Раздвижная перегородка фусума мягко отошла в сторону, женщина в голубом кимоно, расшитом цветами, почтительно наклонив голову, спросила:
- Отец, Дзиро хочет посидеть с вами.
Старый мастер меча отдыхал на  футоне в своей комнате, главным украшением которой были доспехи о-ёрой и мечи на подставке из дуба. Пол комнаты устилали татами.
- Конечно, пусть заходит, расскажет, как прошел день.
Дзиро, восьмилетний сын Асэми - третьей дочери самурая, вышел из-за спины матери и, поклонившись, вошел в комнату. Асэми произнесла:
- С вашего разрешения, я оставлю вас, - и, увидя кивок отца, аккуратно закрыла фусума.
Старик, одетый в выцвевшие кимоно и штаны-хаками, приподнялся на одной руке. Небрежно завязанный мягкий пояс съехал вниз, и из-под кимоно показался хлопковый дзюбан. Самурай посмотрел на внука и протянул свободную руку:
- Ну, что стоишь, проходи.
Внук скинул плетёные тапочки и улегся поперек футона на ногах деда, подложив под голову руки.
- Ну рассказывай, чем занимался сегодня?
- Мы с учителем считали, потом он рассказывал о правлении Муромати, а после обеда занимались фехтованием.
- Как твои успехи с мечом?
- Учитель говорит, мне не хватает терпения и хладнокровия.
Дед потрепал внука по голове.
- Хладнокровие - достоинство самурая. Даже перед лицом смерти самурай не должен его терять.
Внук поболтал ногами и повернулся лицом к деду.
- А правду говорят, что ты не боишься смерти и если встретишь её, то сразишься с ней на мечах?
Старик раскатисто расхохотался.
- Мне нечего ее бояться. Смерть придет ко мне с благовониями и сакэ. Ведь на мечах мы уже сражались.
Дзиро восторженно посмотрел на деда.
- Ты её победил?
-  Вовсе нет. Просто в тот день она пришла не за мной.
- А за кем? Пожалуйста, расскажи!
Самурай лег на бок, и оперся головой на руку, согнутую в локте.
- Даа... это было весной семнадцатого года Канъэй... сакура только зацвела... меня с одним самураем послали в постоялый городок организовать всё для процессии санкин котай - в тот год наш господин отправлялся в Эдо, мы были в свите...  когда всё было готово, процессия была ещё в дне пути, и мы с товарищем тратили свои деньги во дворе удовольствий...

В тот вечер в небольшой таверне на первом этаже постоялого двора ваки-хондзин  было почти пусто. Наплыв постояльцев ожидали завтра, а пока хозяин приводил в порядок номера. Большой хондзин, располагавшийся неподалеку, был закрыт, там должен был поселиться сам даймё с приближенными. На татами перед низким столом сидели, сложив ноги крестом, два подвыпивших самурая. На столе стояли тарелки с остатками супа-мисо, пустой кувшин для сакэ и пара наполненных пиал-сакадзуки. Мечи лежали рядом с хозяевами. Молодой самурай, в простом белом кимоно и светло-коричневом хаори поднял сакадзуки и произнес:
- Ну и к черту этих юдзё - поганые бабы высосут из нас все деньги. Пить сакэ можно и здесь, да и посмотри, развлечения тоже имеются.
Рукой с пиалой он указал в дальний угол таверны, где слепая женщина настраивала сямисэн.
Второй самурай, лет на десять старше, одетый в светло-синее кимоно, расшитое серебряными нитями, и коричневое хаори с гербом на спине, посмотрел куда указывал его товарищ.
- Хорошее время для годзэ. Завтра здесь будет людно.
Женщина, как будто услышав его, принялась наигрывать тревожную мелодию.
Старший взял в руку свою сакадзуки и поприветствовал ей товарища.
- Ты прав! Это, конечно, не гейша из Эдо, но играет хорошо и довольно симпатична.
Годзэ ускорила ритм и запела вибрирующим сильным голосом:
- О, опадающие цветы,
   На острие меча,
   Жизнь, как роса,
   Исчезает на ветру,
   Как сон.
На последнем слове сямисэн взял высокую ноту и замолчал. Двери в таверну разошлась в стороны, в проёме показался старик-самурай в светлом хаори поверх белого кимоно, вытаскивающий на ходу из-за пояса мечи.
- Хозяин! Тарелку супа слепой, а нам еще сакэ!
Но хозяин уже кланялся старику, который был очень высокого роста, почти на голову выше вошедшего следом монаха в черной накидке-кэса с двумя широкими амигаса в руках. Его широкие хакама, как и самурая, были обмотаны ниже колен, видимо, вошедшие прибыли в город верхом. Оба были без обуви - оставили её, как и все, перед входом.
Молодой самурай, раздраженно смотрел на вошедших.
- Эй, хозяин! Ты оглох? Я сказал - еще сакэ!
- Сейчас, сейчас, господин, я должен проводить гостей.
Второй самурай, всматриваясь в старика, произнес:
- Друг мой, за тебя говорит сакэ, здесь не деревня, ты можешь задеть чувства гостей.
- К черту их, - проворчал молодой, - я лишь хочу свое сакэ.
Тем временем гости уселись в позах сайдза у стола в центре таверны. Мечи самурай положил слева от себя, а монах, сидевший напротив, положил шляпы справа. Старику, видимо, было тяжело, и он позволил ногам немного разойтись в стороны. Его товарищ, хоть и был не многим младше, сидел практически идеально выпрямив спину. Хозяин уже суетился вокруг, ставя на стол тарелки с рисовыми шариками, украшенные побегами бамбука, и маринованные овощи цукэмоно.
Из дальнего угла снова раздались звуки сямисэна и молодой самурай повернул голову. Годзэ не было видно - ее закрывала прямая спина старика.
Молодой самурай вскочил на ноги, пошатнулся и направился в сторону новоприбывших. Его товарищ вздохнул и прошептав: "Видимо, такова судьба", направился следом.
- Эй, старик! Ты ведешь себя невежливо! Зачем ты загородил мне вид на эту женщину? Я наслаждался её пением!
Старый самурай не обратил на эти слова ни малейшего внимания, зато монах спокойно заметил:
- Плохое воспитание и сакэ убивают не хуже стрелы.
- Бодзу, если твой спутник не трус, то пусть скрестит со мной катану!
Молодой самурай протянул было руку к мечам старика, но его остановил подошедший товарищ.
- Будь сдержан, наш гость не трус, он - самурай и слышал твой вызов. Иди за стол, я всё устрою.
Молодой презрительно посмотрел на старика и отправился к своему столу.
Слепая снова начала петь низким рыдающим голосом:
- Увядающий цветок -
   Душа самурая.
   Исчезает в лунном свете,
   Песня ветра.
В это время второй самурай опустился на колени сбоку старика и тихо сказал.
- Простите невежливость моего спутника. Он еще молод и неотёсан. Но вызов брошен.
Старик повернул голову у говорившему.
- Прошу выслушайте меня. Я тоже хочу вызвать вас на поединок.
Прежде, чем старик ответил, самурай продолжил:
- Я узнал вас, и наслышан о ваших мечах. Я лучший мечник в клане моего господина, и прошу оказать мне честь поединком.
Старик нахмурил брови:
- И ты осмеливаешься бросить мне вызов?
- Нельзя стать лучшим, сражаясь с худшими.
Старик повернул голову к столу, и не глядя на самурая, сказал:
- Будь по твоему. На рассвете один из вас умрёт. Приходите на мост за воротами города. Теперь не мешай нам отдыхать.
Бросивший вызов встал, поправил расшитое кимоно, поклонился и направился к своему товарищу.
Когда он уселся рядом с молодым, сямисэн умолк.
- Ну что, старикашка отказался взять в руки катану?
- Вовсе нет. Я тоже вызвал его, и он пообещал убить одного из нас.
- Ха, ты поступил по-товарищески! Завтра один из нас отрубит ему голову и забросит в канаву!
- Посмотрим. Лучше нам не устраивать беспорядков и отправиться спать. Завтра прибывает господин.
- Ты, пожалуй, прав... мне осточертели и сакэ, и эта ноющая девка.
Товарищи поднялись, взяли мечи и отправились на второй этаж в свои комнаты. Хозяин таверны, качая головой, убрал всё с их стола, а затем принес тарелку супа слепой женщине.

Ночь самураи провели по-разному. Молодой скинул кимоно и, завалившись на футон, немедленно захрапел. Его спутник при свете бумажных фонарей вынул катану из ножен, снял рукоять и гарду и очистил лезвие от старого масла и пыли мягкой бумагой. Затем он долго полировал лезвие порошком утигумори, пока не добился блеска линий закалки. Мягкой тканью нанес масло, поставил гарду и рукоять на место и закрепил бамбуковым штырем. Только после этого он разделся, потушил фонари и лег в свою постель. Старик и монах, устроившиеся в одной комнате с двумя футонами, проговорили почти до полуночи, пока не начали зевать.
Первым, за полчаса до рассвета, проснулся старший из товарищей. Одев кимоно и хакама, он вышел во двор, справил нужду, поднялся наверх и  разбудил молодого. Затем тщательно смазал волосы и уложил в пучок. Поверх кимоно самурай надел синюю шелковую катагину, вышитую золотыми гербами, и затянул шнурки. Удовлетворенно оглядев себя, он взял в руку мечи и спустился вниз. У входа его уже поджидал товарищ, одетый во вчерашний мятый хаори. Обувшись, они молча отправились к городским воротам.
Солнце уже подарило деревьям тени и самураи прошли путь любуясь сакурой и слушая утреннее пение птиц. У моста никого не было, и молодой, почесав голову, хмуро сказал:
- Старик не придёт.
- Он опоздает.
- Хочет вывести нас из себя?
- Просто подождем.
Лишь через двадцать минут в утреннем мареве показались две фигуры. Старший самурай вынул катану из ножен и произнес:
- Я буду первым.
Молодой пожал плечами, вынул мечи из-за пояса и, отойдя на десять шагов, сел в траву на колени.
Самурай и монах неспешно приближались. Старик тоже одел катагину светло-красного цвета. За двадцать шагов монах остановился и, перебирая четки, читал про себя молитву. Старик прошел еще немного и, обнажив меч плавным движением, громко произнес:
- Ты мог бы дождаться моей смерти, чтобы стать лучшим.
- Я бы всегда сожалел об этом, нас свела судьба.
- Быть первым - тяжелая ноша. Ты не будешь знать покоя.
- Ещё раз скажу - такова судьба.
- Что ж, назови свое имя, самурай.
- Хироси Тэкада!
- Моё ты уже знаешь, но я всё же произнесу его: Синмэн Мусаси-но-Ками Фудзивара-но-Гэнсин!
Молодой самурай, сидевший на коленях, закрыл глаза и прошептал:
- Кэнсей...
Хироси расставил ноги, и держа меч на уровне солнечного сплетения, направил его острие на горло старика. Старик, казавшийся великаном в катагину, приближался, держа меч отведенным в сторону. Когда он подошел совсем близко, Хироси быстро сменил позицию и, подняв меч над головой, нанес молниеносный рубящий удар. Старик отклонился назад лишь на один сун, одновременно полоснув своей катаной снизу вверх. Хироси выронил мечи и упал на колени, его грудь была рассечена. Старик посмотрел на свою прорезанную катагину:
- Ты был близок.
Затем он поднял край кимоно, одним движением вытер меч от крови и вставил его в ножны.
Молодой самурай, сидевший на коленях, взял свой меч и обнажил его. Поднявшись, он направился в сторону старика. Катана, которую он держал вертикально у плеча, слегка подрагивала. Приближаясь, он смотрел старику в глаза. Тот вытащил меч в ножнах из-за пояса, и вдруг, сделав два быстрых шага вперед, обрушил удар на голень противника. Нога молодого самурая подвернулась, а старик оказался за его спиной. Самурай вывернулся и попытался отмахнуться катаной, но немедленно получил удар ножнами по второй голени. Он завалился на бок и на его голову обрушился третий удар.
Старик заправил катану за пояс и вернулся к Хироси. Тот все еще сидел на коленях, уперев ладони в бедра. Подойдя ближе, старик вынул меч. Хироси склонил голову вниз и произнес:
- Спасибо.
Старый самурай занес катану над головой и обрушил удар на шею Хироси. Тэкада завалился на бок, его голова повисла на лоскуте кожи.
Пока старик обтирал катану, к нему приблизился монах.
- Его раны не были смертельны, - со вздохом произнёс он, - ты мог сохранить ему жизнь и приумножить добро на земле.
- В этом ты не прав, друг мой. Его целью было стать лучшим, победив, я разрушил его мечты. Как из разбитого сосуда его жизнь утекала бы в землю, оставляя лишь пустоту. Когда-то я сам был таким.
Монах указал на лежащего молодого самурая.
- Что будет с этим глупцом?
- Он глупец, но не трус. В его жизни не было цели, значит он сможет жить дальше... пойдем, нам надо ехать.
Два товарища неспешно двинулись в сторону городских ворот. Молодой самурай, придя в себя, осмотрел тело Хироси и, хромая, побрел в гостиницу.

- Дедушка, выходит, ты скрестил меч с самим Миямото Мусаси?
Внук смотрел на деда широко открытыми глазами.
- Я скрестил меч с самой смертью. Глядя в тот день ему в глаза, я видел лишь безразличие и пустоту.
- Учитель рассказывал мне о нём, он не проиграл ни одного поединка.
- Недаром его прозвали святой меч.
Дзиро снова лег деду на ноги.
- А что было потом?
- Когда процессия господина прибыла в городок, я упал в ноги его главному помощнику - каро, и честно рассказал о поединке. Он разозлился и приказал мне похоронить Хироси Тэкада за мои деньги и, в наказание, отравил из свиты назад в деревню, лишив годового содержания. Весь год, до возвращения господина из Эдо, мне пришлось работать на земле. Все, что удалось скопить, я принес каро и умолял принять меня в школу меча. Он долго ждал момента, когда у господина будет хорошее настроение и можно будет рассказать мою историю. Господин расхохотался и назвал меня деревенским дураком, но разрешил учиться. Через пять лет я стал лучшим в школе, а еще через десять возглавил её.
Внук мечтательно смотрел в потолок.
- Я буду усердно тренироваться с мечом, и когда-нибудь стану первым мечником в Эдо!
Дед протянул руку к голове внука и взъерошил ему волосы.

Отредактировано Семён Коробов (03.02.2025 11:51:57)