Работа №1:
Когда закрываются двери
Эо стоял у западной стеклянной стены пентхауса и смотрел на закат сквозь своё темное отражение. Двойник в строгом черном костюме наблюдал в ответ, прожигая насквозь тяжелым сосредоточенным взглядом, в его руке блестел бокал с неотпитым бордово-алым напитком. Эо обернулся. Рядом, на диване лежала без чувств девушка, которая без труда могла покорить обложки лучших гламурных журналов хоть завтра. Он брезгливо отвернулся.
Город с аллергией на темноту стремительно покрывался сыпью из желтых ярких пятен, погружаясь по уши в неон уличных реклам и развешивая от неба до земли клетчатые гирлянды из светящихся небоскребов. Эо провел тыльной стороной ладони по стеклу, мерзко скрежеча и оставляя царапину от кольца с бриллиантом, нарисовал маленькую дверь. Постучал. Суета внизу не прекратилась, не замерла, мир продолжал бурлить, не обращая на стучавшего никакого внимания. Эо бессильно ударил кулаком, припал к бокалу и жадными глотками осушил его. Он прислонился лбом к своему прохладному отражению, опустив безвольно руки, и стал следить как зарастает нацарапанная на стекле дверь. Медленно и тягуче, будто развод в густом сиропе, затягивалась стеклянная бороздка, пока не исчезла вовсе. Эо отшатнулся от окна, оскалился и с размаху ударил верхушкой бокала в прозрачную преграду, отделявшую его от ночного сияющего города. Со звоном брызнули осколки, оставив в руке длинную ножку с торчащими острыми краями. Эо с силой воткнул ножку себе в горло.
Клео чувствовала как по ее телу ползет тепло. Словно наплывала тяжелая душная волна, и когда тепло достигло лица, ей стало невыносимо тонуть в этом жарком мареве. Клео проснулась.
Солнце было в противоположной части апартаментов, но преодолев огромную открытую площадь, оно достало девушку через зеркало, которое стояло напротив дивана. Клео откинула одеяло, села, опустив ноги на ковер, огляделась. Все внешние стены это сплошные окна, и ни одной стены в центре помещения, только редкие железобетонные сваи. Отгорожены только две небольшие комнаты по бокам пентхауса - ванные, она вчера заходила в одну из них. Хозяину принадлежал весь верхний этаж, но, несмотря на обширные размеры жилья, мебель сконцентрирована в двух разных углах: у западной и восточной стороны. А между ними пустота. Бетонный пол и такой же серый потолок, даже светильников не было.
Клео встала с дивана, ища взглядом туфли. Одежда на ней помялась, сама она сопрела под одеялом и солнцем, потому ей жутко хотелось в душ.
- Тебе нужно попить, - раздалось у нее за спиной.
Мужчина лет тридцати, стройный, среднего роста, поставил на журнальный стеклянный столик перед ней стакан с водой. Клео таращилась на незнакомца в футболке и в тренировочных брюках.
- Ты кто? - спросила она. - Где Закат?
От девушки не ускользнуло, что мужчина на мгновение растерялся, но быстро справился с эмоциями.
- Не узнаешь меня? - с улыбкой спросил мужчина.
- Где Закат? - переспросила Клео. - Вы похожи, но вчера вечером точно был не ты.
- Невероятно! - воскликнул незнакомец.
Он шагнул к ней, распахнув обьятья, но Клео испугано попятилась от него.
- Прости, - сказал тот, останавливаясь и поднимая руки. - Извини за дурацкий спектакль. Ты первая, кто смог нас различить.
- Так вы братья? - риторически спросила Клео и развернулась, быстрым шагом направляясь к шахте лифта, который находился в одном из пустующих углов.
- Можно и так сказать, - ответил незнакомец. - Пожалуйста, не бойся меня.
Клео надавила на кнопку вызова лифта. Ничего не произошло даже спустя внушительное время. Она утопила кнопку до отказа. Еще раз, и еще, но сколько бы она не ждала, створки лифта не открывались.
- Закапризничал, - сказал мужчина. - Такое бывает с ним. Послушай, я скоро уйду, а ты, если хочешь, можешь подождать моего брата. Меня, кстати, зовут, э-э... Рассвет! Раз брата ты зовешь Закатом, то я буду Рассветом. А как твое имя?
- Дьявол! - выпалила девушка, без перерыва клацая по кнопке.
Мужчина хмыкнул, но ничего не сказал, он прошел в сектор, огороженный кухонной плитой, раковиной, обеденным столом с двумя стульями, столом для готовки и парой-тройкой низеньких шкафов, и холодильником.
- Может чашку кофе? - спросил он, открывая створки шкафа. - Чай?
Клео отчаялась вызвать лифт, потому здраво рассудив и оценив обстановку, обречено вернулась к дивану. Заодно туфли поищет.
- Чай, - сказала она.
- Отлично! Сейчас всё будет, - радостно объявил хозяин.
Скоро на столике перед диваном дымились две чашки чая и источали аромат свежей выпечки блюдца с круассанами.
- Чай отличный напиток, - сказал мужчина, усаживаясь напротив Клео в кресло, рядом с зеркалом. - Удивлен выбором. Ты откуда?
- Я... Я с пригорода, не знаю почему сказала чай, я ведь не пью его. Только кофе, черный...
- Ок, - мужчина потянулся к ее чашке. - Исправлю.
- Нет, нет, не надо. Я попробую.
Клео подняла чашку, пригубила. Душистая, чуть горьковатая жидкость обожгла горло. Она представила сухой пучок сена заваренный в кипятке - настолько ей не понравилось.
- Я понял, - улыбаясь, сказал хозяин. Он встал и, чуть погодя, пока девушка искала под диваном туфли, принес другую чашку. - И с круассанами всё-таки лучше кофе. А туфли за лифтом. Закат всегда уносит обувь гостей туда.
- Зачем? - спросила Клео.
- Не знаю.
Клео сходила за туфлями, надела их и, задержась у лифта, надавила кнопку. Безрезультатно. Вздохнув, вернулась к дивану за столик.
- А как вы выбираетесь отсюда, когда лифт сломан? Где лестница? - спросила она, протягивая руку к чашке с кофе.
- Нет лестницы, ни какой. Даже пожарной. Мы полностью зависим от него.
- А если пожар?
- Мы сгорим.
Клео не поняла, шутит он или говорит серьезно.
- А выйти на крышу? - спросила она.
- Отсюда нет выхода, кроме лифта, - собеседник взял круассан и, отломив кусочек побольше, отправил в рот. - Ты не голодна?
- Нет, - ответила Клео. - Рассвет?
- Что?
- Как твое настоящее имя?
- Чем Рассвет не имя?
- Понятно. Я спрашивала имя у твоего брата, он тоже уклонился от ответа. Сказал что-то насчет абсурдности... Вот жеж, забыла его фразу. Я что-то, вообще, плохо помню вчерашнее, я, кажется, немного перебрала с алкоголем. Хотя...
- Хотя голова совершенно не болит? - перебил хозяин.
- Точно! Откуда ты знаешь?
- Это проделки Заката.
Клео недоуменно взглянула на собеседника.
- Гипноз, - сказал тот. - Отличный крепкий сон, никаких побочных эффектов. Закат часто им пользуется, когда кто-то ему надоедает.
- Усыпил меня? - Клео вскочила с дивана. - А я думаю, чего это я отключилась. Прохвост! Негодяй! Обещал ночью сенсацию, а я как дура повелась!
- Фенфацию! Хах! - засмеялся с набитым ртом мужчина. - Не слишком ли громко для заурядного секса?
Клео хотела что-то сказать, но вдруг резко покраснела, села и притихла. Хозяин, жуя, с интересом наблюдал за нею.
- Я в прямом смысле имела ввиду, - произнесла Клео. - Он обещал мне историю для местной газеты. Я только за этим пришла.
- Так ты журналистка? Я думал очередная модель.
- Очередная? - спросила девушка.
- Кхм, кххм, - закашлялся хозяин, запивая чаем.
В этот момент открылись створки лифта. Яркий свет из кабины, разогнав в углу бледные тени, приглашал войти внутрь. Клео поднялась.
- Постой, - сказал мужчина, отложив чашку и еду. - Уйдешь, не сможешь сюда вернуться. Никогда. Этим лифтом один человек может воспользоваться максимум дважды.
Девушка направилась в сторону единственного выхода.
- Тебе ведь нужна история Заката?! - воскликнул Рассвет.
- Так ли интересна... - на ходу сказала Клео, - это его пресловутая история?
- Возможно и нет, - ответил хозяин. - Но знаешь сколько раз он пытался покончить с собой?
Девушка замерла в шаге от лифта
- Больше десятка.
Клео правила, перечеркивала, добавляла записи в блокноте, пока Рассвет ходил за очередной порцией кофе.
- А в какой газете было объявление? - спросила Клео.
- Это было так давно. Помню лишь заверения о новых горизонтах и безграничных перспективах. Мне было начхать на эту лабуду, я просто искал работу. А Закат пришел по объявлению о продаже этого пентхауса. Знаешь, мы ведь сначала общались с ним. Обменивались своими попытками побега, теориями. Я перестал отвечать ему, когда он в третий раз описал свое очередное самоубийство.
- А ты?
- Что?
- Пробовал?
- Нет... Страшно. Очень. Один раз я проснулся, все было в дыму... Я помню, как задыхался... - Рассвет глубоко вздохнул. - На следующий день всё было как новое: полы, потолки, стены, нигде не осталось следов пожара, только мебель вся поменялась. Но запах гари я чувствовал еще месяц.
- А если ты войдешь в лифт? - спросила Клео.
- Он перестанет работать, - сказал мужчина, вернувшись с чашкой кофе.
- Ты же сказал, что он никогда не ломается?
- Верно, - Рассвет пристально посмотрел ей в глаза.
- А, ну да, ну да. Лифт или, как мне кажется, кто-то там, решает кому и когда можно подняться или спуститься.
- Лифт сам, нет никакого "кто-то там".
- Откуда ты знаешь?
- Просто знаю, - мужчина протяжно зевнул.
- Сколько у нас еще времени? - спросила Клео.
- Немного, - ответил Рассвет. - Я ничего не могу с этим поделать.
- Можно мне посмотреть как это происходит?
- Лучше... - хозяин пентхауса снова зевнул, - не надо. Это нечто личное. Только наше с ним. Я предпочел бы, чтобы это так и осталось. Ты, конечно, можешь подсмотреть, я ведь не смогу помешать...
- Обещаю, не буду, - сказала Клео.
- Благодарю...
Хозяина заклонило в сон с неимоверной силой. Он выронил чашку и та громко звякнула об стеклянную поверхность низенького столика.
- Клео, пожалуйста, останься до завтра... - сказал хозяин ненадолго взбодрившись.
- Почему бы и нет, - ответила девушка. - Лишь бы Закат опять меня не отключил.
- Закат... - произнес Рассвет, закрывая глаза. - Закат не плохой, ты потерпи его, не уходи, до завтра...
Клео отпила остывший кофе.
- Так мало времени... - произнесла она, глядя на засыпающего хозяина. Девушка бесцеремонно растормошила Рассвета и громко спросила, - Если это стекло имеет такие свойства, почему никто в мире не знает о нем?
- Если честно... - очередной зевок, - я сомневаюсь, что и статью-то твою опубликуют. Всё так и уйдет в небытие, как и всё и вся до этого... А знаешь какой эксперимент еще не ставил мой, так сказать, братец?.. - Рассвет растягивал слова, будто пьяный. - Он так и не смог этого сделать, но я чувствую, что он уже скоро... он уже близок к этому...
- К чему?! Что он сделает?! - почти кричала Клео.
- Закат на грани, он больше всего, больше жизни хочет вырваться отсюда... - словно в трансе говорил Рассвет. - Он страдает, и... он пойдет на всё...
Неожиданно хозяин встал и, уставившись на девушку, произнес:
- Тебе нельзя здесь оставаться! Закат не плохой, но ночи стали темнее... Уходи!
Сказав это, он пошел, пошатываясь, до кровати, которая белела незастеленными простынями за рельефами мебели. Пересек пустую часть, задевая плечами редкие сваи, доковылял вплотную до восточной прозрачной стены и рухнул в постель.
Клео смотрела из-за спинки дивана на лежащий силуэт. Потом отвернулась.
- Я обещала, - сказала она вслух. Взяла в руки блокнот и ручку, вывела какое-то слово и тут-же бросила их. - Какого черта? Журналистка я или кто?!
Девушка встала, намереваясь, идти на территорию Рассвета, но, посмотрев туда, она застыла на месте, ее глаза округлились, сердце бешено застучало. На кровати никого не было.
Тишину нарушил звук смываемой воды в унитазе из ванной комнаты. Затем кто-то включил душ. Через несколько минут вышел абсолютно голый и мокрый мужчина, точная копия Рассвета. Губы плотно сжаты, брови сдвинуты к центру, взгляд пренебрежительно-злой. И осанка более прямая, аристократичная. Клео разглядывала обнаженного Заката, а он прошел в свою ванную, даже не взглянув на нее. Мокрые следы тянулись через весь этаж, но мужчине было наплевать. Он, вытеревшись и выбрав из гардероба один из комплектов костюма, одел всё, кроме пиджака и галстука. Пройдя на свою кухню, в которой Рассвет истощил запасы кофе, Закат в белоснежной рубашке начал жарить бекон с яичницей
- Привет! - наконец, сказала Клео.
Закат взглянул на нее, та в ответ помахала рукой. Он отвернулся и продолжил готовить.
- Я бы тоже не отказалась от кусочка бекона!
Никакой реакции.
- Если снова меня усыпишь, я расскажу Рассвету, что ты пользовался его ванной! - пошла в наступление Клео. - Он этого терпеть не может. Эй! Ты слышишь меня?! И если не пожаришь мне бекон, тоже расскажу!
Мужчина открыл холодильник, достал и бросил на сковороду еще пару кусков бекона. Девушка, прихватив блокнот с ручкой, подошла к столу, села на стул.
- Спасибо, - сказала она, и добавила, - Я пошутила насчет бекона и ванной Рассвета.
- Мне надоел твой крик, - сказал Закат. - Лишь потому.
- Бука, - сказала она. - Ты, кстати, должен мне сенсацию.
Должник поставил перед ней тарелку с зажареным до хрустящей корочки беконом поверх белого аккуратного круга с двумя желтыми, близко посаженными, глазками. Рядом положил вилку и нож.
- Кофе, чай? - спросил он.
- Кофе.
- С сахаром? С молоком?
- Просто черный без ничего, - сказала Клео.
Поужинали молча. Клео пыталась разорвать это отвратительное молчание, - оно напоминало ей родителей, которые после полугода таких тихих ужинов также тихо развелись, - но безуспешно.
- Ммм, вкуснятина, - произнесла Клео, отодвигая пустую тарелку. - А кто лучше готовит, ты или Рассвет? - в который раз она попыталась начать разговор.
Закат убрал посуду со стола, прошел на ковер с диваном и креслом. Он отодвинул в сторону зеркало.
- Выдерни ковер, - сказал он, поднимая один край дивана.
Клео поспешила на помощь. У окна гигантский ковер был густо залит чем-то темным. Когда ковер был извлечен из под мебели, Закат свернул его, закинул на плечо и унес за лифт.
- На чистку? - спросила Клео.
- На свалку, - сказал Закат.
Вернувшись, он сел в кресло напротив окна-стены. Опускались сумерки. Мужчина не шевелился, не моргал, смотрел вперед, впитывая подступающую тьму. Пока в его черных глазах зажигались огни города, Клео неотрывно наблюдала за ним. Следила за его глазами, за двумя миниатюрными, сферическими сверкающими городами.
Когда стемнело окончательно Закат встал и сходил за ковром. Бросил его на прежнее место и, не поднимая мебели, раскатал с большими нахлестами на ножки дивана и кресел. Огромное пятно теперь оказалось с другой стороны. Мужчина сел на диван, расстегнул ворот рубашки. Клео все это время стояла, как зачарованная.
- Ты красивая, - сказал Закат.
Клео словно пробудилась, услышав его голос.
- Сядь, - он указал на место рядом с собой.
- Нет... - сказала девушка. - Не надо...
Она взглянула в сторону лифта, тот так и стоял с открытыми дверями. В наступившем мраке светящаяся кабина лифта выглядела максимально образно.
- Не заставляй меня применять силу, - произнес Закат.
Клео попыталась сдвинуться, но ноги налились свинцом. Закат, не спеша, поднялся. Девушка закричала и сделала несколько мелких шагов от него, но запнулась и упала на стоящее рядом зеркало. Оно с дребезгом разлетелось по бетонному полу. Клео, упав на калейдоскоп осколков, судорожно схватила кусок побольше.
- Не подходи!!! - закричала она, сидя на полу и выставляя острый осколок перед собой.
Но он не послушался. Тогда Клео кинула в него осколок, но промахнулась, попав в стекло за ним. Раздался треск. Закат удивлено обернулся. По стеклу бежали, упираясь в невидимые границы периметра, тысячи трещин, которые скоро стали похожи на иней, покрывший мелким узором небольшую квадратную часть стены. Затем стекло с оглушительным хлопком взорвалось. Мужчина схватился за лицо, упав на колени. Из под его ладоней текла кровь. Но он смеялся.
Закат, опираясь на диван, встал, весь в крови и в осколках стекла. Он подошел к образовавшемуся проему, за которым ничего не было, даже узкого карниза, только пропасть в несколько десятков этажей, и набрал в грудь воздух.
- Аааа!!! - закричал он. - Наконец-то!
Изорванная, в красных пятнах белая рубашка с шумом трепыхалась на ветру. Мужчина, покачиваясь, стоял, наслаждаясь уличным воздухом, радуясь тихому гулу машин и далекому свету фонарей. Он жадно дышал, дышал и смеялся, смеялся и плакал.
Наконец, Закат повернулся к Клео.
- Спасибо, - сказал он. И шагнул в окно.
Спустя несколько секунд, Клео услышала как закрылся лифт.
Работа №2:
Люди-дети
аз
Диск земли, скромной в цветах и высотах, притопил самые неровные края в нежном градиенте неба. Орбиты наземных аэролитов переливались.
Сахаристый запах разных хлебов стоял вокруг придомовой пекарни. Озерный ветерок добавлял ему бирюзовых ноток.
Прощальный завтрак на веранде. Час, и мой собственный аэролит унесет меня в город.
Братья и сестры по вере осеняли меня веткой сирени, целовали лоб, щеки, прежде чем занять место за столом. Хрустальный хор исцелял от волнения. Брунька села мне на колени, обвила ивовыми ветвями рук, повесила между нашими губами люстру солнцеватого винограда; тепло юности.
Мать подошла сзади стула, погладила мою голову. Ее котенок — нельзя выпускать на улицу. Два года я боролся с запретом на выезд.
Последним на веранду вышел отец. Благословил. Не мой родной отец — того я видел лишь на доразводных фотографиях. Отец более близкий.
Тринадцать лет из девятнадцати я жил среди горожан, но не успел их понять, изучить, нарастить мудрость на опыте отношений с ними. Жизнь в конечном пункте чужой мудрости не наделит своей. Я вернусь из города, когда слова отца наполнятся иллюстрациями памяти. И когда найду новых клиентов для сбыта хлеба.
Брунька перетекла на другие колени. Вам представится знакомый архетип — оставьте, поручик. Она любит душу, и душа нашей семьи едина.
Перед пиром помолились.
буки
Брунька играла с котом. Шерстка сахарная вата. Заметила кота под ограждением трассы, теперь он с нами в машине. А я заметил ее на заднем сиденье, когда уезжал. Обошлась без отцовского благословения.
Степь шла волнами. Палевый и красный мех, бурые мускулы. Изредка плоскость водоема. Город подкрадывался предместьями.
Искомая пятиэтажка на окраине. Собрание квадратов, затаивших ночь, на щебнистых дневных квадратах. Зеленый занавес одноногих, изредка двуногих тополей в белых гольфах.
Я припарковался среди других машин. Они спали вокруг захлебнувшихся мусором железных мешков. Первый горожанин, которого я увидел вблизи, искал среди мусора.
— Одежда, — сказала Брунька.
Перед отъездом я сменил белую тогу с оранжевой полосой на клетчатую рубашку и карго. На urban fashion. Она нет.
— Зайду потом в магазин. Жди здесь. — Я обнял ее, поцеловал на недолгое прощание. Кот красиво мяукнул.
— Это Терентий, — рассмеялась девушка: яркие каяки глаз в мохнатой кайме.— Терентий, это Кусь-Локоток!
Терентием она окрестила кота. Я аккуратно закрыл за собой дверцу.
Багажник чьей-то девятки источал во двор миазм трэпа.
По тротуару передо мной шли три подростка в красно-черном, оставляя харчки и призрак смешного убийства. Пивная бутылка разродилась осколками-паучатами. Я обошел по дороге.
На бордюре лежал сбитый кот, сохранивший объемность. Словно выброшенное чучело. Лапы в снимке прыжка. Электронный ошейник.
Через дорогу, на поляне с ксиловским пластиковым разноцветьем, искрилось детство.
Хозяйка квартиры сидела на лавке с договором в руках. Мы заранее договорились в цапе. Я подписал, одну копию оставил себе. Хозяйка вручила ключи.
За нами из открытого окна над козырьком крыльца наблюдал мальчик. Когда хозяйка уехала на такси, он крикнул мне:
— Пид**ас!
Я прижал таблетку к лузе домофона.
— Пид***ас! — повторил мой новый сосед, уже не видя меня.
веди
Мы спустились в цокольное кафе. Между лестницей и внутренним входом стоял охранник.
— Вам сюда нельзя.
— Вопрос об оптовых поставках с фермы. Я менеджер.
— А она кто?
Свитшот и джинсы не скрывали лицо Бруньки, весеннесть учения в ее чертах, робкую улыбку. Чтобы не выделяться, ей следовало иметь криво недозакрытые глаза висельника.
Сам я тоже. Никакого опыта продаж. Всегда договаривались другие. Первая попытка.
— Моя помощница. Проведите к директору.
— Он как бы вот, — указал охранник за наши плечи.
За нами никого не было.
— Где он? — девушка.
— Пошла на***, на**ал! — смех охранника.
— Что? — я.
— Идите на***, говорю. Ты, помойник, и ты, шлендра. Сектанты, бл***. Не ухо́дите — сдаю ГБР.
Мы не знали, что такое ГБР, и не рвались спрашивать. Главное, он опознал в нас послушников.
Следующие попытки были также купированы — когда охраной, когда владельцами. Вся главная улица отчудилась. В баре коммунистов меня назвали репожуем, оскорбительным прозвищем, придуманным радимичами для моего народа — вряд ли это было проявление интернационализма.
Наконец нас приняли — в ресторане поморской кухни.
Круглый ресторатор изучал образцы хлеба. В телефоне бодигарда агонизировала Jinjur роликами по пятнадцать секунд.
Носорог заряжал травмат за одним из столиков. Друзья его поддерживали.
— Девяностые ушли, базара ноль, — ревел носорог, споря с кем-то. — А я? Я вместе с ними ушел? Нет меня, а, сука?
Бодигард раскрыл приклад ТОЗ-106Р — мелкаша-коротыша. С приятным хрустом поездил затвором. Магазин-недоразумение сразу лишился половины патронов — один поднялся в ствол.
Ресторатор предложил свой кабинет. Мы согласились. Затем добавил:
— С кошками к складам нельзя — сами понимаете.
Брунька прижала урчащего кота к себе:
— Я подожду с Терентием в машине.
глаголь
На шагрени одноглазой бронедвери перечеркнуто смоляным мазком граффити с Вавилонской башней. Прежде чем отпереть, ресторатор зачем-то всмотрелся мне в лицо своим, рябым, блестящим, угрожающе одутловатым. Громогласно харкнул в сторону.
Люди-дети, говорит отец. Мне не хватает его мудрости видеть в горожанах детей.
На обороте двери то же граффити без мазка.
Здесь лесная роскошь поморского ресторана отступает перед городским нутром. Из-под тоскливо-зеленой краски коридора выскребается память об отчаявшихся штукатурщицах. Раскрытые комнаты бесстыдно выставили редуты раздавленных упаковок, чьи посмертные жидкости делают полы липкими и пахучими.
В ближайшей к бронедвери комнате два охранника в креслах. На черных футболках былинным шрифтом: "ПО ЧЕСТНУ КРЕСТУ ИЛИ СМЕРТЬ", "СЛАБЫМ ***ДА". Долговязый с маленьким ирокезом листает радимские фильмы на телефоне:
— Одну чернуху снимают. Задрали.
— Кино снимать разучились, — напарник. — Даже кресла делать разучились. Жопа в них преет. Чешется, аж ухо закладывает.
Ресторатор:
— Эй, додики! Хорош залипать. Федон, ТЫ пластины с бронежилета вытащил?
На сейфе горочкой синяя ткань с желтой надписью "ОХРАНА".
— Бараны, бл***. Обоим штраф. Чтоб я пришел, пластины были на месте. Все понятно?
Ресторатор вводит меня в последнюю комнату. Непохоже на кабинет, поскольку в углу вповалку трое голых с черными ноздреватыми пролежнями до кости.
— Закрой на замок.
— Зачем? — я.
— Закрой. Не знаешь, как закрыть, что ли?
— Я не буду закрываться в комнате с трупами.
— Где ты трупы увидел? — Пинает одного: — Э, э! Вставай! Умер, что ли? Почему ты умер? А? Одни расп***яи кругом. Нарколыги!
Я пытаюсь выйти. Тяжелые пальцы вгрызаются в плечо.
— Куда? Мы не договорили. Твоя соска, та, с кошкой которая. Сколько лет ей?
— Шестнадцать.
— Так. Сколько хочешь за нее?
— В каком смысле?
— Продай мне. Тебе она не нужна, а я с ней бизнес налажу.
— Отвали.
Кулак рвет кожу на моей скуле перстнями. Подлетают охранники, дубинки неправдоподобно твердой резины уничтожают мои почки.
— Я ему за бизнес, а, у, а он на*** посылает. Вас там в вашей секте за флейтой следить не учат? Але, говна гараж! Я к кому обращаюсь? Сдам за экстремизм и тебя, и соску твою!
добро
Светят темнотой, светят пополам лампочки. Пополам почки.
Встаю с топкого пола. На ладонях клей грязи. Иду за кольчатыми позвонками подпотолочных шлангов.
— Э, террорюга! А поговорить?
— Чтобы говорить, надо, чтобы слушали, — отвечаю назад. — Кто кого будет слушать?
За поворотом коридора дышат механизмы метановыми облаками. Пар поедает легкие. Реторты, колбы, спирали, трубки тянут живое. Поток палых тел в сексуальной неге их гнилая плоть запеклась хитином по бокам сияют сусалью кеги на этажерках в бедрах руны ям чернокровь колодцев не пройти среди растеклись нифеля зря живое мясо хоронит воспаленные души...
Сталеребристая змея впрыскивает кислоту в бесскальпье Камалы. Вырываю змею из проволочного гнезда.
Охранники прячутся под руками. От их криков у меня дребезжит в голове.
Кислота сжигает до головешек.
Ресторатор бежит к бронедвери. Догоняю. Бью змеей, как цепью. Ресторатор отмахивается ножом. Лезвие разбирает мне ладонь. Добиваю ресторатора левой. С каждым ударом металлической змеи ресторатор рыхлеет сильнее.
Смотрю на правую: нет пятого и четвертого пальцев. Выплескивается розовое. Обматываю шелковым пластроном, отнятым у ресторатора.
За бронедверью бодигард. Два тщетных выстрела оглушают. Прохожу мимо. Бодигард матерится — его каплевидное тело привыкло сидеть.
Запеченный носорог в фольге на столике. Его друзья отщипывают ножами с вилками.
Домой. Бросить снятую квартиру, мимо нее, домой, к отцу, матери, братьям и сестрам.
Полуденный свет повечерел: косматые волки гонят по небу отрешенных овечек.
Жму пальцем левой кнопку на ручке. Дверца подается.
Кот Терентий с гырчанием ест беззащитный гортензиевый мозг на сиденье водителя. Девушка скомкана под торпедо. Перевернутые зрачки зеркалят из-под черной корки мое лицо и пузырящийся позади город. Лоб осквернен пулей, затылок распустился.
Вскряки патрульных хонд.
— Работает ОДОН! - извергает громкоговоритель. — Морду в землю!
Слез нет.
Работа №3:
Мотивация
В квартире царило медленное и ленивое воскресное утро. Семён ещё не вставал с дивана, поглаживал мурчащую под боком кошку и сквозь дрёму слушал телевизор, что-то там про неядерное оснащение.
- Паап, - Семён приоткрыл глаз и увидел всунувшуюся в дверь голову Вадика, его семнадцатилетнего сына. – Я уже обулся, а там ноут остался включенным, просто закрой его, ок? Буду поздно.
- Ты куда?
Сёма спросил просто так, просто потому что он отец и как бы должен интересоваться. На самом деле, он всецело доверял сыну и гордился им, тот был спортсменом и имел гору разных увлечений, так что особо дома не сидел – тренировки, встречи, разные дела.
- Потом расскажу, - донеслось уже с лестничной клетки, прежде чем хлопнула входная дверь.
Семён отодвинул недовольную Мурку и кряхтя встал с дивана. Казалось бы, спал беспробудно всю ночь, а чувствовал себя усталым и каким-то помятым. Из комнаты Владика, расположенной в самом конце коридора доносились голоса, видимо как раз из ноутбука. Семён не любил современные гаджеты, у него и телефон то был ещё обычный кнопочный, только для звонков, правда без одной кнопки. Когда кто-нибудь спрашивал: «Когда уже, Дмитрич, ты поновее мобилку купишь?», Сёма серьёзно отвечал, что кнопочный телефон фиг прослушаешь, а ваши эти сенсоры – это как целая система слежения. Он так и говорил «сенсоры» - через «е». Семён и сам не знал, зачем кому-то прослушивать и следить за ним, но когда-то услышал об уязвимости андроидов по телевизору. А телевизор, как всем известно, врать не будет.
Сёма заглянул в монитор ноутбука.
- Не жалей себя. Жалея себя, ты становишься жалок и беспомощен, - резко и отрывисто говорил лысый здоровяк, глядя с экрана прямо на Семёна.
- Сам ты жалок, - буркнул Сёма. – Знаем мы этих инетных бездельников-блогеров. Совет свой себе посоветуй.
- Возможно, тебе не понравятся мои слова, но сегодня ты – никто, - качок не отводил взгляд и нагло прессовал Семёна онлайн. – Но запомни, всё в твоих руках! Ты можешь всё! Никто за тебя не проживёт твою жизнь так, как ты бы хотел. Вспомни свои мечты. Хоть что-нибудь исполнилось? Нет? И кто виноват? Родители? Жена? Начальник? Нет! Только ты! Потому что ты просто не поднял свою задницу и не начал действовать. И если всё это время ты ждал, когда же мечты осуществятся, я тебе отвечу – они не осуществятся, пока ты не начнёшь действовать!
Семён почувствовал, как его лёгкое безоблачное утро перестаёт быть таковым. А ведь правда, хотел же иметь дом, а не ютиться в квартире, хотел иметь накачанное тело, но так ни разу и не взялся за себя. Сейчас может и одного раза не подтянулся бы. Эхх…
Он хотел уже захлопнуть ноутбук, но тут видео закончилось и началось новое.
- Чтобы чего-то добиться, нужна энергия, согласен? – здоровяк снова принялся за своё. Семён кивнул и опустился в крутящееся удобное кресло перед ноутбуком. – Твою энергию сжирают! Да, ты не ослышался. Твоя жизнь наполнена пожирателями энергии. Сейчас я перечислю основные, и ты с сегодняшнего дня исключишь их из своей жизни. Навсегда. Надеюсь, ты меня услышал. Навсегда.
Сёма приготовился к откровению, вот сейчас он узнает, почему он такой уставший, что это за пожиратели мешают ему стать… Кем стать, он ещё не придумал, но наверное, кем-то значительным и важным.
- Итак, пожиратель номер один – сигареты. Они дают мимолётное удовольствие, отвлекая тебя от главной цели. Убираем. Второй – алкоголь. Затуманенный мозг обманут, он получил свои быстрые эндорфины и больше ни к чему не стремится. Игры! Неважно, компьютерные или другие, они вызывают азарт, и дают ложный результат победы. Вон из жизни! Нудная работа – вон! Сладкое – туда же. Дальше, секс!
- Секс? – изумленно переспросил Семён.
- Именно секс изматывает тебя, опустошает, забирает энергию, которая должна быть направлена на достижение цели. Ты думаешь, почему спортсмены воздерживаются перед решающими выступлениями и соревнованиями. Да-да… Именно поэтому…
- Завтракать будешь, - в дверях стояла Тамара с полотенцем в руках.
Сёма презрительно посмотрел на неё, оценил, будто в первый раз. Вот это создание в халатике с розочками и странной гулькой на голове отбирает у него энергию, и плевать она хотела на его высокие цели.
- Не хочу, - он махнул ей рукой, чтобы не мешала.
Спустя два часа Семён Дмитриевич спустился во двор к мужикам, играющим в карты. Оставаться дома не было желания. Весь замотивированный и окрылённый на великие подвиги, он жаждал движения.
- О, Дмитрич, здарова! – мужики по очереди поздоровались с ним за руку. Лёнька-сосед подвинулся, освобождая место рядом с собой за столиком. – Давай партеечку.
В ушах Семёна ещё звучали слова блогера, он отрицательно кивнул головой и нахмурился.
- Случилось чего? – Лёнька выудил откуда-то из-под столика пластиковый стаканчик и протянул Палычу, сидящему напротив. Тот элегантно плеснул туда розовой настойки. – Держи.
Семён со злостью уставился на протянутый ему стакан, вдохнул побольше воздуха и повыше подтянул трико. «Сегодня выпью, а с завтрашнего дня, с понедельника, выброшу всё это нафиг из своей жизни!» - уверенно по-мужски решил он про себя.
Сёма замахнул приторную настойку и присел рядом с Лёнькой на старенькую деревянную лавку. Алкоголь теплом разлетелся по груди и придал ещё больше уверенности в завтрашнем дне.
- Мужики, а ведь мы впустую жизнь прожигаем. Да-а… - сказал он задумчиво и затянулся сигаретой.
- Нормально ж всё, - раздавая карты, ответил Палыч, - птички поют, все здоровы, есть, что поесть, есть, что выпить. Да, Лёнька? – подмигнул он другу.
- Ну вот скажи, Палыч, а мечта у тебя была?! Исполнилась она?! – запальчиво воскликнул Семён.
- Мечтать не вредно, вредно не мечтать, - усмехнулся сосед. – Давай, Сём, штрафную тебе за то, что поздно вышел.
В полночь в квартире Дружинина Виктора Сергеевича, директора мастерской кованных сварных изделий, раздался звонок мобильного телефона. Виктор Сергеевич спросонья щурясь вглядывался в телефон. Сварщик Семён никогда не звонил ему сам, поэтому Виктор ответил на звонок, мало ли что случилось у работника.
- Да, Семён. Слушаю
Из трубки раздалась не очень внятное бормотание:
- У-у-у… Пожиратель… Спишь, Виктор Сергеич? Выдоил ты меня работой своей… К самой земелюшке прибил… Доколе! Я Вас спрашиваю… А знаешь, что, начальничек? Иди ты в … Туда и иди…
Дружинин молчал. Но трубку не бросал. Семён Дмитриевич был ценным хоть порой и запойным работником. Таких сварщиков раз-два и обчёлся. Мог сварку с закрытыми глазами делать. Был случай, когда на ногах не стоял. Мужики придержали его, а он кованые элементы перил сварил, лучше, чем любой другой трезвый, - ни наплывов, ни подрезов, ни прожогов.
- Я… Не от тех бегу, кто беды мне пророчит… Им и сытней, и проще… На твёр-р-рдом берегу… - Семён начал декламировать текст известной песни с выдержкой Маяковского, и вдруг завыл. – Ну-у-у и пу-у-усть, будет нелёгким мой пу-у-уть…
Всхлипы. Виктор Сергеевич понял, что его подчинённый плачет.
- Семён?
Связь оборвалась. Дружинин задумчиво смотрел на телефон. «Нда-а», - подумал он. – «Надо будет ему зарплату повысить. И премию завтра выписать».
Отредактировано Олег (11.11.2021 14:00:46)
Маты и быдловатость второй половины, совсем добили впечатление. 
