— Я не буду с тобой играть, Петька! Ты не имел права топтать мой замок! Ты — скотина! — Вася сорвался на визг, выкрикнув эти слова. Прямо как девчонка. Да ещё и покраснел при этом, от чего ещё больше разозлился.
— Вась, я не специально, честно слово. Вась, ну мы же друзья, — испуганно затараторил Петя, на всякий случай, протянув другу руку.
— Никакой ты мне не друг! Ты мне враг! Вы теперь все мне не друзья, а враги! И Женька мне теперь враг, и Машка! Вы все враги! Вы молча смотрели! А он топтал! Ножищами своими! Мерзкий! Мерзкий! — мальчик перестал себя сдерживать и разрыдался, упав на землю.
Он дрыгал ногами, ревел, вырывал траву пучками, и дальше всё было, как во сне — вот чьи-то знакомые руки поднимают его, он прижимается к пахнущему родным животу, и плачет, плачет, чувствуя, как сопли вперемешку со слезами попадают в рот, а мама его умывает в ванной и что-то такое монотонно бубнит, повторяя его имя: "Васенька... бу-бу-бу... Васенька"...

***

Василий Петрович с ненавистью смотрел на женщину, стоявшую перед его столом.
— Мы не можем отправить документ в таком виде, это нужно исправить.
"Какая тварь", — думал Василий. — "Она же просто издевается надо мной. Ей ничего не стоило самой исправить дату, молча. Но она просто хочет меня перед всеми унизить... Тварь, ненавижу".
— Вы слышите меня, Василий Петрович? — женщина озабоченно смотрела на него. — Вы хорошо себя чувствуете?
— Вполне, - ответил он, потирая лоб. — Конечно, я сейчас всё исправлю.
— Да, будьте любезны.
Она смерила его оценивающим взглядом, словно сомневаясь, что он её услышал, потом поджала губы и вышла из кабинета.
— Тварь, — тихо, но отчётливо процедил Вася.
Его коллега за соседним столом хмыкнул, и Васе показалось, что в смешке этом было нескрываемое ехидство. Он схватил пачку сигарет со стола и пошёл в курилку.

Вообще-то на работе его все любили, но вот с главбухом отношения не сложились. С самого начала. Она была холодная, резкая, и при первой же встрече оборвала велеречивый Васин монолог, попросив не мешать ей работать и оставить пустые разговоры до более подходящего случая. А Вася ведь собирался с ней установить тёплые отношения, комплиментов каких-то наговорить. Тварь.

От этих неприятных размышлений его отвлёк телефонный звонок. Звонил его бывший одноклассник Мишка и интересовался, в силе ли встреча, назначенная на выходные.
— А я должен с тобой встретиться? — ледяным тоном спросил Василий.
— Но...мы же договорились, — растерянно помолчав, отозвался Миша.
— А ещё мы договорились, что ты не будешь в моём присутствии упоминать синий цвет. А ты мне мало того, что прислал синюю открытку, так ещё и подписал её синим фломастером. Это, по-твоему, смешно? Ты понимаешь, что мне это неприятно, Миша? Я сто раз объяснял, я на коленях ползал...
— Вот давай встретимся, и ты мне снова расскажешь, что там у тебя с синим цветом, — рассмеялся Миша.
— Ты издеваешься?!
— В смысле? Вот это про открытку - это ты серьёзно? Да это вообще... это жена покупала. Я и не знал, синяя она или не синяя!
— Я же просил!
— Чёрт, Вась! Ты просил не упоминать синий цвет? То есть даже просто упоминать? Погоди, я не пойму, ты шу...
Вася не дослушал и нажал отбой. Руки у него дрожали. Он ненавидел синий цвет. Когда люди говорили "синий", они словно хотели унизить его, заставить чувствовать себя никчёмным, глупым, лишним. Ему было больно от того, что самый близкий друг над ним так жестоко издевается, но у него больше не было сил объясняться. Накопившаяся злоба душила. Он удалил контакт из телефона, докурил сигарету и вернулся в кабинет, надеясь, что работа хоть немного отвлечёт его. Думать о потере друга он не мог, это была слишком мучительная мысль.

***

— Милый, я не помню, куда я положила ключи.
— Наташа, ты обещала, что не будешь больше так делать.
— Делать как? Забывать? Ну я стараюсь, Вась. Но... куда я могла их задевать?
Вася чувствовал, как нарастает гнев. Жена откровенно издевалась над ним.
— Ты постоянно забываешь. Ты обещала, что больше не будешь. Ты — обещала.
— Васенька, ну это не совсем от меня зависит... Понимаешь, оно как-то само. Вот я вроде бы сюда их положила...
— Заткнись! — заорал он. — Заткнись! Заткнись! Пошла вон! Собирай свои вещи и пошла вон из моего дома!
Жена застыла на месте, открыв рот.
— Вася....
— Я сказал, вон! Не хочу больше видеть твою поганую рожу! Тварь!
Жена зажала рот рукой, но не шевелилась, словно не могла поверить тому, что слышит.
— Ты нарочно делаешь это! Нарочно забываешь! Это не может быть ничем, кроме издевательства! Я не потерплю неуважения! Не потерплю этого скотского отношения!
— Ты всё это говоришь, потому что я забыла, куда я положила ключи? — вдруг неожиданно спокойно спросила Наташа.
— Да. Именно поэтому. Я объяснял тебе, какую боль ты мне этим причиняешь... Я... я хочу развод. Я так...
— Василий, — прервала она его, — я правильно понимаю, что ты хочешь после десяти лет брака развестись, потому что я забыла, куда положила ключи?
Вася немного помолчал, пытаясь восстановить ровное дыхание.
— Нет, не поэтому. Ты не поймёшь. Ты... никогда... никто не... Вы все не понимаете! - он будто сдулся. - Этот разговор окончен. Убирайся.
Жена молча развернулась и исчезла в дверях.

Враги. Все они были его врагами. Каждый из них унижал его, оскорблял, делал ему больно. Они упоминали синий цвет, они замечали его ошибки, они задевали его, не уважали, не ценили...
Он достал из нижнего ящика стола чёрную тетрадь, полистал её, нашёл страничку, на которой было крупными буквами написано "Миша" и поставил ещё одну галочку напротив слова "синий". Потом он пересчитал галочки и под косой чертой вывел итоговый результат — двести двадцать один. Дальше он сделал несколько пометок на страничках с надписями "Главбух" и "Жена". Немного подумав, он зачеркнул слово "жена" и так же крупно написал рядом "Наташа". Это занятие успокоило его, и он почувствовал себя намного лучше - обиды зафиксированы, в жизни стало чуть больше порядка. Он ещё полистал тетрадь, вспоминая, всё ли отметил, а потом открыл последнюю страничку и добавил три новых пункта к длинному списку имён.
— Вася, я тебя люблю, — вдруг раздалось за спиной и чьи-то нежные руки обняли его. Вася хотел стряхнуть их с себя, развернуться, оттолкнуть жену, но вместо этого вдруг разрыдался. Натужно, тяжело, почти беззвучно. Лицо его уткнулось в пахнущий родным живот, он что-то говорил, плакал, слёзы и сопли попадали в рот, а голос жены успокаивающе бубнил: "Васенька... бу-бу-бу... Васенька".

***

— Вы правда хотите сделать эту надпись? Нет, это безусловно ваше дело, но знаете, обиды проходят, а камень так и будет стоять, - сказал Михаил Фёдорович Куликов, мастер по мрамору и граниту.
— Такова была воля усопшего.
— Он прямо так и сказал? Может, вы как-то не так его поняли?
— Пожалуйста. Я не в состоянии сейчас спорить. Вы же сказали, что делаете любые надписи. Я бы не обратилась к вам, но мне уже всюду отказали...
— Ладно, давайте сюда вашу тетрадь.
Мужчина пробежал глазами по списку.
— Знаете, это будет выглядеть, как братская могила. А эти люди вообще в курсе, что их имена будут красоваться на надгробии?
— Я думаю, этих людей тоже уже нет в живых. Прадеду-то было сто семь лет, когда он умирал, а некоторые из этих людей были старше него.
— Хорошо, я вас понял. Всё сделаю. Скажите, а это как-то... ну не знаю... озаглавить?
Женщина задумалась.
— Нет, не стоит. Просто не забудьте в конце эту фразу: "я мёртв, но моя ненависть жива".
Когда дверь за ней закрылась, мастера переглянулись.
— Мурашки у меня от этого типа по коже, - сказал один из них. — Больной наверное какой-то был.
— Может в маразме просто?
— Нет, ты погляди, тут же даты! Тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год - это вот у него первый враг появился. Нет, ну что за придурок...
Тут он выругался и выронил тетрадь из рук. Прямо у него на глазах список вырос на один пункт. На бумаге проступило: "28. Михаил Фёдорович Куликов".

Работали молча.