Вадим Шефнер.

Воин

Заплакала и встала у порога,
А воин, сев на черного коня,
Промолвил тихо: "Далека дорога,
Но я вернусь. Не забывай меня."

Минуя поражения и беды,
Тропой войны судьба его вела,
И шла война, и в день большой победы
Его пронзила острая стрела.

Средь боевых друзей - их вождь недавний -
Он умирал, не веруя в беду,-
И кто-то выбил на могильном камне
Слова, произнесенные в бреду.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Чертополохом поросла могила,
Забыты прежних воинов дела,
И девушка сперва о нем забыла,
Потом состарилась и умерла.

Но, в сером камне выбитые, строго
На склоне ослепительного дня
Горят слова: "Пусть далека дорога,
Но я вернусь. Не забывай меня."
1939

Алёша Сомов
Фром дуск тилл довн, аха

Тащемта у музыкантов это называется упражением для пальцев.

***
"Buenas noches,
мексиканский кровопивец Дэнни Трехо,
из заснеженной России шлю электрописьмецо.
Я буквально помираю от восторга и от страха,
как представлю ваши плечи и рифленое лицо.
Пусть оно у вас похоже, извините, на подошву,
и наколки, характерно, как у Витьки-алкаша –
сразу видно, что мущина, не манерная пидовка:
бицепс-трицепс, кровь-текила, соколиная душа.
Забери меня отсюда, шестикрылый Дэнни Трехо,
буду там, в аду далеком, и подруга, и жена.
Я не то, чтоб недотрога, и не то, чтоб с недотраха,
я давно одной мечтою сотонинскою жива.
Ну а коли не по нраву я с раскладами такими,
коль душе твоей кичливой я ни разу не нужна,
эти слезоньки девичьи собери, как соль-текилу,
языком змеиным, острым с басурманского ножа".

...Электрическая вьюга задувает в окна-двери,
и бредут в святой обиде от Смоленска до Твери
по заснеженной России – ясноглазые медведи,
говорящие иконы, страстотерпцы, упыри.

p.s.

малая кукушка пернатый зверь
курит в кулачок о неясном толкует
ежится поля-тополя обозрев
а потом заводит песню такую

у свиной заставы где берег крут
где горька река в облака впадает
я клевала белую девичью грудь
принесла сердечко тебе в подарок
ты разрежь сердечко на семь частей
съешь седьмую часть и ложись под дубом
семь гугнивых сроков должно истечь
чтобы твой господь о тебе подумал
чтобы он обратно тебя приснил
чтоб прислал депешу про все в порядке

(будут еще слезы твои пресны
будут холода этапы бараки)

главное чтоб дальше несло и несло
невеселой силой донным теченьем
и прибило к тихой опушке лесной
костяной избушке темной ничейной

(поднимай заплеванный воротник
по карманам распределяй гостинцы
липкие тянучки
звонки от родных
огненный песочек с берега стикса)

Леонид Губанов

Вальс на собственных костях

...И когда голова моя ляжет,
и когда моя слава закружит
в знаменитые царские кражи,
я займу знаменитые души.

Сигареты мои не теряй,
а лови в голубые отели
золотые грехи бытия
и бумажные деньги метели.

Пусть забудется шрам на губе,
пусть зеленые девки смеются,
пусть на нашей свободной судьбе
и свободные песни ведутся.

И когда черновик у воды
не захочет признаньем напиться,
никакие на свете сады
не закажут нам свежие лица.

Я пажом опояшу печаль
и в жаргоны с народом полезу,
и за мною заходит свеча,
и за мною шныряют повесы

В табакерке последней возьми
вензель черного дыма и дамы.
И краснеют князья, лишь коснись
их колец, улыбавшихся даром.

Этот замок за мной недалек.
Прихлебатели пики поднимут.
Словно гном пробежит уголек,
рассмеется усадьба под ливнем.

Не попросят глоточка беды
горбуны, головастики знати,
и синяк у могильной плиты
афоризм тишины не захватит.

А когда голова моя ляжет,
и когда моя слава закружит,
лебединые мысли запляшут,
лебединые руки закружат!

***

Как поминали меня -
Я уж не помню и рад ли?
Пили три ночи и дня
Эти беспутные капли.
Как хоронили меня -
Помню, что солнце - как льдинка...
Осень, шуршанье кляня,
Шла в не подбитых ботинках,
За подбородок взяла
Тихо и благословенно,
Лоб мой лучом обвила

Алым, как вскрытая вена,
Слезы сбежали с осин

На синяки под глазами -
Я никого не спросил,
Ангелы все рассказали...
Луч уходящего дня
Скрыла морошка сырая,
Как вспоминают меня -
Этого я не узнаю!
1977

Борис Пастернак

* * *
Рослый стрелок, осторожный охотник,
Призрак с ружьем на разливе души!
Не добирай меня сотым до сотни,
Чувству на корм по частям не кроши.

Дай мне подняться над смертью позорной.
С ночи одень меня в тальник и лед.
Утром спугни с мочежины озерной.
Целься, всё кончено! Бей меня влёт.

За высоту ж этой звонкой разлуки,
О, пренебрегнутые мои,
Благодарю и целую вас, руки
Родины, робости, дружбы, семьи.
1928

Даниил Хармс

* * *
Шел Петров однажды в лес,
Шел и шел и вдруг исчез.
"Ну и ну,- сказал Бергсон,-
Сон ли это? Нет, не сон".
Посмотрел и видит ров,
А во рву сидит Петров.
И Бергсон туда полез.
Лез и лез и вдруг исчез.
Удивляется Петров:
"Я, должно быть, нездоров.
Видел я: исчез Бергсон.
Сон ли это? Нет, не сон".

Георгий Шенгели

Поэту

Не верь - и не люби стихов:
Они как манифест обманут;
Они до черных потрохов
Наскучат, сморщатся и свянут.
Возможно пережить всегда
Любой лирический отрывок
В кафе - над сельтерской со льда,
Над сладкой пеной сбитых сливок.
А строить строфы - нет нужды:
Всего милее в жизни отдых,
Зачем же плугом борозды
Вести в элегиях и одах?
Язык придуман мужиком,
Тысячелетним полит потом, –
На самолете на таком
Мечте ли буйствовать полетом?
Положим, - разозлить врага,
Сманить бабенку в пух постели,
Тогда - пожалуй: цель блага,
Я уступаю этой цели.
Но если очень уж свербит,
Зудит, гудит поет и ноет, –
Прими еще пяток обид
И сядь к столу: стих успокоит.
Но после - встань, и прочь швырни,
И плюни в концовку и в запевку,
Как ты плюешь на простыни,
Прикрывшие тверскую девку!
13. VIII.1928

София Парнок

* * *
Она беззаботна еще, она молода,
Еще не прорезались зубы у Страсти,—
Не водка, не спирт, но уже не вода,
А пенистое, озорное, певучее Асти.

Еще не умеешь бледнеть, когда подхожу,
Еще во весь глаз твой зрачок не расширен,
Но знаю, я в мыслях твоих ворожу
Сильнее, чем в ласковом Кашине или Кашире.

О, где же затерянный этот в садах городок
(Быть может, совсем не указан на карте?),
Куда убегает мечта со всех ног
В каком-то шестнадцатилетнем азарте?

Где домик с жасмином, и гостеприимная ночь,
И хмеля над нами кудрявые арки,
И жажда, которой уж нечем помочь,
И небо, и небо страстнее, чем небо Петрарки!

В канун последней иль предпоследней весны
— О, как запоздала она, наша встреча!—
Я вижу с тобой сумасшедшие сны,
В свирепом, в прекрасном пожаре сжигаю свой вечер!
26 декабря 1932

Валерий Брюсов

Летучая Мышь

Весь город в серебряном блеске
От бледно-серебряных крыш,-
А там, на ее занавеске,
Повисла Летучая Мышь.

Мерцает неслышно лампада,
Белеет открытая грудь...
Все небо мне шепчет: "Не надо",
Но Мышь повторяет: "Забудь!"

Покорен губительной власти,
Близ окон брожу, опьянен.
Дрожат мои руки от страсти,
В ушах моих шум веретен.

Весь город в серебряном блеске
От бледно-серебряных крыш,
А там у нее - к занавеске
Приникла Летучая Мышь.

Вот губы сложились в заклятье...
О девы! довольно вам прясть!
Все шумы исчезнут в объятьи,
В твоем поцелуе, о страсть!

Лицом на седой подоконник,
На камень холодный упав,
Я вновь - твой поэт и поклонник,
Царица позорных забав!

Весь город в серебряном блеске
От бледно-серебряных крыш,
А там - у нее, с занавески,-
Хохочет Летучая Мышь!
27 сентября 1895

Михаил Зенкевич

Смерть лося

Дыханье мощное в жерло трубы лилось,
Как  будто медное влагалище взывало,
Иссохнув и изныв. Трехгодовалый,
Его услышавши, взметнулся сонный лось.

И долго в сумраке сквозь дождик что-то нюхал
Ноздрей горячих хрящ, и, вспенившись, язык
Лизал мохры губы, и, вытянувшись, ухо
Ловило то густой, то серебристый зык.

И заломив рога, вдруг ринулся сквозь прутья
По впадинам глазным хлеставших жестко лоз,
Теряя в беге шерсть, как войлока лоскутья,
И жесткую слюну склеивших пасть желез.

В гнилом валежнике  через болото краток
Зеленый вязкий путь. Он, как сосун, не крыл
Еще увертливых и боязливых маток,
В погонях бешеных растрачивая пыл.

Все яростней ответ, стремящийся к завалу,
К стволам охотничьим на тягостный призыв.
Поляны темный круг. Свинцовый посвист шалый -
И лопасти рогов, как якорь, в глину врыв,

С размаха рухнул лось. И в выдавленном ложе
По телу теплому перепорхнула дрожь
Как бы предчувствия, что в нежных тканях кожи
Пройдется, весело свежуя, длинный нож,

А надо лбом пила. И петухам безглавым
Подобен в трепете, там возле задних ног
Дымился сев парной на трауре кровавом,
Как мускульный глухой отзыв на терпкий рог.
1913

Бенедикт Лившиц

Лунные паводи

Белей, любуйся из ковчега
Цветами меловой весны!
Забудь, что пленна эта нега
И быстры паводи луны!

Хмелей волненьем легких белев:
Я в них колеблюсь, твой жених,
Я приближаюсь, обесцелив
Плесканья светлых рук твоих.

Взгляни - кровавоодноокий
Не свеет серебра пещер:
Распластываю на востоке
Прозрачный веер лунных вер!

1912

***

В двух шагах за тобою рассвет.
Ты стоишь вдоль прекрасного сада.
Я смотрю — но прекрасного нет,
только тихо и радостно рядом.

Только осень разбросила сеть,
ловит души для райской альковни.
Дай нам Бог в этот миг умереть,
и, дай Бог, ничего не запомнив.
1970

***
И мне случалось видеть блеск —
сиянье Божьих глаз:
я знаю, мы внутри небес,
но те же неба в нас.

Как будто нету наказанья
тем, кто не веруя живет,
но нет, наказан каждый тот
незнаньем Божьего сиянья.

Не доказать Тебя примером:
перед Тобой и миром щит.
Ты доказуем только верой:
кто верит, тот Тебя узрит.

Не надо мне Твоих утех:
ни эту жизнь и ни другую —
прости мне, Господи, мой грех,
что я в миру Твоем тоскую.

Мы — люди, мы — Твои мишени,
не избежать Твоих ударов.
Страшусь одной небесной кары,
что Ты принудишь к воскрешенью.

Столь одиноко думать, что,
смотря в окно с тоской,
— там тоже Ты. В чужом пальто.
Совсем-совсем другой.

1969

Аркадий Славоросов

Смоляное чучелко

В темноте ни лучика:
Видно, смерть близка.
Смоляное Чучелко
Дышит у виска.

Что-то ты сегодня скис,
Хитроумный братец Лис.

Ты хотел его обнять,
Глядь, и лапок не отнять.
А хотел поцеловать -
Вот и губ не оторвать.
Ты хотел его убить -
Кулака не отлепить.
Ты хотел бежать тотчас,
Только хвост в смоле увяз.

Не отыщешь ключика,
Не обрежешь нить.
Смоляное Чучелко -
Некого винить.

Так и жить тебе в смоле
На цветущей на земле.

Ты хотел его понять,
Только рук не оторвать.
Ты хотел его любить -
Только губ не отлепить.
Ты хотел его простить,
Да хвоста не отцепить.
Умереть хотел и враз
Окончательно увяз.

Веселей попутчика
Сыщешь ты едва ль.
Смоляное Чучелко -
Никого не жаль.

…И смеётся надо мной
Чёрный будда смоляной.

Сергей Марков

***

Если голубая стрекоза
На твои опустится глаза,
Крыльями заденет о ресницы,
В сладком сне едва ли вздрогнешь ты.
Скоро на зеленые кусты
Сядут надоедливые птицы.

Из Китая прилетит удод,
Болтовню пустую заведет,
Наклоняя красноватый гребень.
Солнце выйдет из-за белых туч,
И, увидев первый теплый луч,
Скорпион забьется в серый щебень.

Спишь и спишь... А солнце горячо
Пригревает круглое плечо,
А в долине горная прохлада.
Ровно дышат теплые уста.
Пусть приснится: наша жизнь чиста
И крепка, как ветка винограда!

Пусть приснятся яркие поля,
глыбы розового хрусталя
На венцах угрюмого Тянь-Шаня!
Дни проходят, словно облака,
И поют, как горная река,
И светлы свершенные желанья.

Тает лед ущелий голубой.
Мир исполнен радостного смысла.
Долго ль будет виться над тобой
Бирюзовой легкою судьбой
Стрекозы живое коромысло?

Зуб великана

Зубов желтеющий оскал
Чудесно сохранило время,
И обруч бронзовый сковал
Мечом рассеченное темя.

Но череп, грузный, как руда,
Назад в могилу не вернется.
Я взял из крепкого гнезда
Резец степного полководца.

Его нельзя носить в кольце
Иль в рукояти тонкой трости,
И место для него — в ларце
Из древней, мамонтовой кости.

Там — много всякого добра,
От забайкальского опала
До пули из винтовки «Гра»,
Что чудом в сердце не попала!

1950