- Аренда?! Протокол разногласий? Вы правда хотите, чтобы мы в это поверили?
     Нет, история была складная. Черт поймал себя на мысли, что невольно впитывает каждое слово. Но финал. Финал! Позволить этому чертовому шарлатану выставлять идиотом коллегу по цеху? Да что там коллегу - весь принцип работы темной АДминистрации. Да этой современной интерпретацией сказки про Вечного Жида, любовно поданной старым мерзавцем, не воспользовалась бы даже Шахерезада!
     - На свете столько разных есть чудес, что и не снились вашим мудрецам. - с понимающей улыбкой проговорил Леви Соломонс, вытаскивая из внутреннего кармана пиджака аккуратно запечатанный конверт.  - Посмотрите. Я вижу, Вы в таких делах разбираетесь.
     Бумага конверта пожелтела от времени и покрылась темными разводами, а вот документ, любовно извлеченный на свет Леви и аккуратно перекочевавший в руки черта, сиял белизной, будто только сошел с типографского станка. Страница была обильно испещрена адовой вязью, исходившее от бумаги тепло приятно покалывало ладони и в ней безусловно присутствовал отпечаток души старого еврея. При этом такой внешне родной для черта документ содержал абсолютно чуждые для него термины. «Аренда», «разногласия», «пересмотреть» выглядели так же нелепо, как сало в отделе «все для веганов».
     - Знаете, Соломонс, кажется Вы самый пройдошный пройдоха, которого я когда-либо встречал. - нехотя проговорил черт, проникшись вдруг к собеседнику неподдельным уважением. С другой стороны, где-то в груди угнездилась обида на родное ведомство, которое не считает нужным обсуждать с подчиненными такие резонансные случаи.
     - Что Вы, Мел, оставьте. - еврей аккуратно принял из рук черта договор и проделав в обратном порядке процедуру с конвертом, бережно вернул его во внутреннее отделение пиджака. - Я деловой человек и знаю свою цену. Нужно не стесняться просить хорошую плату за качественный товар.
     - От скромности Вы точно не умрете!
     - Скромность ежедневно делает несчастными многих достойных людей, равно как и ее отсутствие услужливо открывает двери лишенным бремени ума дуракам. - в руках Соломонса, будто из воздуха появился большой очищенный мандарин, который он тут же разделил на две равные части и раздал собеседникам. - Нет, дорогие мои, я не умру от скромности. Скорее от скуки и, может быть, от разочарования. Такая долгая жизнь похожа на бесконечный круиз по реке. Какой бы экзотической ни была природа вокруг, настанет день и рука сама потянется к пистолету. А пока этого не случилось, я хочу впитать каждый звук, оттенок, эмоцию. Хочу насладиться миром как хорошим вином, смаковать его маленькими глотками. Живите сегодня, дорогие мои, послушайте старого еврея. Завтра может быть совершенно не до этого.
     - Вы скучаете за Одессой, Леви? - глаза Лайлы блестели, а голос стал томным, как опавшие листья. - Вы ведь так и не вернулись.
     Соломонс смотрел куда-то сквозь них, в далекое прошлое. И на мгновение, они увидели нескладного кучерявого юношу в аккуратно выглаженном, сером костюме. Его глаза прикрыты, а руки любовно обнимают скрипку. Правая рука, привычная к ее капризам, водит смычком лаская струны. Звуки вторгаются в комнату, занимают заранее определенное им место и кружатся в идеально поставленном танце. Воздух пропитан гармонией. На губах юноши застыла счастливая, уставшая улыбка.
     - Там теперь живет другая женщина. - сказал, грустно улыбаясь, Леви Соломонс. Морщины вокруг его глаз сложились причудливым веером. - Мы с ней едва помним друг-друга.
     - Леви…  - Лайла встала и сделала шаг навстречу еврею.
     - Я все понимаю, дорогая. Я и так отнял у вас непростительно много времени своей болтовней. - Соломонс поднялся и с нежностью сжал ладошки девушки-ангела. - Берегите ее, Мел. Вам не встретить такой второй.
     Черт хотел ответить, что нельзя потерять то, чем не владеешь. Что, тем не менее, он не прочь попробовать. Да что там не прочь, он никого не желал так сильно. И так чисто. Он совершенно не понимал, что с ним творится. И началось это не этой ночью в «Метелице», а гораздо раньше. На протяжении всего жизненного пути его будто отделяла от чего-то незримая плотина, а сейчас вода с противоположной стороны капля за каплей наполняла его существование… Жизнью? Мысль была проста и пугающа, будто гусеница обрастала крыльями под внимательным взглядом Соломонса. Но открывать душу перед первым встречным у черта не было никакого желания. Он молча пожал протянутую руку.
     - Берегите себя, бессмертный еврей Леви Соломонс. Сделки с тьмой полны сюрпризов. И в основном односторонних.
     - Я тот, кто бродит в срок ночной, один той темною тропой, что исчезает в старый парк... - нараспев произнес Леви. - Найдите себя, мой безымянный друг! Мужчина не может жить без имени.
     Черт последовал за девушкой в дом. Появилось тяжелое чувство, что им больше не суждено увидеть старика, поэтому он, следуя примеру спутницы, обернулся и прощально помахал с порога. Затем, галантно придержав дверь, шагнул вслед за Лайлой в недра таинственного особняка.
     Они оказались в просторном длинном коридоре, освещенном тусклым электрическим светом настенных светильников и слабыми солнечными лучами, проникающими в дом через два больших окна в человеческий рост. Как только черт аккуратно прикрыл за собой дверь, дом, казалось вдрогнул от оглушительного громового раската.
     Cопровождаемый скрипом старого паркета, черт подошел к окну. Небо приобрело стальной оттенок, покрылось тяжелыми тучами. Сначала дождь расчертил пунктирными линиями горизонт, а пару секунд спустя крупные капли нетерпеливо застучали в стекло.
Он было подумал, что сейчас в дом, недовольно кряхтя, ввалится промокший до нитки Соломонс. Но старик вряд ли мог находиться сейчас на улице, так как за окном теперь царила совершенно другая реальность, погруженная в самую настоящую осень. Деревья, какой-то час назад полные здоровья, укрытые пышными зелеными шапками, стояли худые, сиротливо кутаясь в желто-красные пледы. На заборе, оседлав бронзового пегаса, недовольно хмурясь сидела ворона. Словно желая подчеркнуть ненормальность природных катаклизмов, в небе кривой улыбкой чеширского кота вспыхнула молния.
     Что можно было сказать наверняка, реальность в этом месте вела себя как сварливая женушка. Впрочем, такая аномалия не была редкостью. Та же «Метелица» спокойно существовала вне времени и пространства. Другое дело, зачем…
     - Ты хочешь знать зачем я привела тебя сюда? - в отражении за его плечом показалось лицо Лайлы.
     - А ты готова ответить?
     - Позже. Сперва я должна разыскать тетушку Нетсу. Ты не против, если я оставлю тебя в гостиной? Если хочешь уйти, я пойму.
     Черт неспеша развернулся. Почему она возится с ним? Стоит, упрямо сжав губы в этом странном монашеском платье и тратит на него, представителя враждующей конторы, свое святое время. Вспомнились ангелы в подворотне, пылающий меч, прервавший существование молодого Ойвея. А что, если все это умело расставленная светлыми ловушка, а он, как тупой лемминг, сам бежит к обрыву? Тупой влюбленный лемминг.
     - Там ведь есть бар? - черт заставил себя не думать о худшем. Сейчас от этого не было никакого проку.
     - Конечно. Чувствуй себя как дома. Я скоро вернусь. Правда. Слушай… - Лайла замялась. - Это необычный дом и он существует по особым законам. Будет лучше, если на второй этаж я пока поднимусь сама. И… Спасибо тебе.
     Черт проводил взглядом стройную фигуру девушки, пока та не скрылась за дверью в конце коридора. Затем глубоко и с удовольствием вздохнул, поймав себя на мысли, что в последнее время слишком часто пользуется этой стариковской привычкой. Подумал еще, а встречал ли он когда-либо счастливых чертей? Таких, которые бы светились улыбкой, радуясь прожитому дню. Прожитому…
     Кроме двери, через которую они попали в дом и той, за которой только что скрылась Лайла, оставалась только одна двустворчатая дверь по левую руку и черт справедливо решил, что гостиная должна находиться именно там. Стоило ему подойти ближе, как створки распахнулись сами собой. Черта окатил теплый, прогретый в потрескивающем огне камина воздух, насыщенный ароматами жасмина. Из старого, потертого патефона доносилась умиротворяющая музыка Джо Дассена. «Et si tu n'existais pas…». Как только он оказался внутри, двери таким же волшебным образом без единого звука закрылись у него за спиной.
     Просторная комната тонула в уютном полумраке. Контрастным прямоугольником выделялся старый письменный стол, на котором помимо патефона были аккуратными стопками разложены бумаги и различные письменные принадлежности. Практически всю правую стену занимала массивная, будто корма древнего галеона, резная мебельная стенка, напротив камина расположились два клетчатых кресла, а возле письменного стола стоял, аккуратно накрытый белой салфеткой тяжелый антикварный сейф. К нему черт и направился, приметив стоявший сверху графин и два классических олдфешена. Янтарный напиток из графина, на четверть заполнивший бокал, оказался довольно сносным виски.
     - Молодой человек, пить в одиночку дурная привычка. Угостите даму. Только не этой французской дрянью. Ирландский. В сейфе.
     Странно, что он не заметил ее раньше. Голос у незнакомки был молодым и звонким, хотя и приобрел характерную глубину, присущую зрелому возрасту. Из-за подлокотника одного из кресел показалось тонкое запястье, обильно украшенное золотыми браслетами и ярко-красными четками. Огонь отбрасывал зловещие блики на отполированные до зеркального блеска кругляши, создавая иллюзию запекшейся крови.
     В недрах стального ящика нашлась покрытая пылью бутылка Old Bushmills. Черт наполнил на четверть второй бокал, аккуратно обошел оба кресла и, повернувшись спиной к камину протянул его незнакомке.
     - Мадам.
     - Вы так любезны и наблюдательны. Incroyable! - женщина в кресле задорно рассмеялась. - За Вас! Мне Вас послало провиденье! Здесь почти всегда невыносимо скучно.
    Бокалы соприкоснулись со звоном. Незнакомка лукаво глядела снизу своими темными, карими, с отблесками пламени, глазами. Она была немолода, по-девичьи стройна, короткие черные кудри не касались плеч. Ее смуглого, красивого лица едва коснулись морщины, а белая блузка и каштановые брюки создавали очаровательную дисгармонию с привычным образом цыганки.
     Черту вдруг показалось, будто чьи-то нежные руки стали аккуратно раздвигать его, ставшую податливой, как пластилин, грудную клетку. Он закрылся, используя давнишний опыт общения с вольным народом. Грудь прожгло огнем, когтистая ладонь на мгновенье сжала его сознание и тут же отпустила, как побитая собака вернувшись к хозяйке.
     - Ты… - губы цыганки скривились в отвращении. - Я встречалась с тебе подобными. Злая, алчная сущность. Что тебе нужно?!
     - Я гость Лайлы. - ответил черт, игнорируя пренебрежительный тон незнакомки. За свою долгую жизнь он стал считать презрение обычной реакцией. Почему сейчас это стало его беспокоить? Резко появившееся жжение в области груди перешло на руки и плечи. Черт с трудом сдерживался, чтобы не начать чесаться.
     - Гость, значит. - цыганка, продолжая недовольно хмуриться, поставила бокал на деревянный подлокотник. - А у гостя найдется сигарета?
     Предпоследняя сигарета в пачке перекочевала в губы цыганки. Как только потух оранжевый язык зажигалки, заботливо поднесенной чертом, руки женщины резко обхватили его запястье и стали настойчиво раздвигать пальцы, открывая ладонь. Зажигалка с глухим стуком ударилась о паркет, к лицу черта, пробившись сквозь жасминовые атмосферные слои, поднялось никотиновое облачко.
     Он не сопротивлялся. От женщины веяло мощной, первозданной силой. Нежные пальцы скрупулезно чертили кривые линии на его ладони. Цыганка корпела над рукой старательно, будто военачальник, намечающий на карте окончательный план сражения. Черт подумал, что был бы не прочь услышать настоящее цыганское пророчество, а не белиберду, которую плетут на рынках «коммерческие» цыгане.
     - Твое прошлое мрачно и порочно, склоняющий к греху. - черт хмыкнул, а цыганка  напряженно продолжала. - А будущего у тебя нет. Ни в том смысле, что ты бесталанный. Ты будто выпал из лабиринта кармы. Не знаю, как такое возможно, но в данный момент прошлое не оказывает на тебя влияния. Линии будущего как у новорожденного, хотя бывает и младенцы рождаются с грузом ответственности за маленькими плечами. А ты, темный, уникальная сущность. Боже, как же я вас ненавижу…
     Неожиданное откровение вдруг лишило цыганку сил. Рука черта выскользнула из ее ослабевших пальцев. По щекам женщины будто нехотя скатились две слезинки, оставляя за собой темные борозды размазанной туши. В глазах бушевало пламя, казалось подогревавшее воспоминания давно минувших дней. Болезненные воспоминания. Черт тяжело опустился в соседнее кресло.
     Какое-то время они провели в молчании, погрузившись в собственные мысли. Музыка стихла, было слышно только как тихо, монотонно игла скребет по винилу. Черт смотрел на огонь, на фантастически красивые переливы желтого, оранжевого, красного. Цвета жизни. Он чувствовал бесконечную усталость человека, выбившегося из сил на половине пути к вершине Эвереста. Человека всем сердцем ненавидевшего горы. Как оказывается здорово позволить себе просто посидеть у камина. Почему он никогда не делал так раньше?
     - Я бы хотела попросить прощения. - женщина первой нарушила молчание, ловко забросив в огонь почти истлевшую сигарету. - Это было не вежливо. Не мудро. Вы гость Лайлы и этого достаточно.
     - Не стоит. Я все понимаю. Расскажете мне историю?
     - Историю? - оживилась цыганка, стрельнув глазами на черта.
     - Это ведь обитель нерассказанных историй. За что Вы так нас ненавидите?
     - О, если у Вас есть лишнее время, темный, я поведаю свою историю! Хотя, не скажу, что это доставит мне удовольствие.
     - Мадам, у меня чертовски много времени.
     Ненадолго молчание вновь уступило первенство патефонной игле, а спустя время равное сорока ударам сердца, цыганка заговорила:
     - Мое имя Раджи. Я - принцесса цыган. Вот моя история…