Форум начинающих писателей

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Форум начинающих писателей » Крупная проза » Карлик Янк {фэнтези} 16+


Карлик Янк {фэнтези} 16+

Сообщений 1 страница 16 из 16

1

http://s9.uploads.ru/t/3z5yA.jpg
Название: Карлик Янк
Автор: Александр Бех
Стадия: завершено
Жанр: классическое фентези
Объём: 108 стр книжного формата
Ограничение по возрасту: 16+

Глава I

Глава I
1
    Во время войны людей против не́людей, министериал* Йоргу уверенно вёл свой отряд на север, углубляясь всё дальше и дальше в те края где редко ступала нога человека. Множество успешных конных сражений, штурмов городов и замков было на счету у Йоргу. Он лично взял в плен знатного носферату лорда Бриара, при осаде Крдосово и разбил отряд Болотного Хмыря, предводителя вольных орков, под Нирожью.
    Получая донесения с полей сражений графы дивились успехам молодого министериала и были необычайно рады, что могут принести королю Живко Второму такие отличные известия, поскольку донесения с других фронтов и Буйных морей носили не столь радужный характер.
    Многие рыцари радость баронов не разделяли. Вшивый простолюдин! Дворовый пёс! Рвёт задницу за титул! Это самые мягкие их фразы в адрес Йоргу, которые они бросали, если кто-то сообщал им о очередной победе министериала. А сэр Бузина даже написал прошение королю, в котором настоятельно рекомендовал немедленно арестовать министериала Йоргу за причастность к магии. Очевидно же, что он колдун и нелюдь! В этом и кроется секрет всех его военных успехов!
    Но никакой магией Йоргу не обладал. Он свято и ревностно чтил людские законы, а магия, как гласил закон – табу! Все победы им были добыты исключительно по́том и кровью, и благодаря живому и гибкому уму стратега, который Йоргу постоянно развивал теорией и практикой. Его солдаты были вымуштрованы, дисциплина железная, чтилась субординация. Мало кто из знатных сэров мог похвастаться тем же. 
    Когда Йоргу слышал, что о нём говорят, как о просто везунчике, он пренебрежительно ухмылялся, а про себя думал: «Вот же завистливые ублюдки! Я замесил дорожную грязь по колено, а руки вымарал в крови по локоть. Не соблаговолите ли, уважаемые господа, со мной поменяться местами? Я вот с необычайнейшим удовольствием обменяю северный фронт на западный. Буду одной рукой фехтовать с сатирами и нимфами, а другой рукой кидать оливки горстями себе в рот.
    Боги, как же я устал! Я устал и мне… мне страшно! Да, нелюдь всех вас дери, страшно
    Разумеется, на поле битвы Йоргу не был трусом. Там он был подобен берсерку. Его бойцы дивились отваги своего командира и были готовы идти за ним хоть в само пекло демонов. Но страх настегал его в те редкие часы, когда отряд вставал лагерем, и министериал оставался один в своём шатре изучать местные карты и донесения разведки. Вот тогда страх растекался скверной по его телу, отравляя его разум и сердце:
    «Мы продвинулись слишком далеко на север. Слишком далеко! Там на границе, битва часта заканчивалась поднятым со стороны врага белым флагом. Но здесь нелюдь другой! На колени не встанет!
    Сколько еще должно склонить голов моих солдат на эту варварскую промёрзшую землю? А главное зачем?»
    Зачем?
    Когда Йоргу в очередной раз доходил до этого вопроса, он резко пресекал ход своих раздумий:
    «Довольно! Не будем думать об этом. Ну, не любят люди нелюдей, а нелюди людей. Так уж повелось еще издревле. Не можем ужиться вместе и всё тут! Кто-то один должен править на этой Земле, так Истинными Богами предначертано!
    А я и мой отряд просто солдаты и слуги своим господам. Делаем, что велят. А велят нам воевать, и мы и воюем. Я вырву зубами им победу, которую они так неистово жаждут. Вот вам разлюбезные мои герцоги, графы, бароны ваша долгожданная победа, смотрите - не подавитесь! А я умываю руки. Всё, хватит с меня! Меч в ножны – здравствуй мирная жизнь!»
    Йоргу не тешил себя надеждами, знал, грядут самые тяжелее дни войны. Придётся дорожную грязь замесить по пояс, а руки вымарать в крови по самые уши.

[министериал – несвободный слуга короля и крупных феодалов, с военно-административными обязанностями]

2
    Гномы были самой северной расой среди нелюдей. Их земля – это бесконечные цепи крутых гор, вершины которых терялись в тяжёлых кучевых облаках; трескучий мороз здесь пробирал до самых костей и кругом лежали залежи снега; снег никогда не таял в этих краях и часто лавиной сходил с гор; море, черное и вечно неспокойное, разбивало в щепки об отвесные скалы любой корабль, который осмеливался слишком близко подойти к берегу.
    Выживали гномы здесь благодаря рыбалке и охоте на пушного зверя, но основной их труд – добыча железной руды. При помощи магии и грубой физической силы, гномы вгрызались в глубь горных пород, образуя бесконечные лабиринты из извилистых запутанных шахт. В них же переплавляли руду в сталь и здесь же жили, переоборудовав некоторые из шахт в многоярусные подземные города. В таких городах можно было обитать годами не выходя на поверхность. 
    Готовая сталь поставлялась нескончаемой вереницей на юг другим расам нелюдей: кентаврам, носферату, циклопам. И вот эти самые поставки костью встали в горле у людского королевства.
    Королём была поставлена задача, любой ценой, шахты взять. Без гномовой стали вооружению неприятеля был бы нанесён непоправимый урон, и людская победа в войне стала бы делом времени.
    Министериал Йоргу первый кто пересёк горный хребет Седой Медведь и вышел на Земли гномов. Вскоре подоспели и другие: сэр Станимир Железнобокий, сэр Браслав из Песчаных земель, братья Квитко и Гойко – то же рыцари, и министериал Мирко, по прозвищу Рысий мех.
    Встав лагерем, знатные сэры обсудили военные вопросы, приняли решение наступать немедля, помолились истинным людским богам и выпили за быструю победу малой кровью.
    Малой кровью не вышло. Война затянулась в здешних краях на долгих четырнадцать месяцев.

3
     Часто, когда отряды людей перебирались через гористую местность, преодолевая снежный буран, мёрзли от холода и лошади проваливались по самый живот в снег – появлялись гномы. Они выскакивали из своих скалистых нор, словно черти из табакерки и начинали кровавую круговерть, шныряя то тут, то там, среди застигнутых врасплох людей.
    Сперва они боевыми топорами били лошадей по пястям. Лошади в агонии ржали, брыкались. Копытами прилетало в головы пехотинцам. Упавшая такая лошадь кубарем катилась к подножию горы, утаскивая за собой всадника, запутавшегося в стременах.
    Юркие гномы не давали людям встать в боевое посторенние и превращали всё действо в кучу-малу. Начинался рукопашный бой.
    Низкорослики кружили вихрем торнадо. Вот людской солдат заносит меч над гномом, но когда опускает его, того уже нет там, и в этот момент солдат получает кинжал в спину, лезвие которого точно проходит в зазор между его лат.   
    Биться с гномом – это как пытаться поймать дикого кота. Дело гиблое. А если даже повезёт и ты кое-как изловчишься и схватишь хвостатого, то тот так вонзит в тебя когти, что отодрать его от себя получится только с кусками собственной плоти.
    Так и дрались гномы – как свора бешеных диких котов.
    Когда был нанесён достаточный ущерб, гномы исчезали в своих норах так же быстро, как и появлялись из них. Крики, ругань и стальной лязг теперь сменяли завывания и стоны раненых. Снег таял под лужами горячей крови, поднимая к небу пар.
    Рыцари-братья Квитко и Гойко отбирали самых щуплых из своих солдат и приказывал им лезть в норы гномов. Но такая стратегия результатов не принесла, и от неё вскоре пришлось отказаться. Солдаты никогда не возвращались. Они либо сразу попадались на выходе в руки к гномам и участь их была незавидна, или ещё того хуже: застревали в узких проходах. Тогда они истошно вопили, но им было уже не помочь. Однажды удалось кое-как подцепить такого бедолагу канатом, его тянули вшестером, но когда вытянули, тот оказался уже с отрезанной головой. Гномы позже выкинули голову на поверхность, и из глубины норы эхо принёс их смех.

4
    Одна из таких засад стала последней для министериала Йоргу. Он переводил свой отряд на новое место дислокации, и уже смеркалось когда напали гномы. Один вырвался прямо из снежного сугроба. Он бежал занеся над собой кинжал в сторону Йоргу. Гном, что-то орал и выпучивал глаза. Йоргу выхватил меч из ножен и, в последний момент, припав на одно колено, выставил его как пику вперёд, держась за рукоять двумя руками. Получилось так, что гном сам насадил себя на остриё меча. Лезвие прошло сквозь сердце и вышло под лопатками. Гном, словно от удивления, раскрыл рот и горлом выдал булькающий хрип.
    Йоргу упёрся плечом в труп низкорослика и выдернул меч. Боковым зрением он заметил ещё одного противника. Резко развернулся и парировал удар. Гном попытался нанести очередной выпад, но министериал ударил подошвой сапога ему в лицо. Раздался хруст, и из сломанной переносицы брызнула во все стороны фонтаном кровь. Сделав кувырок в воздухе, гном отлетел в сторону как тряпичная кукла и больше не поднялся.
    Йоргу огляделся вокруг. Шёл рукопашный бой, его солдаты вперемешку с гномами. «Это не дело! Опять эти черти устраивают свою карусель!»
    - Круговая оборона! Сомкнуть ряды! – рявкнул во всё горло он.
    И тут послышался резкий свист. Что-то гулко ударило министериала в правый бок. Меч выпал из руки. Йоргу посмотрел вниз и увидел в боку арбалетный болт, точнее его половину, другая половина, пробив стальной щиток, скрывалась у него в животе.
    Министериал попытался выдернуть болт двумя руками, но тот застрял намертво, да и руки у Йоргу стали быстро неметь. Йоргу повело в сторону. Он попытался устоять на ногах, но поскользнулся. Ноги нелепо разъехались в стороны, и Йоргу рухнул спиной на снег. Шлем слетел с головы и покатился гремя кубарем в сторону. Стальные латы на Йорге стали покрываться, похожим на тонкую паутинку, инеем.
    Звенело в ушах. Не моргающий взгляд министериала был устремлён в небо. Вечерняя синева сгущалась. Снег большими белыми хлопьями ложился на его лицо и сразу таял.
    Кто-то поволок Йоргу за ноги. «Гномы! Отродье нелюдское! Сейчас разделаются со мной…» Йоргу приподнял голову и увидел высокого солдата, который пригнувшись, тащил усердно его в сторону скал.
    Когда солдат затащил министериала за большой валун, он упал на колени и стал осматривать рану. Министериал от прикосновений кривился от боли. Солдат склонился над лицом Йоргу и что-то крикнул. Йоргу не расслышал, поскольку на солдате глухой шлем с забралом, на поле боя ор и лязг мечей, а в ушах у Йоргу звенело всё настойчивее.
    Солдат стащил с себя шлем двумя руками, и Йоргу увидел склонившуюся над ним девушку. У неё были салатовые глаза и длинные, цвета соломы, волосы, заплетённые в две тяжёлые косы.
    – Без инструментов не вытащить! – пыталась перекричать шум боя, обьявила девушка.
    Щёки её раскраснелись, а на лбу капельки пота.
    «Откуда она здесь? В моём отряде нет женщин» – судорожно пытался вспомнить Йоргу. – «Ах, да! Сэр Браслав. В его отрядах были андарокийки. Видимо она одна из его разведчиц». 
    Одна из кос упала с её плеча и кисточкой прошлась по влажному от снега лицу министериала. Он уловил приятный запах полевых цветов.
    – Как тебя звать? – поинтересовался министериал.
    – Что? – не расслышала девушка. 
    – Как – тебя – звать?! – чеканя каждое слово повторил Йоргу
    – Донка!
    – Я Йоргу! Пойдёшь за меня замуж, Донка?
    – Что? – девушка расслышала, переспросила больше от удивления.
    – Замуж выходи за меня, говорю!
    – Дурень, война же!
    – Ну, после, после войны.
    – А это ничего? – Донка кивнула в сторону болта, раскурочившего стальной щиток.  – Тебе не помешает?
    – Это? Да это так, заноза, – отмахнулся министериал, и боль молнией пронеслась по его телу. – Так пойдёшь или нет?
    Вдруг на Йоргу напал приступ кашля, перед глазами всё поплыло.
    – Пойду, пойду! Ты только не умирай, слышишь?
    – Теперь точно не умру.
    Донка улыбнулась ему. Она где-то рассекла губу, и её дёсны и белые зубы были все в крови. Йоргу рассмеялся этой одновременно жуткой и нелепой картине. Донка рассмеялась в ответ. Так они и хохотали какое-то время. Потом Йоргу стало больно смеяться и он отключился.
    Вокруг Йоргу и Донки шёл кровопролитный бой. Гномы убивали людей, люди убивали гномов.

5
    Полевому врачу и медбратьям понадобились целые сутки, на то, чтобы вырвать министериала Йоргу из цепких лап смерти. На рассвете врач вышел из шатра операционной и вытирая руки об пропитанную кровью тряпку, сказал, что министериал будет жить. Солдаты ликовали.
    Йоргу, вместе с другими ранеными и больными, на гужевых санях переправили на юг. Там он попал в госпиталь при церкви Истинных Богов «Мучеников Крапина», где несколько месяцев провалялся, не вставая с койки, в лихорадке и с болями в животе. Было неуютно и непривычно, что война где-то там, далеко, а он здесь, где тепло, сухо, сытная еда (которую ему правда по началу есть было нельзя из-за ранения в живот), и хорошенькие сёстры милосердия, регулярно интересующиеся, всё ли у него в порядке.
    Тем временем война вошла в свою завершающеюся стадию. Армия людей стремительно наступала по всем франтам. Йоргу больше всего интересовался, как там на северном фронте. Несмотря на то, что ситуация там по-прежнему была непростой, хороших новостей всё равно хватало. Регулярно поступающие в госпиталь раненые солдаты с севра, докладывали министериалу, что людям удалось выбить гномов с двух крупных шахт и так же были блокированы многие дороги, по которым гномы доставляли сталь. Теперь поставки этого важного для войны металла, резко сходили на нет. Ходили слухи, что умер Еруф Можжевельник – гном старейшина. Гномы жили разрозненными племенами, и у них не было единого предводителя, но Еруфа Можжевельника ценили и почитали все гномы без исключения. Дух гномов был надломлен, но гордости было им не занимать. Сдаваться они не собирались и предпочитали уходить прочь от людей, спускаясь всё ниже и ниже, в доступные только для них, путанные, прорытые ими лабиринты катакомб.
    Ранней весной, когда Йоргу уже самостоятельно ковылял на своих двоих по коридорам госпиталя, король Живко Второй принял у себя представителей от нелюдских рас. Представители, кто угрюмые и молчаливые, кто наигранно добродушные и приторно учтивые, подписали, скрепя сердце, капитуляцию. И не смотря, на то, что не все расы присутствовали в этой знаковый момент, (тех же гномов на встрече замечено не было) король объявил собрание кворумом*.
    Люди победили в войне полностью и безоговорочно – так сообщали глашатаи королевства, которые по приказу короля разбрелись по всему свету, для того, чтобы всем донести эту новость.
    В госпиталь тоже приезжал глашатай и поднял этой новостью всех на уши. Медики забыли о своих обязанностях, а больные забыли, что больны. Все дружно веселились и пили откуда-то неожиданно взявшееся вино, которое на территории церковного госпиталя было строжайше запрещено. К вечеру трезвых среди раненых, ходячих и лежачих, уже не осталось. Глашатай отплясывал рил вместе с сестрами милосердия. 
    На следующее утро министериал Йоргу выписался из госпиталя и тем же днём сел на корабль идущий к берегам архипелага Андарок.
    На одном из островов, пробираясь сквозь чащобу, Йоргу вышел к поселению андарокийских воительниц.
    Он встретил её на конюшне, в этот момент она распрягала гнедую кобылу. Он просто стоял и смотрел на неё какое-то время, как она отвязывает оглобли телеги от шорки. Поймав на себе взгляд, она посмотрела в его сторону и увидела рослого широкоплечего мужчину с волосами цвета вороньего крыла. Её лицо, которое было до этого понурое и сосредоточенное, преобразилось.
    – Йоргу! – крикнула она и побежала ему навстречу.
    Когда была уже совсем рядом, засмущалась и перешла на медленный робкий шаг. В руках она перебирала кожаную шорку.
    – Живой? – спросила Донка, не сразу осознав, что вопрос звучит глуповато.
    – Живой, – подтвердил не только ей, но и самому себе Йоргу.
    Вечером того же дня, когда стемнело, слепая Чезарина – старейшая воительница архипелага Андарок, она же и судья и жрица, объявила министериала Йоргу прожившего двадцать восемь вёсен и воительницу Донку, прожившую двадцать одну весну – мужем и женой. И истинные боги были тому свидетелями.

[кворум – число членов собрания, достаточное для признания собрания правомочным]

6
    Йоргу лежал на кровати закинув руку за голову и рассматривал как паучок плетёт серебристую паутинку на бревенчатом потолке. В камине тлели и потрескивали догорающие поленья. За окном была ночь. Где-то вдалеке лаяли собаки. Голова Донки мирно покоилась на груди у Йоргу. Женщина медленно водила длинным пальцем по шраму на боку у мужа, который напоминал по форме лучистое солнце.
    – Куда, ты, меня увезёшь? – тихо спросила она.
    – В Хомешель. Это на севре, ну ты знаешь, рядом с Седым медведем. Хомешель теперь людской город. Король даровал его лорду Субботке. Меня назначили начальником патруля, хотят, чтобы я следил за его окрестностями.
    – Бояться, что гномы нападут?
    – Нет, не бояться. Война выиграна. У гномов уже нет ни той силы, ни тех ресурсов, что раньше. Просто знатные сэры, хотят сплавить меня куда подальше. Тем более кто-то же должен охранять границу, так заведено, сама знаешь.
    – А, я там чем займусь, в этом твоём Хомешеле?
    – А, что ты умеешь?
    – Ну, дай подумать…Я андарикийка, и меня всю жизнь учили воевать. Так, что я умею убивать. Убивать мечом могу, убивать из лука или арбалета; могу верхом в седле убивать, а могу и в пешем строю, если надо; могу выследить по следам кого-то, словно дикого зверя и убить его. В общем, да…убивать в основном умею.
    – Нет, Донка. Убивать больше не придётся.
    – Это хорошо. Тебе, муж, признаюсь честно, я не люблю убивать. Только не говори слепой страху Чезарине, она не переносит это малодушие. Как по мне, только безумцы жаждут крови и войны.
    – Твоя правда. Может, что-то ещё?
    – Читать умею, писать. Знаю три языка: Шкофлицу, Бивке и язык племён Вархийцев. Нет, ну его непрям, чтобы очень хорошо, но сказать: «Сдавайтесь нелюдская мразь, или мы перебьём вас всех как чумных псов» думаю сумею.
    – Мне докладывали, что в городе помер старый архивариус. Как насчёт возглавить архив и библиотеку?
    – О, я буду рада любой работе, где не надо спать в снегу и скакать в седле неделями, сбивая себе гузно в кровь. 
 
7
    В Хомешеле Йоргу и Донка заселились в один из домов, с рыжей черепицей. Когда-то здесь жил тёмный эльф, теперь это был их дом. Йоргу и Донка любили проводить здесь время вместе в те редкие дни, когда Йоргу возвращался с патрулей. В отсутствие мужа, Донка работала в архиве, углубляясь в изучение исторических данных, военных донесений, сортировки полевой почты, которая застряла здесь на границе и многих других важных и не очень бумаг, приводя документацию города в образцовый порядок.
    Через девять месяцев у Донки и Йоргу родился сын, которого нарекли – Янком.

Глава II

Глава II

1
    С Янком было что-то не так. И чем Янк становился старше, тем заметнее и очевиднее это становилось для его матери. К трём годам тельце Янка было щуплым и мелким, а вот голова была явно больше, чем надо. Высокий лоб сурово выпирал вперёд. Переносица была вогнутой, и его вздёрнутый нос был похож на свиной пятачок. Ноги кривые, колесом. Ручки короткие. У Янка было много лишней кожи, которая собиралась складками.
    Донка очень переживала за сына, а так же и за мужа, который, дурень, ничего в упор не замечал. Оно и не удивительно, Йоргу вряд ли вообще представлял, как на самом деле должны выглядеть дети, хотя бы лет до десяти. Все сёстры и братья Йоргу умерли ещё до его рождения. А в армию он попал, будучи шести лет отроду. Казармы были его домом, а солдаты были ему и лучшими друзьями, и братьями, и родителями. Но Донка понимала, что рано или поздно и до Йоргу дойдёт, что с сыном что-то неладное, и это будет для него ударом.
    Сейчас же, Йоргу казался счастливым как никогда раньше. Он возвращался домой под радостные крики сына: «Папка, пришёл!». Поднимал Янка своими сильными руками над полом и кружил, пока тот заливался звонким смехом.
    Семья садилась ужинать. Янк обрушивал на отца сотню своих детских наивных вопросов, желая знать, всё и обо всём. Йоргу отвечал на каждый вопрос очень живо, подробно и в красках. Янк слушал отца, не отводя от него широко распахнутых, горящих задором глаз, при этом не забывая усердно набивать рот едой.
    Донка смотрела на двух своих главных в жизни мужчин, склонив голову чуть набок и улыбалась.   
    После ужина, Йоргу и Янк шли во двор. Йоргу вырезал из бука два меча, один для себя, другой маленький для сына и теперь учил Янка фехтованию. Спустя какое-то время уроки фехтования плавно перетекали в безумные игрища, где Йоргу становился то мамонтом, то драконом, а сын получив на время титул рыцаря, пытался сразить взбешённого зверя, ну или на крайний случай оседлать и усмирить его. Всё это действо сопровождалось дружным ором и хохотом.
    К концу вечера, когда уже совсем темнело, семья устраивалась возле зажжённого камина. Донка пела баллады, которых знала бесчисленное множество. На каждый вечер у неё находился новая история. Муж и сын слушали как женщина своим чарующим голосом, тихо нараспев, ведала им о героях, славных сражениях и путешествиях в дальние моря и страны. Наконец Янк, уставший за вечер, засыпал на коленях у матери, и Йоргу переносил его в кровать.
    Позже и Йоргу и Донка отправлялись к себе в супружеское ложе.
    А уже глубокой ночью, Донка плавно выскальзывала из объятий спящего мужа и укутавшись в шерстяную накидку, бесшумно крадучись покидала дом. Она шла освещённая только одной жёлтой луной в сторону берёзовой рощи. Придя на место, разжигала на валуне, поросшим мхом, свечи из свиного жира и молилась истинным Богам:
    «О Боги леса и Духи предков, я пролила реки крови ваших врагов во имя славы Вашей. Ни разу не дала повод усомниться в себе и была готова умереть с Вашим именем на устах. Молю Вас, не губите меня теперь. Ни меня, ни сына, ни мужа моего. Чует сердце моё беду. За что нам Ваше проклятье? В чём повинны мы пред Вами? На коленях прошу, пощадите».
    Ответом ей был только шум листвы берёз, макушки которых качались на ветру.

2
    В один из вечеров Йоргу вернулся позднее обычного. Донки в нос ударил удушливый кисловатый запах эля. Янк по обыкновению своему радовался приходу отца, а отец радовался встречи с сыном. Они тренировались и играли, веселились – всё как обычно. Но вот Донка беспокоилась. Что-то изменилось в Йорге, взгляд другой – холодный, и над переносицей прорезались три отвесные глубокие морщины.
    Когда Янк уже спал, а Донка мыла посуду после ужина, Йоргу зашёл на кухню. Он отодвинул дубовый деревянный табурет от стола, тот протестующе протяжно заскрежетал, царапая ножками пол. Йоргу грузно уселся и исподлобья уставился на жену. Донка стояла к нему спиной, но остро чувствовала затылком, как муж буравит её взглядом.
    Йоргу ничего не говорил, только тяжело сопел, положив руки на стол. Донка делала вид, что ничего не замечает и продолжала вытирать мытую посуду.
    – От чего наш сын так мал ростом? – нарушил тишину Йоргу.
    Донка от неожиданности дёрнулась и чуть не выронила из рук глиняный горшок.
    – От того, что он мал годами, – попыталась непринуждённо бросить она через плечо.
    – Я не про это! – рявкнул муж. – Он не похож на других детей, так ведь?
    – Отчего же? Похож. Такой же ребёнок, как и все. Маленький, беззащитный, жизнерадостный, наивный, ждущий папу после службы и всегда радостно встречающий его, потому что души в нём не чает. Что тебе ещё нужно, муж? Что тебя ещё не устраивает в нашем сыне? – раздражение закипало в голосе Донки.
    – Нет, жена! Дети не такие. Они выше, они складные, с гладкой кожей, на быстрых шустрых ножках, с длинными ручками. Вот, например, дети Миколоса…
    Ах, Миколос! – мысленно воскликнула Донка закатив глаза. Эта пьянь и выродок из стражи. Вот кто взбаламутил моего мужа. Можно только догадываться какой грязи наговорила эта скользкая вонючая свинья.
    Донка отчётливо представила, как после патруля её муж зашёл в трактир, и к нему подсел уже навеселе лысый бородач Миколос, с медными серьгами-кольцами в шах. Как он, улыбаясь во все зубы, угостил кружкой эля Йоргу. Как он лил ему в уши сироп, про дружбу и честность и что он не может молчать и хочет открыть глаза своему старому другу на правду. Как менялось лицо её мужа, когда он слушал Миколоса и хлестал эль кружками, чтобы заглушить отчаяние, страх и боль, зарождающиеся в его сердце. Как он до хрипоты спорил с Миколсом не желая признавать услышанное. Когда Йоргу покидал трактир над переносицей у него прорезались те самые три отвесные морщины. А Миколос после ещё долго хохотал со своими дружками над глупым министериалом и продолжал пьянствовать.
    Донка подошла к своему мужу и ладонью медленно провела по его щетинистой щеке.
    – Муж мой, какое тебе дело до детей этого дурня? У тебя свой сын. Какой бы он не был, он дан тебе Богами, – она говорила это как можно тише и ласковей, чтобы образумить и успокоить Йоргу.
    – Мой ли… – отрешенно то ли спросил, то ли сказал он глядя в пол.
    Донка резко отдёрнула руку от лица мужа. Салатовые глаза её недобро вспыхнули. Желваки на скулах заходили.
    – Как ты смеешь такое говорить? – прошипела она змеёй. 
    – Жена, о нас говорят в городе. О нас и об…Янке. А я даже не знаю, что и думать…
    – О, Боги, Йоргу! Всю жизнь о тебе говорили за спиной завистники, только и норовящие плюнуть тебе в спину или сунуть палки в колёса. Тебе всегда хватало мужества и духа не обращать внимание на эту шваль. Но, что теперь? Что изменилось? Что нам до каких-то пьянчуг из грязных трактиров? Ты единственный кто был у меня! И я готова поклясться в этом перед истинными Богами! Янк твой сын! Хочешь ты того или нет!
    Йоргу поднялся со стула. Тот снова протяжно заскрежетал.
    – Уже поздно, ложись спать жена. Жду тебя в кровати, - сказал он, не глядя на Донку и вышел с кухни.
    Донка гневно отшвырнула полотенце в сторону, которое держала в руках. Упёрла руки в боки и закусила нижнюю губу.

3
    Ночью Донка не успела выйти на улицу, по обыкновению своему, помолиться. Муж проснулся раньше. Он резко встал с кровати и начал одеваться. Донка спросила, куда он. Йоргу молчал. Он направился к входной двери, в темноте он несколько раз обо что-то споткнулся и грязно выругался. Скрипнула тяжёлая дверь, и Йоргу скрылся в ночи.
    Донка, обеспокоенная, приподнялась на локтях. В стойле заржали лошади.
    Через некоторое время Йоргу возвратился. В руке у него был подсвечник с зажжённой свечой. Йоргу был в кожаной чёрной форме патрульного, с мечом в ножнах на поясе. Он поставил подсвечник рядом с кроватью, коротко бросив жене:
    - Собирайся.
    Снова вышел из комнаты и направился в спальню к Янку. Донка услышала протестующие капризы разбуженного сына. Она вскочила с постели и накинув по верх белой сорочки шерстяную накидку, ринулась в комнату сына.
    Йоргу вышел из его комнаты ей на встречу. Янк был у него на руках. Он обвил своими пухлыми ножками бока отца. Одной рукой он держался за его шею, а другой зажав кулачок, протирал заспанные глаза.   
    – Пап, мы куда? – спросил он и широко зевнул.
    – Прокатимся кое-куда все вместе. Ты, я и мама с нами. Это не далеко, – Йоргу прошёл мимо жены и обернувшись кивнул ей, мол давай за мной. Он вышел на улицу. Дверь закрылась за ним громко хлопнув, пробудив от оцепенения Донку. Донка поспешно натянула сапоги и выскочила во двор вслед за мужем.
    На улице была зябко и тихо. Ночной небосвод был усеян звёздами.
    Возле дома стаяли две запряжённые лошади.
    – Что это всё значит, Йоргу?! – бросила она раздражённо мужу.
    Он обернулся к ней и протянул сына.
    – Возьми его и садись в седло. Следуй за мной. Ничего не говори и не спрашивай более. Особенно возле ворот. 
    Взгляд Йоргу был колющим, с прищуром. Лицо угрюмым. Донка не посмела перечить мужу. У неё забегали мурашки по спине от его сурового вида. Таким он был только на войне. Донка оседлала мерина и покорно последовала за мужем, который тронул свою лошадь к главной городской дороге.

********************
    Они подъехали к городским воротам. Бревенчатые ворота, под шесть метров высотой, были затворены. Как и всегда в ночную пору. На них лениво горели два факела. Рядом в траве, свернувшись калачиком, спала собака. На подмостках сидели два стража и играли в карты.
    – Где Добрил? – крикнул Йоргу стражам, перед этим громко свиснув.
    Стражи резко вскочили, побросав карты.
    – Дрыхнет в сторожке, господин министериал, – рапортовал один из стражей, встав в по стойке смирно.
    Йоргу спрыгнул с лошади и направился к небольшому домику возле дороги. Забарабанил в окно. Стекло задребезжало.
    – Добрил, открой ворота! – гаркнул Йоргу.
    – Не положено. Предписание где? – послышался приглушённый хриплый голос из сторожки.
    Йоргу влетел в сторожку, толкнув хлипкую дверь плечом и сразу же затворил её за собой.
    – Мам, мы уже скоро приедем? – тихо спросил Янк, уткнувшись лицом ей в шею.
    – Не переживай, Янк. Ты, спи лучше. Всё будет хорошо, – Донка точно знала, чтобы не задумал муж, сына она в обиду не даст.
    В сторожке началась возня. Что-то гулко стукнуло, что-то звонко упало. Стражи на подмостках неуверенно мялись с ноги на ногу. Из сторожки выскочил Йоргу. Размашистой походкой подлетел он к лошади и махом запрыгнул в седло. Следом, в дверном проёме, появился мужичок с всклоченными волосами. Он потирал ладонью раскрасневшуюся левую скулу. Зыркнув на стражей, крикнул:
    – Чего встали? Ворота поднимайте!
    Стражи послушно закивали и бросились крутить вал. Зубчатые шестерни заскрипели. Тросы натянулись. Дубовые ворота со всей важностью, словно делали одолжение, медленно поползли вверх.
    За воротами раскинулось поле, границей которой служил чёрный густой лес. Две лошади, кобыла и мерин, пересекли черту города, гулко топая копытами по песчаной дороге и вздымая дорожную пыль. Стражники и Добрил провожали Йоргу и Донку взглядами полного любопытства.

4
    Они проехали более часа, прежде чем Йоргу приказал спешиться. Уже давно были покинуты пределы дороги, и лес так сгустился, что на лошадях было теперь не проехать.
    Донка выполнить приказ мужа не спешила. Она уже совладала со своим первым страхом и смятением. И теперь в седле, гордо выпрямив спину, сидела та самая андарокийская воительница, чьё ремесло было сеять смерть. Ремесло, которое она так старательно пыталась забыть…но не забыла. 
    – Нет, муж. Мне надоели твои игры. Либо ты сейчас же говоришь, что происходит, либо я уезжаю вместе с Янком, – Донка для наглядности натянула вожжи и стала разворачивать мерина.
    – Нет, нет, постой! – муж кинулся к ней и ухватился за уздечку. Конь недовольно фыркнул.
    Донка посмотрела на мужа сверху-вниз. Суровый её взгляд салатовых глаз смягчился. Впервые она увидела своего мужа таким потерянным и неуверенным как сейчас. От его отвесных морщины над переносицей не осталось и следа. Огонь в факеле который он держал в руке, слабо трепыхался, готовый погаснуть в любой момент.
    – Прощу тебя, жена. То, в чём ты мне клялась вчера вечером – я должен убедиться в этом. Дай моей душе покоя. Ни что сейчас не угрожает ни тебе, ни Янку. Просто пойдём со мной. Мы почти пришли.
    Донка шумно с храпом втянула в себя воздух и сплюнула на валежник. Спрыгнула с коня, придерживая на руках спящего Янка.
    – Так и быть, я пойду с тобой. Я жена и должна уважать волю своего мужа. Но не давай мне повода, усомниться в своем решении, – она кивнула в сторону чащобы. – Веди.
    Они шли пешком еще минут двадцать. Йоргу был впереди, освещая путь факелом и прорубая дорогу мечом сквозь тернистые кусты.
    Вскоре они вышли к болоту, над которым нависла огромная полная жёлтая луна. Отовсюду протяжно квакали лягушки. Комары хаотично летали роями, походившими на тяжёлые чёрные тучи. Ухнув, с верхушки одной ели на другую перелетела сова. Под её весом еловые лапы закачались.
    В центре болота, заросшего мхом и кувшинками, стаял дом. Маленький, приземистый, без углов – округлый. На его конусовидной крыше, так же поросшей мхом, в центре торчала искривлённая труба и из неё шёл серый дымок. Из маленького мутного оконца пробивался жёлтый свет, который слегка пульсировал.
    Йоргу повёл Донку по мостику, соединяющему берег и вход в дом. Мостик был хлипким и гнилым. Кое-где были проломлены доски и приходилось аккуратно переступать. Перила по левую сторону отсутствовали.
    Йоргу дёрнул дверную ручку. Дверь была закрыта. Йоргу отошёл на шаг назад и ударил в неё подошвой сапога. Дверь сотряслась вместе с домом. Деревянный засов с хрустом переломился и дверь отворилась.
    Янк проснулся и прижавшись к матери, стал испугано озираться, не понимая, где он находиться.
    Супруги вошли в дом. В центре стояло кострище, собранное из камней. Пламя костра лизало дно большого закоптившегося котла. В котле кипело и пузырилось, с хлюпающим звуком, зелёное варево, словно варили само болото. Запах стоял соответствующий. Паутина на потолке и на книжном шкафу. Возле шкафа грубо сбитый стол из неотёсанных досок. На нём навален хлам: стеклянные колбы, бумаги, страницы книг, огрызки еды, коренья, засохшие стебли растений и другие вещи непонятного происхождения и назначения. На всех этих вещах восседал чёрный кот. Рядом на табурете еще один кот – серый, одноглазый; а на потолочной балке – третий, рыжий и пушистый.
    Животные гостям были не рады. Они предупреждающе завыли, заныли. Чёрный кот ощетинился, выгнулся дугой и зашипел, скаля клыки.
    Йоргу огляделся. Обошёл комнату вокруг кострища.
    – Где ты? Выходи! – рявкнул он и пнул в сердцах табурет на трёх ножках.
    Одноглазый кот отлетел вместе со стулом к стене. Вонзился в стену когтями и вскарабкавшись по ней на книжный шкаф, злобно фыркнул.
    – Покажись! – Йоргу поднёс край факела к одной из потолочных балок покрытой паутиной. – А то спалю твою халупу ко всем чертям.
    Из неоткуда раздался скрипучий, как ржавые петли, голос:
    – Зачем пожаловал сюда, человек?
    – Я министериал королевства Живко Второго – Йоргу и главный патрульный города Хомешель. Я пришёл арестовать тебя! Я обвиняю тебя в незаконном проживании на людской территории, а также в использования магии и колдовства, поклонению лживым богам и ереси! Покажись старуха! Сдашься добровольно и твоя участь будет мене печальна, – Йоргу ядовито брызжал слюной, ухватившись свободной рукой за рукоять меча.
    Она появилась прямиком из воздуха, который на время сгустился и запах серой. Эта была маленькая сгорбленная старуха в мешковатом балахоне, полы которого тащились по земле. У неё был длинный нос, съехавший набок. Из-под капюшона выглядывали длинные уши, вроде эльфийских, покрытые седым пушком. Сморщенная кожа была бледно фиолетовой. Глаза горели жёлтым светом так насыщенно и ярко, что и в кромешной темноте их было бы видно. На всей правой стороне старушечьего лица прорастали грибы, похожие на бледные поганки. Одним только Истинным Богам было ведано от каких связей рождена эта женщина и к какой расе её следует отнести. 
    Старуха неспешно подошла к столу, что-то бормоча себе под нос. Выбрав со стола коренья и сушенную траву, направилась с ними к котлу. Кинула всё в него и стала помешивать варево деревянной длинной поварёшкой. При этом всё продолжала что-то бормотать. Потом подняла глаза на Йоргу и Донку. Её взгляд был полон безразличия. Те стояли как в копанные, не в силах отвести от уродливой старухи взгляд. Донка прижала сына к груди, чтобы тот не смотрел. А Йоргу всё так и держал факел возле балки, явно забыв про него. Балка уже успела обуглиться.
    – Убери, а то и правда пожар устроишь, – ведьма небрежно махнула несколько раз морщинистой ладонью и факел резко погас.
    Она поплевала в котёл. Помешала еще раз. И довольная собой, вытирая руки об балахон, подошла к Йоргу. Она пристально смотрела на него, изучая. Потом закачала головой, прицыкивая при этом.
    – Нет, нет, нет. Не арестовывать ты меня приехал министериал! Я не вижу с тобой патруля. Того самого, с которым ты так старательно каждый раз объезжаешь, как можно дальше, мой дом, делая большой крюк. Ты ведь давно заприметил, что я здесь живу, но своим солдатам об этом не сказал. Нет. И не водишь их сюда. Решил сохранить свою маленькую находку в секрете. Вы, люди, ненавидите нас только до поры до времени. Но мы вам становимся нужны, когда ваши боги глухи к вашим молитвам. Мы, ведь, обладаем тем, чем вы обделены. Магией. Её ты так жаждешь от меня получить, верно? Не арестовать ты меня приехал министериал. Нет, нет, нет.
    Ведьма выжигала Йоргу жёлтыми глазами. Йоргу не выдержал и отвёл взгляд в сторону. Старуха ехидно оскалилась. Во рту у неё было три гнилых жёлтых зуба.
    – Давай начнём сначала. Зачем пожаловал сюда, человек?   
    – Ты проницательна, ведьма. Да, мне нужна твоя магия. Но и про арест я не врал. Я вправе арестовать тебя, если посчитаю нужным. А наши законы суровы к таким как ты.
    Старуха скривила лицо и небрежно отмахнулась.
    – О, избавь меня от своих угроз и жалкого шантажа. А о ваших суровых законах я знаю. Вы вдоволь умылись нашей кровью и закатили знатный пир для воронья, усеяв нашими телами всю землю от Песчаных земель до Северного моря.
    Ведьма повернулась к Йоргу спиной и направилась снова к столу. Рыжий кот спрыгнул с потолочной балки ей на голову и перелез на плечо. Она взяла из металлической шкатулки, стоящей на столе, щепотку золотистого порошка и размашисто бросила её в котёл. Из варева шумно вырвался столб синего пламени и сразу погас.
    – Говори зачем пришёл или уходи!
    Рыжий кот зашипел, оскалив клыки, словно поддакнул ей: да, убирайся!
    Йоргу шумно сглотнул. Немного помялся, не зная, как начать.
    – Мой сын…с ним, что-то не так… – начал он.
    Донка сильней прижала к себе сына, стараясь прикрыть уши Янку. Она не хотела, чтобы он слушал как отец сомневается в нём. Она бы вышла с ним на улицу, но твёрдо решила остаться, в надежде, что ведьма прольёт свет на недуг сына.
    – …он не по годам мал ростом. Он мал, словно... – Йоргу замолчал, не в силах произнести это слово.
    Старуха оскалилась. В котле кипело. Варево надувалось пузырями, которые тут же лопались.
    – Скажи, – прошипела она. – Скажи это вслух.
    Она хотела услышать это. Хотела увидеть, как этот надменный горделивый людской солдат унизится. Она хотела видеть страх и боль в его глаза.
    И она получила того, чего ждала.
    – …гном, – в пол голоса вымолвил Йоргу.
    Её смех, похожий на кудахтанье, сотряс всю комнату. Она смеялась держась за бока. Сгорбилась дальше просто некуда. Рыжему коту надоело трястись на плече у хозяйки, и он спрыгнул. Чёрный кот мурлыкал. Одноглазый, умывался на шкафу, кокетливо держа на весу вытянутую заднюю лапку. 
    – Довольно! – взорвался Йоргу и рванул меч из ножен. Тот лязгнул.
    Старуха замолчала, притворно сдалась, подняв руки к плечам ладонями вверх, при этом в её жёлтых глазах продолжал блестеть огонёк веселья. Жена убийцы нелюдей наставила ему рога, спутавшись с гномами – вот это ирония! Она ничего не встречала более смешного и нелепого, чем этого, за свои двести десять лет. 
    – Я хочу знать, течёт ли в его венах моя кровь или нет? Хочу знать, отец ли я ему?
    – Хорошо, министериал. Я узнаю для тебя правду. Но после этого ты уберёшься из моего дома и никогда не вернёшься сюда более.
    Йоргу утвердительно кивнул. Его серьёзное лицо говорило о том, что он исполнит просьбу и не нарушит её, хотя и хотел бы изрубить ведьму в куски прямо на месте.
    Старуха подошла к Янку. Тот прижался к матери.
    – Не бойся, Янк, – прошептала Донка на ухо сыну.
    Янк немного расслабился. Даже повернулся к старухе лицом и с интересом стал разглядывать её. Он впервые видел нелюдя.
    – Ну здравствуй, мой маленький пирожочек. Позволь старая Ивит взглянет на тебя.
    Ведьма пробежалась по мальчику своими длинными крючковатыми пальцами, с острыми ногтями-когтями. Она осмотрела его лицо и пухлые ручки. Весёлые огоньки в её глазах тут же потухли. Она недовольно хрюкнула. Из-под рукава ведьменого балахона блеснуло остриё ножа. Мальчик вскрикнул. Донка отпрянула вместе с сыном в сторону. Йоргу яростно ринулся к старухе.
    – Спокойно! – крикнула та, расставив руки в стороны. – Мне нужно было всего лишь несколько капель его крови. Небольшой порез на пальце. Ничего страшного. Твоя кровь, министериал, мне тоже понадобиться.
    Ивит подошла к Йоргу и протянула к нему руки. Одна была испачкана в крови Янка, а в другой она сжимала рукоять ножа.
    Ножом Йоргу не воспользовался. Он ухватился за клинок своего меча и резко провёл вверх по лезвию ладонью. Кровавая линия рассекла ладонь пополам. Йоргу сжал кулак, и из него закапали красные капли на руку ведьмы. Капли перемешались с кровью Янка.
    Ивит жадно смотрела на кровь и даже слегка облизнулась. Она любила эту людскую живительную жидкость. Как и их жаренную плоть. 
    Подавив чувство внезапного голода, ведьма вернулась к столу. Спихнув чёрного кота с возгласом: «Пошёл прочь, блохастая тварь!», она взяла со стола сушёный стебель. Сорвала с него жухлые листочки и стала перекатывать их в ладонях. Те шуршали, пока превращались в труху и пропитывались кровью. Она кинула их в прозрачный кувшин с мутной водой, который стоял на столе, и что-то начала нашёптывать на непонятном языке. 
    – Теперь, министериал, внимательно смотри на кувшин, - сказала она. – Если через минуту вода в нём не закипит, у меня для тебя плохие новости. Так, что начинай молиться своим богам уже сейчас. Может они успеют тебя услышать и сохранят тебе твою честь…Которой у тебя, пожалуй, никогда и не было. 
    Потеряв всякий интерес к людям, старуха вернулась к кострищу.
    Йоргу стоял, как вкопанный и пристально смотрел на кувшин. Он закусил губу и сжал кулаки, словно своим напряжением надеялся нагреть воду. Труха листьев медленно оседала на дне сосуда. Вода, встретившись с кровью, постепенно принимала её цвет.
    Донка качала на руках Янка, который начал хныкать.
    И вот минута прошла. В кувшине образовался кровавый круговорот, поверхность которого пошла пузырями. Кувшин задрожал, гулко стуча по столу. Стенку сосуда рассекла линия, словно молния сверкнула в ночном небе. Кувшин треснул и лопнул. Осколки разлетелись по столу, а вода окатила, сидевшего рядом на полу, чёрного кота. Испугавшись неожиданного водопада, кот через открытую дверь, чесанул на улицу. 
    – Мой. Мой. Мой, – повторял шёпотом Йоргу. Глаза его оживились.
     – Твой, твой, – словно прокаркала Ивит. – Это и так было понятно. Без магии. Твои глаза, твой подбородок. Надо быть слепым, чтобы этого не заметить. Ты, хотел магии, министериал? Ты её получил. Теперь забирай своего отпрыска, бабу и выметайся. Ты мне порядком надоел, – старуха постучала деревянной поварёшкой по краю котла и с прищуром зыркнула на Йоргу.
    – Нет, ведьма! – возразила Донка, качая на руках плачущего Янка. – Я хочу знать чьё проклятье лежит на моём сыне и как расколдовать его?
    Ивит вновь показала свои жёлтые зубы, скривив рот в усмешке.
    – О, нет, человеческая жинка, нельзя расколдовать того, кто не был заколдован.
    – Что, ты, хочешь этим сказать? – спросила Донка.
    – Нет на твоём отпрыске проклятья, и колдовство тут не причём.
    Старуха подошла к стенному шкафу и пробежав пальцами по корешкам книг, достала одну книгу с верхней полки. Сдув с неё пыль, она тяжело опустила её на стол. Послюнявила кривой палец. Пролистнула несколько страниц. Найдя нужную, прочитала:
    – Дварфизм*. Так называется недуг твоего сына. В его теле нет того, что носит кровь по венам. Того, что превращает со временем каждого мальца во взрослого мужа. Если твой отпрыск и вырастит, то будет четыре фусса*, не выше.
    – Прошу, сжалься, ведьма! Излечи! – прошептала Донка, охнув. Её испуганные глаза увлажнились.
    – Знаешь, что за книга? – Ивит приподняла увесистую книгу в кожаном переплёте над столом и демонстративно потрясла ею. – Здесь описаны все ваши человеческие болезни. Неизлечимые болезни. Даже перед которыми магия бессильна. Обожаю эту книгу! Читаю и не нарадуюсь! От скольких же вещей вы можете подохнуть, люди. Словно сама природа против вас. Брось в лесу своего отпрыска, человеческая жинка. Роди нового спиногрыза, а этого забудь.
    – Закрой свой рот! – вскричала Донка.
    Йоргу снова схватился за меч.
    Ведьма закуталась в свой балахон, обернулась вокруг себя несколько раз и исчезла. Воздух сгустился и запахло серой.
    – Убирайтесь! Вон! – раздался голос старухи из неоткуда.
    Дом затрясся и тяжело заскрипел. Из книжного шкафа стали по одной, вылетать книги, словно стрелы, пущенные тугим луком. Наваленные предметы на столе вихрем подбросило к потолку. Серый кот и рыжий прыгнули на Йоргу и до крови расцарапали ему лицо.
    Донка и Йоргу выскочили прочь из дома. Испуганный Янк плакал. Дверь за ними сама собой громко захлопнулась. Свет в доме погас. Из болота поднялись тернистые плющи и по спирали туго обвили собой ведьмин дом, образовав колючий кокон.
    На следующий день, Янк спросил маму, что за жуткая тётя была, к которой они ходили ночью? Донка улыбнулась и сказала, что ему всего лишь приснился страшный сон. Но ранка на его указательном пальце, говорила Янку об обратном.

[дварфизм – тоже самое, что и карликовость]
[фусс – древнегерманская мера величины. 1 фусс = 32 см]

0

2

Глава III

Глава III

1
    Прошло время и глава северного патруля Йоргу стал прежним мужем, таким каким знавала и любила жена его. Стойким, энергичным; нет, более той взвинченности и отвесных морщин. Ведьма сняла с его плеч тяжкий груз и теперь он дышал свободно.
    Йоргу и не знал, чтобы сделал с ведьмой, повстречай её теперь на своём пути: то ли вздёрнул бы на пеньковой верёвке, то ли расцеловал в заросшее грибами лицо. Лучше им больше не встречаться и не проверять этого, никогда. Пущай живёт старушенция!
    Боги, как же он рад. Янк его сын! Его! И плевать он хотел какого он там роста. Ведь не в росте же дело! Не этим определяется каков есть человек. А духом который обитает в его теле.
    В этом убедила Йоргу война.
    Он не раз видел во время сражений, как крепкие рослые мужи, тряслись аки листья на осеннем ветру; как падали в грязь, свернувшись калачиком и звали матерей своих; просились домой и отказывались вставать в строй, только заслышав вдалеке вражеский рог.
    Янк не будет таким!
    Он сын министериала Йоргу и андарокийской воительницы Донки. В его малом тельце живёт дух воина!
    Да, война закончилась, и ему не придётся, слава Богам, знавать все тяготы и горести настоящей войны. Но ведь просто жизнь, то же по-своему война. Тут бывают свои осады и лобовые атаки; и свои враги могут коварно подкрасться с флангов. Отец научит тому, что знает. Научит как держать удар. Научит как постоять за себя.

********************
    В одно из занятий на буковых мечах, шестилетний Янк был вял и рассеян. И даже когда Йоргу стал изображать из себя вепря и громко хрюкать, это не развеселило его. Мальчик продолжал, понурив голову, ковырялся деревянным остриём меча в траве. 
    – Хрю, хрю! Отчего сэр Янк не атакует меня? Хрю, хрю! Разве не готов он защищать свой замок и королеву матушку, от бешенной свиньи? Хрююю!
    – Не хочу, – насупился мальчик, не поднимая головы.
    – Отчего же? Хрю, хрю, хрю!
    – Пап, я ведь тебе не нравлюсь…
  Йоргу ещё раз хрюкнул и вышел из свиного образа.
    – Что за вздор? – спросил он.
    – Я никому не нравлюсь. Все думают, что я странный. И ты так думаешь. И к той тётке вы меня водили давно, я помню…и не сон это был никакой.
    Йоргу сел на колени перед сыном, чтобы быть с ним на одном уровне. И приобняв за плечи, заглянул тому в глаза.
    – Янк, сын, свести тебя к той тётки было самым глупым моим поступком за всю жизнь. Прошу прощения у тебя за это. И я вовсе не считаю тебя странным. Для меня существует только два самых важных человека на свете – это ты и твоя мама. А если кто тебя считает странным, то и пускай считает себе, этот дурень, нездоровье. А вздумает сунуться, ты покажешь ему, что меч в руке научился держать твёрдо. Вот, к примеру, я слышал по нашей округе ходит оборотень и везде спрашивает, и ищет тебя. Говорит, что хочет вызвать тебя на бой. Разве ты струсишь и откажешь ему в схватке?
    – Какой ещё оборотень? – удивился Янк.
    – Да вот же он! Разве не слышишь? – Йоргу отвернул лицо своё в сторону от мальчика и протяжно завыл. – Где этот прославленный храбрый сэр Янк? Я съем его на ужин! – проговорил низким басом Йоргу, скривив притворную злобную рожу.
    Йоргу защекотал сына под рёбрами, тот заливисто расхохотался, пытаясь вырваться. Они баловались и играли какое-то время, а потом опять продолжили занятия.
    Защита! Колющий! Руби! Защита! Колющий! Руби! – кричал отец сыну. Тот исправно выполнял команды, раз за разом, оттачивая умение владеть мечом.
    Защита! Колющий! Руби! Защита! Колющий! Руби!
    А тем временем в городе всё чаще и чаще бабы шептались, сплетничали между собой о семье министериала. Говорили, что андарокийка понесла от гномов. Что Янк полукровка. Что олух министериал пригрел на груди змею изменницу и растит нелюдя. А некоторые бабы по вечерам тихонько науськивали своих мужей, мол не дело всё это и гномья кровь порочит их город и противна Истинным Богам! Мужья одобрительно качали головами, действительно, не дело всё это.
    К семье Йоргу враги коварно подкрадывались с флангов.

2
    Вернувшись в Хомешель, после трёхдневной патрульной вылазки, Йоргу распустил своих солдат по казармам и рапортовал лорду Субботке, привычное: «Патрулирование прошло без происшествий, на границе всё спокойно». Теперь, наконец-то, он был свободен на целые сутки и готов был отправился домой. Но по дороге ещё надо было пропустить пинту эля – такова старая традиция.
    Йоргу эту традицию осуществлял исключительно в трактире «Пятое копыто», которое было излюбленным местом служивых. Само заведение ничего из себя толком не представляло: грубые бревенчатые столы и стулья, тусклое факельное освещение, сырость, тараканы и кислое крепкое пойло. Почему эту таверну так любили патрульные и стражники, сказать было сложно, ведь в городе было ещё два питейных заведения, вида более пристойного. Возможно всё дело было в том, что солдаты севера сами ничего толком из себя не представляли. И угрюмая серая солдатня, отведавшая досыта войны, вполне привычно и уютно чувствовала себя в таких же угрюмых серых стенах «Пятого копыта».
    Министериал подошёл к стойке и кивнул хозяину заведения, Хасселю, крепкому мужику с залысиной и волосатыми ручищами. Тот молча кивнул постоянному клиенту в ответ, протёр деревянную кружку подолом фартука и налил в неё напиток медово-чёрного цвета.
    Положив на стол несколько медяков и забрав свою пинту, Йоргу окинул взглядом зал. Таверна была заполнена на четверть. Это временно, конечно. Через час, когда на улице совсем стемнеет, тут будет уже не протолкнуться. И у дочки Хасселя - Сюз, с русыми косичками, будет работы невпроворот. Будет бегать туда-сюда с подносом от заказа к заказу как ошпаренная, под грубые окрики своего отца и уворачиваться от солдат, норовивших прижать её к себе или ущипнуть за зад. Но это всё через час. А пока Сюз со скучающим видом, протирала тряпкой липкий стол.
    «К кому бы подсесть?» – выбирал министериал. Не хотелось пить одному, но никого из своих патрульных он не увидел.
    Йоргу ещё раз пробежался взглядом по столам. Один из столов привлекал к себе изрядное внимания. Там расположился лысый Миколос со своей компашкой: азиатом лучником Ванжуром, с широкими скулами и глазками щелочками; коротко стриженной, похожей на мужика, Уллой; и недалёким косматым Папачем, любящем подраться. Компания излишне громко вела разговор и смеялась, аки лошади ржут. Давая тем самым понять, что все её участники уже изрядно под градусом.
    Йоргу и раньше недолюбливал Миколоса, но после того, как Йоргу посетил ведьму, он его конкретно возненавидел. Для него стало очевидно, что Миколос обыкновенный хитрый пройдоха и специально сеял сомнения в нём, по поводу его Янка. Так, забавы собственной ради.
    – Министериал Йоргу! Прошу, составьте старику компанию.
    Слева, через два стола от шумных стражей, в закутке, сидел пожилой рыцарь, с седыми длинными волосами и такими же усищами. Рыцарь рукой приглашал к себе Йоргу.
    «Уж лучше пить одному!» –  увидя того, подумалось начальнику патруля. Рыцаря звали сэр Мешко. Он владел каким-то замком в западных окрестностях, названия которых у Йоргу вылетели из головы. Йоргу пересекался с Мешко ещё во время войны и запомнил его, как типичного западного хмыря. Западными хмырями, Йоргу называл тех, кто пол войны отсиделся в тылу, а вторую её половину, молил богов, чтобы остаться на западном фронте и не оказаться на северных рубежах.
    В Хомешеле старый рыцарь был проездом, а так направлялся он в соседний город Сорваш, по какому-то там очень важному поручению короля. По какому именно Йоргу даже вникать не стал. Ему было плевать на Запад и чем Запад живёт и дышит. В свою очередь, стоит отметить, Запад испытывал аналогичное отношение к Северу. Начальник патруля, всю неделю, пока сэр Мешко, прибывал в городе, старательно пытался избегать этого старика…но вот теперь, видимо, уже не отвертеться.
    Йоргу сел за стол на против рыцаря и поздоровался:
    – Приветствую Вас, сэр Мешко.
    Сэр Мешко, чавкая поглощал жареную колбасу прямиком из раскалённой сковороды и обильно запивал её элем. По левое и правое плечо рыцаря, расположилась охрана, в лице двух молодых мечников. По современной западной моде они были гладко выбриты.
    – Как дела за городскими стенами? Как там север? – поинтересовался Мешко, вытирая, блестящие от жира, губы платком.
    – Север по-прежнему холоден и суров, сэр, –ответил Йоргу и пригубил из кружки.
    – Досаждают ли гномы?
    Миколос и компания в этот момент смеялись пуще прежнего.
    – Время от времени дают о себе знать. Разбойничают на дорогах малыми группами, в надежде раздобыть спиртное и хлеб. Но в основном ничего серьёзного.
    – Весьма прискорбно это слышать. На западе ситуация иная. Нелюдь у нас давно усмирён. Ну, что ж, при встрече с королём я сообщу о ваших трудностях. Надеюсь, он пришлёт кого ни будь с западных земель вам в помощь. Знаете, я убеждён, опытные стратеги с запада смогут направить северную грубую силу ваших солдат в нужное русло. Совместно мы окончательно разрешим проблемы с нелюдским отребьем, и война будет выиграна не только на бумаге.
    Йоргу кивнул, не глядя в глаза собеседнику и сделал ещё глоток.
    – Я слышал вы женились, министериал Йоргу. Говорят, ваша избранница андарокийская воительница. Так ли это?
    – Да, сэр.
    – Превосходный выбор. Андарокийские жёны, приносят крепкое потомство!
    Очередной взрыв смеха донёсся со столика Миколоса.
    – Кто пускает в таверну этих разбойников? – нахмурился старый рыцарь, изучая шумных соседей.
    – Они солдаты из гарнизона, - сухо пояснил Йоргу.
    – Йоргу, вы в очередной раз разочаровываете меня. Познакомьте своих солдат с дисциплиной.
    – Эти люди из гарнизона министериала Зосина. Они не находятся в моём личном подчинении.
    Мешко, пристально разглядывая компанию Миколоса, покачал головой и глубоко вздохнул – тяжело выдохнул.
    – Боги, ну что за пьяный сброд! С такими солдатами, границы не крепость, а широко распахнутые ворота! По прибытии в столицу, я, всё же, должен буду доложить королю, о скверной картине, которая вырисовывается на севере. Эй, горлопаны! Ваше бурное веселье, мешает вести нам беседу, не соблаговолите ли заткнуться?
    Четвёрка, нехотя, замолкла. Папач нахмурился. Желваки острых скул Ванжура заходили. Охрана рыцаря уловила повисшее в воздухе напряжение. Сэр Мешко ничего не уловил.
    Миколос сладенько улыбнулся, приподняв руки ладонями вверх.
    – Прошу прощенье, сэр, что помешали вам, нашим шумным смехом. Но мысль, которая только, что посетила нашу компанию, так неожиданно нас развеселила, что мы, к своему стыду, на время забыли рамки приличия. Тысяча извинений, ещё раз от нашего скромного столика, – хитрый пройдоха забросил крючок.
    – Что за мысль, солдат? – западный хмырь крючок проглотил.
    – О, сэр. Мы вот о чём подумали, сущая оказия какая-то получается. Мы, гарнизон севера, стережём ревностно границы нашего королевства. Бдим круглосуточно, так сказать, чтобы никакой нелюдь не поднял вновь свою опущенную поверженную голову и не сунулся в наши края. Но в тоже время, представьте себе, прямо у нас под носом, в нашем городе, этот самый нелюдь уже давным-давно преспокойно устроился в нём как у себя дома. И вот, что странно, по сути, никому нет до этого дела. Вот и смеёмся. Ведь сущая оказия, нелепица получается!
    – Я не понимаю вас, солдат, – встревожился сэр Мешко и лоб его прорезали складки.
    – Сэр, я человек серый, необразованный. Прощу снова меня простить, теперь за то, что не смог донести до вас внятно свои мысли. Но я убеждён, что министериал Йоргу меня прекрасно понял, и он явно сможет объяснить, вам, сэр, что я хотел сказать, – Миколос продолжал елейно улыбался. 
    – Йоргу, что несёт, этот олух? – обратился к министериалу, уже окончательно запутавшийся старик, который начинал сердиться.
    – Этот олух, несёт то, из-за чего я в итоге оставлю его без зубов, – достаточно громко ответил Йоргу, так чтобы это было слышно всем присутствующим. И разом осушив свою кружку большим глотком, с силой гулко опустил её на стол.
    Охранники рыцаря окончательно поняли, что дело пахнет жареным, и их руки опустились на рукояти мечей. Сэр Мешко по-прежнему ничего не понимал. Понимание, было не по его части.
    – Улла, можно я втащу этим двум безбородым мужеложцам с запада? – поинтересовался косматый Папач у женщины похожей на мужика. Он, при этом, массировал кулаки и пьяным стеклянным взглядом изучал охранников рыцаря.
    – Йоргу, Йоргу, старина! Откуда эта злоба? Ведь я не желаю тебя зла. Никто здесь не желает! Просто, мы, твои друзья, пытаемся до тебя донести очевидную мысль: твоя жена держит тебя в коконе сплетённого из паутины обмана. Ты растишь, как своего сына, того, кого и человеком-то назвать нельзя, – сказал Миколос и тем самым перешёл грань.
    Йоргу вспыхнул. Он вскочил со стула и тот опрокинулся. Министериал быстрыми шагами направился к Миколосу. Когда он проходил мимо сидящей Уллы, та подставила ему подножку. Он споткнулся, но не упал. Резко развернувшись тыльной стороной ладони, наотмашь, Йоргу влепил ей звонкую пощёчину. Из рта женщины брызнула слюна перемешанная с кровью. Йоргу перегнулся через стол, схватил левой рукой Миколоса за лысую голову и впечатал лицом в столешницу. Правым кулаком он нанёс серию размашистых быстрых ударов по его затылку. При этом отчетливо были слышно, как хрустят лицевые кости Миколоса, давящие на крышку стола.
    Азиат Ванжур, тем временем, подкрался сзади к Йоргу, обхватил его горло и повалил вместе с собой на пол.
    Параллельно с этим Папач уже во всю мутузил охранников сэра Мешко. У него была своя личная забава. Он просто не мог отказать себе в удовольствии почесать кулаки об западных надменных выскочек! Для этого ему не нужно было каких-то веских причин. Когда он хотел подраться, он просто начинал это делать. Охранники так и не успели достать свои мечи, косматый стражник оказался довольно шустрым и проворным.
    Сэр Мешко забился в самый угол трактира. Официантка Сюз визжала, как резаная.
    Йоргу лежал сверху Ванжура и задыхался. Клинч азиата был медвежьим. Улла каблуком саданула министериалу в пах. Тот хотел вскричать от боли, но сдавленное горло не позволило.
    – Я вырежу тебя глаза, ублюдок! – рявкнул Миколос, доставая одной рукой из-за пояса кинжал, а другой размазывая кровь по своему лицу. 
    Миколос присел на корточки рядом с министериалом и уже был готов осуществить задуманное, но в последний момент Йоргу, укусив азиата за предплечье, высвободился, ухватился за медное кольцо в левом ухе Миколоса, и намотал его вместе с ухом себе на руку. Когда Миколосу удалось вырваться, ни кольца, ни мочки уха у него уже не было. Миколос ревел диким зверем, а кровь из разорванного уха лилась за шиворот.
    Трактирные зеваки поняли, что драка зашла слишком далеко и ринулись разнимать дерущихся. Хассель, выскочил из-за прилавка с раскалённой кочергой. Ей он прижёг зад Папача. Уже по опыту он знал, что этого драчуна, который вечно устраивал потасовки в его заведении, можно было остановить только таким способом. Папач взвизгнул. Запахло палёным.
    – Это горячее масло. В рожу плесну тому, кто сейчас же не успокоится! – крикнул Хассель грозя кувшином, который схватил с прилавка.
    Все притихли. Группа стражников заломала Миколоса и выбила у него из рук кинжал.
    – Так! А теперь выметайтесь от сюда по одному. Сначала, давайте вы, господин министериал! – Хассель указал на Йоргу – А этих, держите пока. Не хочу, чтобы они продолжили и прирезали друг друга прямо возле входа в мой трактир.
    Хассель никогда не церемонился со своими клиентами, невзирая на их титулы.
    – Я достану тебя! – ядовито прошептал Миколос мимо проходящему Йоргу.
    – Встречусь с тобой в любое время, – бросил на прощание тот.
    Когда Йоргу уже подходил к выходу, Миколос вырвался из рук солдат, которые было ослабили хватку, и схватил со стола пустую бутылку. Он метнул её в след уходящему. Бутылка полетела по дуге через весь зал и угодила Йоргу в затылок. Он остановился. Замер на секунду. Развернулся. Стеклянным взглядом окинул зал…и тяжело рухнул. Его тело пробила конвульсия. Из раны ручьём полилась кровь, словно из винной бочки выбили пробку. 
    Через несколько секунд он затих.
    Министериал Йоргу, начальник патруля города Хомешель и ветеран четырёх войн – умер.

3
    Донка смотрела на своего мужа и не могла, не хотела верить в случившееся. Её било мелкой дрожью. Он лежал на холодном полу в городской конюшни. Лошади в стойлах недовольно фыркали и ржали. Один глаз мужа безучастно уставился в потолок. Другой закатился. Голова и волосы были покрыты запёкшейся кровяной коркой. Рот был широко открыт. Язык запал. Йоргу был холодным и мёртвым. Йоргу. Её муж. Которого ещё три дня назад провожала Донка в очередной патруль. Который обнял и поцеловал её крепко и пылко, и которому она махала в след, пока он не скрылся за поворотом. Теперь он лежал посиневший, с уродливой дырой в голове.
    Вдова жаждала справедливости. И глава города, лорд Субботка, сурово сведя брови над переносицей, поклялся, что даст ей того, чего она ждёт. Лорд Субботка, вообще часто клялся. Очень легко клясться, когда клятвы для тебя ничего не значат.
    Лорд Субботка начал допрашивать свидетелей. От сэра Мешко он узнал, что министериал Йоргу полез в драку первым и был убит в суматохе. В разгар той самой драки, которую сам и учинил. Правда, Мешко говорил сумбурно, расплывчато. И вообще смерть министериала его явно мало волновала. Он всё больше возмущался по поводу того, что, где же она – справедливость! Тот косматый солдафон избил его охрану и до сих пор не вздёрнут на верёвке.
    Лорд Субботка поклялся, что справедливость будет.
    Для Субботки всё стало вскоре очевидным. Только он не мог понять одного, зачем хозяин трактира Хассель врёт, что министериал Йоргу был убит уже после того, как драку удалось прекратить. Наверное, трактирщик был тогда пьян и напридумал всякой чуши. Вариант, что врать мог рыцарь Мешко, Субботка даже не рассматривал. Тем более большинство свидетелей озвучивали версию схожую с версией сэра Мешко. Правда Субботка не знал, что часть, так называемых свидетелей, вообще не находилась в этот момент в трактире. Просто нашлось довольно много людей готовых оговорить начальника патруля. Им было не жаль того, кто держит зачем-то в городе нелюдя и называет его своим сыном. Среди этих людей оказались и те, кого покойный Йоргу называл друзами и во время патрулей делил с ними махорку и хлеб.
    Лорду Субботке было тоже не жаль министериала. Только его отпрыск был тут ни причём. (Субботке, что-то такое докладывали периодически, что, мол, у начальника патруля какой-то ребёнок уродец. Но он не придавал этому должного значения.) Министериал Йоргу был нелюб лорду по другой причине. Уж слишком был правильным, слишком честным, этот министериал. В Хомешель периодически поступали деньги из столицы, на армейские нужды. И вот этот рослый начальник требовал тратить деньги на нужды патруля всё до последнего медяка. Но зачем?! Что за вздор! Ведь война давно выиграна. На ней можно было и сэкономить. А деньгам найти более достойное применение. Лорд Субботка всячески намекал об этом министериалу Йоргу. Но тот оказался упёртым бараном.
    И вот его больше нет.
    Слава Истинным Богам! Теперь Пост начальника патруля можно было отдать начальнику стражи – министериалу Зосину. Пускай возглавит сразу две эти структуры. Зосин начальник более сговорчивый.
    Тем не менее, лорд Субботка понимал, убит не абы кто – убит министериал! Убит каким-то вшивым солдафоном. Дурно воняет от этой истории. Тут нужно принять жёсткое решение.
    Лорд Субботка его принял.
    Стражника Папача за избиение охраны сэра Мешко приговорить к публичной порке, в двадцать ударов плетью. Стражника Миколоса за неумышленное убийство начальника патруля министериала Йоргу, приговорить к публичной порке, в сорок ударов плетью. Так же всех участников драки направить в патрулирование северно-западной дороги сроком на полтора года.

4
    Светало. Густой туман окутал осенний лес, чьи голые стволы деревьев, уже давно побросали с себя всю листву на промёрзшую землю. Листва лежала на ней ковром, гнила и чернела. 
    Четверо стражей, которые по решению суда в лице лорда Субботки, стали на предписанный им срок патрульными, а по сути, просто изгоями, кружком ютились возле костра. Грели над ним замёрзшие руки. Кутались в мешковатые плащи. Передавали друг другу бутылку самогона, быстро опустошая её большими жадными глотками.
    На тыльную сторону ладони Уллы, капнула холодная капля дождя.
    – Только этого не хватало, – буркнула она. И дождь в ответ на это недовольство, настойчиво забарабанил по кожаному шлему на её голове.
    – Эй, Улла! Сколько ещё нам осталось здесь торчать? – спросил Папач.
    – Идиот! Сколько можно это спрашивать без конца? Мы здесь всего месяц! Месяц! А надо полтора года! – взорвалась та.
    – Давайте рванём в Сорваш? – Папач сменил тему.
     – Да, конечно. Без документов тамошняя стража тебя сразу арестует и отправит обратно. А в Хомешеле нас будет ждать уже не плеть, а виселица, – объяснила Улла и прикурила от костра.   
    Все какое-то время молчали. Ванджур строгал кинжалом стрелу для своего тугого лука. Миколос ковырял в зале веткой. Улла пускала обветренными губами кольца из табачного дыма. Папач грыз ржаной сухарь.
    – Жрать охота, – сказал он, подъедая крошки, со своих колен.
    Патрульным выделяли скромный провиант, а тем, кого сослали в патруль в качестве наказания, в половину меньше.
    – Ванджур, сможешь что ни будь ещё подстрелить? – поинтересовалась Улла.
    Ванджуру недавно удалось пустить стрелу в кедровку. Та в основном оказалась из одних костей да перьев.
    – Туман, – ответил он, не отвлекаясь от строгания.
    – Улла, а полтора года, это сколько? – задумчиво спросил Папач.
    Улла тихо выругалась.
    Помолчали ещё какое-то время. Бутылка самогона прошла несколько кругов, прежде чем нарушил тишину азиатский лучник:
    – Надо решать, что-то по харчам. В лесу мелкая дичь, а на этом сухпайке мы долго не протянем.
    – Здесь недалеко деревня, – сказал Миколос, разглядывая, как пляшут языки пламени костра.
    – Ограбим? – нахмурила своё обветренное, изъеденное оспинами, лицо женщина.
    – Реквизируем, – ответил за Миколоса Ванджур. И тот одобрительно кивнул. 
    – Крестьяне быстро на нас заявят. И мы будем болтаться в петле, – мысли о петле Улле не давали покоя. Она много раз самолично накидывала её на других и любила смотреть как повешенные при этом корчились и нелепо семенили ногами, в надежде достать до земли. Но меняться с ними местами, ей бы не хотелось.     
    – Если у тебя есть вариант получше, я с радостью тебя выслушаю, – нарочито произнёс Миколос.
    – У меня уже был отличный вариант – не убивать этого грёбанного министериала! – брызнула сарказмом Улла.
    – Этот «грёбанный министериал» сломал мне нос! Тем более, я не хотел его убивать…только вырезать глаза.
   – Как вы думаете, теперь, когда андарокийская шлюха осталась без мужа, у меня есть шанс? – встрял Папач.
    – Ни одна женщина, никогда, добровольно не притронется к такому уроду, – Улла скривилась, презрительно оценивая косматого Папача.
    – Ну она же спала с гномами. А они самые уродливые, – надулся тот.
    – Когда вернёмся, я убью её. Её и этого мелкого отпрыска. Обещаю. Из-за них мы здесь торчим, – Миколос по-прежнему не отрывал взгляда от языков пламени. Их пляска отражались в его зрачках. Глубокие уродливые шрамы на спине от хлыста все ещё болели и саднили.
    – Мы здесь торчим только потому, что ты можешь быть таким же тупым как Папач, – Улла двумя пальцами стрельнула самокрутку в костёр. Встала и нырнула в туман.
    – Куда пошла? – раздражённо бросил Миколос в след и пригубил из горла бутылки.
    – До ветру, – из тумана ответила та.
    Папач достал из-за пазухи рожок и стал дуть в него, выдав незатейливою мелодию. Дождь продолжал накапывать. Миколос подкинул хвороста в костёр.
    Улла вскрикнула. Её голос резко оборвался и затих.
    – Улла! – крикнул Миколос в туман, вскочив с земли.
    Папач убрал рожок и положил свою ручищу на рукоять меча.
  – Улла! – позвал ещё раз Миколос.
    За неё ответили вороны. Их тревожное карканье разнеслось эхом по лесу.
    Миколос обернулся к Ванджуру. Азиат приложил указательный палец к губам. Свободной рукой он медленно вытянул стрелу из, висевшего за плечом, колчана. Натянул тугую тетиву. Прижал к щеке оперение стрелы.
    Из тумана выкинули что-то, небольшое, округлое. Ванджур ответил в ту сторону стрелой, которая просвистела и скрылась в клубах белого густого пара. «Что-то округлое», оказалось кожаным шлемом Уллы. Он катился подпрыгивая по земле, разбрасывая листья в разные стороны. 
    – Вкруг! Оборона! – скомандовал Миколос.
    Все трое встали спина к спине и медленно начали хороводом кружиться по часовой стрелки, пристально вглядываясь в туман.
    – Видишь, что-нибудь? Сколько их? – прошептал на ухо Миколос лучнику, полагаясь на его навык умелого охотника. 
    – Без понятия. Но они перемещаются. 
    – Выходите ублюдки! Покажитесь! – заорал Папач брызжа слюной.
    – Заткнись! – бросил Миколос через плечо.
  Но Папача было не остановить. Поддавшись страху, он выкрикивал в туман грязные ругательства и всё больше и больше выходил из себя.
      – Слева! – Ванджур уловил движение.
    Она появилась из тумана и рычала как дикий зверь. Высокая. Гибкая. Она быстро сокращала расстояние с противником. Её правая рука, сжимающая рукоять длинного тонкого клинка, была заведена назад. Две её тяжёлые косы разлетелись в стороны. Лицо было в красной краске из охры. Так себя раскрашивали андарокийские воительницы, когда собирались сеять смерть.
    Лучник отпустил, стонущую от напряжения, тетиву. Наконечник стрелы метил в сердце женщины. Размашистым резким движением андарокийка рассекла мечом летящую стрелу по полам.
    Ванджур пустил вторую стрелу.
    Противница сделала кувырок вперёд. Стрела пролетела по верху, не зацепив её. Остриё её меча в этот момент вонзилось азиату в живот. Она рванула меч резко вверх, вспоров, тем самым, его по самую грудь. Желудок и кишки вышли наружу. От тёплых внутренностей пошёл пар.
    Миколос, стоящий рядом, нанёс рубящий удар. Андарокийка парировала. Клинки лязгнули друг от друга, выбив искры. Женщина крутанула кистью руки, заведя клинок противника под свой клинок и вырвала резким махом оружие из рук Миколоса. Меч отлетел в сторону. Миколос прыгнул за ним следом. Драться голыми руками он не рискнул.
  Сзади был уже готов нанести свой удар Папач. Но андарокийка помнила и о третьем противнике. Почувствовав его затылком, она с разворота нанесла удар пяткой тому в лицо. Папач опешил. Попятился назад. Левой рукой, андарокийская воительница схватила с земли бутылку самогона и разбила об его голову. Самогон разлился по волосам, лицу Папача и потёк за шиворот вместе с осколками. Оставшееся горлышко с острыми краями, она вонзила ему несколько раз в лицо. А последующий за этим удар в голень, заставил косматого стражника припасть на колено. Женщина намотала на руку его сальные волосы и резко, грубо, опустила голову в костёр. Пропитанный спиртом, он вспыхнул. Горели волосы. Борода. Одежда. Кожа на лице пошла волдырями. Папач упал на землю и принялся кататься туда-сюда, в надежде сбить пламя. Но оно разгоралось только сильнее. Жухлые листья тлели, подлетали вверх и рассеивались чёрным пеплом. Жарившись живьём, Папач истошно вопил.
    Андарокийская воительница развернулась к Миколосу. Тот уже был в стойке, с заведённым клинок за голову. Женщина провертела рукоять в руке несколько раз и опустила к земле остриё, выбрав стойку «глупец».
    – Ты? – прошипел Миколос. – Я должен был предвидеть, твоё появление! … Хотя, знаешь, это даже к лучшему. Я бы устал ждать полтора года. Рад, что есть возможность расправиться с тобой прямо сейчас, гномья шлюха.
      – Я пришла забрать твою жизнь, за жизнь своего мужа.
    – Я не хотел убивать грёбанного министериала…, только вырезать глаза.
    Они схлестнулись. Клинки высекали искры. Дождь разгулялся не на шутку и теперь лил как из ведра. Папач больше не орал, он обуглился и дымился.
    У Миколоса не было шансов с самого начала. Мастерство андарокийских воительниц, пьяному северному стражу было не по зубам. Вскоре он снова остался без меча. Донка хлёстко обрабатывала его, словно плетьми, ногами, которые были обуты в кожаные сапоги до колен и прикрыты короткой юбкой. Она наносила ему удар за ударом. По рёбрам, голове, почкам. Избитый, он на карачках пытался уползти от неё прочь, куда-то в туман. Она следовала медленным шагом за ним. Спешить было не куда.
    Ползя на карачках и периодически сплёвывая кровь на грязные листья, Миколос сбивчиво бормотал себе под нос:
    – Всех не убьешь. Нет. А люди всё равно не дадут тебе жизни.  Ни тебе, ни твоему уродцу. Гномья шлюха. Придётся прятать выродка, потому что всем будет противно на него смотреть. Он нелюдь. Нет. Хуже нелюдя. Полукровка. Он противен Истинным Богам.
  Донка воткнула клинок в мокрую землю. Размашисто подошла к Миколосу. Оседлала его как бычка. Локтевым суставом одной руки, она ухватила его за горло. Другой рванула медное кольцо из правого уха.
    Теперь у лысого стража больше не осталось ни колец, ни мочек.
    Пока Донка возвращалась за мечом, Миколос перевернулся на спину и вопил. Его вопль перешёл в рыдания. Рыдания в истерический смех.
    Женщина подошла к нему со стороны головы. Смех прервала её подошва сапога, которая опустилась на лицо. Донка перенесла всю тяжесть на эту ногу. Переносица стражника хрустнула. Зубы посыпались в горло. Он хрипел и задыхался, царапая ногтями по сапогу андарокийки.
    Донка занесла меч над головой остриём в небо. И по дуге, маятником, резко чётко секанула клинком. Остриё рассекло шею Миколоса вдоль.  В стороны разлетелись кусочки раздроблённого кадыка. Андарокийка убрала стопу с лица стражника и отошла на два шага назад. Миколос приподнялся на коленях. Кровь, пульсирующим фонтаном, била из раны. Он пытался неуклюже закрыть её ладонями. Но безрезультатно. Он хотел вопить. Но получалось только булькать и хрипеть горлом. В его глазах застыл ужас. Навсегда. Он умер. Упав ничком в грязные мокрые листья.
     Всё ещё не желающий утихомириться ливень, смывал кровь с клинка Донки и слёзы из её салатовых глаз. 

Глава IV

Глава IV

1
    Янк сидел на корточках у берега пруда и разглядывал своё отражение в воде. Лёгкий ветер нагонял рябь на водную гладь. Та плескалась и, отражая от себя солнечный свет, заставляла парня жмуриться.
    Янк провёл своей пухлой ладонью с толстыми коротенькими пальцами по щекам, ощупывая на них колючую, словно спину ежа, щетину. Волосы на лице росли медленно, но росли. А это значит, уже совсем скоро он приступит к тому, к чему так долго готовился.
    Больше ничего толком во внешнем облике парня не изменилось. Вчера ему стукнуло девятнадцать, но он всё так же был мал ростом. И был бы чуть ниже груди матери, если бы та всё ещё была жива. Зато голос парня сломался и ушёл в бас. А сильно переболев прошлой зимой, он к тому же окончательно охрип и осип. Нынешний голос его контрастировал с внешнем видом. Он знал, такой голос ему ещё сослужит службу. Совсем уже немного осталось.
  Вздохнув всей грудью, парень окинул взглядам окрестности. В полях таял снег. Летела клином стая птиц. Солнце светило ярко, но ещё не принесло должного тепла. Весна сменяла зиму. Неспешно. Постепенно.
    Янку хотелось думать в это время о чём-то хорошем, но дурные воспоминания не покидали его. Они были пиявками на теле, которые питались его кровью. Но в то же время служили и топливом, разжигающим в его душе пламя. Они толкали его вперёд, к действию! Дурные воспоминания…

2
    Разгневанная толпа обступила плотным кольцом дом покойного министериала и кричали всю ту грязь, на которую только были способна. В те дни Янку было одиннадцать. И уже ни для кого не было секретом, что в городе живёт гном.
    «Мерзкий нелюдь!», «Сожжём их дотла!», «Убирайтесь!»
    Донка успела запереть на засов входную дверь и закрыть ставни. Теперь она, уведя Янка в спальню, наблюдала со второго этажа затем как неистовствовали горожане. В руках она сжимала заряженный арбалет.
    «Отдай его нам, гномья сука!», «Вы противны истинным Богам!», «Вышвырнуть их из города!».
    В толпе она заметила и тех двух дурней, которые сегодня днём вальяжно завалились к ней во двор. Плотник и крысолов. Они посчитали, раз андарокийка обслуживала гномов, значит и их обслужит. И предложили ей даже за это дело тридцать пять медяков. Одному она выбила передние зубы. Другому сломала безымянный палец на руке. Те быстро ретировались прочь в ближайший трактир. Местным они пожаловались, на то, что их покалечила, ни с того ни с сего, андарокийская бестия. Завсегдатаи трактира пришли в бешенство. Решили разобраться. Правда сразу идти к дому Донки не решились. Приняли ещё на грудь. Трезвыми идти к этой ведьме было боязно. Все знали, что она сделала с теми стражниками, которые убили её мужа. В капусту нашинковала! Нет, по официальной версии расследования, конечно, на них напали местные лесные разбойники, но кто поверит в эту чушь? Зачем разбойникам нападать на патрульных-голодранцев, с которых и взять то, кроме ржавых мечей, больше нечего? А вот у женщины с салатовыми глазами явно был мотив.   
    «Подстилка гномов!», «Покажись урод!», «Изменница!»
    Лорду Субботке доложили, что в городе грядут беспорядки. Лорд Субботка, зевая, приказал направить к дому жены погибшего министериала, стражников и разогнать толпу. На что ему объяснили, что большая часть бунтующей толпы уже сама состоит из стражников, так что присланные новые стражники скорей всего не разгонят толпу, а только примкнут к ней. Субботке ничего не оставалось, как отдать новый приказ: запрячь его лошадей. И самолично выехал к вдове. Лорд при этом был очень сердит, покидать свой замок он не любил.
    «Расступись! В сторону, бараны! Дорогу лорду Субботке!» - грозно кричала охрана, расчищая локтями и кулаками дорогу сквозь толпу, своему господину. Субботка забарабанил в дубовую дверь. Толпа напирала. Дверь открылась на четверть. Тучный лорд кое-как протиснулся в образовавшийся проём. Дверь за ним тут же громко захлопнулась.
    «Прочь, ублюдки! От двери отошли!» - охранники остались на улице и принялась рьяно оберегать вход, словно цепные псы.
    Лорд Субботка окинул взглядом дом покойного министериала: уютный и чистый. Он молча кивнул женщине в знак приветствия. Та стаяла никакая: бледная, взвинченная, растрёпанная. Она тяжело дышала и продолжала крепко, до белизны костяшек, сжимать в руке арбалет. За её спиной в дверном проёме спальни, глава города заметил того, о ком все так много говорили. «Испуганный зверёк» осторожно выглядывал, держась за дверной косяк. «И в правду гном» - удивился Субботка. Только его смутило, что волосы у ребёнка, цвета вороньего крыла, и широкий подбородок были такими же, как и у убитого министериала.
     Располневший лорд тяжёлой поступью прошёл на кухню и кряхтя грузно усадил своё тело на стул. Рукой, по-хозяйски, он предложил сесть женщине рядом за стол. Та послушалась. Донка кусала губы. Субботка протёр ладонью лысую блестящую макушку, вокруг которой всё ещё росли редкие длинные волосы, спадающие до плеч. Тяжело вздохнул-выдохнул.
    – Ишь как буянят.
    Гулкие приглушённые крики толпы проникали через закрытые ставни в кухню.
    «В кандалы его и в темницу!», «Дайте нам войти, мы сами всё сделаем!», «Вздёрнуть обоих!»
    – Что мне делать, сэр? – осторожно поинтересовалась Донка.
    – А какие есть варианты?
    – Не знаю. Но я убью любого, кто посмеет переступить порог этого дома.
    – Но, но, но…Никакой крови в моём городе!
    - Как же мне быть?
    – Как быть – как быть. Надо было раньше думать об этом, женщина. Ты же знала, что нелюдь в людском городе – это преступление.
    – Он не нелюдь! – вспыхнула Донка. – Он сын…
    Субботка остановил её властным движением руки.
    – Избавь меня от этого. Мне всё это не важно. Зато это важно им, – он кивнул в сторону улицы. – Но слушать твои объяснения, я думаю, они не станут.
    Глова города, немного посвистел пухлыми губами. Постучал пальцами по крышке стола. А потом хлопнул ладонью по ней, размашисто и звонко.
  – Значит-так. Твоего сына, кем бы он там ни был, я в городе не оставлю – это чревато. И давай на чистоту: дом этот предназначался для твоего мужа министериала, а его больше нет. Так, что придётся съехать. За стенами города, в полях, есть дома для пастухов, вот один и освободим для тебя. Живите. Но запомни, твоему детю хода в город больше нет. Да и вообще, впредь, от людских глаз держи его подальше. Сама в город ходи смело. Работай, как и прежде. Горожане, смотрю, и на тебя зуб точат. Ну с этим я разберусь. Кого хлыстом обхожу, кого в патруль отправлю. Быстро затихнут. Думаю, ты понимаешь – не для себя, для тебя стараюсь. Да? И я надеюсь впредь смогу рассчитывать на твою лояльность, сотрудничество…благодарность? Так ведь Донка?
    – Да, – только тихо и смогла вымолвить она.
    Донка не сразу поняла, на что ответила «да» …А когда поняла, глаза её потухли.
    Рыбьи глаза на выкате лорда Субботки напротив, были маслеными и хищно сверкали.
    – Ну вот и славно. Теперь всё у тебя будет хорошо. Клянусь. Не переживай. Я теперь буду присматривать за тобой. В обиду не дам.
    Глава города поднялся с табурета, помогая себе руками. Поникшая Донка смотрела отрешённо в пол. Арбалет, в её обессиленных руках, готов был выпасть.
     Андарокийскую воительницу поймали в ловушку. Сражаться бессмысленно. Бежать некуда.
     Лорд Субботка вышел на улицу. Народ взревел пуще прежнего. Охрана грубо теснила всех назад. Кто-то из толпы упал на землю. По нему прошлись с десяток пар ног, ломая упавшему рёбра.
    Глава города вскинул высоко руки вверх, призывая к спокойствию. «А ну заткнулись, свиньи!» - озвучил один из охранников пантомиму своего господина.
    Субботка громогласно объявил:
    – В нашем городе нет места нелюдям! Я приказал выгнать гнома до темноты!
    Толпа не была удовлетворена. Толпа хотела крови. Но глава города, сказал своё решительное – нет. Зато пообещал всем, кто сейчас же не разойдётся: яму, службу в патруле и публичную порку.
    Горожане нехотя разбрелись…

3
    Всю ночь шёл ливень. Прогнившая крыша пропускала воду как решето. И даже утром, когда дождь утихомирился, вода продолжала капать с потолка. Кап-кап-кап – медленно, звонко, плюхалась она холодными каплями в бочки, вёдра и горшки, в спешке расставленными Донкой по всему старому, покосившемуся на бок, дому.
  Янк, тем временем, сидел за столом и болтал короткими, недостающими до пола, ногами. На столе была навалена груда книг: энциклопедии, учебники, словари, справочники, документация и многое другое. Все эти книги Донка принесла из библиотеки и архива. Янк любил читать. Читал взахлёб и понимал, и запоминал практически всё из прочитанного с первого раза. Донка дивилась таким способностями сына и регулярно снабжала его новой, всё более сложной, литературой. Она была рада, что может увлечь Янка хоть чем-то здесь – на отшибе в поле, вдалеке от стен города, где им теперь приходилось обитать.
    – Мам, а ты учувствовала в битве под Чефой? – спросил Янк грызя яблоко и перелистывая страницу увесистой книги в кожаном переплёте.
    – Нет, сын. Мы брали в это время Крипницу, – ответила та, сдувая со лба непослушную прядь волос. Она месила тесто, и руки её были заняты.
    – А это где? – Янк стал водить пальцем по карте, разложенной рядом.
    – От Яврово смотри, на северо-запад.
    – А, всё, нашёл. Мам, а ты много убивала?
    Донка приостановилась. Сглотнула. Запястьем, чтобы не испачкаться в муке, почесала бровь.
    – Приходилось, немного.
    – Я бы, наверное, не смог. Жалко их как-то. Это ведь мы первые на них напали. Ой, мам, а это что за странные закорючки такие?
      Донка подошла к сыну и заглянула через его плечо в книгу.
      – Это не закорючки. Это руны бивкэ. Язык, на котором пишут и говорят тролли, гномы и оборотни.
    – Здорово! А ты его знаешь? Научишь меня? Я бы хотел говорить, как оборотень, – глаза Янка загорелись.
    – Ну, научу, если так хочешь, – ответила и улыбнулась женщина.
    Но улыбка тут же сошла с её губ и она зашлась кашлем. Когда приступ прошёл, Донка убрала ладонь от губ и незаметно от сына, вытерла с неё капли крови о фартук.
    В поле залаяли собаки. Донка подошла к окну. Через мутное стекло она разглядела силуэты трёх всадников и двух собак, снующих вокруг лошадей. Это приехал лорд Субботка со своей охраной.
    – Янк, иди погуляй. До ужина не возвращайся. И близко к стенам города не подходи. Ясно?
    – Ясно, – покорно и тихо ответил тот.
    Янк ушёл, семеня ногами как старичок, и понурив голову. Донка опустилась на стул. Тяжело вдохнула-выдохнула.
  Дверь широко распахнулась. В дом вошёл лорд. Он вошёл, как полноправный хозяин. Хозяин дома и всего что в нём было. Включая женщину.

4
    Многие могли бы подумать, что Янк этакий коренастый увалень, неуклюжий цирковой медведь, ходящий на двух лапах в раскоряку. Но это было не так. Мальчик был цепким, шустрым, тонко чувствующим и понимающим, особенности своего тела и знающим, как с ним управляться. Прямо сейчас он бежал во всю прыть и перепрыгивал с одного дома на другой. Хватался за карнизы. Подтягивался. Балансировал на узких парапетах. И не сбавлял при этом скорости. Нет - он не цирковой медведь. Он дикий кот! Кот, который гуляет по крышам города Хомешель. И остаётся никем незамеченным.
    Каждый раз, когда он уходил гулять, мать требовала от него чтобы он не подходил слишком близко к городским стенам. Донку хватил бы удар, если она узнала, что сын всё-таки подходил. Подходил и перелазал…
    Сделать это было не так уж и сложно. Возле восточной стены города нужно было спрятаться в высокой траве и подождать пока проедет стражник. Далее подбежать к отвесной стене и вскарабкаться по ней. Преодолев путь до середины стены, хорошенько раскачаться, оттолкнуться и прыгнуть влево. Тут отверстие, слив для помоев. Но им давно никто не пользуется. Отверстие узкое, взрослому человеку не пролезть. Но не Янку. Приходилось только втягивать в себя живот посильней. Ползя через слив, как червь под землёй, хотелось поскорей вылезти наружу. Но делать этого сразу было нельзя! Приходилось ждать. Сначала, громко топая сапогами, по деревянным подмосткам, должен был пройти один страж. Через минуту второй. И вот только теперь можно было выбираться. С подмостков далее надо было перепрыгнуть на соседнюю казарму. Затем - на крышу столярной мастерской. Ну а дальше - куда душе угодно. Добро пожаловать в город Хомешель!
    Сначала Янк добирался до крыши аптеки. К этому зданию прижимались еще несколько строений, образуя колодец. Янк подходил к самому краю крыши, ложился животом на черепицу и смотрел вниз. Там внизу, возле фонтана, играли дети. Они всегда выбегали сюда после обеда шумной гурьбой. Здесь были, и совсем малыши, и подростки. Янк любил наблюдать за ними. Он смотрел на весёлые забавы ребят и представлял себя в их кампании. Иногда даже держащим за руку Цветку. Цветка была его ровесницей - девочка с копной волос цвета пепла. Она была самой весёлой среди детей. У неё был звонкий смех и красивый высокий голос. Она часто танцевала, пела и любила носить на голове венки из полевых цветов. Янк не был с ней знаком и не говорил с ней ни разу. Он знал её имя потому, что так ребята называли её – Цветка. Все дети крутились вокруг неё. Она была центром всеобщего внимания и обожания. И она знала это и дразнила всех собою. Она дружила со всеми и ни с кем одновременно. Она была медленно парящей пушинкой, которою никому не удавалась поймать руками. Ах, какая девочка! Янк был влюблён! Он любовался ею. Когда дети расходились по домам, он вновь начинал свой бег. Ещё быстрее, чем раньше. Ловко перепрыгивая с крыши на крышу, он бежал куда глаза глядят.
    Спустя несколько лет, Янк продолжал всё так же бегать по крышам. Теперь не только в дневную пору, но и по ночам. Ночью ему нравилось даже больше. В это время суток он ощущал своё превосходство над городом. Он видел всех – его ни видел никто. Он знал все слабости, все пороки Хомешеля. Янк с крыш домов видел в окна, как мужья изменяли жёнам, как жёны изменяли мужьям, как стражники напивались и дрыхли мертвецким сном на своих постах, как горожане устраивали своры и потасовки возле трактиров, как в тёмных подворотнях грабили прохожих, а иногда и отнимали жизни.
    Янк тоже хотел убить.
    Он наловчился с ловкостью обезьяны вскарабкиваться на самую высокую башню замка. Он видел в окнах его –  Субботку. Тучного лорда с сальными волосами. Тот расхаживал одиноким призраком по своему жилому крылу замка, не расставаясь с инкрустированным брильянтами кубком наполненным вином. Ничего не мешало Янку незаметно пробраться в его опочивальню и лишить его жизни, а после покинуть город. Тем самым он бы освободил свою мать из рабства. Вырвал бы её из лап этого мерзкого ублюдка. Но Янк не решался…Что-то держало его. Трусость? Жалость? Он и сам не знал ответа на этот вопрос.

5
    – Пошёл первый удар! Второй! Сверху на голову! Корпус не заваливай! Не заваливай, кому говорю! Линию атаки контролируй! Продавливай! Почему руки выставляешь навстречу клинку?!
    – Мам, ну не получается.
    – В атаку переходи! Диагональ перекрой! Не заваливай корпус!
    – Ну ни могу, мам!
    Донка отшвырнула свой меч в сторону, подошла к сыну и наотмашь влепила ему затрещину. Искри заплясали перед глазами Янка. Он считал себя уже достаточно взрослым для того, чтобы не расплакаться, и изо всех сил старался сдержать слёзы. Но у него не получилось.
    Женщина, которой не было ещё и сорока, но имевшая уже седые пряди в волосах и морщины вокруг глаз, прижала крепко сына к себе. 
    – Не получается, – обречённо глухо объявил он, всхлипывая и прижимаясь лицом к матери.
  В этот момент Донка зашлась кашлем – сильным, хриплым, удушливым.
  – Мам, всё хорошо? – встревожился Янк.
  – Нормально. В стойку встал!
  Донка резко отстранила от себя сына. Вытерла кровь с ладони, которой прикрывала рот, о свою льняную рубаху и подняла меч с земли. 
    – Всё сначала. Первый удар! Второй! Сверху на голову! Линию атаки контролируй! Первый! Второй! Сверху на голову!

6
    Янк, с крыши городской темницы, по стене спустился на два этажа вниз. Ухватился за ржавые прутья решётки маленького оконца и повиснув на них, осторожно заглянул внутрь.
    Сюда его привела, поднявшаяся сегодня в Хомешеле шумиха. Патруль привёз с окраины в город задержанных нелюдей в закрытой телеге. Подробности были никому не известны. Но ходили слухи, что в темницу бросили двух гномов-разбойников и одну ведьму. Им предъявлены обвинения и их скорей всего ждёт смертная казнь. Как и любого подростка пятнадцати лет, Янка разобрало любопытство. Он хотел взглянуть на них.
    Он всматривался в густую темноту камеры. Когда глаза привыкли, он смог разглядеть кого-то в дальнем углу. Этот «кто-то» лежал, свернувшись калачиком на каменном полу, и был пристёгнут цепью, крепящейся к стене. Этот «кто-то», по всей видимости, почувствовал присутствие Янка, пошевелился и протяжно застонал. Так стонут мертвецы, которых воскрешают против их воли. Чёрный силуэт узника, опираясь на стену, поднялся и медленно обернулся. Жёлтый огонёк ярко засветился во мраке камеры и быстро устремился к Янку. Юноша в испуге отпрянул от решётки. Короткая цепь узника, звякнув, натянулась, не давая тому двинуться дальше.
    Луна осветила через оконце силуэт его. Янк, тотчас же, узнал её. Да, она была сильно избита, один её глаз заплыл, но юноша не сомневался – это та ведьма из его «детского сна» – ведьма Ивит с жёлтыми горящими глазами и грибами растущими прямо на лице. 
    Ведьма потянула крючковатым носом ночной прохладный воздух и скривила разорванный рот в усмешке.
    – А, это ты мой маленький пирожочек. Как поживает юный гном?
    – Я не гном, – холодно буркнул Янк.
    – Ну, по тебе этого не скажешь. Выглядишь, как обычный низкорослик, – дразнила она его.
    – Всё равно не гном.
    – Знаю, знаю. Но многим другим, ты сумел это объяснить? Многие в это поверили? – ухмылка не сходила с её изуродованного заплывшего лица. – Что, пришёл посмотреть на настоящих гномов, а? Тогда, ты опоздал. Их отвели в подвал. Их пытают. Забавляются с ними. Я слышу своими большими, сломанными ушами их вопли. Приходи завтра днём, пирожочек, на центральную площадь. Посмотришь, как нас вздёрнут на пеньковой верёвке люди. Экая будет потеха! Смотри, не пропусти такое представление! – и она, будто рассказав смешную шутку, расхохоталась.
    От её смеха-кудахтанья Янку стало не по себе, и он вскарабкался быстро обратно на крышу. Но смех продолжал гнаться за ним до тех пор, пока юноша не покинул стен города.

7
    Её вели на центральную площадь. Эшафот ждал приговорённую. Горожане шли следом, кричали ей грязные слова, бросали в неё навоз и гнилые объедки. Они смеялись. Старуха в одной сорочке, пропитанной льняным маслом, и закованная в кандалы, звеня цепями, покорно брела вперёд, не обращая на них внимания. Иногда непослушные ноги её заплетались, и она падала в грязное месиво, которое местные называли дорогой. Стражники быстро её поднимали, давали пару затрещин и шествие продолжалось. 
    Добравшись до место казни, стражи передали старуху палачу – огромному, голому по пояс, мужику, с квадратной физиономией. Тот втянул за волосы ведьму своей мускулистой ручищей на деревянные подмостки. Поставил грубо на краю эшафота, заставив парами ударов под рёбра, ведьму выпрямиться. Накинул петлю ей на шею и затянул туго, как матрос затягивает швартовые. Подёргал несколько раз верёвку. Убедился в её прочности. Кивнул священнику. Священник в коричневом балахоне и с наголо выстриженной макушкой, кивнул в ответ. Вскинув высоко руку, тем самым призвав шумную толпу зевак стихнуть, священник громким голосом церковного певчего, зачитал приговор:
    – Именем короля Живко Второго, Церковью Истинных Богов, и главы сего города – лорда Суботтки – ты ведьма, обвиняешься в ереси, людоедстве, пособничестве разбойникам и проживании незаконному на людской территории! Ввиду неоспоримых доказательств свершённых тобою выше перечисленных преступных деяний – приговор: смерть!
    Толпа взревела в ликованье.
    Священник вновь вскинул руку.
    – Даю тебе последнее слово преступница! Используй его для покаяния!
    Ивит, мутный отрешённый взгляд которой, всё это время, был устремлён куда-то в небо, вдруг будто пробудилась от сна. Жёлтый её единственный глаз, ярко вспыхнул. Рваный рот скривился в усмешке. Она громоподобно вихрем вскричала, сразу тремя голосами: скрипучим старческим, мужским басом и голосом демона:
  - Не будь кем рождён! Будь кем хочешь! Принеси им огня, пирожочек! Принеси им огня!
  Никто из толпы не понял, что кричала ведьма, поскольку кричала она это на языке бивкэ. И горожане, приняв непонятный для них язык, за заклинание или проклятие, ринулись, охваченные паникой, кто куда, в надежде спастись бегством от мстительного колдовства.
    На площади началась толчея, суматоха и давка. Священник судорожно стал водить туда-сюда пальцами по своей шеи, давая знак палачу, что пора. Палач кивнул. Разбежался и пнул ведьму под зад. Та, слетела с деревянных подмостков. Пеньковая верёвка, которая крепилась к длинной вытянутой вперёд балке, натянулась до предела и заскрипела. Петля врезалась в шею ведьмы, ломая гортань. Ивит инстинктивно попыталась ухватиться за неё руками, но руки тут же ослабли и повисли безвольно плетьми. Тело ведьмы забилось в конвульсиях. 
    Палач спрыгнул на землю, взял в руки зажженный факел, подскочил к ведьме и поднёс огонь к подолу её сорочки. Пропитанная льняным маслом ткань вспыхнула. Нельзя позволить нелюди переродиться! Пламя очистит её!
    Дряблая морщинистая кожа мёртвой старухи, пузырилась и сползала лоскутами, как с дерева кора. Толпа продолжала разбегаться, как крысы с тонущего корабля.
      Янк, скрытый от всех, всё это время наблюдал за казнью с крыши собора. Он был единственным, кто понял слова ведьмы. Он ведь знал язык бивкэ. И ведьма знала, что он знает.

8
    Вместе с ведьмой должны были казнить и двух гномов-разбойников, но те к этому времени уже были мертвы. В ту ночь, когда Янк говорил последний раз с Ивит через прутья ржавой решётки, гномы решились на побег. Им удалось убить тюремщиков, вернуть свои доспехи и оружие и даже пробежать несколько кварталов по ночным улицам. Но шквал стрел, пущенных лучниками с городских стен, их остановил. Отнял их жизни. Их трупы выбросили за черту города на свалку словно мусор, куда свозили все городские нечистоты, околевшие трупы больных животных и прочие отбросы.
    Янк чувствовал всю вонь этого места, даже через платок, которым обмотал себе плотно лицо. Он пробирался вглубь свалки и смрад обволакивал его всё сильнее. Жирные мухи норовили усесться на слезившиеся от зловонья глаза. Крысы кишели под ногами, царапая когтями сапоги юноши. Высоко над его головой кружили вороны. Они каркали, приглашая всех своих собратьев на пир.
    Он увидел их на одной из грязевых куч. Он видел их впервые – тех, за кого его все принимали, но кем он, по сути, не являлся. Гномы распластались на навозе и тухлых объедках, раскинув ноги и руки словно морские звёзды. Их тела были усеяны стрелами, и они казались огромными пиками на фоне их маленьких тел. Гномы были в доспехах, собранных из метала, кожи и меха. У одного на поясе меч в ножнах. В руках людей, этот меч стал бы просто большим кинжалом. У другого – боевой топор. Гномы были бородатыми, заросшими. У одного волос чёрный, но уже с проседью. У второго рыжий, словно ржавчина. У гнома с чёрной бородой, был выстрижены виски и покрашены в изумрудный цвет. Знак племени горы Ныс - вспомнил Янк. А у рыжего три косички заплетены в бороде, значит этот разбойник с большой дороги, в свои лучшие годы был военачальником – сообразил юноша и удивился сам себе, как он много знал о истории и культуре гномьей расы.
    Юноша присел на корточки и склонился над чернобородым, у которого смерти не удалось снять с мясистого обветренного лица выражения суровости и угрюмости. Ворона сидела на нём и клевала в переносицу. Янк отмахнул пернатую птицу рукой. Та недовольно закаркала и отпрыгнула в сторону. Но не очень далеко, планируя, как можно поскорей возвратиться к прерванной трапезе.   
    Труп открыл глаза.
     Глаза горели насыщено жёлтым цветом. Рука гнома обхватила запястье карлика. Нестриженные ногти впились в кожу и в вены. Гном приподнял голову и крикнул, брызжа слюной, старушечьим скрипучим голосом:
      - Принеси им огня, пирожочек!
      Янк крича от ужаса и корчась от боли, рванулся, что есть силы и упал в грязь. Быстро перебирая руками и ногами, он начал пятиться назад, продолжая при этом непрерывно орать.
    Ведение вскоре растворилось.
    Труп был трупом. И ни что не указывало на то, что он был приведён недавно в движение. Он всё в той же распластавшейся позе лежал в куче отбросов. А ворона продолжала с усердием клевать его в переносицу, подобно дятлу, долбящему дупло в стволе трухлявого дерева.

9
    Янк бежал по крышам Хомешеля во всю прыть. Но это не было той весёлой озорной обыденной прогулкой, как раньше. Янк в этот раз, отнюдь, не был весел. Он был напуган. Он бежал в сторону замка. Ему нужен был лорд Субботка, и срочно! Но не для того, чтобы убить его. Нет. А для того, чтобы просить помощи. Янк никогда бы не подумал, что ему придётся просить помощи у этого человека. Но выбора не было. Гордость в сторону. Его мать умирает.
  Он знал, что она тяжело больна. Знал, что этот момент, рано или поздно настанет. Но по своей юношеской наивности, беспечности, он думал, что если посильней зажмуриться и претвориться, что ничего не происходит, то и ничего не произойдёт…Но сегодня утром Донка зашлась таким сильным кашлем, что, нет, не кровь вырвалась из её рта – куски лёгких. Она упала возле крыльца на траве и подняться уже не смогла. Янк бережно занёс мать на руках в дом, отметив для себя насколько она исхудала, и уложил в кровать. Донка не могла говорить, она тяжело хрипела. У неё был жар. И только теперь Янк, запоздало для себя осознал, что она смертельно больна. 
    Просить помощи он мог только у одного человека – лорда Субботки. Но захочет ли тот помочь? Лорд Субботка давно уже потерял всякий интерес к Донке и не наведывался к ней уже более полугода. Он насытился андарокийкой. Она ему надоела. К тому же характер её претерпел изменения, став скверным. Теперь эта женщина была всегда либо опустошённо-молчаливой, либо становилась по щелчку пальцев, ощетинившейся и дикой. Вкупе со своим болезненным видом, она пугала, пуще прежнего, всех, кто её знал, и снискала у горожан славу городской сумасшедшей. Она, всклоченная, болезненно худая, приходила в город с первыми петухами, шла по улицам что-то бормоча себе под нос и скрывалась в здании архива, куда, через вечно закрытые ставни, не давала зайти солнечному свету. Там, одинокая, она проводила весь день и покидала город лишь с наступлением сумерек.
     Пока Янк бежал по крышам Хомешеля, перепрыгивая с одной крыши на другую, по узким улочкам прогуливалась Цветка, в голубом лёгком платьице. Копну её пепельных волос увенчал венок из одуванчиков. Цветка уже давно из девочки превратилась в юную девушку, изящную, гибкую, но осталась всё такой же миниатюрной, словно ягнёнок. Её сопровождали три кавалера, безнадёжно в неё влюблённые и переполненные половой истомою. Они были похожи на пажей, раболепно семенящих за своей госпожой. Неожиданно для девушки две черепицы упали на дорогу перед самым её вздёрнутым носиком и разлетелись на мелкие осколки. Резко остановившись, девушка ахнула. Она вскинула голову вверх, и её, и так большие от природы глаза, округлились ещё сильней. Красивое личико её, с бледной белой кожей, исказилось. На нём отпечатались гримаса сразу из несколько эмоций: ужаса, отвращения, злобы.
    – Гном! – вскричала Цветка, тыча своим тонким пальчиком в сторону, бегущего по крышам, Янка. – Гном! Смотрите гном! Там гном, поймайте его!
    Горожане, кто был рядом, остановились как вкопанные и одновременно, послушно, словно стадо баранов, задрали головы вверх. Девушка не ошиблась, по крышам домов их города, действительно, словно цирковой акробат, бежал не кто иной, как гном!
    К крику Цветки примкнули новые крики. Мужики матерились. Бабы визжали. Один из кавалеров девушки, не растерявшись, поднял три осколка от черепицы и поочерёдно метнул их в Янка. Два улетели мимо, а третий угодил прямо в ухо. Янк только отмахнулся. Он уже понял, что обнаружен. Он услышал её. Узнал её голос. Но сейчас ему надо было спешить. Сейчас ему было не до этого.
    Тем временем стражники уже карабкались по стенам домов. Перед Янком словно из ниоткуда возникли лучники, перегородив ему дорогу к замку, к которому, было уже рукой подать. Янк дал крюк. Засвистели стрелы. Они ложились совсем рядом с бегущим юношей, разбивая своими наконечниками, черепицу крыш. Крики горожан переплетались, смешивались, в одну несуразную какофонию похожую на рёв. Но даже на фоне этого гула, высокий голос Цветки выделялся всё равно. Янк слышал, как она брезгливо и яростно кричит: Гном! Гном! Гном…А может ему это просто казалось, и это кровь пульсировала у него в висках.
    Стрела оцарапала подвздошную ость и зашла в бедро. Неглубоко. Но этого было достаточно, чтобы боль, пронзившая всё тело, заставила Янка упасть на колени. Издав вопль боли и отчаянья, юноша выдернул стрелу и отшвырнул её в сторону. Лучники тем временем, уже хорошо пристрелялись и стрелы летели всё кучнее. Боль заглушил адреналин. Не смотря на сгущающуюся опасность, Янк продолжил искать лазейку, чтобы проскочить в сторону замка. Но стражники поняли куда так стремился «гном» и выстроившись живым щитом, теснили его назад. Янк метался загнанным зверем. Шансов больше не было. Он оскорблял их. Он просил помощи у них. Он отступал. Он отступил.
    Янк был вынужден покинул город. Покинул его тем же путём которым и проник в него. Он плакал при этом. Скрежетал зубами. Истекал кровью.

********************   
    Когда он вернулся, в доме уже витала та гнетущая, безмолвная, обволакивающая всё собой, аура смерти. Донка ещё не умерла, но уже отходила. Янк сел на пол рядом с кроватью матери. Обняв свои колени, он слушал её тяжёлое сбивчивое дыхание. Юноша сидел так, до тех пор, пока она не затихла. Выйдя во двор, он соорудил из покосившегося забора и старой прогнившей лодки, кострище. Вернувшись в дом, он – маленький, но крепко сбитый человечек – вынес её – высокую, стройную и мёртвую – укутанную в белую простыню, на улицу и бережно уложил на смертном одре. Вложив в остывающие руки её, меч с длинным клинком, Янк предал тело матери огню. Он хотел позволить ей уйти так, как было принято уходить андарокийским воительницам. С одной лишь только разницей – андарокийские воительницы умирали на поле боя или в преклонном возрасте, среди семьи и близких, его же мать покинула жизнь, одинокая и брошенная. Брошенная теми, кому она служила верой и правдой. И ни разу не усомнившаяся в своём выборе. 
  Простившись с матерью, Янк вспомнил о своей ране. Промыл самогоном, он перебинтовал её. Собрал скромный скарб и покинул дом. Оставаться здесь было опасно. Он знал, что разгневанные горожане скоро наведаются сюда. Надеяться на помощь лорда Субботки было глупо. Да и не нужна она ему…
    Янк был теперь сам по себе.

0

3

Глава V

Глава V

1
    Васил учащённо дышал и дрожал всем телом. Кровь из рассечённой брови, текла ручьём и заливала лицо. Пограничнику не удалось разорвать верёвочные путы, сковывающие его руки и ноги, и ему ничего не оставалось, как по-пластунски, выбираться из оврага в котором он оказался. Пока он полз змеёй вверх по снежным сугробам, оставляя за собой борозду, снег горстями набивался за шиворот кожаной куртки.
    «Что, нелюдь вас всех дери, здесь происходит!» - судорожно пытался понять Васил. Он и ещё шестеро пограничников, вот уже как три месяца кряду, держали вахту на восточной заставе на одной из вершин хребта Седого медведя. Подустали за такое время – расслабились. Да и скоро уже праздновать Великую неделю. Поэтому, чего греха таить – выпили. Много выпили! Весь запас на грядущий месяц! И вот в самый разгар веселья на них напали! И не с северной стороны! Нет. С южной! Почему оттуда?! С людской стороны-то! К такому они вообще были не готовы! Сколько было нападавших? Трое? Четверо? Явно их было много. Слишком уж шустро с ними со всеми расправились. Правда, Васил видел только одного – гнома, который ударил его обухом топора, связал бечёвкой, как бычка и выкинул со смотровой вышки в снег. Гном? Да, гном! Когда они последний раз нападали на людей? Лет пятнадцать, двадцать назад? О, истинные Боги, что здесь происходит?!
    В деревянном бараке раздался вопль, ознаменовавший смерть очередного пограничника. В живых остался только Васил. Желая таким оставаться и дальше, пополз он прочь в сторону скал еще проворней и усердней.
    Но маленький человек уже появился из-за угла барка…
    Васил ошибался, предполагая, что нападавших было несколько. Он был один. Только один.
    Быстро, абсолютно не проваливаясь в толстый слой снега, а только слегка продавливая его, миновал он путь от деревянного, обледенелого барака к уползающему пограничнику. Схватил того за голени сапог и затащив обратно в овраг, перевернул на спину.
  Васил увидел перед собой короткостриженого бородатого низкорослика, в кожаных доспехах и с обагрённым кровью боевым топором в руках.
  Нападавший склонился над ним и прорычал:
    – Скажи на кого я похож?!
    – Что?
    – На – кого – я - похож?
    – Что? Я не понимаю. Не понимаю. Прошу не убивай меня!
    Угол лезвия топора упёрся Василу в шею. Пограничник захныкал.
    – Скажи, кто я?
    – Гном! Ты чёртов гном! Кем ты ещё можешь быть? – взорвался Васил и зажмурился, ожидая удара.
    Удара не последовала. Янк широко улыбнулся, оскалив белые зубы. Зрачки его были, словно блюдца – широко раскрыты. 
    – Отлично! Это я и хотел услышать.
    И удар последовал.
    И ещё один.
    И ещё…
    Янк размашисто работал топором, пока не отделил голову пограничника от туловища.   

2
    Словно младенец, покидающий утробу матери через родовые пути, полз Янк по узкому длинному тоннелю, и не было тому конца. Он задыхался здесь. Скалистый ход давил. И казалось, что обвал может случится в любую секунду. Нора была так узка, что даже он – карлик, продвигался вперёд с трудом. Пришлось снять с себя доспехи и топор, затолкать их в мешок и привязать к ступне ремнём, чтобы всё это добро тащилось следом и не стало причиной, его погребения тут на веки.
    Хотелось повернуть назад. Но осуществить такое, в этом узком лазе, было попросту невозможно. Младенец, которого из себя стала изгонять роженица, не может вернуться в утробу, как бы ему этого не хотелось. Дитя в этом случае ничего не решает. Так и Янк ничего уже не решал.
    Его вела сама судьба.
    Он пришёл сюда – на край севера, из самого Хомешеля, преодолев пограничные заставы, крутые скалы, снежные бураны и сходы лавин. И вот теперь его ждало рождение. Перерождение. Новая ипостась. 
    Когда ребёнок появляется на свет, повитуха шлёпает того по попке. Вот и Янк, когда вылез из норы, получил свой шлепок. Но отнюдь не по попке. А по голове. И не ладонью, а крепкой дубиной. Да так, что его сознание мигом схлопнулось и на время затихло.

3

    – Из этого лаза, говоришь, появился?
    – Ага! Слышу ползёт кто-то. Ну я не растерялся, черенок от кирки схватил и принял гостя.
    – Он жив хоть?
    – Жив, конечно. Слышишь, стонет?
    – Может помирает…
    – Ну уж, прям, помирает! Я его это…слегка, нежно.
    – Знаю я это твое «слегка» …
    – Кодоркут, а паренёк-то странный какой-то. Кривоватый. Как думаешь из какого он племени? Гора Ныс? Кремень-скала?
    – А я, Лудаш, почём знаю?!
    – Небось, воришка. Пришёл у своего же брата тибрить! Последний кусок хлеба у жён и детей готов увести. Вот же, какой нынче гном пошёл – ни чести, ни совести!
    Янк слышал эти голоса так, словно говорящие были на берегу моря, а он лежал на дне морском. Они разговаривали на бивкэ. Говорили хрипло, гаркали. Янк испугался, что его может выдать акцент. «Только бы не облажаться! Это момент истины!»
     Парень с трудом разлепил свинцовые веки. В затылке пульсировало и стучало, будто голова была скорлупой, из который рвался наружу птенец.
      – О, смотри, зенки растопырить пытается! А ты говоришь – помирает!
      Янку влепили две пощёчины тяжёлой сухой ладонью.
    – Кто таков? Зачем тут?
    Парень проморгался. Он понял, что в шахте; лежит плашмя на невысоком холодном скалистом выступе. Над ним склонились два гнома – два живых гнома – а позади них, кучкуясь, стаяли ещё несколько чумазых гномов-шахтёров. Все бородатые и в касках. На касках крепились огранённые кристаллы маны. Лучи света от этих магических камней скользили по шахте, выхватывая из темноты корявые серые стены и нависающий свод потолка, удерживаемый бревенчатыми подпорками.
    – Кто таков? Зачем тут? – повторил свой вопрос тот, которого называли Кодоркутом. – Сразу говорю – милостыню не подаём! К себе в племя не возьмём! Мы и сами ели концы с концами сводим. 
    У этого гнома лицо по диагонали рассёк уродливый глубокий шрам, похожий на грубый шов, скрепляющий верхнюю половину лица с нижней; и отсутствовала правая нога чуть ниже колена, её заменял стальной чёрный протез, которым Кодоркут звонко выстукивал, как подкованная лошадь, когда волочил свою культю по скалистому полу здешних катакомб. 
  – Война, – прошептал одними губами Янк.
  – Видать, я всё-таки перестарался, – покачивая головой, вынес вердикт рыжий гном с пивным животом, которого звали Лудаш.
  Кодоркут схватил Янка за ворот. Приподнял и хорошенько встряхнул.
    – Что за ерунду ты несёшь?! Кто таков?! Зачем тут?! Говори, да поживей!
    Янк получил ещё несколько звонких пощёчин, которые окончательно привели его в чувства и разозлили. Первоначальный испуг испарился. Парень взял себя в руки.
    – Война, говорю, идёт! А вы здесь прохлаждаетесь! Где ваш старейшина? У меня срочная депеша! – сипло заговорил парень, вырываясь из гномьих лап.
    Гномы-шахтёры зашептались.
    – От кого депеша? Из какого ты племени?
    – Я сам гонец с Колут берега. Все тамошние племена в альянсе. От их старейшин и депеша, – гладко стелил Янк. Свою легенду он репетировал дома ни один раз.
    Услышанное заставило гномов перейти с шёпота на базарный галдёж.
    – Сюда депешу, – приказал Кодуркут, протянув свою ручищу. 
    Янк брезгливо скривился.
      – Тебе, да такой документ-то? К старейшине веди, говорю! Послание только для него. Поскорей. Время не ждёт!
      – Я военачальник – мне можно. Эй, Лудаш, посмотри, что у паренька в мешке, – Кодоркут прижал к скале Янка, который было хотел вскочить и защитить своё имущество. – Не рыпайся, а то костей не сосчитаешь. 
    Рыжий, словно лисица, Лудаш присвистнул и вытянул из развязанного мешка за волосы, обледенелую, синюшную, покрытую инеем, отрубленную голову людского-пограничника. Лицо мертвеца было неестественно перекошено. Гном вытянул вперед руку, в которой держал отрубленную голову, и стал ею медленно водить туда-сюда, демонстрируя трофей соплеменникам. Присутствующие ахнули. Кто-то даже выругался. Нет, голова их, разуметься не напугала, таким гномов не удивить. Их поразило то, что на лбу этой самой головы старательно был вырезан можжевеловый куст – символ солидарности гномьих племён, берущий своё начало ещё с времён Еруфа Можжевельника – старейшин всех старейшин. 
    Лудаш опустил голову на скалистый пол и пошерудив ещё немного в мешке, извлёк широкий бумажный конверт, который скрепляла красная печать. Кодоркут торопливо выхватил конверт из рук Лудаша и тут же вскрыл. Янк вскочил и бросился к военачальнику, но рыжий гном перегородил ему путь и сгрёб в охапку, да так, что кости у парня загудели.
  Быстрым взглядом летел по строчкам письма Кодоркут, и всё написанное в нём приводило того в возбуждённый трепет. Руки затряслись. В этот эмоциональный момент, бывалый военачальник, даже не мог предположить, что держит в руках филькину грамоту. И подписи, и печати, и сам текст, были делом рук Янка. Он старательно изготовил эту фальшивку, изучив трофейные документы, захваченные у гномов во время войны и хранившиеся в архиве города Хомешель. 
    Всё это было лишь началом плана для одной большой игры. Игры – которую Янк уже начал.

4
    «…и мы, нижеподписавшиеся старейшины Колут берега, призываем Вас, встать, в этот знаковый момент, с нами плечом к плечу. Врагам – смерть и позор, гномам – свободу и честь! Рог зовёт! Время выбираться из своих нор!»
    Пятый раз перечитывал старейшина Гециль-Томаш, принесённое военачальником, послание и хмурил брови. Закончив чтение, небрежно бросил письмо на стол. Медленно планируя, оно приземлилось на бумажные кипы, которые, подобно снежным сугробам, укрывали столешницу.
    Старейшина, откинулся на спинку стула и раскурил трубку с длинным мундштуком. 
    На противоположной стороне, возле стола, уперев в него кулаки, словно рассерженный самец гориллы, стоял Кодоркут и сопел. Он уставил взор на своего предводителя; тот был лыс, с кольцом в мясистом носу и с седой бородой, в которой почти полностью спряталось морщинистое лицо.
      Военачальнику было невыносимо ожидание. Но Гециль-Томаш не спешил. Попыхивая трубкой, старейшина пускал дымовые кольца. Те летели к потолку, поросшему сталактитами, голубых и изумрудных цветов. Заряженные магией, они насыщали светом, выбитый в скале, кабинет.
    Наконец Гециль-Томаш, вынув изо рта мундштук и постучав по письму указательным пальцем, вынес вердикт:
    – Бред.
    – Бред?! – воскликнул Кодоркут.  - Если мы им не поможем – вот бред!
    – Гномы с Колут берега обезумили от отчаянья и идут на смерть… и нас решили за одно с собой прихватить, – небрежно отмахнулся Гециль-Томаш.
    – Да, план они предлагают дерзкий, не спорю. Но дело может выгореть. Пока наши братья с Колут берега перейдут Седой медведь с запада, мы перейдём с востока. Они возьмут город Сорваш, мы – Хомешель. Два людских города станут, практически одновременно гномьими! Эти города будут нашим плацдармом. Дальше встретимся с братьями с Колут берега. Перегруппируемся. Укомплектуемся. И двинемся в глубь людских территорий.
  Взять эти два города не будет проблемой. Люди расслабились. Обленились. Зажрались! Тем более мы застигнем их врасплох. Они сейчас празднуют. Нам это только на руку. Нельзя упустить момент! – Кодуркут брызгал слюной. Глаза горели.
  Коренастый старик поднялся со стула и заведя руки за спину, начал неспешно расхаживать по кабинету. Наконец остановился возле небольшой клетки, которая крепилась к потолку цепью. В клетке, вниз головой, ухватившись лапками за стальной прут, спала летучая мышь. Седой гном, почесал пальцем ей крылья, в которые она укуталась, словно в плащ.
    – Сколько нас там…способных держать оружие. Двести? Двести десять? Людей больше…значительно.
    – К бесам их число! У нас есть, то, чего нет у них!
    Старейшина изогнул бровь, как бы спрашивая: «И что же это?».
    – Ненависть…, - выплюнул из себя Кодоркут – У нас есть за что бороться в отличии от них. Нам нужна свобода! Каждый наш солдат – это их сотня!
    Гециль-Томаш запустил пальцы в седую бороду и поскрёб подбородок. Призадумался. Когда гномы проиграли войну, он приказал своему племени отступить и затаиться. Нужно было выждать. Момента выждать. Хорошего момента! И вот теперь, гномьи племена, которые разругались друг с другом вдрызг и так глупо увязли, в самый сложный для себя момент, в междоусобицах – наконец объединяются! Колут берег готовит войну и просит поддержки. Тот ли это момент, которого так ждал Гециль-Томаш? Нет. Их затея рискованная. Самонадеянна. Шаткая. Силы не ровны. Но что, если другого момента больше не представиться? Что ждёт его племя, за которое он несёт ответственность? Голодная смерть? Эпидемия? Бунт? Лучше умереть смертью солдата, чем смертью пещерной крысы.
    Старейшина утвердительно покачал головой.
    – Собирай всех. Действуй.
    Отдав честь, военачальник Кодуркут вышел из кабинета, гремя стальным протезом.

5
    В этот вечер гномы гуляли. Они не делали этого давно.
    Гуляли как надо. По-настоящему. По-гномьему!
    Столы ломились. Скудные закрома, отдавали последнее. По мимо привычных ягод, грибов и рыбы, на сабантуе появилось свежее мясо и бочонки с элем. 
    Били в барабаны. Играли флейты. Подземный город наполнила музыка, и эхом она разносилась по туннелям шахт. Голые по пояс жилистые мужики боролись друг с другом, демонстрируя свою силу и удаль. Крепко сбитые, с пышными формами женщины, в сарафанах и с босыми ногами, водили хороводы. Гномы поднимали тосты. Пили за победу. За братьев с Колут берега. И в особенности – за брата гнома Янка!
  Молодые девушки, которые были ниже Янка ростом (а ниже себя раньше Янк никого не встречал), строили ему глазки и хихикали. Он впервые танцевал с девушками. Впервые целовал их. И проснулся утром в объятиях одной из них. 

6
    – Я гном! И я призираю человеческий род! Люди – это навоз! Чума! Проклятье! Они думают, что выиграли войну? Нет! Они не выиграли её! Они только отсрочили свой конец. Мы идём к ним с войной. Я хочу её! Я – ХОЧУ – ВОЙНУ! – со скалистого выступа ревел зверем Янк. Над переносицей у него прорезались три отвесные морщины.
    – Войну! Войну! – в едином порыве скандировали возле подножья скалы двести семь гномов в боевых доспехах.
    Гномы в факельном освещение отбрасывали тени. Те плясали по своду скалистого потолка и были огромны.
    Впервые за долгие годы, гномы разобрали заваленный центральный вход в подземный город и покинули катакомбы широкой стройной колонной.
    На поверхности их встретила вьюга.

Глава VI

Глава VI

1

    Была ночь. На отшибе, вблизи Хомешеля, встали лагерем гномы. Они готовились к нападению. Кто-то точил клинки. Другие старательно наносили маскировку, измазывая лицо залой и глиной. Белки их глаз контрастировали с грязной кожей и казались абсолютно белыми.
    Хомешель о гномах не подозревал. Горожане праздновали Великую неделю. Над центральной площадью, где когда-то повесили и сожгли старуху Ивит, пускали фейерверки. Те громко со свистом устремлялись в ночное небо и взрываясь, разлетались во все стороны разноцветными огнями, под радостные крики горожан.
    – Ты уверен, что трёх тебе хватит? – спросил Кодоркут Янка.
    – Да, – ответил тот. – Если будет больше – нас легко обнаружат.
    – Ты, ты и ты, – указал военачальник на троих гномов. – Пойдёте с Янком и будете делать всё, как он велит. Остальные – ждём сигнала. Всё – действуйте! Да помогут нам всем Духи гор.
  Янк провёл троих гномов в город, тем же путём которым попадал туда всегда сам. Но на этот раз от стражей никто не таился. Всадник патрулирующий вокруг стен города, беззвучно упал с лошади в дорожную пыль, когда стрела пробила ему висок. Два стражника на подмостках хрипели, после того как гномы вылезли из слива и перерезали им глотки.
    Когда на стенах города появились лестницы из пеньки, Кодоркут повёл солдат на штурм.
    Словно чумные крысы, заполоняли собой гномы город. Они были везде: на стенах, крышах, в узких подворотнях. Когда на окраине города умирали первые его жители, на центральной площади всё ещё пускали фейерверки. Предсмертные крики переплетались с криками веселья.
    Колокол на смотровой вышке зазвонил только тогда, когда вспыхнули казармы и оружейная, и клубы чёрного дыма потянулись в небо.

2
    Кодоркут искал Янка. Он потерял его в пылу сражения. Один из гномов сказал, что видел того в западном крыле замка. Поднявшись, гремя протезом по витой лестнице, и распахнув одну из створ тяжёлых дверей, военачальник зашёл в залу.
    Янк восседал на кресле с высокой спинкой. Он вертел в руках кубок, инкрустированный брильянтами, и разглядывал как они сверкают на факельном свету. Ноги Янка покоились на теле лорда Субботки, который выполнял роль пуфа, распластавшись на полу. Субботка был ещё жив. Глаза его периодически моргали. Губы беззвучно шевелились. Но лужа крови, которая растекалась всё сильней под его толстым животом, говорила о том, что он уже ни жилец на этом свете.
    – Что ты здесь делаешь? – спросил Кодоркут.
    – Нечего, – ответил Янк, не отвлекаясь от созерцания блеска бриллиантов.
    – Город наш. Сопротивление подавлено.
    – Отлично.
    – Ты говорил про какую-то людиху с пепельными волосами. Лудаш поймал похожую. Хочешь он приведёт тебе её сюда?
    – Да.
    – Мы хотим отметить победу, приходи потом в главный зал.
    – Хорошо.
    Военачальник смотрел на Янка. Тот флегматично продолжал вертеть кубок в руке. «Что-то с этим парнем всё-таки не так» - подумал Кодоркут – «Что-то не так. Но что? Он гном, как и мы, хоть из другого племени. Не трус. Упёртый. Идёт до конца. Но что-то, всё-таки, его отличает от нас...» И Кодоркута внезапно осенило – «Мы – гномы - боремся за свободу. Но вот этого парня она не интересует. Он пришёл не за ней. Он пришёл за другим. Месть его цель. Безумная цель! Потому что он безумец…»
    Кодоркут обратил внимание, что на губы Янка печатью легла тень улыбки, а зрачки были широко открыты.
    Безумец…
    Видавшему виды военачальнику стало не по себе от этого молодого гнома. Он покинул залу. Дверь за ним тяжело захлопнулась.
    Янк небрежно отшвырнул надоевший кубок. Вскочил на ноги. Перешагнул уже мёртвого лорда Субботку. Пройдя по длинной зале, остановился возле широкого арочного окна. Хомешель пожирал огонь. Пляска языков пламени отражалась в зрачках Янка. Он потянул носом воздух. Пахло дымом, ночью и смертью.
    «Что дальше?» – Спросил у себя Янк. Сейчас гномы думают, что их братья из племени Колут берега взяли соседний город Сорваш. Но это ведь не так. Гномы Колут берега прячутся в своих норах за горным хребтом, как и раньше. И думать не думают ни о каком восстании. А люди города Сорваш наверное спят сейчас безмятежным сном и в ус не дуют. Здесь, на людских территориях только они – двести восемь гномов. И больше никого! Что их ждёт? Что ждёт его? К бесам всё! Неважно. Он сам поведёт их на Сорваш. А после уведёт в леса, из которых они начнут партизанскую войну. Они продолжат жечь. Продолжат убивать. Продолжат мстить
    Янк увидел на центральной площади, в пламени, лизавшего обугленные подмостки эшафота, колдунью Ивит. Она была без кожи. Почерневшие её мясо и мышцы кровоточили. В шею врезалась пеньковая петля с оборванным концом. Глаза горели насыщенно жёлтым светом.
    Она улыбнулась ему лопнувшими губами.
    Он улыбнулся в ответ.
    «Я принёс им огня. Я принёс».

Конец

0

4

Бех написал(а):

министериал* Йоргу... ...носферату лорда Бриара... ...Крдосово и разбил отряд Болотного Хмыря... ...под Нирожью.
    ...Живко Второму... ...Буйных морей

Стремление показать глубину проработки мира похвально, только не в первых же абзацах. Зачем так отягощать вступление новой информацией? Тут ведь главное - дать представление о герое, а это можно сделать и более расплывчато для начала.

Бех написал(а):

Придётся дорожную грязь замесить по пояс, а руки вымарать в крови по самые уши.

Вот это "по уши" выбивает. Не соответствует тону повествования, где серьёзность и даже злоба заканчивается вот этой шутеечкой. Тут простое "по плечи" будет в самый раз.
Тут не хватило мотивации героя, хотя речь о нём. Что им движет? Какова его суть?

Бех написал(а):

словно черти из табакерки

Выражение выбивает из повествования, оно явно не принадлежит миру Йорга.

Бех написал(а):

Биться с гномом – это как пытаться поймать дикого кота. Дело гиблое. А если даже повезёт и ты кое-как изловчишься и схватишь хвостатого, то тот так вонзит в тебя когти, что отодрать его от себя получится только с кусками собственной плоти.

Сравнение затянулось. После "Дело гиблое" нужно было продолжить не сами телом аналогии с хвостами и когтями, а атрибутом этой самой аналогии. То есть, атрибут здесь, если упростить "угнаться трудно, а угонешься, будет тебе ещё хуже". А то речь о гномах, их образ нежелательно зазбивать когтями и хвостами.

Бех написал(а):

Он бежал занеся над собой кинжал в сторону Йоргу.

Одна из самых проигрышных стоек, которая блокируется легче лёгкого. Неужели гном, живущий в ограниченном пространстве и использующий короткое оружие, как основное, этого не понимает?

Бех написал(а):

Получилось так, что гном сам насадил себя на остриё меча

Какой-то бракованный гном...

Бех написал(а):

сломанной переносицы брызнула во все стороны фонтаном кровь

Как-то слабо верится в фонтан крови после удара сапогом.

Бех написал(а):

Шлем слетел с головы и покатился гремя кубарем в сторону

До этого было описание снега. Разве там есть ещё и оголённые камни по которым мог греметь шлем?

Бех написал(а):

У неё были салатовые глаза и длинные, цвета соломы, волосы, заплетённые в две тяжёлые косы.

Странное описание. Но да ладно.

Бех написал(а):

– Без инструментов не вытащить! – пыталась перекричать шум боя, обьявила девушка.

Что там за шум боя такой? Взрыв снарядов и ружей? Или чистое поле, где рубятся две армии?

Бех написал(а):

    – Я Йоргу! Пойдёшь за меня замуж, Донка?
    – Что? – девушка расслышала, переспросила больше от удивления.
    – Замуж выходи за меня, говорю!
    – Дурень, война же!
    – Ну, после, после войны.

Ну, точно Вторая мировая...
Опять же, не зная мотивов Йорга, а по сути его самого не зная, это предложение выглядит непонятным и притянутым за уши.

Бех написал(а):

Так они и хохотали какое-то время.

Что это за приступ истерии?

Бех написал(а):

Полевому врачу и медбратьям понадобились целые сутки... ...операционной

Ну, вот выбивают подобные слова. Если нужна была стилистика и напряжение ВОВ, то лучше этого достигать общей атмосферой, смирением с потерями и прочим, чем вводить подобные слова, которые имеют большую привязку к нашему миру. Особенно это касается слов, которые к тому же соединяются в одно по правилам нашего мира.

Бех написал(а):

Поймав на себе взгляд, она посмотрела в его сторону и увидела рослого широкоплечего мужчину с волосами цвета вороньего крыла.

Ого! А не далеко ли это описание забралось от начала?

Бех написал(а):

Йоргу прожившего двадцать восемь вёсен и воительницу Донку, прожившую двадцать одну весну – мужем и женой

Та они же друг друга вообще не знают! Назвали имена и всё. Что? Почему? Зачем? Куда? Кто я? Кто они? Где все?

Бех написал(а):

[кворум – число членов собрания, достаточное для признания собрания правомочным]

У нелюдей что, был общий союз против людей?

Бех написал(а):

– В Хомешель. Это на севре, ну ты знаешь, рядом с Седым медведем. Хомешель теперь людской город. Король даровал его лорду Субботке. Меня назначили начальником патруля, хотят, чтобы я следил за его окрестностями.

Вот серьёзно, всё что после "В Хошемель" он мог и не говорить. Даже лучше было бы, не скажи он это.

Бех написал(а):

    – Бояться, что гномы нападут?
    – Нет, не бояться.

"Боятся"

Бех написал(а):

Через девять месяцев у Донки и Йоргу родился сын, которого нарекли – Янком.

Как будто читаю учебник по истории. Слишком много описаний и мало диалогов. Куда-то бежим, к чему-то. К сыну Йорга? О нём будет основная история? А то как-то вскользь о Йорге, не всерьёз.

+1

5

Олег написал(а):

Как-то слабо верится в фонтан крови после удара сапогом.

Смотря какой нос)

0

6

Туся написал(а):

Смотря какой нос)

Ну, если как у Пинокия, то не берусь утверждать :D

0

7

Бех написал(а):Шлем слетел с головы и покатился гремя кубарем

Дико извиняюсь, но прочла только комментарии Олега.  Я вообще не очень большой любитель фентези, да и классики тоже.
но как-то меня не на шутку заинтересовало, а где у шлема находится кубарь, которым он гремел?

0

8

Олег, спасибо за комментарий. Некоторые моменты принял к сведению.

До этого было описание снега. Разве там есть ещё и оголённые камни по которым мог греметь шлем?
https://4.downloader.disk.yandex.ru/preview/a0ac553b146e0fca0b4a387d3f9a8a4a16845db567cb419d7e41b74bc89419af/inf/OrOPFgBoFxs1OfdGTsVbzS_YwKS8bPD_m4HqgUiSscWIzdVCBSBZ-p_4JH7AFxS0C2CbJabtKGmD7Rv0PSwrKQ%3D%3D?uid=9001818&filename=1.jpg&disposition=inline&hash=&limit=0&content_type=image%2Fjpeg&owner_uid=9001818&tknv=v2&size=1343x632

Что там за шум боя такой? Взрыв снарядов и ружей? Или чистое поле, где рубятся две армии?

0

9

Бех написал(а):

Донка пела баллады, которых знала бесчисленное множество. На каждый вечер у неё находился новая история.

А откуда она их знает? Она же воин, и другого не умела, сама ведь это говорила.

Бех написал(а):

Что тебе ещё нужно, муж? Что тебя ещё не устраивает в нашем сыне? – раздражение закипало в голосе Донки.

Гнев закипает, а вот раздражение чувство под бОльшим контролем, чем кипящая вода. Лучше бы подошла рябь на спокойной поверхности воды, а не бурление. И её раздражение проявляется в тоне "марш в свою комнату, молодой человек"? Иначе почему "муж", "сын"? Почему она дистанцируется, если сейчас бы лучше назвать сына по имени, сделать его в беседе ближе эмоционально, а не как-то обезличенно "сын"?..

Бех написал(а):

лысый бородач Миколос, с медными серьгами-кольцами в шах.

Зачем это описание в момент ссоры? Зачем мне разъяснять внешний образ какого-то персонажа, который сейчас важен отнюдь не своей внешностью, а своим характером?

Бех написал(а):

Ночью Донка не успела выйти на улицу, по обыкновению своему, помолиться.

А вообще, много у неё ума - шастать по ночам неизвестно где. Сколько времени нужно мужу, чтобы заметить это и сложить дважды два?

Бех написал(а):

Бревенчатые ворота, под шесть метров высотой

Тут какая мера величин?

Бех написал(а):

Стражники и Добрил провожали Йоргу и Донку взглядами полного любопытства.

"...взглядами полными любопытства"?

Бех написал(а):

– Так и быть, я пойду с тобой. Я жена и должна уважать волю своего мужа. Но не давай мне повода, усомниться в своем решении,

Вот эта высокопарность сильно мешает разглядеть в персонажах обычных людей...

Бех написал(а):

На его конусовидной крыше, так же поросшей мхом, в центре торчала искривлённая труба и из неё шёл серый дымок. Из маленького мутного оконца пробивался жёлтый свет, который слегка пульсировал.

"конусовидной" на "треугольной" (тем более в темноте перспективу трудно разглядеть) и "пульсировал" на "мигал"? Зачем термины из геометрии и других современных наук использовать в тексте о средневековье, если их можно заменить простыми словами, которые больше подходят тому уровню бытового языка?

Бех написал(а):

Йоргу отошёл на шаг назад и ударил в неё подошвой сапога. Дверь сотряслась вместе с домом.

А я уж грешным делом подумал, что из неё брызнут фонтаны крови))
Кстати, и в первый раз, и вот здесь мне кажется лишним уточнение "подошвой". Просто сапогом достаточно.

Бех написал(а):

Пламя костра лизало дно большого закоптившегося котла. В котле кипело и пузырилось, с хлюпающим звуком, зелёное варево, словно варили само болото. Запах стоял соответствующий. Паутина на потолке и на книжном шкафу. Возле шкафа грубо сбитый стол из неотёсанных досок. На нём навален хлам: стеклянные колбы, бумаги, страницы книг, огрызки еды, коренья, засохшие стебли растений и другие вещи непонятного происхождения и назначения. На всех этих вещах восседал чёрный кот.

Ну, клише же... Да, образ рисуется, ведь он часто уже изображался в фильмах. Но. В то же время образ и не рисуется, в том смысле, что не создаётся. Читатель не воображает по словам автора, он вызывает из памяти шаблонную картинку.
Почему бы не написать что-то оригинальное, чтобы внимание читателя оставалось на тексте, а не уходило на свои воспоминания?

Бех написал(а):

Йоргу ядовито брызжал слюной

Это как? %-)

Бех написал(а):

На всей правой стороне старушечьего лица прорастали грибы, похожие на бледные поганки.

Продолжение клише уже вызывает раздражение.

Бех написал(а):

Во рту у неё было три гнилых жёлтых зуба.

Та ну блин!

Бех написал(а):

– Я хочу знать, течёт ли в его венах моя кровь или нет? Хочу знать, отец ли я ему?
    – Хорошо, министериал. Я узнаю для тебя правду. Но после этого ты уберёшься из моего дома и никогда не вернёшься сюда более.
    Йоргу утвердительно кивнул. Его серьёзное лицо говорило о том, что он исполнит просьбу и не нарушит её, хотя и хотел бы изрубить ведьму в куски прямо на месте.
    Старуха подошла к Янку. Тот прижался к матери.
    – Не бойся, Янк, – прошептала Донка на ухо сыну.

Донка слышит, что Йорг по-прежнему сомневается в ней и для проверки набил охране морду, притащил её в глухой лес к какой-то уродливой старухе. Он сомневается в ней, а не в сыне, в её честности. Как по этому поводу себя чувствует Донка? А никак. Ни единого слова о её эмоциях в момент, когда она узнаёт причину ухода из города тёмной ночью. Почему ничего нет?

Бех написал(а):

Твоя кровь, министериал, мне тоже понадобиться.

Ага, ДНК тест. Вот зачем там колбы...

Бех написал(а):

Он ухватился за клинок своего меча и резко провёл вверх по лезвию ладонью.

Ну, вот что за идиотское решение? Не лучше ли где-то на предплечье порез сделать, а не там, где он будет самых неудобным и болезненным? Да на той же тыльной стороне ладони и кожа тоньше, и брать предметы в руку будет не больно.
Зачем здесь киношная картинность не понимаю.

Бех написал(а):

Она кинула их в прозрачный кувшин с мутной водой

А неплохой у неё инструмент как для нелюди в зачуханой халупе...

Бех написал(а):

Кувшин треснул и лопнул.

Треснул и лопнул - одно и то же.
И с таким расходом инструмента у неё где-то стеклодувный заводик рядом есть?)
http://forumupload.ru/uploads/0004/8b/ec/4060/t22126.jpg

Бех написал(а):

– Что, ты, хочешь этим сказать? – спросила Донка.

"Ты" - это не обращение, как "Эй, Ыван, ходы сюды", оно не выделяется запятыми.

Отредактировано Олег (14.01.2020 13:08:17)

0

10

Бех написал(а):

К семье Йоргу враги коварно подкрадывались с флангов.

Зачем делать такое явное предсказание? И почему с флангов, если удар от того, от кого не ожидаешь, называется "с тыла"?

Бех написал(а):

азиатом лучником Ванжуром

Кем-кем? Азиатом?! o.O

Бех написал(а):

Давая тем самым понять, что все её участники уже изрядно под градусом.

У них есть измерительные приборы с градусной шкалой?
Тут каким-то странным, непостижимым образом уживаются градусы с элем/тавернами и азиаты с гномами(

Бех написал(а):

о в последний момент Йоргу, укусив азиата за предплечье

У него что, зубы с обратной стороны челюсти? Как он достал его предплечье? Как можно было настолько ослабить хватку этому, простите Истинные боги, азиату?

Бех написал(а):

ухватился за медное кольцо в левом ухе Миколоса, и намотал его вместе с ухом себе на руку.

Как? Кааааак? Даже не на палец, а на руку?! Оно у Миколоса резиновое?

Бех написал(а):

Миколос вырвался из рук солдат, которые было ослабили хватку, и схватил со стола пустую бутылку. Он метнул её в след уходящему. Бутылка полетела по дуге через весь зал и угодила Йоргу в затылок.

Вот картинка: все в напряжении, Йоргу выходит, Миколас вырывается, хватает бутылку, бросает, она летит, попадает.
Почему на весь тот бедлам не обернулся Йоргу? Как только Миколас вырвался, те, кто его держал должны были протестующе закричать, должен был быть какой-то шум. Да солдата в критической ситуации, какой и была потасовка в баре, реакции обостряются до предела. Зачем убивать Йорга вот именно так? Если нужна нелепая смерть воина в баре, то можно же это обыграть так, чтобы он до конца остался воином? Например, многие солдаты в реальной жизни гибнут в автокатастрофах. Вот войну прошёл, а вышел на перекрёсток и сбила машина. Он бы не смог применить свои навыки против этого. Но Йоргу-то мог! Любой шорох сзади и он тут же оборачивается и контролит обстановку, он ведь и так на стрёме.
В общем, я чувствую, что Йоргу погиб больше не от бутылки, а от сценария.
И что это за эпичный поворот у него был?

Бех написал(а):

Йоргу называл друзами и во время патрулей делил с ними махорку и хлеб.

Нужно быть осторожным со словами, которые произошли от других названий. К примеру, махорка произошла от названия города Амесфорт. Как это могло затесаться в мир, где этого Амесфорта не было и в помине? То же самое и с азиатом, которое произошло от названия материка. Зачем вводить слова и словосочетания, которые не погружают в мир, созданный автором, а выдёргивают из него в мир настоящий?

Бех написал(а):

Все трое встали спина к спине и медленно начали хороводом кружиться по часовой стрелки, пристально вглядываясь в туман.

Это для того, чтобы сектор обзора постоянно менялся и никто не сумел внимательно осмотреть окрестности?

Бех написал(а):

Размашистым резким движением андарокийка рассекла мечом летящую стрелу по полам.

Охренеть(
Боливуд какой-то(

Бех написал(а):

  Ванджур пустил вторую стрелу.
    Противница сделала кувырок вперёд. Стрела пролетела по верху, не зацепив её.

С какого расстояния она бежала, что лучник успел снарядить вторую стрелу?

Бех написал(а):

Желудок и кишки вышли наружу. От тёплых внутренностей пошёл пар.

Тут, как бы, не те тайминги, чтобы ждать, пока кишки вывалятся, узнавать в них отдельные органы, а потом ещё и смотреть на идущий от них пар. Нет этого времени. Подобные описания подходят больше для оконченной битвы, где можно оглядеться вокруг и подметить детали.

Бех написал(а):

Кожа на лице пошла волдырями.

Ну не мгновенно же это происходит, а ждать появления волдырей ни Донка, ни Папч не станут.

Бех написал(а):

Смех прервала её подошва сапога

Мне эта "подошва сапога" скоро снится будет...

Бех написал(а):

Переносица стражника хрустнула. Зубы посыпались в горло.

Даже ударом это непросто сделать, тем более человеком, чей вес не такой уж и большой, а просто наступив и подавно. Я бы ещё поверил, что недавно сломанный нос снова хруснул, но зубы...

Бех написал(а):

Остриё рассекло шею Миколоса вдоль.  В стороны разлетелись кусочки раздроблённого кадыка.

Я вообще не представляю, как это возможно. Лучше бы оригинальность в другом проявить.

0

11

Книгу, если честно, не читала. Прочитала коментарии Олега. Супер. теперь подумаю викинуть свою чудо-книженцию в топку. А ну его, пойду на рынке шмотками торговать что ли.... :crazyfun: авось больше пользы будет. :D

0

12

Люсинда написал(а):

Супер. теперь подумаю викинуть свою чудо-книженцию в топку.

Здравствуйте) А шо енто за книга? 8-)

0

13

Она с юмором и в процессе написания. Даже не редактировала ещё.

0

14

Люсинда написал(а):

Она с юмором и в процессе написания. Даже не редактировала ещё.

*на всякий случай точит зубы*)

0

15

Аха. Буду иметь ввиду. :crazyfun: Думаю у вас с юмором отлично.

0

16

Здравствуйте.
Вставлю свои 5 копеек.
Вдогонку к чертям, про которых было сказано, у вас еще и скандинавский берсерк откуда-то взялся. Если такие воины имеются в вашем выдуманном мире, то укажите это, и тогда все встанет на свои места. Вы можете придумать хоть кентавров, хоть гномов, хоть летающих слонов, но это все должно быть обосновано и вписано в ваш мир.
А вообще - расширьте описания. Особенно вначале. Какая-то война, какой-то отряд. Ни численности, ни вооружения, ни состава родов войск, ничего не рассказано. Это про армию, если говорить,  не упоминая про политику, страны эти враждующие, кто-что и как. Ничего не ясно. Если вы уж взялись описывать военные действия, то потрудитесь ввести читателя в курс дела на счет всех этих деталей. Не говорю, что подробно. Мазками, хотя бы. Совсем другая картина получится.

0


Вы здесь » Форум начинающих писателей » Крупная проза » Карлик Янк {фэнтези} 16+