нарика, которых здесь никогда не трогали, ведь они приносили деньги местным воротилам наркобизнеса. А клиентов не обижают.

В этой меблирашке, которой заправляла мощная, как Дуэйн Скала Джонсон, только с жиром вместо мускулов, сеньора Эрреро, жили в основном малоимущие испанцы и мексиканцы, недавно приехавшие в страну.

Моему отцу, истинному потомку конфедератов, очень «понравилось» бы это место. Я практически вижу его искаженное плохо скрываемой ненавистью лицо и слышу слова, которые он мог бы говорить проходя по коридору мимо Гильермо, местного дурачка, мексиканского пьянчужки, который почему-то предпочитал спать именно там, поперек прохода. Мужчина был в общем-то безобиден, но всегда добавлял изюминку в антураж меблирашек своей изысканной вонью тела, немытого должно быть с урожая Пино-нуар в две тысячи шестом году.

Так тянулись дни, которые я зачеркивал на своем настенном календаре — на нем жирным была обведена дата начала следующего приема заявок на поступление. Я рисовал время от времени в своих альбомах, но на что-то крупное не хватало запала, да и денег. Масляные и акриловые краски, холст, все что нужно было мне для работы — стоило дорого, поэтому я заполнял блокноты эскизами и иногда, по выходным рисовал шаржи в Центральном Парке, не столько для заработка, сколько для развлечения. Я не очень-то любил сходиться с людьми, а так мог без обязательств и дальнейшего хождения друг к другу в гости, поговорить с ними, узнать что-то новое. В общем, восполнял свой дефицит общения и был вполне доволен жизнью.

До тех самых пор, пока в апартаменты надо мной, что были на мансардном этаже, не въехал новый постоялец.

Он переезжал ночью, пока я был на работе и так вышло, что я застал лишь самый конец его въезда в комнаты — видел, как под утро мужчина вытаскивал из грузовика транспортной компании, припаркованного возле наших меблирашек, тяжелый, здоровенный сундук с инструментами. Разумеется, я не предложил ему помощь и даже не придержал дверь, когда он подошел к ней следом за мной.

Этот мужчина выглядел весьма странно, совсем не по-местному, больше был похож на какого-то воскресного папочку: отглаженные брюки, отглаженная же рубашка под вязанным кардиганом с незамысловатым узором, натертые до блеска ботинки, аккуратный пробор в своевременно подстригаемых волосах. Такие не снимают апартаменты в меблирашках в нижнем Ист-сайде, такие на собственных яхтах курсируют между корпоративными квартирами в Нью-Йорке и летними домиками в Хэмптоне.

Но мне было в общем-то все равно. Быть может, это был какой-то разорившийся банкир, который еще не успел познать дзена с бутылкой дешевого пива и ведром жареных крылышек, удобно устроившись возле телека, в майке и труселях стиранных неделю назад.

Не понравилось мне только то, что он въехал в комнаты прямо надо мной и дико мешал спать ворочая весь день свою тяжелую мебель из угла в угол и что-то сверля.

Комнаты надо мной — были самыми большими в этих меблирашках. Когда я только приценивался, заходил и туда. Там была отдельная гостиная, спальня и совмещенный санузел. Это были хоромы, в отличие от моих десяти квадратных метров, на которых помещалось все что хочешь — и туалет, и душ, и кровать с письменным столом, и шкафом и даже время от времени танцпол, когда на меня накатывало желание потрясти костями под Scorpions или Metallica.

Я ушел на работу вечером злой и невыспавшийся, успокаивая себя лишь мыслями о кознях, которые я могу подстроить ему ради справедливого отмщения.

Вернувшись в свою комнату утром, я сразу почувствовал что что-то изменилось. В воздухе моего арендного пространства вибрировало нечто раздражающее, то, чего раньше здесь не было.

Этот, еле ощутимый белый шум, внедрялся в мозг, точно тонкое сверло стоматологической бормашины. Я лег на свою не заправленную постель и честно попытался уснуть, но не смог. Сознание мое сконцентрировалось на этом шуме и теперь я слышал его даже отчетливее собственного дыхания.

Разозлившись до предела, я решил выяснить отношения с соседом напрямую — взлетел вверх по лестнице и настойчиво постучал. Так, как стучал мой отец в запертую дверь нашего гаража, когда чуял оттуда запах паленых носков — требовательно и не суля ничего хорошего.

Сосед открыл не сразу, так что мне пришлось повторить свой стук не раз и не два. Он был ниже меня ростом и вблизи создавал еще более гадостное впечатление какого-то папочки-извращенца; который подвозит подружек дочери после школы, только для того чтобы потом полюбоваться на их вид сзади. Разумеется, под предлогом того, что нужно удостовериться, что они дойдут до двери своего дома.

Возможно все дело было в его маленьких специально подстриженных усиках или под стать им, таких же маленьких, темных сальных глазках?

«У вас что-то шумит и мешает мне спать. — Начал я разговор достаточно вежливо. Ну, насколько умею. — Выключите эту штуковину или переставьте, она прямо по мозгам бьет.»

Сосед удивленно округлил глаза и сказал, что в его квартире ничего такого нет. Тогда я грубо оттолкнул его и ввалился в комнату, прикидывая место, под которым должна была располагаться моя кровать.

«Да что вы себе позволяете!» — возопил папочка-извращенец и кинулся сначала на меня, а потом, поняв, что со мной не совладать, понесся вниз за подкреплением.

По моим подсчетам выходило, что над моей кроватью располагался его диван. Такой, горчичного цвета, старомодный, родом откуда-то из семидесятых, обитый тканью с неприятным ворсом, что на ощупь была, как катушки на футболке. Я попытался сдвинуть его, но этот зверина был просто невероятно тяжелым. В момент второго нечеловеческого усилия, меня схватили за волосы пальцы, мощные как арматурины, и потащили в сторону выхода.

Сеньора Эрреро была не особенно разговорчивой дамой, она никогда не объясняла причин своих поступков и не пыталась что-то выяснять. Она просто брала тебя за волосы, за ворот футболки, за ухо, нос или, в крайнем случае, поперек туловища и заставляла делать то, что ей было нужно или смотрела в глаза так пристально и сурово, что все ее угрозы были понятны без слов.

Я не сопротивлялся, зная что это бессмысленно. С серьезностью этой дамы я уже как-то сталкивался, задержав оплату за квартиру на два дня. Я просто дал себя вывести в коридор и уже там, предельно вежливо попросил выслушать меня. Я говорил медленно и просто, т.к. в тайне подозревал, что непоколебимость и неулыбчивость сеньоры Эрреро, были в первую очередь связаны с ее скромными умственными способностями. На ее припухшем округлом лице, на котором маленькие карие глаза недоверчиво выглядывали из-за щек, а подростковые черные усики придавали ей сходство с каким-нибудь японским борцом сумо, которые, как мне кажется, были такими же огромными как и она, не промелькнуло ни единого выражения. Она просто развернулась и неотвратимо направилась в мою комнату, отперла ее своим ключом и встала посередине. Не то прислушиваясь к мучившему меня звуку, не то разглядывая мой беспорядок. Постояв так минуты две, она взлохматила мне волосы и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Видимо, это значило, что сеньора Эрреро никакого постороннего звука не услышала и на том закрыла вопрос.

Но не закрыл я.

Заткнув уши ватой и замотав голову шарфом, я все еще продолжал слышать это мерзкое дребезжание, но все же смог провалиться в тревожный сон, где мой сосед нестройно играл на пиле, а я вальсировал под эти звуки с сеньорой Эрреро, придерживая ее за складку, которая, вероятно когда-то была талией.

Проснувшись в холодном поту и опаздывая на работу, я натянул на себя то, что валялось на стуле и под ним, и побежал. Мое опоздание на десять минут должно было сказаться на моей зарплате, из-за драконовской системы штрафов действовавшей в нашем баре. Но меня это даже не расстроило. Я был настолько погружен в себя, что даже не пошел послушать группу Kaleo за сцену, хотя трепетно любил альбом с которым исландцы в данный момент гастролировали по Соединенным Штатам.

Я размышлял над тем, что я могу делать для того чтобы избавить себя от соседа или заставить его выключить проклятую дребезжалку, но никак не ожидал, что по возвращению меня будет ждать новая проблема.

Едва приоткрыв дверь своей комнаты, я почувствовал, что температура в ней разительно изменилась. Здесь было холоднее градусов на шесть, не меньше! И это при том, что за окном была теплая весна. Я прошелся по комнате и вернулся в коридор, оценивая, насколько правдивы мои ощущения - все было именно так. Воздух здесь, в моей комнате необычайным образом сделался заметно прохладнее. И я мог поклясться, что виноват в этом был именно мой сосед сверху!

Я привел в комнату сеньору Эрреро, но было, наверно, глупо предполагать, что такая женщина как она почувствует понижение температуры на несколько градусов. Это могло быть явным для меня, весящим на пять кило меньше нормы при моем росте, но не для нее. Как и ожидалось, владелица меблирашек пожала плечами и вышла, закрыв за собой дверь. Оставив меня одного, без ответов и вариантов, в это холодной комнате с назойливым, сверлящим мозг звуком.

Весь следующий день я не спал, благо меня ждала выходная ночь. Я пошел в Центральный Парк и рисовал шаржи, но от чего-то они не выходили так хорошо, как обычно. Клиенты были недовольны и я понимал их, и не брал денег, ведь все мои работы чем-то напоминали лицо моего соседа. Было ясно что этого типа мне просто так не выкинуть ни из моей жизни, ни из головы. Поэтому я купил в тележке на углу хот-дог с кофе и сел на лавочку, продумывать план.

Если бы только попасть в его комнату, когда соседа не будет дома… ведь наверняка же он куда-то выходил. Для этих целей можно бы было выкрасть ключи у сеньоры Эрреро и потом вернуть их, например, сославшись на то, что нашел их валяющимися в коридоре. Найдя источник звука и холода, я смогу его уничтожить или, по крайней мере буду знать что это, и смогу освободить свой разум от этой терзающей меня загадки.

Я не был мастером по части составления планов, как вы поняли, поэтому решил действовать по обстоятельствам.

Я вернулся в меблирашки и пришел к Сеньоре Эрреро с деньгами. Вносить оплату мне нужно было только через неделю, но она, казалось, даже не обратила на это внимание. Просто поставила в своей толстой засаленной тетради крестик красной ручкой, напротив номера моей комнаты, в колонке с датой, пересчитала деньги и развернулась на стуле, чтобы убрать честно заработанное в маленький сейф, который был прикручен к полу в ее кабинете. Когда-то, когда этот дом еще не сдавался квартирантам, комнатушка, служившая ей кабинетом была просторным чуланом для швабр под лестницей. Женщина очень комично смотрелась в этой комнатушке с неполноценным скошенным потолком, создавалось впечатление, что помещение ее облегало или, проще говоря, было ей как раз. В кабинете сеньора Эрреро, по своему обыкновению, проводила дни, смотря передачи по небольшому переносному телевизору на батарейках, выложив на письменный стол из карманов все, включая и заветную связку ключей. Которые я умыкнул, едва она отвернулась.

Безучастно проводив меня взглядом, но ничего так и не заподозрив, она вернулась к просмотру какого-то сериала, который транслировался на испанском языке. В тот момент я подумал, что может в этом была причина ее чрезвычайной молчаливости — она плохо говорила по-английски?

Следующий мой ход был куда более сложным. Нужно было дождаться, пока злосчастный сосед покинет свои апартаменты. Для этой цели я следил за ним как мог. Тусовался на грязной кухне, из которой открывался отличный вид на прихожую, пока Мерседес из соседней со мной квартиры пыталась приготовить свое «коронное блюдо». На самом деле такого блюда у нее не было и она всеми силами старалась его придумать, чтобы не ударить в грязь лицом перед родственниками будущего мужа. Естественно, ведь у каждой уважающей себя мексиканки должно быть свое «коронное блюдо», которое никто не готовил бы так вкусно как она. Но беда была в том, что Мерседес совершенно не умела готовить. Все ее кулинарные шедевры напоминали суп из того, что натрясли из помойного ведра и по запаху и по виду. А на вкус, я чудом избежал возможности узнать.

Потом, я одну за другой выкуривал сигареты во дворе возле дома. Пока от дыма не закружилась голова. Пытался поговорить за жизнь с Гильермо в прихожей, пока тот еще не был настолько пьян, что не смог бы отвечать. И ведь откуда старик все время брал деньги на выпивку? Я подозревал его в том, что он тайный миллионер, который решил, что в жизни хочет только одного — не просыхать никогда, и вот, уже много лет жил в раю, день ото дня исполняя свою голубую мечту. Я даже делал вид, что присматриваю за детьми Эрнандеса, которые гуляли на улице, хотя этим малолетним преступникам дошкольного возраста, защита была точно не нужна. Например, малышка Эстебан, который только перевелся в старшую группу детсада, как-то похвастался мне своим новым ножом-бабочкой, подаренным отцом, и предложил научить меня куда нужно бить, чтобы человек максимально быстро истек кровью.

Наконец, я добился желаемого. Мой сосед, имени которого я так и не удосужился узнать, покинул свою обитель, сел в припаркованный возле меблирашек старый универсал Volkswagen Passat, года эдак девяносто первого выпуска и укатил куда-то вверх по улице. Едва его маньяковская машина скрылась за углом, я почти побежал наверх, к его комнате. Разумеется, убедившись в том, что вокруг меня нет посторонних глаз. Гильермо был не в счет, мужчина был уже настолько пьян, что общался со своей умершей бабкой, у которой очень сердечно просил прощения.

Я открыл его дверь ключом, но она не поддалась и мне пришлось поддеть ее печем. Должно быть дело было в перепаде температур из-за которой, не знаю, заржавели петли или рассохлась дверь, я не силен в этой физике, прогуливал почти все уроки в школе. Потому что я понял, отчего в моей комнате было так холодно — в этой было в разы холоднее. Должно быть здесь, в обители моего соседа, температура была даже ниже десяти градусов. Я поежился и до упора застегнул толстовку, а также аккуратно закрыл за собой дверь, чтобы никто ничего не заподозрил. Мне было нужно максимально быстро закрыть вопрос с этим холодом и назойливым звуком, ведь я не знал, насколько ушел мой сосед.

И я направился прямиком к дивану. Пыхтя, упираясь в пол всем чем мог и прикладывая силы почти до развязывания пупка, я понял, что не просто так не двигается с места! Я скинул с него все подушки и поднял основание.

Прямо под ним был металл. Большое узкое металлическое полотно с небольшой ручкой и кодовым замком. По-всей видимости это был какой-то промышленный холодильник. Я повнимательнее пригляделся к его стенкам и понял, что звук исходил именно из него. Не знаю как, но этот металлический ящик, был до середины утоплен в пол, а значит от моего потолка его отделяли всего несколько перекладных и тонкий слой дерева, фанеры и штукатурки. Удивительно было то, что этот звук я слышал так тихо, потому что сейчас, при открытом диване, холодильник монотонно и громко гудел на одной ноте! Тогда я присмотрелся к внутренней обивке мебели и понял, что она состояла из поролоновой звукоизоляции, такой, которую используют в звукозаписывающих студиях.

Мне нужно было открыть этот ящик Пандоры. Я должен был знать что прячет мой сосед в холодильнике, замаскированном под диван! Безуспешно потыкав наугад в первые пришедшие на ум комбинации, я решился на что-то посерьезнее проникновения в квартиру соседа. Я решил взломать этот холодильник. Мне показалось, что даже обнаружь я там что-то ценное, вроде гигантской партии черной икры, он не станет заявлять в полицию. Иначе бы не скрывал столь тщательно этот свой холодильник!

В комнате ничего, хоть отдаленно напоминавшего лом не было и я заглянул в спальню. Но и там, кроме отдельно стоящего розового шкафа, под завязку забитого женским барахлом, я ничего не нашел.

«Ну, здравствуй, папочка-извращенец», подумал я, разглядывая красивые и явно дорогие тряпки. Здесь было все — платья, костюмы, нижнее белье. Я не стал углубляться в это, хотя мне было интересно, что еще я мог отыскать в недрах розового шкафа. Там не было главного — лома, который позволил бы мне вскрыть холодильник.

Открыв дверь ванной, последней комнаты в апартаментах моего соседа, я замер как вкопанный. Затем извинился, закрыл дверь и уже подсчитывая в уме свой будущий тюремный срок, направился к выходу. Как вдруг меня догнало ощущение нереальности происходящего.

В ванной, наполненной водой почти до упора, в той комнате, сидела красивая девушка и в момент, когда я открыл дверь — смотрела прямо на меня. Но так не ведут себя девушки, застуканные в ванной голыми! Да они даже в нижнем белье или закутанные в полотенце от шеи и до колен будут визжать так, словно ты большая сороконожка, внезапно выползшая из их трусов.

Я вернулся и прислушался. Ни плеска воды, ни дыхания — ничего.

Тогда я аккуратно приоткрыл дверь и заглянул туда. Девушка по-прежнему сидела в ванной, вершины ее грудей и колени слегка возвышались над водой. Но смотрела она, как оказалось не на меня, а словно на стену за дверью.

Тогда я вошел в ванную и приблизился. Эта красотка была, словно живая. Более того, мне казалось, что где-то я ее уже определенно видел. Удивительно, до чего реалистичными начали делать секс-куклы! И тогда я приблизился еще, чтобы разглядеть ее и потрогать.

Эти игрушки для больших, неуверенных в себе дядь стоили бешеных денег и даже увидеть такую вблизи мне пока не светило.

Я подошел и ткнул пальцем в одну из ее всплывших над поверхностью грудей. Но тут же отдернул руку. Вода в ванной была ледяная и ощущения от соприкосновения с куклой были совсем не теми, которые я ожидал. Не как от соприкосновения с пластмассой или латексом — чувство было, будто трогаешь мертвую тушку молочного поросенка.

Сомнений быть не могло. Это была настоящая девушка и, при том, я узнал ее — Кэрри Лэмар, молодая певица из Великобритании, которая два месяца назад пропала во время своего концертного тура по США.

«А теперь не двигайся! Руки за голову и очень, очень медленно повернись» — раздался за моей спиной знакомый голос.

Я выполнил его требования. Мой сосед стоял в дверях ванной комнаты и на меня опасно пялилось дуло большого черного глока с глушителем. В другой руке он держал бумажный пакет с продуктами.

«Я так и знал, что с тобой будут проблемы, не знал только, что так скоро! — посетовал мужчина. Глаза его горели, а лицо раскраснелось от волнения. — Я поставил специальный магнитный замок на дверь, который должен был оповестить меня о вторжении, но я как на зло в тот самый момент въезжал в подземную парковку, а потом оставил сигнальный брелок в машине. Если бы этого не произошло, парень, мне бы может и не пришлось бы тебя убивать. Черт! Черт! Да ты хоть представляешь какую глупость совершил? Ну, куда? Куда ты полез!»

Следуя его указаниям, я прошел в зал и закрыл за собой дверь ванной, а потом сложил диван и сел на него, не упуская из вида дуло пистолета. Мой сосед еще какое-то время мельтешил, переступая с ноги на ногу и придумывая план, затем сел в кресло, напротив меня и поставил пакет с продуктами на пол, рядом с собой. Он еще некоторое время молчал, разглядывая меня и что-то взвешивая в своей маленькой, аккуратно подстриженной голове, а потом его будто прорвало. Он разговаривал со мной так, словно уже сто лет ни с кем не вел бесед. Ясно было, что это откровенный разговор безумца с тем, кому осталось жить считанные минуты.

Его звали доктором Муньосом и он был пластическим хирургом из Пасадены. Всю жизнь его увлекали лишь две вещи — хирургия и красивые женщины, которые всегда крутились вокруг него, но не желали предлагать ему ничего больше определенных услуг в обмен на определенные услуги. И до какого-то времени доктора Муньоса это устраивало, но он на самом деле был отнюдь не ветреным человеком, а мечтал только об одной любимой женщине.

Ну, как об одной.

Его первой была Каролина Клаудс, известная топ-модель, к сожалению не вечная, как и все в этом бренном мире. Она пришла к Муньосу сделать подтяжку лица, тайно разумеется. Женщина ни при каких условиях не желала быть уличенной в хирургической коррекции собственной внешности.

На операции что-то пошло не так и она не перенесла наркоза. Доктор Муньос запаниковал и спрятал ее в специальный холодильник, применявшийся в его клинике для хранения биоматериалов. Он думал о ней не один день и не одну ночь, пока наконец не признался себе в том, что имеет определенные наклонности, о которых не принято говорить в приличном обществе.

Но технология консервации, сохранения тела, была еще несовершенна, а точнее ее и не было вовсе. Поэтому от Каролины Клаудс в скором времени пришлось избавиться.

Но именно она, его первая жертва стала тем толчком, который запустил гениальный проект доктора Муньоса по консервации и сохранению тел. Как рассказывал сам доктор, он действовал методом проб и ошибок. И в какой-то момент ему удалось полностью остановить разложение. После длительной сложной обработки специальными препаратами тело нужно было просто содержать в определенных температурных условиях и время от времени проводить его чистку, при помощи очень сложной системы диализа — собственной разработки доктора Муньоса.

И вот, обретя средство для получения желаемого — одной, единственной вечной спутницы жизни, доктор Муньос стал ждать. Он верил, что судьба сама сведет его с суженной.

Так и случилось, ей оказалась Кэри Лэмар, которая обратилась к нему для того чтобы немного скорректировать свою лопоухость.

Продукты в пакете сместились и на пол из него выкатились яблоки и лимоны. Я все время выжидал именно такого момента — едва доктор Муньос обернулся на звук, я швырнул острые ключи ему прямо в лицо и прыгнул следом, намереваясь выхватить пистолет. Я был крупнее и сильнее маленького доктора, но тот мертвой хваткой вцепился в оружие и несколько раз пальнул в стены и потолок. Звук этих выстрелов был просто оглушительным, но мне только того было и надо.

Все еще борясь с маньяком-убийцей за оружие, я услышал оголтелый топот на лестнице. Спустя минуту в комнату вбежал вооруженный Эрнандес, бандит, торговец оружием из угловой квартиры на первом этаже и сенора Эрреро, которая в оружии просто не нуждалась. Я видел замешательство на их лицах, потому что они явно не понимали на чью сторону нужно встать в данной ситуации.

«Помогите!» — жалобно простонал доктор Муньос.

«Не верьте ему, лучше загляните в ванную!» — заорал я.

Сеньора Эрреро решительно прошла в ванную комнату, пока Эрнандес переводил свою пушку с меня на доктора, потому что мы отказывались повиноваться его командному: «Не двигаться, подонки! У меня дети в доме! Если еще хоть один из вас шмальнет из этой пуколки — я обоих пришью!»

Хозяйка дома вышла из ванной бледной, точно полотно и перекрестилась. Это был первый раз, когда я видел какое-то еще выражение на ее лице, кроме того с которым она каждый день принимала поздравления с добрым утром и каждый четвертый понедельник месяца собирала платежи за аренду.

Уже потом, Эрнандес отобрал у Муньоса его глок и мы связали хирурга-убийцу.

Уже потом, Эрнандес попросил дать ему час на то, чтобы спрятать товар и только после этого вызывать копов. Все это время наши меблирашки стояли на головах — кто-то прятал дурь, кто-то оружие, другие и вовсе предпочли убраться на время из города.

Уже потом, приехали копы и безуспешно опрашивали сеньору Эрнандес, пока кто-то из них не додумался задать ей все те же вопросы на испанском. У этой суровейшей женщины из всех, что я видел, оказался очень нежный, почти елейный голосок, что никак не сочеталось с ее комплекцией.

Уже потом, после беседы с полицией я подошел к ней, чтобы вернуть ключи и извиниться, а мимо провели Муньоса, который словно мантру повторял одни и те же слова, словно они должны были как-то искупить степень его вины — «Знайте же: ОНА УМЕРЛА НЕ СЕЙЧАС, А ЕЩЕ ТОГДА, ДВА МЕСЯЦА НАЗАД! ЭТО Я СОХРАНИЛ ЕЕ ТАКОЙ, КАКАЯ ОНА ЕСТЬ И ОНА МОЖЕТ БЫТЬ ТАКОЙ ВЕЧНО!»

Отредактировано Лисичка (29.04.2018 12:13:58)