Однажды утром, помню, позвонил телефон. Это утро выпало на августовское воскресенье где-то между десятью пятнадцать и половиной одиннадцатого. Звонок раздался в глубине рюкзака, и, его мелодия заставляла окружающих слегка тревожиться, а кого-то даже возмущаться, ибо, положение всех было весьма стеснительное, неуклюжее и даже унизительное.

Через мгновение, когда перестал звонить телефон, все выдохнули. Поерзали после этого на месте, еще половили ртом отсутствующий воздух, запрокинули головы и с доблестью вернулись в нестерпимое ожидание отправление маршрутки от Щукинской в сторону Нахабино.

Этот автобус, а на всех бесчисленных и хаотичных остановках у выхода на «Щуке» были указаны автобусные маршруты, так что эта блядская перевозка в виде уродливой газели называлась автобусом, стоял у «Алых Парусов» уже тридцать минут.

Автобус, набитый людьми, грибниками, случайными пассажирами в пиджаках, наспех состарившимися бабушками, что каждое утро едут ухаживать за оградками на кладбищах, юными следопытами, рыбаками и мной раскалялся до максимальных пределов или инсультов и инфарктов каждого второго в этой плохо сконструированной банке. Помню, на люке была надпись: не открывайте окна, в салоне работает кондиционер.

Я стоял в самом конце салона. Повернуться, развернуться, в общем, любые манипуляции были невозможно. Каждую секунду я хотел выйти. На вторую секунду умереть. Я держал в руках рюкзак. В нем была банка хайнекена, которую я купил на выходе из метро. Я был уверен, что в это время и по этому направлению будет полупустой автобус.

У меня было легко похмелье, которое просто требовало двадцати или двадцати пяти минут тишины с баночкой свежего пиво. И день бы пустил меня к себе свежего и обновленного.

Эти сволочи просто не предупредили меня, что добираться до их выдающегося ресторана нужно было на такси и, е5стественено за их счет.

Я работаю сомелье. Иногда беру халтуры, которые выглядят очень просто. Я приезжаю в какой-нибудь претенциозный (управляющие многие любят это слово) ресторан или винный бар и просто рассказываю очень тривиальные вещи совершенно отстранённому персоналу. Им это как правило ненужно, а я выпиваю пару бокалов вина, беру свои копейки и еду восвояси.

- Александр, что же ты не вызвал такси, ничего что мы на ты?

«Почему ты, думаю, пытаешься изобразить смущение?»

- Да без проблем. Там ваши ребята все на месте? Просто мне кажется уезжать от вас я буду пару дней.

- Да. Сейчас пару официантов помогут выгрузить там кое-что, - он (менеджер или какой-то администратор на побегушках) взмахом своей худой и длинной блондинистой челки указал куда-то за ресторан.

- Что грузят, - зачем-то спросил я.

- Заборчик. Хотим вокруг террасы поставить некую бутафорскую оградку.

Сейчас я сижу на кухни и курю, наверное, пятую подряд сигарету, и детально вспоминаю эту фразу о заборах. Она показалось мне тогда очень пронзительной, мерзкой, так как отражало скверное былое и смерившиеся настоящие. Я много лет всматривался в заборы, что окружают нас в нашей стране всюду и не мог сформулировать претензию или просто мысль, отчасти вопрос был, но скорее немой, безответный.

Я всегда до того момента проходил мимо детской поликлиники рядом со своим домом и не мог понять почему она меня так привлекает. Доходя до этой больницы, я останавливался на пару секунд, так как оставалось несколько затяжек сигареты, и смотрел на нее. Теперь я понимаю. Я просто смотрел и кто-то внутри меня задавался вопросом: на кой, б***ь, хрен, у детской поликлиники такой высокий и строгий черный злой забор?! 

Тогда, когда я еще только ехал в этот ресторан, на полпути, уже в брошенном на пол рюкзаке, снова раздался звонок. Всем окружающим уже было плевать. Лица излучали бессилие. Мокрые волосы рядом стоящих пачкали пиджаки случайных пассажиров, которые просто не могли их снять. Невыносимый тяжелый запах пота стирал глупые всплески сквозящего воздуха через почти закрытые форточки этих пластмассовых окон нашего стремительного автобуса.

Телефон перестал звонить, но я все равно старался дотянуться до рюкзака. Кто-то с первых рядов крикнул один словом фразу: б***ь там еще авария что ли быть того не может б***ь господи б***ь.

После этой фразы мы окончательно остановились. Я достал телефон и абсолютно горячую банку хайнекена, посмотрел на нее, и аккуратно положил обратно.

Я тогда пропустил два очень важных звонка. Я ждал этого звонка несколько недель. Этот звонок был буквально спасательным кругом.

Как только мы тронулись телефон позвонил в третий раз.

- Саня, спишь, разбудил? Бухал небось вчера? Как ты? Ладно, ближе к делу. Я тебе писал, ты не читаешь. В общем, сам всех обзваниваю. Все в силе. Послезавтра тогда на границе мы тебя встречаем. Парни все уже дома. Тебя только встретим и на дачу. Давай, я еще пару звонков сделаю, надо же все подготовить в лучшем виде. Сколько мы не виделись? Пять – шесть лет? В общем давай на старт! До связи, старик.

Я не сказал не единого слова. Люди, которые стояли рядом и слышали это пулеметный спич моего приятеля, резко невзлюбили меня, я это ощущал. Им никто и никогда так не звонил. Но, наверное им повезло в чем-то другом.

Итак. Дело было в том, что время, обстоятельства, как бы это банально не звучало, раскидало моих друзей по разным, мать их частям. Кого куда. Кто-то поехал за авантюрой, кто-то за карьерой, кого-то просто накатанная калия кинула аж на другой континент, кого-то, то есть меня, кривая или ровная, кому как угодно, утащила за любовью. Нам повезло конечно, что мы когда-то в эпоху перемен разрухи и коллапса с лицом новой жизни, будучи совсем сопливыми детьми встретились в самом лучшем городе на земле. И через драки, обиды, ссоры, споры, потом через доверие, дальше через уважение – стали друзьями. И теперь мы должны были встретиться. Мы планировали эту встречу пару лет но всегда что-то мешало, чаще всего это был быт одного из нас.

И мы ждали когда каждый все-таки сможет послать рутину свою к чертовой матери. И этот день настал.

Место встречи не обсуждалось. У одного из нас была дача на берегу финского залива. От дома до пляжа легкой и безмятежной ходьбой было не больше двадцати минут. Самое главное, что пляж почти всегда безлюден, но там можно было заметить пару искусно брошенных велосипедов, словно декорация. В обе стороны пляж уходил на несколько километров и совсем незаметно еще поворачивал в горизонт. Еще он был широкий. Когда ты шел сквозь высокие вековые сосны, где под ногами растворяющаяся трава начинала смешиваться с белым северным песком, и до первых волн было метров сорок не меньше.

Тогда после визита в этот ресторан я наспех отменил все дела, абсолютно не задумываясь о последствиях. Все перестало иметь значения. Нам все-таки тогда удалось встретиться.

И все-таки та фраза о заборах, того администратора с челкой. Сейчас спустя время я вижу ту поездку в неких знаках что ли, прозрачнее. На следующий день после звонка я ехал в поезде на север в исключительный и красивый город, где должен был пересесть на другой поезд и проследовать дальше в совсем уже периферийную часть нашей страны, чтобы пресечь границу и воссоединиться с друзьями детства.

Между нашими городами меньше тысячи километров. Между людьми (адекватными что ли или просто трезво мыслящими) живущими вообще нет расстояния. Но первое, что видишь в нашей стране, когда подъезжаешь к другому городу в другой административной плоскости – это заборы. Заборы, которые прячут разрушенное прошлое и единственное, на что хватает сил у местных, это написать на этом заборе: идите н***й.

Чуть не забыл. Когда мы шли на пляж, пусть даже не искупаться, просто посидеть вечером на песке болтая совершенно ни о чем, мы проходили такие же дачки, где также были компании не отличавшиеся от нас. Мы их видели, мы с ними здоровались, мы их не знали. Просто у моря, там у дачи нашего друга, ни у кого нет заборов.