Дама в летах с сигаретой в руке, нисколько не запыхавшись, дело привычное, тащила нерадивого юнца туда, где он явно быть не хотел, хотя на деле, мальчик не упирался и семенил за ведущим словно ягненок на заклание – его смирение заключалось в крепкой хватке женщины в резиновых перчатках. За ноздри. Прохожие, наблюдая данное шествие, замедляли шаг.
- Хороша реформа! – восклицали некоторые.
- А ведь и вправду хороша, - одобряли другие.
   Дама, доведя юношу до нужного здания, поднялась на второй этаж, прошла длинным коридором до двери с надписью «директор» и постучалась.
- Вот, Христофор Пеликанович, полюбуйтесь, - дама высвободила пальцы, сняла перчатки, - курил за остановкой, а должен был сидеть на геометрии.
- Гильотина Людвиговна, - директор лишь мельком сверкнул очками на школьника, что говорило о его хорошем настроении, - вы как всегда на высоте, у вашего класса грандиозная посещаемость. Позвольте обрадовать вас раньше всех: наконец-то, утвердили указ о физических методах обучения, с этого дня разрешено дисциплинировать учеников не только линейками, но и указками с розгами!
Гильотина Людвиговна медленно осела в кресло, вздохнула тихонько и, смахнув с щеки преподавательскую слезу, сказала:
- Это прекрасно, наконец-то, поднимется уровень образования, возрастет ценность школьных знаний, как раньше…

В чистом звездном небе проносятся ослепительные длиннохвостые кометы - так часто, что не хочется вставать с примятой травы, блестевшей ночной росой; поднимать голову с удобно подмятого рюкзака, и хоть на миг отрывать взгляд от прекрасного действа. Но шальной ветер проведет ладонью по высокой траве и небо со звездами запестрит тонкими стеблями…

   Артем нехотя поднялся и огляделся: бесконечное волнующееся поле пшеницы обрывалось крутым скалистым утесом, под которым, бурно наступая и неспешно откатываясь, шумел океан; и повсюду, от края до края, мерцали тысячи летающих огоньков. Светлячки, паря в прохладных потоках, медленно слетались со всех сторон к мужчине пока не образовали большое светящееся облако, из которого создали ярко-желтую неоновую копию Артема, указывающую рукой на темный горизонт, где едва различались силуэты гор.
   Мужчина устало отмахнулся - копия рассыпалась по полю огненными крошками. Он посмотрел наверх: звездопад продолжался в соседстве с полной луной, постелившей по черному мрамору океана белую широкую дорожку. Артем остался бы здесь навечно - идти уже не было ни сил, ни желания. Но знакомый шепот, прилетевший откуда-то с теплым ветром и коснувшийся уха нежным женским дыханием, побудил Артема закинуть на плечи лямки тяжелого рюкзака и покинуть это место, сотканное из его грез…

   Вокруг мельтешили белые халаты, пищала аппаратура, и до слез резало глаза от яркого света, отчего Артем медленно моргал, но не сводил взгляда с хмурого лица «архитектора». Тело словно чужое – ослабло и не слушалось, - а Артему так хотелось сорвать свой шумный респиратор, врезать "архитектору" и сказать, что он смог, он вышел из программы...

И оригинал.

  В чистом звездном небе проносятся ослепительные длиннохвостые кометы - так часто, что не хочется вставать с примятой травы, блестевшей ночной росой; поднимать голову с удобно подмятого рюкзака, и хоть на миг отрывать взгляд от прекрасного действа. Но шальной ветер проведет ладонью по высокой траве и небо со звездами запестрит тонкими стеблями…

   Артем нехотя поднялся и огляделся: бесконечное волнующееся поле пшеницы обрывалось крутым скалистым утесом, под которым, бурно наступая и неспешно откатываясь, шумел океан; и повсюду, от края до края, мерцали тысячи летающих огоньков. Светлячки парили в прохладных воздушных потоках, плавно слетаясь со всех сторон к мужчине, пока не образовали большое светящееся облако, из которого воссоздали ярко-желтую неоновую копию Артема, указывающую рукой на темный горизонт, где едва различались силуэты гор.
   Мужчина устало отмахнулся и копия рассыпалась по полю огненными крошками. Он посмотрел наверх: звездопад продолжался в соседстве с полной луной, постелившей по черному мрамору океана белую широкую дорожку. Артем остался бы здесь навечно - идти уже не было ни сил, ни желания. Но знакомый шепот, прилетевший откуда-то с теплым ветром и коснувшийся уха нежным женским дыханием, побудил Артема закинуть на плечи лямки тяжелого рюкзака и покинуть это место, сотканное из его грез…

  Вокруг мельтешили белые халаты, пищала аппаратура, и до слез резало глаза от яркого света, отчего Артем медленно моргал, но не сводил взгляда с заплаканного лица возлюбленной. Тело словно чужое – ослабло и не слушалось, - а ему так хотелось сорвать свой шумный респиратор, обнять ее и сказать, что он смог, он дошел.

Внутри старой низкой хижины в кромешной темноте очередями вспышек озарялось страшное месиво: бойцы один за другим превращались в фарш прямо на сгнившем деревянном полу, под собственные крики и визги кошмарных существ, лезущих из пробитого пси-тараном окна. Передние ряды в первые же секунды открытия сошли с ума из-за чего нарушился строй, и начался хаос; другие же, наблюдая кровавую баню перед собой и слыша ужасные вопли, пустили пулю в голову, пока до них не добрались рвущие плоть когти и зубы. Остатки выживших солдат скользили по лужам крови и кишкам, спотыкались об останки товарищей, отстреливались и пытались уползти от этого безумия. Дьявольское окно, созданное из старинного мутного зеркала, обагрившись кровью, налилось густым красно-черным цветом, надулось пузырем и росло, росло, пока стенки пузыря не истончились в полупрозрачную влажную пленку, которая лопнула новой склизкой порцией зубастых уродов. Рваные края чужого мира, поглощая пространство и отравляя воздух невыносимой вонью, вышли за пределы зеркала и безостановочно поползли вширь, продолжая булькать кровавым пузырем, выплевывающим орды свирепой биомассы.

   Древняя покосившаяся лачуга, которую чудом не сдули местные ураганы, за неделю обросла тройным забором из военных грузовиков с прицепами и передвижных лабораторий, а рядом, примостились шатры с палатками. В самом крупном шатре, напичканном аппаратурой, бородатый мужчина в красных шортах и футболке с изображением распятого Спанч Боба, сидя на раскладном стуле, щелкал клавиатурой уткнувшись в монитор ноутбука.
- Олз, хватит на сегодня, сейчас запустят пробитие пси-измерения, всё и так проверено тысячу раз, - окликнул его напарник, сонно потягиваясь и вставая из-за другого стола.
- А ты знал, - начал бородач, не отрываясь от монитора, - что отдел кадров проверяет родственников лишь до третьего колена, а мой пра-прадед входил в тайную церковь Бафомета*?
После вопроса бородатый по-дирижёрски вскинул руку, отставил указательный палец, после чего медленно опустил на клавишу, и, когда раздался последний щелчок, произнес:
- А это непростительная ошибка для такой организации…
   

*Бафомет (англ. Baphomet; лат. Baphometh) — астральное божество, идол. В средние века проклятую дьяволицу «Бафомет» называли супругой проклятого сатаны. Изображение Бафомета является символом сатанизма.
Википедия.

Пылающий закат океаном дотянулся от горизонта до самого берега, где на сверкающем желтом песке застал семихвостых тигров за игрой. Раструбив по павлиньи семь пушистых отростков, по пляжу игриво прыгали шипящие друг на друга сытые хищники. Песок из под мощных лап летел в океан и в алеющей водной глади взрывались саморазглаживающиеся кратеры, достигающие плоскости всего тремя кругами. На каждый бульк песчинки из воды выныривали маленькие двухголовые рыбки и от сияния серебряной стаи рябило в глазах.
   Узкую пляжную зону обрамляла густая зеленая полоса травы и кустарника, подступающая с города, сползающая с небоскребов, торговых центров и парковок - растительность наступала и захватывала. В одной из асфальтовых расщелин, откуда пробился молодой сорняк, тигренок, отбившийся от остальных, выцарапал треснувший шлем с черепом внутри. После пары ударов череп вылетел из шлема, а затем в воздух выстрелила голограмма ввиде мужчины в костюме и с носовым платком в руках.
- Человечество пропадет, - начал мужчина, вытерев нос платком, отчего тот окрасился в красный. - Но природа, отравленная людьми, возможно, сможет возродится…
   Тигры, играя серым черепом, убежали, оставив говорящего в сумерках призрака прошлого наедине с закатом.

Зелёное пахучее болото жужжало мухами и гнусом, посвёркивало огромными стрекозами, и томлело от жары. Посреди этого великолепия лежал Кёпа на высохшей коряге и жмурился от солнца. Пока страшно округлившийся живот тяжело урчал, переваривая ненасытную жадность хозяина, Кёпа громко, протяжно зевал, клонясь ко сну. Он сгреб уже почти пустой мешок под голову, посопел, позевал, но не заснул; руки, не удержавшись, полезли в мешок, и округа снова наполнилась бесстыдным чавканьем. Наконец Кёпа сыто рыгнул и, беспечно швырнув обглоданную кость за спину, повалился спать.
   Проснулся Кёпа от треска дерева - возле его головы покачивались длинные вилы, воткнувшиеся в корягу.
- Промахнулся, олух, разбудил окаянного! – раздались тут же крики из ближайших кустов. - Еле выследили по косточкам и догнали, а он вилы кидает!
- А ну, давайте все разом, пока не очухался паршивец и в самую топь не ушел!
Сонное болото наполнилось злыми мужиками с рогатинами, топорами и вилами, которые с гиканьем побежали за пузатым упырем.