1 августа 1944 года в оккупированной столице Польши в рамках операции «Буря» вспыхнуло восстание, целью которого помимо вытеснения немецких оккупантов было приведение к власти «правительства в изгнании». Отчаянная попытка подчеркнуть независимость польского государства, заставив власти СССР признать эмигрантское правительство.

Варшава. 26 июля 1944 г.

     Правое крыло сломано, тело иссечено сколами и порезами. Глубокая кривая линия пересекает шею орла по диагонали, придавая венценосной птице мученический вид. Дорогая эмаль потемнела настолько, что награда казалась старой, дешевой детской игрушкой, безвкусно прилепленной к остову мальтийского креста.
     Лешек напряженно катал по облупившемуся  подоконнику орден своего великого предка. Даже представить трудно, через что нужно было пройти, чтобы заполучить эту безделицу. Кровь. Развороченные тела побратимов, с которыми всего час назад пили по чарке за победу. Самоубийственная атака в пороховом дыму сквозь смертоносный свинцовый ветер. Стоны и агонии. Повесь дураку позолоченную игрушку на грудь, скажи, что он молодец, и он с радостью пойдет за тебя умирать. Доктор Лешек Ковальчик ненавидел войну. Ненавидел идеологически, на подсознании, честно, как ненавидел остывший чай и человеческую глупость.
     Пятнадцать минут назад большие напольные часы пробили шесть часов вечера. Начался комендантский час. С улицы доносилась грубая, хлесткая речь, вышедших на охоту немецких патрулей. Из раскрытого настежь окна не прибывало ни грамма прохлады, вследствие чего по спине, закрытой сорочкой и плотной материей сюртука противно стекали ручейки пота. Лишенная фаланги кисть правой руки неприятно ныла, как всегда случалось в моменты изнуряющего нервного напряжения.
     Пациент сегодня задерживался и это пугало, навевало дурные мысли. Ситуацию еще больше усугубляла Божена. Такая маленькая, болезненно худая, упрямый подросток. Лешек спиной чувствовал ее дерзкий, искрящийся праведной ненавистью взгляд. Они больше не спорили. Точнее, она не спорила. Просто застыла в своем ситцевом платьице, будто воплощенное в человеческий образ негодование и ждала, пока он, старый дурак, приползет с извинениями.
     Лешек невольно представил ее обнаженной:  худые плечи, маленькая, нежная девичья грудь, то, как она трепещет каждый раз, когда он касается губами ее шеи, запах молодости и  обжигающее тепло юного, полного жизни тела, в которое он вторгается с чувством милостивого победителя. Ничего. Пройдет время и она обязательно поймет, оценит то, что он делает ради нее. Мать Божены была молдаванкой и эту горячую составляющую крови еще только предстояло усмирить.
     - Восстание неизбежно, Лешек. Все готовы. Ты знаешь это. Ты. Знаешь.
    Холодный, как лёд голос Божены мгновенно вырвал доктора из приятных размышлений в суровую действительность, быстро переместив кровь из нижней части живота в голову. Лешек откашлялся, невольно поправляя очки, выигрывая немного времени для приведения в порядок убежавших за пределы комнаты мыслей.
    - Мятеж не может кончиться удачей, дорогая. – стараясь говорить как можно более уверенно и беззаботно, продекламировал доктор. – В противном случае его зовут иначе. А теперь будь добра, прекрати болтать об этой повстанческой чуши в моем доме. Ты знаешь, кого мы ждем, и что поставлено на карту. Я делаю это ради твоей же безопасности. И сколько можно… Молчи! Он приехал.
     У подъезда только что остановился немецкий штабной кабриолет. Лешек суетливо отвернулся от окна, в сотый раз оглядывая комнату придирчивым взглядом. На столе, словно в импровизированной лавке алхимика, в разных посудинах стояли мази, бинты, чистые полотенца и таз с теплой водой. Старый дерматиновый диван свободен, Божена, источая недовольство, замерла у входа в спальню, красно-белые повязки со свастикой аккуратно облегают руки чуть выше локтя. В комнате ничего лишнего, ничего что хоть отдаленно могло вызвать недовольство гостя. Ему требовались порядок, показное радушие и покорность.
     Послышались нестройные хлопки автомобильных дверей и оживленный разговор, протяжный стон подъездной двери. Лешек внимательно посмотрел на девушку, стараясь выглядеть уверенно и просяще одновременно. Видимо получилось не очень, так как Божена, презрительно фыркнув, уставилась в невидимую точку за его плечом. Сделав глубокий вдох, доктор поспешил к входной двери, навстречу приближающимся шагам.
      - Господин майор, добро пожаловать. - поприветствовал Лешек гостя переходя на немецкий.
      - Доктор! Волшебный доктор! Мое почтение!
     Майор предстал в классическом черном офицерском кителе. Лицо его было вытянутым, рябым, изборозжденным глубокими рытвинами. Лешек в очередной раз подумал, что у хороших людей не бывает такого лица. Широкие рыбьи глаза навыкате глядели холодно и безразлично. На фоне этого, дружелюбная улыбка казалась особенно неуместной, будто насильно отнятой у другого человека. Сопровождали майора два одинаковых автоматчика. Лешек не мог бы поклясться, что каждый раз офицера сопровождают одни и те же бойцы. Пехота - серый, лишенный сожалений и сомнений кулак вермахта.
     - Доктор, доктор. Это просто чудо. - майор окинул оценивающим взглядом девушку и, тяжело ступая на правую ногу, проковылял к дивану. - Я чувствую себя гораздо лучше. Вы не откроете секрет Ваших волшебных припарок? Когда закончится война, мы с Вами разбогатеем! Непременно. Откроем частный кабинет в Берлине. Будем партнерами. Как Вам идейка? А?
     - Осталось выиграть войну. - проговорил Лешек становясь на колени и помогая вальяжно развалившемуся на диване немцу стянуть сапоги. В начищенной до блеска черной коже тускло отражалось его лицо: осунувшееся, сосредоточенное, стареющее.
     - О, это вопрос времени. И времени скорого. Мир сошел с ума и будто бы кричит «Я хочу войны!». И мы даем миру то, что он просит.  Он буквально молит о переменах! Просит лишить власти всех этих демократов, евреев, масонов… Германия, как истинно великая нация, протягивает руку помощи. И каждая шавка норовит укусить эту руку. И даже сейчас! Когда некоторые части сталкиваются с определенными трудностями, мы знаем, что фюрер ни на секунду не теряет контроль над ситуацией! Достижения родины выдержат испытание историей! Мы победим!
     - Нога выглядит гораздо лучше.
     Лешек, стараясь не выдать безразличия в отношении пламенной патриотической речи майора, рассматривал поврежденную ступню. Опухоль заметно спала, острая фаза минула, и это был отличный результат. Большая удача, что компоненты сработали как нужно и дали такой потрясающий эффект.
     Затем, подойдя к столу, он не торопясь стал смешивать ингредиенты из различных мисок и колб. Процесс носил скорее демонстрационный характер. Он очень хотел, чтобы немец прочувствовал его незаменимость и значимость. Закончив, Лешек проделал со ступней стандартный набор процедур: омыл теплой водой, вытер заранее нагретым полотенцем, нанес толстый слой мази, равномерно втирая в кожу и обвязал новой, белоснежно-чистой тканью. Божена ассистировала молча, скривившись когда он попросил унести старые портянки майора. Запах был не из приятных, чем-то напоминал протухшее мясо, вымоченное в ацетоне. Все это время немец, как ни в чем ни бывало, без остановки вещал о величии германского народа, а двойка одинаковых солдат у двери преданно созерцала стену.
     - Ваша ассистентка, она часом не еврейка? По запаху вроде нет. - Лешек как раз с усилием одевал снятый ранее сапог и упустил момент, когда майор схватил  проходившую девушку за руку.
     - Она чистокровная полька, господин! Это моя…
     - О, спросите доктор. Не захочет ли девушка потанцевать? У Вас наверняка есть хорошие пластинки?
     Немец вдруг молодцевато вскочил с дивана, притянув к себе упирающуюся Божену. Ситуация стала стремительно выходить из-под контроля. Доктор, осознавая нелепость своего коленопреклонённого положения, старался подобрать решение, которое непременно спасет ситуацию. Воздух прорезал резкий звук, сопровождающий хлесткую пощечину.
     Лешек с ужасом увидел как дернулась голова майора, как Божена будто в замедленной съемке отстраняясь плюнула на офицерский китель. Краем глаза заметил как «одинаковые» молниеносно передернули затворы автоматов. Как немец, отточенным движением отстегивает застежку поясной кобуры и ладонь его обхватывает рукоять табельного пистолета. Он чувствовал, как мир его селевым потоком несется в пропасть и, не в силах придумать ничего лучше, закрыл лицо руками в ожидании выстрела.
Но секунды спешили, а ничего не происходило. В какой-то момент неизвестность прервалась глухим ударом, грудным всхлипом и звуком падающего тела. Лешек открыл глаза. Божена лежала на полу, обнимая правой рукой живот и всхлипывала. Майор  потирал шею и задорно улыбался.
      - Горячая девчонка, доктор. Объясните маленькой шлюхе, что соитие с немецким офицером - лучшее, что может предложить ей новый мир! К моему следующему приходу.
      - Господин, майор! - крикнул Лешек вслед удаляющемуся офицеру. - Пропуск! Мне нужны ингредиенты для мази! Я не смогу получить их сидя на месте!
      - И не забудьте подумать о моем предложении, доктор!
     Майор бросил через плечо скомканный документ и, толкнув дверь, поспешил из квартиры. Охрана мгновенно последовала за ним. Шаги немцев какое-то время гулко отдавались в подъезде.
     Лешек поднял с пола и аккуратно разгладил долгожданный пропуск. Их первый маленький шаг на пути к свободе.  Несмотря ни на что, губы тронула редкая улыбка. Он хотел поделиться своими эмоциями с Боженой и только теперь осознал, что не поспешил оказать ей первую помощь. Взгляд девушки был равнодушен и  пуст, как жерло давно потухшего вулкана.
      - Грядет буря, Лешек. Дай бог, чтобы ты выбрал правильное укрытие.
     Божена неспешно, обхватив руками живот, поковыляла в спальню, не забыв громко хлопнуть треклятой дверью. Лешек ощущал повисшее в воздухе слово «трус» и жалел, что чертов немец не убил их обоих на месте. Так было бы гораздо проще…

«Сопротивление в Варшаве усиливается. Первоначально импровизированное восстание в настоящее время управляется при помощи военной дисциплины. Силами, имеющимися в настоящее время в нашем распоряжении, подавление восстания не представляется возможным. Возрастает опасность того, что это движение все шире распространяется и может охватить всю страну».
Телеграмма командующего 9-й армии генерала Н. фон Форманна командующему группы армий «Центр» генералу Г. Креббсу, 9 августа

Варшава. 10 августа 1944 г.

     Ситуация усложнялась с каждым днем. Выстрелы, казалось, не смолкали ни на секунду, сопровождая своей трескучей мелодией смерть по ее пути отчаянной борьбы за каждый дюйм города. Повстанцы, неся серьезные потери, смогли добиться определенных успехов, захватив городской Арсенал. Немцы, оправившись от первого потрясения, закрепились на ключевых позициях. Советские войска, так и не дойдя до предместий Варшавы, остановились.
     Лешека без труда провели за ворота Варшавской Цитадели. Пропуск волшебным образом спасал от патрулей, а эта часть города находилась под немецким контролем, в стороне от уличных боев.
Дежурный офицер приказал ждать во дворе и быстро удалился. Вокруг сновали люди, хлопали двери, звучали приказы. Атмосфера крепости была пропитана тревогой. Что-то электрическое витало в воздухе, навевало ощущение приближающейся беды.
     Внезапно кто-то грубо подхватил его под локоть и потащил в дальний угол двора.
     - Как у тебя ума хватило явиться сюда, идиот?! - процедил полковник Петер Вебер разворачивая Лешека к себе лицом.
     Доктор с легкой завистью осмотрел старого, теперь уже безвозвратно бывшего, друга. Высокий, подтянутый, стройный. Таких солдат представляешь, слушая военные песни. Таких любят женщины, о таких грезят ночами, позволяя вырваться на волю самым смелым фантазиям. И мало кто поет о докторах с отвисшим брюшком.
     - Здравствуй, Петер. Рад видеть тебя. Несмотря ни на что.
     - Ты думаешь, у меня есть время болтать с тобой о жизни, Лешек? Чертов город в огне. Мы ежедневно вывозим сотни трупов ваших долбаных партизан, чтобы округу не накрыла чума или что похуже. Ты думаешь сейчас время?!
     - Мне нужен коридор, Петер. Выход из города. Для меня и девушки.
     Какое-то время они молчали, буравя друг друга взглядом. Каждый анализировал, просчитывал оппонента. Первым не выдержал полковник:
     - Будешь шантажировать меня, не так ли?
     - Я не хочу этого. Ты извлек выгоду из моих донесений. Двойную, нужно полагать. Отблагодари меня, дай покинуть зону боев и мы квиты.
     - С чего ты взял, что в моих силах сделать подобное? Город в жестком оцеплении. Куда бы ты ни пошел, попадешь в зону боевых действий. - Лешек вздрогнул, когда Петер засунул руку во внутренний карман кителя. Тот, заметив его беспокойство, слегка улыбнулся, демонстрируя позолоченный портсигар. - Думаешь, я хочу тебя убить? Возможно и так.
     - Ты знаешь, что я подстраховался. Это ничего не даст. Ты так глубоко влез в игры с советами, что хватит и подозрения…
     - Закрой свой рот! - рявкнул полковник, выпуская в лицо Лешеку густую струю табачного дыма. - Дамский угодник, мать твою. Всегда таким был. Сколько ей?
     - Семнадцать.
     - Господи! Теперь все ясно. Есть из-за чего потерять голову. Синдром уплывающей молодости - хохотнул Петер. Несмотря на показную веселость, все в его облике выдавало напряженную умственную работу.
     - Ты дашь коридор?
     - Дам, старый ты хрен. Но это не просто. Мне нужно семь дней на подготовку.
     - Три дня, Петер. Нет у меня недели. Я приду через три дня. И либо я покину Варшаву, либо мы оба пойдем под немецкие пули. Я конченый человек и терять мне практически нечего. Подумай, старый друг, можешь ли сказать то же самое о себе?
     Двигаясь к выходу из старой крепости, Лешек знал, что победил, но рука крепко, до боли сжимала лежащий в кармане брюк орден. Ему отчаянно хотелось верить, что награда более не существующей страны, символ потерянной родины, вылитый на крови оберег убережет его от пули в спину.
     Только оказавшись на улице, доктор смог выдохнуть с облегчением. Сердце бешено колотилось и ныло. Хотелось поскорее вернуться домой, поделиться хорошей новостью с Боженой. Она пока не понимает, слишком юная. Он должен донести ей, что побеждать можно не только оружием. Никто не позаботится о ней так как он.
     Улицы были безлюдны. Люди прятались, наивно полагая, что несчастье получится пересидеть. Но кирпич слишком слабое препятствие для войны. Только расстояние. Любым способом вырваться из эпицентра этого кошмара, уехать подальше. В Россию, в Ленинград. Хорошему специалисту место везде найдется.
     Где-то вдалеке громыхнул взрыв. Небо затянули зловещие тучи. В одной из квартирок первого этажа, отчаянно скуля, скребла лапами по окну собачонка. Лешек чувствовал на себе настороженные взгляды десятков глаз, скрытых колышущимися без ветра занавесками.
     До дома оставалось всего ничего. Навстречу двигался высоко подняв воротник шинели и надвинув каску на глаза немецкий солдат. Лешеку показалось, что боец пьян и, предчувствуя неприятный разговор, он заранее достал из кармана драгоценный пропуск.
Поравнявшись, Лешек с удивлением заметил направленный ему в живот пистолет, а вглядевшись в лицо солдата почувствовал подступившую к горлу тошноту. На него вызывающе глядел Анджей Бартошевский, легендарный «Людвик», командир батальона «Вигры». Беглый брат Божены.
     - Ну, вот и встретились. – голос партизана выдавал раздражение. Был он небрит, синяки под глазами выдавали хроническую усталость.
     - Вот и встретились. – тяжело вздохнув, ответил доктор.
     - Она не хотела уходить не попрощавшись. Поэтому я тут. Предупреждаю в первый и последний раз. Отрекись от нее. Ты ее не стоишь: я тебя насквозь вижу.
     - Где она?!
     - Там где и должна быть. Сражается за свою родину. Уходи, если можешь. Когда мы встретимся в следующий раз, я тебя убью.
     Лешек оцепенело провожал взглядом удаляющуюся фигуру партизана. Затем, будто выйдя из транса, побежал. Никогда еще дорога домой не казалась настолько длинной, а третий этаж никогда не оказывался так высоко. Лешек ворвался в квартиру, выкрикивая имя любимой. Вещи в комнатах были сложены в идеальном порядке. Квартира была пуста. Она ушла.
Доктор тяжело опустился на пол, обхватив руками голову. Он плакал. И больше не стеснялся своей слабости.
Все было зря.

«Здесь, в районе Жолибож, где много открытого пространства, мы были практически обречены на поражение, тем более, у нас не было особенной стратегии, у нас не было помощи и оружия, которого мы напрасно ждали. Немцы имели огромное преимущество, у них была артиллерия, оружие, танки, а у нас была лишь мечта».
                                                 Вацлав Глут-Нововейский, командир отряда Żmija

Варшава. 14 сентября 1944 г.

     Лешек смертельно устал. Месяц кошмара. Смертей было так много, что он стал различать этот навязчивый, сладковатый, приторный запах. Советские войска так и не пришли. Плохо вооруженные партизаны несли колоссальные потери. Немецкие солдаты были вымотаны и озлоблены. Пленных больше не было. Обе стороны с особой жестокостью расправлялись с безоружными. Город оказался завален телами, которые уже не было ни технической возможности, ни желания вывозить.
     Если есть ад по Данте, то сейчас злосчастная Варшава находилась на одном из его кругов. Висла казалась мифической кровавой рекой, несущей вереницы трупов в бескрайнее море Глупости и Лжи.
     Лешека, как и многих местных жителей, призвали на общественные работы: возводить баррикады, выносить раненых и убитых. Лично он формально относился к медицинской бригаде. Даже сейчас, в редкий промежуток затишья, возвращаясь домой на отдых, доктор был с ног до головы выпачкан в чужой крови. Он пытался вспомнить, когда последний раз полноценно питался и не смог. Да, и было ли это важно? С уходом Божены все потеряло краски и смысл. Он столько раз представлял ее мертвой, замученной самым невероятным образом, что какой-то иной исход в ее судьбе казался несбыточной мечтой.
     Двери квартиры открыты. Какой смысл в замках, если твоя частная жизнь тебе больше не принадлежит? Лешек успел бросить на вешалку испорченный пиджак, когда обратил внимание на багровые полосы украсившие стены и пол квартиры. Только затем услышал шум, похожий на приглушенные рыдания, доносящийся из спальни. Божена!  Лешек не раздумывая бросился в комнату.
      Девушка в полевой форме армии крайовой, сидела на полу, вцепившись в безжизненно свисавшую с края кровати руку «Людвика», тело которого было буквально растерзано пулевыми ранениями, а мертвые глаза прикованы к точке на потолке. Божена смотрела в никуда полубезумным взглядом, давилась рыданиями, на ее коленях умостился памятный пистолет брата. Лешек бросился рядом с ней на пол, сердце бешено рвалось из груди. Несмотря на труп, насквозь пропитавший кровью кровать, ощущение счастья ворвалось в него так стремительно, что доктор на время потерял всякий контроль над своими эмоциями.
     - Дорогая. Слава богу. Слава богу, ты жива. – Лешек целовал измазанные кровью щеки девушки, гладил поникшие плечи.- Теперь все будет хорошо. Слышишь? Все будет хорошо! Мы выберемся! Слышишь?!
     Она удивленно повернула голову, словно не могла сообразить, кто позволил себе ворваться в ее горе? Наконец, узнавание отразилось в глазах, Божена отпустила руку брата и несмело взялась за рукоять пистолета.
     - Они убили его, Лешек… Они убили его. Как собаку. Расстреляли. Они убили всех. Чудовища, Лешек. Монстры с человеческими лицами. Мы все становимся чудовищами. Я не хочу быть вещью завоевателя. И жить, зная, что где-то рядом безнаказанно происходит такое! Я не хочу так жить… Я не хочу!
      Божена резко толкнула его и вскочила на ноги. Лешек завалился на бок, запоздало подумав сколько силы может содержаться в таком маленьком теле. С их последней встречи девушка стала еще миниатюрней,  похожей на свою раскрашенную красками, невесомую тень.
     - Стой! – доктор неуклюже вскочил на ноги и поспешил за девушкой. Она не в себе, он не имеет права потерять ее снова. Просто не сможет!
     Лешек выскочил на улицу, очки он потерял в комнате и не было времени искать их. Зрение фокусировалось неприятно долго.      Девушка стояла посреди улицы и целилась куда-то из пистолета. Размытое свирепое пятнышко, порожденное человеческой жестокостью и глупостью. Доктор повернул голову в направлении ее взгляда.
     Это был конец. Улицу перегородили массивные остовы трех немецких «Тигров». Их дула, будто огромные металлические трембиты, были направлены прямо на них. Лешек нервно сунул руку в карман, стараясь нащупать острые края орлиного крыла.

                                                                            *****

     День клонился к логическому завершению. Солнце налилось багрянцем и, будто переспелое яблоко, клонилось за горизонт под собственной тяжестью. Небо окрасилось чудными розовато-лиловыми оттенками, отражаясь в неспешных, спокойных водах Вислы, покой которой то и дело нарушали неутомимые прогулочные катера и лодки.
     Влюбленные парочки ютились на зеленых склонах и уходящих к самой воде ступеньках. Утиные семьи подплывали к самому берегу, жадно поглощая крошки хлеба, которые щедро бросали им радостно гомонящие на берегу дети. Дети, не знающие ужасов войны.
Лешек смотрел на свое отражение в воде и с интересом отметил, что ему очень даже к лицу седина. И решение отпустить бороду было правильным. Так и правда гораздо солиднее.
     - Людвик! Иди сюда, непослушная морда! Людвик!
     Доктор с нежностью наблюдал, как его прекрасная жена гонится за огромным, добродушным псом, успевшим окунуть в воду любопытную голову.
     Война окончилась двенадцать лет назад.  Он до сих пор с содроганием и благодарностью вспоминает 14 сентября 1944 г. День огромного горя и великого благородства. После войны он безуспешно пытался узнать имена командиров танков, которые несмотря на общую напряженность ситуации не дали команду стрелять.
     Они выдержали все. Он победил. Они победили. Они сберегут будущее, которое получили в дар.
     Скоро стемнеет. Пора ухоить. Лешек жестами показал Божене, что уже поздно и пора возвращаться домой. Она широко улыбнулась и развела в стороны руки, демонстрируя, что ей одной не справиться с такой огромной собакой. Уже такая взрослая, а без него никак. Доктор Лешек усмехнулся в бороду и отправился на выручку.

                                                                                           ***

     Человек никогда не перестает надеяться. И, возможно, именно такие картины мог представлять доктор Лешек Ковальчик в последние секунды своей жизни.
     14 сентября 1944 г немецкое командование, озлобленное затянувшимися сражениями отдало приказ стрелять на поражение, не считаясь с потерями мирного населения.
     Танки выстрелили.
     Покрытый копотью, однокрылый орел, расположившись на обескровленной, лишенной фаланги ладони, высунувшейся из-под запрудивших дорогу обломков, смотрел, как мимо с гусеничным грохотом,  уносится вдаль танковая колонна.

Повстанцы капитулировали 2 октября 1944 г, потеряв 23000 человек убитыми и ранеными. В карательных кампаниях было убито от 150 до 200 тысяч человек мирного населения. В ходе уличных боев и после капитуляции польских сил германские войска целенаправленно квартал за кварталом сровняли с землей 60% зданий города…

Отредактировано Logan (27.03.2022 23:03:03)