Человек, сидевший на стуле перед Федором Петровичем,  являлся законченным ипохондриком, что бегал без остановки из одной больницы в другую, одолеваемый воображаемыми болезнями. Каким образом столь любопытный экземпляр оказался в стенах психиатрической больницы, для Федора Петровича оставалось, впрочем, большой загадкой.
Именно этот неприметный мужчина с рыбьими глазами и удивительно худым лицом и разглядел первым его хитрую уловку, ускользувшую настойчиво от внимания прочих пациентов: по закону Федор Петрович, конечно, должен был заручиться согласием больного. Однако он давно обнаружил, что куда эффективнее ставить человека перед свершившимся фактом, чем просить его дозволение.
- Ладно, записывайте, если хотите, - усмехнулся мужчина после короткого раздумия. - Так сказать, для будущих поколений!..
Федор Петрович включил запись и задал свой механический вопрос:
- Как вы себя чувствуете?
- Не очень.
- Отчего так?
- Ну вот смотрите: просыпаетесь вы утром, а комната из стороны в сторону раскачивается. Вы все ждете, когда она перестанет. А она не перестает. Проходит день, два, неделя...
- То есть, у вас все время кружится голова?
- И мошки. Мошки перед глазами.
- Врачи говорят, что вы совершенно здоровы, - сказал Федор Петрович, пролистав бумаги.
- Врачи много чего говорят...
- То есть, они лгут?
- Ну зачем вы так сразу? Не знают, вот и все. Не понимают, что случилось.
Федор Петрович снял очки, аккуратно вытер платком вспотевшие стекла.
- По взгляду вашему вижу, - продолжал пациент, - что вы думаете, будто я бессмыслицу говорю. Я вам объясню: вот представьте себе Древнюю Грецию: какой-нибудь Афокл приходит к местному знахарю и говорит: "Помогите, у меня рак поджелудочной!" Что ему знахарь ответит? В лучшем случае посмотрит, как вы сейчас.
Рака ведь тогда не существовало - вообще! Какой еще рак? Да вы с ума сошли!
- Здесь написано, что вы думаете, будто больны.
- Я не думаю так, а совершенно уверен. Вот вы, к примеру, вместе со стулом качаетесь прямо сейчас. Разве у здорового человека такое бывает?
- Но ведь вы и есть совершенно здоровый человек. Вас проверили...
- Как проверили? Молоточком постучали по коленке? Но ведь это же несерьезно: я томографию попросил, а они меня на стул сажают: рот, говорят, откройте...
- Что бы показала томография?
- Откуда я знаю? Может, и показала бы что, а, может и нет. Предположим, сосуд в голове лопнул: совсем крошечный. Разве они это увидят?
- То есть, у вас, по-вашему, был инсульт?
Федор Петрович сделал соответствующую пометку.
- Возможно. А, может, с гормонами проблема: например, с щитовидкой. От нее ведь с ума сходят порою. Говорю, лечить меня надо, а они меня - в психушку. Так и кто сумасшедший после этого?
- Какие еще проблемы, кроме мошек и головокружения?
- Никаких.
- То есть, психически, вы считаете себя совершенно здоровым?
- Боже упаси: так ведь только сумасшедшие думают, - человек махнул бледной ладонью и деланно рассмеялся. - Я, знаете, к депрессии склонен: у меня с детства лейкоциты выше нормы. Вы бы тоже в депрессии были, будь у вас такое.
- Почему?
- Потому что вы впадаете в депрессию, когда простужены. Разве не так? Вялость, апатия, слабость. Ничего не хочется. Не бегаете же вы марафоны с температурой под сорок? Верно же?
- Не бегаю.
- Вот я и говорю: организм внушает вам, что нужно лечь на диван и отлежаться. Почему он это делает? Потому что вы - больны: лейкоциты выше нормы.
- То есть, вы больны - по вашему?
- Физически. Как и все мы.
- Даже я?
- Конечно. Мы же с вами умираем доктор, хоть и очень медленно. На лет тридцать еще растянется это как минимум. А потом - в могилу: всем один путь.
- Почему же доктора не знают, чем вы больны?
- Так откуда же им знать? Просишь томографию, а они молоточки достают: язык, говорят, покажите. Как два века назад, честное слово.
- Так, может, вы и здоровы?
- Психически? Конечно. Уж точно недостаточно болен, чтобы меня здесь держали.
- Все сумасшедшие так думают.
- Как и все здоровые.
В этот раз улыбнулся сам Федор Петрович.
- Ну в самом деле, смотрите: себя обслуживаю, обеспечиваю, на людей не бросаюсь. Никого с детства не укусил, даже в школе, а там многие кусались: бросались друг на друга как собаки. Почему одни по улицам ходят, а других - в сумасшедший дом?
- И все же вы склонны к депрессии.
- А как не быть? Вы в окно выглядывали? Тут ведь из перспектив - только перспектива быть перееханным трамваем. И Анечка никакая не понадобится.
- Вы что же, трамваев боитесь?
- А вы нет? Кто ведь знает, что за сумасшедший там за рулем? Ведь, как погонится, не убежишь...
- Трамваи, вообще-то, по рельсам ездят.
- Так я о других трамваях говорю: о метафорических. Вот взбредет в голову одному недалекому глубоко больному человеку, что надо прочих людей танками давить: так ведь и начнут давить, и вопросов даже не зададут. Безумие, оно заразительно как простуда: один чихнул - семеро носы морщат. Вам бы ни меня: вам бы трамвайщиков проверить, Федор Петрович: они ведь вас гусеницами раздавят и не заметят. Часа два будут палками выковыривать - по кусочкам.
Не понимаю я, как можно веселиться, глядя, какой бардак у них в голове. Их ведь никто у психиатра не проверяет, а надо бы: от них жизни человеческие зависят. А чуть заикнешься, что неплохо бы и проверить, так тебя самого к психиатру отправят или побьют, или посадят. Может, вы, Федор Петрович, не с теми людьми работаете: может, вам не в кабинете сидеть нужно, а из кабинета в кабинет ходить - до самого верха? Диагнозы ставить? Вы ведь куда больше пользы принесли бы...
- То есть, вы боитесь, что вас танками давить будут? - спросил Федор Петрович, пытаясь спрятать назойливую улыбку.
- Ну, не так, чтобы боюсь: опасаюсь, скорее. И вам бы следовало: от танка ведь не убежишь. Он к вам домой сам придет. Не захотите открывать, так сумасшедшие вам двери выломают.
Со мной ведь так уже было: просыпаюсь утром, а оно в окно лезет: раскормленное, морда жирная. Повестку принес, говорит - не мог достучаться. Вот и окно разбил.
- Неужели вам и правда в окно залезли?
- Еще как залезли. Иной раз думаешь решетки ставить, так и они надолго не задержат. Там ведь ума, как у насекомого, - набор рефлексов, скорее, - задача поставлена - надо выполнять.
Помню, в прошлом веке что-то такое было: один сумасшедший сказал, двое повторили. Через день их уже четверо. Через двое суток - человек шестнадцать. И как закрутилось!
Все у них враги! Всех уничтожать надо! Вот сидишь у себя дома, немного удрученный от всего происходящего. Так ведь и домой придут: убивать тебя, говорят, будем. А за что? Так и сами объяснить не могут: бумажка у них, понимаете! И бесполезно спорить.
Хуже, так ведь и не доказано ничего: одна лишь лирика - мысли душевнобольного, скрепленные вместе формальной логикой. Работает? Не работает? Кто знает? Но всех убивать будем, кто проверить хочет. И чем дела хуже, тем убивают больше: вы им, дескать, мешаете - одним своим существованием.
Надо будет, так и шашками начнут рубать, и из ружей стрелять - надо будет, и танки выкатят. Могут вообще травить начать, как крыс: не было разве? Вот и что с ними сделаешь - с сумасшедшими? Их - миллионы. У них - танки. Так ведь и самолеты еще. И не только.
Если бы мне сказал кто пятнадцать назад о том, что происходит сегодня, я бы только пальцем у виска и покрутил: "Вы что, с ума сошли?"
Так ведь и сошли же! Пока мы дома строили, детей растили и думали, как бы до завтрашнего дня дожить, они - головой о кирпичную кладку бились. Лбы все порасшибали. Спросишь их: "Зачем? Для чего?" Так ведь и не ответят толком. Все про трамваи метафорические рассказывают, про ниточки заокеанские; про евреев снова говорить начали - не было что ли? - про банкиров; про биолаборатории; про голубей и камаров, Господи прости. При толике желания рационализировать можно все что угодно, даже каннибализм: "Как это ты мозги врага не ешь? А ум-то откуда возьмется? И печень тоже не кушал: сил-то совсем не будет за антилопами бегать!"
Мало того, что сами с ума сошли, так и людей заразили: куда ни взглянешь, одни душевнобольные, искренне считающие себя совершенно здоровыми. На улицах теперь сумасшедших больше, чем нормальных. Где на них всех санитаров найти? И ладно бы сидели себе тихо по квартирам. Но нет! Отчего, спрашивается, они из квартир повыходили?
- Я не знаю, - ответил Федор Петрович, снова принявшись вытирать линзы очков. - Отчего, по-вашему?
- Оттого, что чувствуют, что любят их и ценят.
Все-таки зря вы позволяете больным в палатах федеральные каналы смотреть: они же буйными становятся. Драться начинают. Кричать. Да и как не начать? Не далее, как вчера, показывали, как в американских больницах русских мальчиков на органы разбирают. И девочек тоже. Они все американским девочкам и мальчикам пришивают, кроме крови: ее отправляют, как вы думаете, куда?
- Не знаю. В холодильник?
- В Белый Дом! Для обрядов!
- Вы шутите?
- Мне сейчас вообще не до смеха. Вот скажите, кто после просмотра такого в здравом уме останется?
Что, вы думаете, они там делают? Людей убивают? Нет, Федор Петрович: они мир спасают! Понимаете? У нас в стране глубоко укоренилась идея того, что мир надо спасать: этим мы, собственно, и занимается все время. Вот только почему-то в понимании наших соотечественников "спасение мира" - это не постройка чего-то прекрасного и полезного, что мы могли бы с гордостью завещать нашим детям. Нет! В их понимании, "спасение мира" - это всегда кого-то поймать, кого-то избить, отправить в ГУЛАГ, расстрелять, разбомбить. Вот и выходит, что мы все время мир спасаем не для людей, а - от людей.
Так вот, хочу вас спросить еще раз: вы точно в психушку сажаете тех, кого надо?..

Отредактировано Графофил (19.03.2023 14:57:13)