Федор Пятрович был человеком обыкновенным, не одаренным судьбою великими талантами - человеком рабочим, темным. Да что уж, и выпивал порою. Вот только случилось с ним невероятное - такое невероятное, что ученые до сих пор разгадать не могут: сидел он, значит, перед телевизором и внимал говорящим головам, как вдруг обрушилось на него знание вселенское - такое знание, какое обыкновенному уму и недоступно вовсе, словно напрямую странслированное самим Господом Богом в его совсем уже седую головушку. Иными словами, познал Федор Пятрович дзен.
Все открылося ему в одно мгновение: и политика, значит, и история, и иные науки, и правды-неправды какие. И решил Федор Пятрович времени попусту не терять, потому что был уже далеко не молодым: задумал он перво-наперво решить мировые проблемы, а потом уже перейти и к национальным. Уж не знаю, как проник он в Брюсель без визы, но и как я могу своим умом коротким постигнуть великие его деяния? Ведь я же не Федор Пятрович! Я - человек обыкновенный, смертный, со своими слабостями. Таким только крохи истины по университетским приходам собирать, умные головы наблюдать, слова из них переманивать. А вот Федор Пятрович всегда в глубине своей понимал, что родился существом особым - может быть, неземным даже, у которого все разуменья как бы встроены уже в самую его натуру, которую мы душою зовем. Вот только пробудилися они с запозданием, годам к пятидесяти, когда человек, значит, от глупости всякой отрекается и начинает сразу во всем разбираться в силу накопленного жизненного опыта. Все эти ниточки, из которых соткано бытие, в его голове как бы воедино соединяются, и как бы выстреливают лучом света в глубину таинственного космоса, как бы открывая канал для великого знания, запрятанного Господом Богом в самых темных уголках Вселенной.
Так вот, Федор Пятрович проник на заседание: сидят они, значит, рядок за рядком, языками молотят. Хоть орехи коли. Только и говорят. И пока говорили они, Федор Пятрович рукава рабочие засучил и все сделал - разом, в лучшем виде. Решил, значит, он все мировые проблемы одним своим разуменьем. Какой крик стоял! Какие авации! Плакали всем ООН!
А раз все проблемы политические решены были, так и распутили всех политиков разом со всеми организациями. Политики вообще больше не нужны были: только Федор Пятрович нужон.
Если кто обидет кого, так к нему и идут сразу. А он сидит посреди пустого зала -  такой величественный и мудрый и, значит, одним своим словом обидчика, как камара булавкой прикалывает к стенке.
И ученые стали не нужны, потому что Федор Пятрович все уже решил давно, пока с обидами людскими разбирался: справлялся он с ними только лишь жалкою частью своего ума, а всем остальным существом продолжал думать над иными проблемами человечества. Если у кого какой вопрос возникал по истории или экономике, или еще какой чепухе, так к Федору Пятровичу сразу и шли. Он и давал ответ, потому что все ведал без исключения - все постиг своим розумом необъятным. Ученые тоже сделались не нужны: помяли бумажки с пробирками, и хватит. На заводы их отправили, бездельников, банки консервные в ящики складывать. А они и того не могут: ни на что не годятся, даже на посылках бегать у рабочих людей.
Эволюции всякие Федор Пятрович, значит, отбросил сразу. Не было в его знаниях космических ячейки под ерунду такую. Да и во врачах нужда тоже отпала, потому что Господь не просто так дал человеку лук с чесноком, да и лимон с медом - тоже. А орехи! Орехи грецкие с лопухом, перетертые в мясорубке - это панацея в чистом виде! С любыми болезнями справится на раз. Раки не раки - на раз! И сода! Сода! А вода святая - так это вообще! Стаканчиком водочку запить - так это целебно не просто для тела, но и для души. Великие исцеления ею творить можно: Федор Пятрович так и сказал, и люди возрадовались и возопили имя его - по всему свету. Разом. В каждом уголке земном только и было слышно: "Федор Пятрович! Федор Пятрович!.."
Закрыли, значит, все школы и университеты, да и больницы заодно. А, чтоб помещения не пропадали, постелили в них, значит, матрасики разноцветные на любой вкус, чтобы люди могли прийти, ножки сложить по-особому, ладошки склеить как будто и наладить мигом связь божественную со Вселенной нашей, то есть с Федором Пятровичем лично завязаться умом.
В общем, сделал Федор Пятрович одним днем все, что запланировал. Минут пятнадцать заняли дела, не больше. Уже к началу смены успел вернуться из путешествия своего. Сменил Митьку-сторожа без опоздания.
Забросил, значит, Федор Пятрович стаканчик за шиворот, колбаскою занюхал и спать. А как проснулся, радио включил, послушать. А не работает радио. И телевизор - тоже. И газ не зажигается никак, будто и не гудит вовсе. Федор Пятрович к магазину бросился колбаски какой прикупить, а и колбаски - нет. И магазина - нет. И ничего - нет! И убитые лежат кругом. И кричат отовсюду. И автоматы стреляют. И уж скоро за ним с автоматами побежали. И все орут ему: "Вот ты где, паскуда старая!"
Федор Пятрович, пока бежал, на свет божий выбежал. А небеса такие красивые. Никогда в жизни таких не видывал: будто грибы растут из них, с огромными шляпками. Шампиньоны, словом. Так вот, когда люди голодные к нему из руин выбегать стали, Федор Пятрович и сказал им грибы эти есть. Они от болезней помогают, и от всего: не стал же Господь бы их так просто на землю посылать - без цели, значит. Цель великая была: людей накормить.
Но вновь загремели ружья. Федор Пятрович так испугался, когда ему очередь по ногам дали, что дернулся на своей кушетке перед телевизором, да и проснулся разом. Живехонький. Ноги целые, слава богу. Только сердце колотится в самой шее. Так вот, знание великое никуда от него не делося. Но решил Федор Пятрович не ехать в Брюсель, потому что мир к истинам его неземным еще не готов. Зелененький. Не поспел. Не переживет он истины эти, наверное.
Хотя, что уж, точно не переживет.