- Мне это не нравится, Билли.
- Что? Испугался?
- Нет. Просто спать охота. Вон уже темно совсем. Давай не будем больше играть…
- Не волнуйся так, толстяк...
Уоррен шмыгнул носом. Он не любил, когда его называли толстяком. Уоррен просил брата не дразнить его, но Билл не всегда слушал – вернее, никогда не слушал.
- Билли, я устал. Давай ляжем спать…
- Нет, мы еще не закончили, - Билл поправил индейский роуч, ощетинившийся перьями среди курчавых рыжих волос. – Один жирный ковбой похитил мою любимую дочь. И я, бесстрашный вождь клана Кровавого ветра, заставлю его заплатить за это. Давай за мной.
«Что это? – шикнул Билл в темноте коридора. – Вот опять?..»
Уоррен ничего не слышал – настолько громко у него стучало в ушах.
«Жирный! – шикнул Билл, внезапно остановившись. – Из-за тебя пол скрипит! Ты всех перебудишь!»
Уоррен виновато опустил голову: он пытался не быть толстым, правда пытался, но мама всегда, не спрашивая, накладывала ему полную тарелку, а Уоррен не хотел ее огорчать.
Билл пригнулся – хищно, словно пума, скользнул к двери отцовского кабинета, и в полумраке коридора на мгновение блеснули очертания знакомого ключа. Уоррен не знал, где брат взял его: отец никому не позволял заходить в свой кабинет, даже маме. Он хранил внутри много важных взрослых штук, вроде одного из писем Линкольна губернатору Колорадо, которое висело в стеклянной рамке на стене, или старых ружей, совершенно ничем не примечательных на вид, но, как говорил отец, жутко ценных.
Билл потянул за ручку двери, отворившейся с тихим скрипом, и сказал ему заходить следом.
Уоррен сделал, как было велено. На мгновение ему захотелось хлопнуть дверью, чтобы их услышали. Им, конечно, долго бы пришлось объясняться, и отец сказал бы, что сильно огорчен, но Уоррену казалось, что все это вовсе не так страшно, как то, что задумал брат.
Однако он так не решился ничего сделать: Билл таращил на него глаза, как на овцу, с которой собирается содрать шкуру. А Уоррен боялся его. Очень боялся. Билл был всего на год старше, но гораздо сильнее, и, хотя ему только исполнилось девять, порою вел себя еще хуже, чем взрослые мальчишки на улице.
Билл включил свет, выдвинул ящик отцовского стола и, повернувшись, показал с ухмылкой револьвер – блестящий, как новенький пенни.
- Мне это не нравится, - пробубнил Уоррен. – Давай вернем все на место и просто уйдем…
- Мы уйдем, когда моя дочь будет отомщена, - ответил Билл. Скривив от усилия веснушчатое лицо, он щелкнул курком и выкатил пустой барабан. – Успокойся, жирный, нам нужно найти гробы. Загляни в шкаф…
Уоррен отворил деревянную дверцу, и его сердце понеслось, словно бешенный кролик.
- Ну, нашел что-нибудь?
- Нет, - соврал он. – Я ничего не вижу. Давай просто уйдем.
Билл стукнул его локтем, отпихнув в сторону.
- О, ты не только толстый, но еще и слепой. Вот же они! – он поднял еще запечатанную коробку патронов. – Где яблоко? Надеюсь, ты его еще не сожрал?
- Нет, Билли, оно у меня в кармане.
- Положи на голову и замри…
Уоррен сделал, как было велено. Он снял ковбойскую шляпу, прислонился к стене и стоял, намертво вцепившись в нее потными пальцами, пока Билл шагал в другой конец комнаты четкими отмеренными шагами, как делают дуэлисты в старых фильмах. Мальчик остановился в противоположном углу, под картиной человека на коне и с саблей наголо, медленно развернулся, поднял дрожащую руку, что сжимала оружие. Он долго прицеливался, прищурив левый глаз.
Уоррен зажмурился и попросил Бога простить ему его страшные грехи: он не хотел врать – совсем не хотел, но Билл грозился, что накроет его лицо подушкой и будет держать так, пока он не перестанет дергаться, а утром скажет родителям, что ничего не видел, потому что крепко спал: Билл наплел маме, что вазу с прахом бабушки разбил Мистер Догги, и на следующий день псу задали хорошую трепку. Бедный Догги ничего не понимал. Он мог только скулить. Потом отец затащил его на заднее сидение и увез...
Билл не знал точно, что именно из него сделали: сосиски или тушенку. Брат говорил, что, когда хозяевам надоедает собака, они отправляют ее на скотобойню, и что Уоррен вполне может найти огрызки его ошейника, когда будет лопать колбасу в следующий раз. Уоррен больше не ел колбасу: когда мама нарезала ее тонкими ломтиками и клала на стол, он с трудом удерживался, чтобы не заплакать.
- Никогда не видел, чтобы индейцы стреляли из револьвера, - сказал Билл, опустив оружие. – У них луки и топоры. Где мой тамагавк, толстяк?
- Ты всадил его мне в спину, когда я убегал...
- Я хочу свой топор обратно. Отдай его мне.
- Билли...
- Отдай мне мой топор, - брат вырвал у него из рук тяжелый тамагавк и принялся вертеть из стороны в сторону, словно увидев его впервые.
- Вот это - настоящее, - бормотал он. – Это я люблю...
Билли сунул револьвер Уоррену, потеряв к нему всякий интерес.
- Иди к картине, - скомандовал мальчик. – Готов поспорить, я раскрою твою жирную башку еще раньше, чем ты успеешь выстрелить – так, что мозги из ушей польются...
Теперь прицелься. Когда я брошусь на тебя с воплем, тебе останется только спустить курок...
- Билли, у меня болит спина…
- Вечно у тебя все не так!
- Может, все-таки пойдем спать?
- Хватит ныть. Делай, что велено!
Уоррен сделал, что было велено, как и всегда. Но он не мог держать револьвер прямо, и у него все плыло перед глазами.
- Билли, это неправильно, - сказал он. – У меня дрожат руки…
- Заткнись и целься!
- Билли, ты же знаешь, у меня плохо со зрением, - всхлипнул Уоррен. – Я тебя едва вижу…
- Давай, расплачься еще, жиртрест!
- Билли, мне страшно…
- Как же ты достал меня со своим нытьем! Вечно всего боишься! Мало того, что жирный, так еще и трус!
- Не называй меня жирным…
- Но ты – жирный! Посмотри на себя: ты – жирный! Жирный! ЖИРНЫЙ! ЖИРНЫЙ!!!..
Даже сквозь крики брата Уоррен услышал, как заскрипел пол в коридоре.
- Билли, кажется, отец проснулся…
- ЖИР-НЫЙ!!! ЖИР-НЫЙ!!! ЖИР-НЫЙ!!!..
Дверь кабинета распахнулась со скрипом – Уоррен дернулся, сжав в руках горячую рукоять. Прогремел выстрел. Сквозь облако дыма он увидел, как фигурка Билла замолчала, неуверенно пошатнулась и поползла по стене...

Отредактировано Графофил (11.07.2022 21:10:07)