Записки неизвестного бас-гитариста.
Фантасмагория 18+
Моя симпатичная уродина.
Рамантическо-эротическая и совсем не страшная история.
Тяжело, сонным, ходить по улицам. Да ещё, когда сверху, давит серое небо, посылая угрозу дождя на голову тебе и, шагающим рядом с тобой или навстречу, людям. Но, что-то медля с этим. «Хоть бы прогремело, где ни-будь вдалеке...»
Я разгребал свои текущие дела, почти безуспешно борясь с ленью и нежелательной расслабленностью. Придя домой, лёг пораньше. Взглянул в окно, на котором нет занавесок, подумал: "Какой же длинный сегодня вечер, тянется с самого утра и ни как не кончится. Не дождусь, наверное... Точно не дождусь... ...нет...
Постель моя, которую я не люблю делить, на время сна, стала тесной. С краю, прижав меня к стене, лежала девушка, спрятав личико между вздыбившимся углом подушки и моим обнажённым плечом. Соломенные волосы - больше в желтизну. Прямой проборчик. Головка аккуратная. Затылочек манит... провоцирует губы вытянуться в трубочку и, с нежностью, не торопясь, на "долго", приложиться.
Одеяло, покрывало её до лопаток, как раз там, где разметались кончики ухоженных волос, а потому, от моих глаз, взирающих через облако сна, не скрылась голубенькая маечка, в каких, обычно, девушки гуляют по улицам и радуют мужчин. Можно подумать - она прижалась ко мне... нет. Между нею и мною втискивалось одеяло, толстой складкой, и не позволяло, почувствовать формы и тепло.
Мои глаза, как это часто бывает во сне, рассеяно, немного отстранённо наблюдали, а руки двигались, но не бесцельно... Не бесцельно... Складка многослойной ткани, больше не отделяла хрупкое тело от меня. Ладонь прошла по изгибу спины вниз, двигаясь под одеялом. Подушечки пальцев встретили жёсткий край грубой ткани. Слишком грубый и жёсткий, для трусиков или, скажем, для лёгких, как маечка, шортиков. Я осторожно завернул край одеяла, скрывающий фигуру девушки. Как и ожидалось - джинсики. Но, похоже, они были расстёгнуты и приспущены до начала подъема на влекущие холмики. Майка задралась вверх, и я мог любоваться малюсенькими косточками крестца, выпирающими под белой кожей.
Не плотно прилегающий к нежному телу, пояс брюк, не скованный, продетым через лямки ремнём, позволил, легко просунуть пальцы и нащупать ложбинку, от которой и начиналось всё самое интересное. Девушка напряглась, и сильнее прижалась лобиком к моему плечу, глубоко вдавившему подушку.
Я остановился. Придержал коня, по имени ладонь, которому не терпелось побегать вдоль и поперёк по горкам, сначала поднимаясь вверх, а потом опускаясь вниз, в любую из сторон. Я не знал, как девушка отреагирует на дальнейшее продвижение. Опустил второе плечо и голову обратно на измятую наволочку.
Эта заминка, побудила её поднять головку, и мы взглянули друг на друга.
Симпатичная. Ровный овал лица, тонкий подбородок. Она относилась к типу девушек, которых называют пацанками: лицо без косметических изысков, натуральная, но очень нежная кожа, и глаза... Вот они представляли особенный интерес - синие. Но синева, хоть и глубокая, оставалась светлой, как небо солнечным днём над самой макушкой.
Но не в этом была их особенность, синими или насыщенно-голубыми, были белки, а кружок радужки - серый, с коричневыми лучами.
Вот эти глаза и взглянули на меня, примерно на одном уровне с моими, может быть, чуть повыше. Она задрала ногу и положила колено, мне на бедра и, частично, заползла на мою грудь, воткнув остренькие рёбрышки в выпирающие дуги, и теперь, внимательно смотрела сверху. Губы и носик, как и глаза, приблизились.
Оторвав от мягкой опоры затылок, я потянулся к бледно-розовым губам, раскрывая свои, и остановился.
Мысль меня остановила. Мысль о, возможно, не достаточно свежем дыхании из моего рта. Но, на таком близком лице, не шелохнулось ни чёрточки. Она хотела поцелуев и сама приблизила губы к моим. Прижалась... И всё... Даже не вытянула их в трубочку, не говоря уже о том, что бы, хоть чуть-чуть, приоткрыть. Похоже, она не умела целоваться. Совсем неумела. Видела, наверное, по телевизору, наклоняющиеся головы и затылки с выглядывающим, под ушной раковиной "партнёра", подбородком "партнёрши".
Но нисколько, не смутившись, я принял подарок и окружил милый ротик нежной заботой, помогая раскрыться сомкнутым устам.
Ну и, конечно, ручки. Мои шаловливые ручки, любящие трогать мягонькое на тоненьком и худом, отворять скрываемое, проникать в запретное и исследовать неизвестное. Я залез под брючки. Ладонями. Целиком. Они свободно пропустили их и позволили мне насладиться, осязая нежные гладкие бугорки, несколько напряжённые, созвучно с волнением, которое охватывало её существо.
Я получал эстетическое удовольствие от поглаживания упругой, но податливой мякоти. Весь уходил в кончики пальцев, что бы лучше, прочувствовать складочки, до которых едва доставал. Одну - яркую, подчёркнутую выпрямленной ногой, другую, только угадываемую на восхитительной половинке, натянутой, вслед резкому изгибу в бедре, до волнующей меня остроты.
Она оказалась темпераментной - вздрагивала, взбрыкивала бедрами, отрывая прохладную молнию брюк, от кожи на моём животе, и шумно выдыхала из носа, мне в лицо, тёплый увлажнённый воздух, а в рот, из, нежно поглощаемых мною, губ - тихие, но выразительные стоны.
Не притворные. Самые, что ни на есть, настоящие, передающие максимальное возбуждение, которое она, сдерживала, прилагая усилие, но до конца, не способная совладать с желанием, разбирающим её. Если бы она полностью отдалась своим чувствам, на моей постели, начал бы потихоньку, раскручиваться торнадо.
Вот бы каждый раз засыпать и обнаруживать рядом с собой, сильно желающую тебя молодую особу.
Она приподняла плечи, чуть распрямив руки, по бокам от моей шеи и отделив от меня припухлости, своей небольшой груди. Минуту или две, откуда мне знать, сколько точно, ведь время на поверхности сна, понятие, более, чем относительное, девушка смотрела на меня выжидательно. Я тоже остановился в своих изысканиях и застыл, не убирая, однако, вложенный средний палец в глубокую бороздку, между вздрагивающими возвышеностями, вдоль и вниз, по направлению к сокращающемуся, под подушечкой пальца, в крохотном углублении сфинктеру, до которого добраться в таком расположении тел, не составляло труда.
Всего один шаг маленького "жеребчика" отделял от другой притягивающей зоны, лежащей ещё ниже, в начале ущелья, пролегающего в соединении внутренних сторон бёдер... или в конце ущелья? ...в моём случае - вначале, ведь начал я с заду на перёд ...но длина руки заканчивалась, а значит, и привязь натягивалась и дальше беднягу, не пускала.
Однако, ни что не мешало подать плечи вперёд, навстречу узкой груди и нащупать второй рукой, пышущую жаром, трепещущую, хлюпающую влажность, которая предугадывалась от туда, где осторожно, топтался на одном месте, палец-жеребец.
Тут и случилось, что-то...
Как буд-то, на высокой скорости, навстречу, мимо уха пролетел крупный слепень или оса - ВЖАУ-у-у! И всё.
Только изменившийся взгляд моей гостьи. Малость обескураженный. Растерянный не множко.
И сомкнутая дырочка под пальцем, углубившаяся, на этот раз, сильнее обычного и не возвращающаяся, что бы его подтолкнуть.
Я вернул в памяти, последние четыре - пять секунд, включил "видик" на пониженной скорости.
Что не говори: сны - забавная штука - простые вещи, которые, не задумываясь, делаешь на яву, здесь, бывают невозможны, как бы ты не старался, но зато возможными, становятся необычные, по сути, способности.
И что же я увидел?
Хоть вырезка из моего кино прокручивалась медленно, события, запечатлённые на ленте, происходили быстро, тем не менее, этого было достаточно, что бы понять, что к чему: моя нежная, золотисто-голубенькая симпатяга, перевозбуждённая ласками, кроме выдающегося темперамента, обнаружила невероятную прыть - девушка совершила змеиный выпад, толи к моему уху, толи к шее.
Я успел разглядеть, при замедленном просмотре!, широко открывшийся рот и в нём, черноту - если кадр остановить, может быть, подробности станут видны в деталях. Но и это, уже откладывало неприятное впечатление. Звук, который я слышал, произвело отнюдь не перепончато-крылое насекомое, так звучал её короткий, да ещё и ускоренный рык.
Тут только, начало в мою затуманенную голову, вползать понимание реальности происходящего.
За окном, всё тоже самое пасмурное небо, но не ясно: продолжающийся ли это бесконечный вечер или уже утро следующего дня, серостью и сыростью соединившееся со "вчера".
Девушка, девушка, кто ты? ...или что?
Милая. Очаровательная. Хрупкая. Слабая и беззащитная навид.
Сколько тебе лет?
Опять же навид - лет девятнадцать - двадцать один или два.
Но как разберёшь возраст современной девахи? Которые могут казаться старше своих лет, как и в обратную сторону - младше.
Однажды на репетицию, пришла в компании со знакомыми, замечательная девушка, на которую я смотрел с жадностью, стараясь, конечно скрыть свои поползновения, и, что же выяснилось ближе к концу репетиции?
Девушка, вовсе не девушка, а маленькая девочка, прелестная школьница предпоследнего класса, только рослая и рано расцветшая! Акселератка, как сказали бы во времена моей юности.
Но сейчас, вполне возможно, я не ошибся в своём определении, ведь моя загадочная, очень странная гостья не пользовалась косметикой.
Но как же я раньше не придал значение её странности и таинственности? Видимо заблуждение, на счёт продолжающегося сна, допускало не анализировать приятные события.
Хотя таинственность то в ней, я ощущал с самого начала и потому, испытывал необыкновенное наслаждение, лаская её под сползшими и оттянутыми брючками, надетыми на голое тело. Мои руки и сейчас были там. Девушка не изменила положения. Теперь, взгляд серо-синих, с чуть-чуть коричневым, глаз, выражал изумление.
А потом, глаза наполнились слезами и золотистая головка упала мне на грудь, затылком подперев мою нижнюю челюсть. Она плакала и я снова, кончиком пальца ощущал заманчивую пульсацию.
Что ей сказать? Какие слова будут уместными, в таком непонятном обороте дел?
Хоть и увидел я достаточно, что бы сбросить её с себя, как ужасного паука, с паутины, залезшего к тебе на грудь, и с воплем вскочить, я по прежнему чувствовал к ней нежность и тихую сдержанно-восторженную радость, как буд-то получил "сюр-прайз".
Так и прикрывал нежную попку руками, даже принялся легонько похлопывать, успокаивая, как ребёночка.
Она подняла заплаканное лицо, трогательно грустное. И виновато, как-то стеснительно, улыбнулась. Мило и обезоруживающе. И сказала приятным голосом, мелодичным и тонким, какие мне нравятся:
- Правильно тётя мне сказала: "Не тянуть. Делать всё сразу и быстро... Любой человек, даже самый никудышный, всё равно что, маленькая вселенная и если промедлить, она может раскрыться перед тобою и понравиться."
А я сглупила. И теперь, не могу! А так хочется есть... - Она повернула голову и прижалась ушком к моему сердцу и продолжала. - Увидев тебя, я подумала: "Вот никчёмный представитель рода человеческого, бесполезный и ни кому не нужный. Будет одним меньше и ни кто не заметит. Пусть принесёт пользу, хоть кому ни будь - например мне... Но у меня не получилось. А это мой первый... самый первый раз... и в холостую...
- Ты вамп? - Спросил я ни сколько не обидевшись на прозвучавшие слова, и не испугавшись, страшного по смыслу откровения. Она подняла головку. Заглянула ко мне в глаза, с близкого расстояния, на этот раз, прямо и твёрдо:
- Хуже... - Она разглядывала морщинки, оставленные на моём лице, быстро бегущим временем.
Да, я был уже не молод. Но и не стар ещё. А что касается души, так та, осталась юной и жаждала настоящей юности, если не в собственном теле, так хотя бы в доброй и всё понимающей подруге. Я изобразил глазами и мимикой уточняющий вопрос.
- Я уродина. - Пояснила она и снова, уронила голову.
Свободной рукой, которая не была занята крохотной подвижной кнопочкой, я обхватил худенькое заострённое плечё, прячущееся под волосами.
- Да нет. Ты очень даже, ни чего себе. Очень!
- Среди своих - я уродина...
- Они не разбираются в красоте. Это они уроды. А ты милашка. Завидная милаха!
Я поглаживал плечо, заводил ладонь на выделившуюся лопатку, островатую, как и плечико.
- Одни только глаза, чего стоят! Да и сзади, пониже спины, ты прелестна...
Ласково говорил я ей, правдивые слова, исходящие из сердца. Рука моя покинула податливую низинку, на время, и ласкала расширения таза с лёгким волнообразным переходом на бёдра и ямочкой по внешнему краю вздымающихся ягодиц. Брючки уже сползли и к моему напряжённому животу, льнула теперь не царапающая молния, а округлая, мягко-твёрдая, маленькая, наверное с её кулачёк, выпуклая киска, только без меха.
- У тебя нежные руки... - Призналась она в своих ощущениях. - И чувствительные пальцы... А кончики немножко жёсткие и царапающие, но не больно. Приятно... Почему у тебя такие странные пальцы?
- Ты не догадываешься?
Она мотнула головкой, наподдав мне по бодбородку макушкой. Я вытянул шею, опустил подбородок ниже, скользнув по волосикам и сделал то, с чего хотелось начать, уже начатое и идущее неторопливым ходом.
- Ты добрый. - Сказала она, в ответ на мой порыв нежности, вылившийся в поцелуе. - Но ты не ответил...
- Ничего странного в них нет. Ничего удивительного, что они такие. Ведь я перебираю ими, не только твою мягенькую, сладкую попку, но ещё и толстые, витые из пружинистого металла, не слабо натянутые басовые струны, с помощью которых извлекаю палитру звуков, от утробно-низких, до звонких и тонких, близких к твоим стонам, которые я извлёк из тебя в самом начале.
Она улыбнулась. Не скажу, что "банкой", но и не натянутым на ребро, плоским соском, я почувствовал, движение щёчки, на секунду ставшей упругой.
- Ты права... Я никчёмный дурень, не желающий жить, как большинство. Сочиняющий вместе с товарищами музыку и играющий её, не нужную в нашей современности ни кому, разве что, таким же как мы, коллегам, способным её оценить.
Мы опоздали с нашими предпочтениями, и оказались в положении джазменов, которые в своё время, купались во всеобщей любви и признании и, вдруг, оказались не у дел, с появлением усилителей и проникшим в музыку электричеством.
Не спеша, осваивая новшества, они не замечали, или не хотели, из-за своего снобизма, замечать, поднимающий голову "РОК", который как злой рок подмял их под себя. Но они не виноваты в своих бедах, как и мы, теперь, вставшие на их место рокеры.
Это сменяющие себя эпохи, с движением которых, нельзя ни чего поделать, нельзя совладать. Только надеяться, что волна может пойти вспять... Съешь меня, моя симпатичная крошка.
Такое чудесное создание, если оно существует, не должно погибнуть из-за своей доброты, девичьей неопытности и трепетности... Утоли свой голод.
При последних словах она замерла. Перестала отзываться нижней частью туловища на мою игру, шершавыми, но чувствительными пальцами, чувствующими все её маленькие и большие тайны, нажимающими клавиши прелестного пианино.
- Я не могу...
- Не бойся. Попробуй... Потихоньку. Не так резко, как только что... Как буд-то целуешь. Сначала нежно и влажно, потом сильно и горячо и, наконец, больно, взасос, с зубами и слизывающим язычком... Попробуй, попробуй. Не бойся.
- Но тогда... тебя не станет.
- Ну и что? Одним больше, одним меньше - ни какой разницы.
- Но... Может быть, я такого... уже больше ни когда не встречу? Во всю жизнь.
- Ну, а что, во мне такого, что бы ты захотела встретить меня ещё раз?
Она молчала, светя возвышающимися голыми холмиками, далеко от моего лица. К ним вела сужающаяся и чуть прогнутая дорожка спины, обнажённой до лопаток - синенькая маечка, складками собралась выше, под чистыми ухоженными волосами, покрывая изящную шейку, трепещущую прожилку на которой, под горячим розовым ушком, в данный момент, я с осторожностью прощупывал.
- Не знаю... - Наконец, сказала она. - Но... Мне не хочется расставаться с тобой насовсем. Навсегда. Ведь тогда... сегодняшний вечер, будет как сон, превратится, во что-то нереальное... эфемерное... дрожащее, как, в струящемся от нагретой земли, воздухе, колеблется заманчивая даль, но не доступная... потому, что к ней не возможно приблизиться, сохранив её такой же, какой она виделась из далека.
- В тебе, тоже есть поэзия. - Сказал я. - И твой слог мне нравится, как и изящное твоё сложение. Не хочу, что бы голод терзал тебя, разрывая внутри животик. Ты можешь не проглатывать меня целиком. Не ешь всё сразу. Оставь часть трапезы на потом. А потом... если захочешь, оставишь на потом ещё раз, и ещё... сколько пожелаешь раз. Пока мой вкус не приестся.
Она приподнялась. Нежные и гладкие, мягкие и приятные, окружности под моей ладонью напряглись, ещё лучше умещаясь в растопыренных пальцах. Её замечательные глаза совсем не уродливые, смотрели в мои и показывали радостную удивлённую искорку.
- Стоит попробовать... - Согласилась со мной, моя странная, таинственная посетительница. Незванная, но приятная гостья. Зовущая и волнующая своею очаровательной простотой, волшебная девушка.
Едва прикасаясь кончиками пальцев, я очертил линию стройной фигуры, как дирижёр взмахом руки, кладёт начало музыки, так и я расстелил на прозрачной коже, от шеи и плеча, до изгибающегося под прямым углом бедра, музыкальную россыпь крупных мурашек-нот, и, втянув свой живот, поднырнул под провисающую мышцу, лежащей на нём ноги. Протиснул развёрнутую кверху ладонь, ловя в "лодочку" маленькую, твёрдую под мягкой прослойкой, закруглённую выпуклость с прорезью. Милашка взбрыкнула. Испуганно. Словно хотела сбросить пятерню, которая лежала на ней с зади, и заодно отстраниться от другой, нагло ухватившей её снизу впереди.
Жмущиеся друг к другу, крутые половинки, под пальцами, возмущённо раздались в стороны, а между животом и тазом, на миг, образовался просвет.
Я воспользовался оплошностью, коварно продвинул руку и, обхватив, на сколько возможно большую площадь, заключил в ладонь сырую долину в горячем ущелье.
Нежно тесня интересные детали, вдавливая чудесный, замысловатый рисунок-узор в линию жизни на своей ладони, я соединил пальцы обеих рук, снизу и сверху, кончик к кончику, и потянул пленённое тело выше к себе, к своей шее. Она попалась в мою петлю, затягивающуюся на ней через плечо, врезающуюся в розовую плоть между ног. Попалась в мой капкан, впивающийся, снизу твёрдыми, но щадящими зубами - жёсткими, но чувствительными пальцами бас-гитариста. И мы вместе, извлекли друг из друга, я - высокие, а она - низкие, звуки...
Отредактировано Амид (16.06.2018 08:59:34)
