Идея так себе, как и исполнение. Пару недель назад пересмотрел фильм "Хэллоуин" Джона Карпентера про серийного убийцу-психопата Майкла Майерса. Всегда любил этот ужастик, уж очень атмосферный. К сожалению передать эту атмосферу у меня пока не получается, но работа в процессе написания, да. Выкладываю пока что отрывок.
Сильно не бить, тапками тоже обильно не закидывать, так как ошибок море, да и техническое исполнение не ахти, но критика приветствуется. Так что милости прошу.

Хэддонфильд, Штат Иллинойс,31 октября, Хэллоуин, канун Дня всех святых. Обычно этот праздник навевает на всех будоражащее ощущение благоговейного трепета, а теперь же канун этого праздника будет создавать лишь ощущение ужаса. И не удивительно, учитывая, что событие, произошедшее буквально несколько часов назад, для маленького провинциального городка грозит перерасти в коллапс.
Джон затушил сигарету в пепельнице, безразлично наблюдая за движением сигаретного дыма. Звук механизма в часах, отчаянно стучался в сознание. Это не раздражало. Даже напротив, помогало шаг за шагом анализировать факты. О Боже, факты говорят об ужасном. О том, что заставляет Джона холодеть и дрожать от суеверного страха. Тяжело сказать с уверенностью, с чего всё началось. И хотя сознание неумолимо толкало к этому, Джон старательно отодвигал этот момент озарения. Ему хотелось самому понять, принять. Необходимо было ОСОЗНАТЬ.
Видимо, всё началось с рождения Билли, младшего сына Джона. Малыш еще в детстве был удивительно спокойным и тихим и, поначалу, встревоженные родители искренне полагали, что у сына какие-то отклонения. Врачи, однако, заметили, что с ребенком всё в порядке и он абсолютно здоров.
В пять лет Билли бегал со своими сверстниками и старшей сестрой, кстати, девочкой удивительно общительной. И вроде бы ничего странного в этом ребенке, за исключением его пугающей невозмутимости, больше не было. Он был скорее чересчур любознательным и исключительно наблюдательным. Часто задавал вопросы отцу, как и любой другой сын, ссорился, а порой даже дрался с сестрой из-за игрушек. Его, как и других детей, наказывали. И все это он делал так невозмутимо…пугающе невозмутимо. И уже тогда, кажется, Джон стал понимать, что его сын необычный ребенок.
Осенним вечером, однажды, когда малышу уже исполнилось шесть, Джон увидел его из окна гостиной во дворе их дома. Он стоял неподвижный, словно статуя и лишь его красно-зеленый комбинезон ядовитым пятном выделялся в сгустившихся сумерках. Джона сразу это насторожило. Скорее интуитивно, чем, если бы он узрел в тот момент в поведении сына нечто настораживающее. Это не было чувство, схожее с материнской интуицией. Скорее Джон, обладая аналитическим умом, просто-напросто прощупал опасность. Первый сигнал тревоги. Хотя посыла для того не было, нет.
Джон накинул куртку, вышел из дома и окликнул сына, не переставая идти к нему и неотрывно за ним следить. Действительно, застыл подобно монументу.
- Билли, я звал тебя. – спокойным тоном произносит мужчина. – Почему ты здесь стоишь?
Но Билли, словно под действием гипноза, смотрел вниз, прямо перед собой. Весь его вид говорил лишь о крайней степени заинтересованности. Джон проследил за его взглядом, начиная беспокоиться всё сильнее. На траве лежала кошка. Простая кошка, с черной шерсткой, очень гладкой на вид. На шее выделялся плетеный из белой кожи ошейник. Ее глаза были выпучены, а шерсть вокруг головы и на мордочке странно блестела. Пасть приоткрыта, отчего клыки животного белыми шипами блестели во тьме.Присмотревшись чуть внимательнее, Джон понял, что животное в крови.
- Билли, не смотри. – приказал он собираясь увести сына, как вдруг, тот что-то выронил из своей руки.
Удивленный, Джон перевел взгляд на упавший предмет. Это был небольшой камень, едва умещавшийся в маленькой ладошке мальчика. И до Джона стало доходить, что произошло. Но не хотелось в это верить. Он медленно поднял камень, но почти сразу выронил. Его сердце глухо стукнуло, когда пальцы ощутили липкую, еще теплую кровь.
- Что с ней случилось, папочка? – невозмутимо спрашивает Билли. – Я просто ударил ее. Она умерла?
- Билл, это очень серьезный поступок. – почти с гневом в голосе говорит Джон, вытирая пальцы о свою куртку.
- Почему? – невозмутимо спрашивает Билли, смотря отцу в глаза.
Джон был поражен и обескуражен. Он пытался уверить себя в том, что Билл еще ребенок и не понимает, какой серьезный проступок совершил. Но проблема в том, что этот ребенок все понимал. И сделал это он намеренно. Свет странно лег на лицо мальчика, освещая лишь часть, а другая скрывалась в тени. Лишь его глаз блестел в отсвете дома.  Джону лишь оставалось гадать, что же скрывается в этой тени на самом деле.
- Немедленно в дом, Билли. – грозно произнес Джон.
Малыш какое-то время продолжал смотреть на отца снизу вверх. И у последнего создавалось впечатление, что сын его превосходит. Он, возможно, испытывает к Джону глубокое презрение, а возможно даже ненависть. Но по освещенной части лица нельзя было прочесть абсолютно никакой эмоции. Оно было абсолютно бесстрастно, словно маска. Подобно глыбе льда, холодным. Но вот этот взгляд разорван. Джон выдержал, хотя и чувствовал странное ощущение…страх ли?
Когда Билли скрылся в доме, Джон неспешно прошел в сарай, словно нехотя. Взял лопату и черный мешок для мусора. Сделал несколько шагов к двери. Остановился. Несколько секунд он смотрел перед собой, думал. Затем прислонил лопату к дощатой стенке сарая, выпустил из рук мешок, позволив ему плавно, словно в невесомом танце, упасть. Джон присел на стул, с ощущением того, что из его рук выскальзывают невидимые нити контроля. Возникло желание вскочить, устремиться к дому, схватить сына за руку и вывести к этому беззащитному, уже мертвому, животному, и, как нашкодившего щенка, ткнуть носом в окровавленную кошку. Кричать единственную фразу, разрывая хриплым криком тишину сумерек:
- Нельзя, Билли! Нельзя, Билли!
А затем заглянуть в его светлые, невозмутимые глазки, обычно полные хладнокровного спокойствия. Быть может тогда в них будет вина, и, да, несомненно, страх. Но нет, Джон не хочет, чтобы сын боялся его.
Джон достал сигарету и спички из кармана. Прикурил, позволив едкому сигаретному дыму проникнуть в легкие. И, на какой-то момент даже стало легче. По крайней мере, эта дымка равнодушия и привычного дурмана помогла уйти от этого безликого ужаса реальности. Самым страшным сейчас было даже не настоящее, а будущее.
Затушив недокуренную сигарету, Джон выкинул окурок и поднялся со стула. Замер в дверном проеме. Ему привиделось, что там стоит Билли и смотрит на него также, как и несколькими минутами ранее. А в маленькой ладошке зажат тот же камень со следами крови и, возможно черной шерстью. Лицо мальчика наполовину скрыто в тени. Нет…его нет. Он в доме, скорее всего уже спит.
С лопатой и пакетом в руках, Джон прошел к тому месту, где лежала кошка. Он никогда не был суеверным, но…отчего же сейчас душу гнетут столь неоднозначные, противоречивые эмоции? Джон просил внутренний голос тревоги заткнуться, а сам между тем закинул кошку в мусорный пакет. Ему даже не хотелось смотреть, как сильно Билли ударил кошку. И сколько раз.
Когда Джон не спеша шел к дому, его взгляд сам собой упал на окно гостиной. И толи от неожиданности, толи оттого, что где-то внутри закрался страх, Джон, вздрогнув, остановился. Билли стоял по ту сторону стекла и смотрел на него. Также невозмутимо, хладнокровно. Джон не смог совладать с эмоциями. В приступе внезапного гнева, он подбежал к двери, рывком распахнул её, ворвавшись в дом, словно живое пламя. А затем устремился в гостиную, где Билли стоял уже посреди комнаты. И вновь смотрел на отца. Лицо, словно навсегда застывшая маска. Бывают ли такие лица у людей? И почему именно у Билли?
- Немедленно поднимайся наверх и ложись спать! – рявкнул он так, что его голос громогласно отразился во всех уголках дома. Где-то наверху раздался голос Джессики. Она испуганно спрашивала, что случилось, спеша вниз. Джон повторил, смотря в глаза Билли. – Я сказал, немедленно поднимайся в свою комнату, Билл!
- Джон! – возмутилась жена, показавшись в гостиной. – Что происходит?!
Зависшую тишину нарушил невозмутимый голос Билли:
- Прости меня, папочка.
А затем, опустив глаза, он ушел, оставив мать в замешательстве. А Джон не смог уснуть той ночью. Он смотрел в потолок и думал. И, впервые за столько лет, он испытал страх. Настоящий ужас, который в темноте подкрадывался, протягивая к нему свои удушающие щупальца.

В этот Хэллоуин Билли был одет маленьким клоуном. Лицо в белой пудре сестры, а тени вокруг глаз и губы, почти до самых ушей, были вымазаны красными тенями и помадой. Малышка Катрина, старшая сестра Билли, видимо из ребяческого озорства поставила на левой щеке брата несколько красных точек, имитирующих, похоже, капли крови. Джон смотрел на сына со смесью противоречивых эмоций. С одной стороны, это Хэллоуин и образ клоуна обрел своё ужасающее сочетание. Но с другой…Джону показалось, что, наконец, он увидел, что скрыто там, в глубине этого жестокого взгляда. «У моего сына пустые глаза, ничего не выражающее лицо чистого и обыкновенного…зла». – с ужасом пронеслось в его голове.
Джон отвез детей в школу, позволив себе насладиться остатками тишины этого вечера вместе с любимой женой. И знаете, кажется, он испытал облегчение. И еще, те тревоги казались ему такими нелепыми, а эти подозрения до безобразия безосновательными. Ну, право, это всего лишь ребенок, пусть и не совсем такой, каким Джону хотелось его видеть. Но сидя сейчас во тьме кухни, он понимал, что позволил себе потерять бдительность.
Джон вместе с женой встречал детей. С радостными возгласами они кричали:
- Кошелек или жизнь! Кошелек или жизнь!
Джон радовался в эти моменты. Щедро сыпал детям конфеты, ощущая их благодарные взгляды. С радостным смехом, они бежали к калитке, еще больше похожие на призраков ночи. Духов Хэллоуина.
- А кем ты был на Хэллоуин? – ласково спрашивает Джессика.
Ее тонкие пальцы сплелись с пальцами Джона. Взгляды встретились. И Джон впервые за долгие месяцы понял, что очень давно не чувствовал себя таким расслабленным.
- Я был пиратом. – рассказал Джон, закрыв входную дверь. – Очень плохим пиратом.
- И что же ты делал? - Спрашивает Джессика, утягивая мужа вглубь дома.
Джон улыбался, позволяя любимой вести себя. Ближе к лестнице, он сделал стремительный шаг к жене и, обняв ее, произнес ей в губы:
- Я забирал конфеты у очень красивых девочек. – с этими словами он быстро поцеловал Джессику в губы и продолжил. – Но я отдавал их, конечно. Только при одном условии. – снова поцелуй, но уже более долгий.
Джон чувствовал ее сердцебиение, жар, исходящий от изящного тела, аромат кожи и цветочных духов. Ему самому стало жарко. Страсть стала сладким нектаром, которого не терпелось вкусить.
- И что же за условие? – спрашивает Джессика, оторвавшись от губ мужа.
- Каждая девочка, должна была поцеловать меня.
- Оказывается, Вы - испорченный человек, мистер Майерс.
Идиллия была прервана звонком. Он ворвался в дом непрошеным гостем, яростно требуя немедленного внимания. Естественно, Мистер и миссис Майерс были вынуждены ответить на звонок, кто бы их не побеспокоил.

- Катрина, успокойся, прошу тебя. – просил Джон, усаживая дочь в машину.
Однако, мужчина понимал, что лишь мать сможет успокоить беспокойное дитя, развеять все страхи, оградить от опасности. Мать дает жизнь, она ее и хранит. Ведь это маленькое, еще не окрепшее чудо. Сегодня ночью, одна мать лишилась своего чуда. Сегодняшний день, тридцать первое октября, навсегда останется в истории Хэддонфильда самым ужасным за всю его историю.
Они ехали по трассе. Джону было тяжело думать. Сознание словно атрофировалось, лишив своего хозяина способности мыслить. То и дело по телу пробегала дрожь, ведь на месте той девочки, так жестоко убитой, могла оказаться его собственная дочь. Его маленькая Катрина.
Пальцы то сжимали руль, то вновь расслаблялись. В салоне автомобиля раздавались всхлипывания девочки, которая всё никак не могла успокоиться. Джон бормотал утешения, но очень слабые, не правдоподобные, жалкие, как и его попытки принять ситуацию.
- Папочка. – голос Билли прорезал тишину в салоне, подло пущенной в цель стрелой, почти с болью вонзившись в сознание Джона.
Он перевел взгляд на зеркало заднего вида. Мертвенно-бледное, со следами красной краски, лицо его сына было похоже на безжизненную маску. Это было лицо чистейшего зла, сверхъестественной, непреодолимой силы. Силы самой природы, вырвавшейся из темных глубин. Ужас ночи. Его тени, и леденящая ненависть нашли ужасающее слияние в этом мальчике. Его сыне…в маленьком Билли, которого Джон так трепетно когда-то держал на руках. Почему? Как это могло произойти? Почему вселенское зло нашло свое пристанище, вытеснив невинную душу?
Джон чувствовал нарастающий ужас. Это было нечто непроизвольное, на уровне инстинкта. Зло рядом с ним. Оно непобедимо. Это что-то непостижимое обычному человеческому разумению. И Джон не знал, как объяснить себе эти чувства. Как заставить себя мыслить вновь?
Майерс отчетливо помнил, что Катрин оставила несколько красных следов на бледном лице своего брата. Да, он помнил это. Но что не так сейчас? Что-то изменилось?