Нет, не плагиат. Рассказ был давно готов. "Отлеживался", так сказать. Сомнительный для меня, но...

- Целый день не прекращается. Воет, как по покойнику, но к домам не подходит. Кружит рядом. Собаки чуют, боятся нос на улицу высунуть.
Слова раздались совсем рядом, и вывели меня из оцепенения.  Рука дрогнула, стакан выпал из ослабевших пальцев. Пиво разлилось по барной стойке.
- Да что с тобой такое? Бледный, как смерть, – удивленно глянул на меня бармен.
Вместо ответа я вытащил из кармана несколько мятых купюр и протянул ему.

Стояла глубокая осень. Холодный ветер проникал сквозь куртку, кружил листву под ногами в бешеном танце, но сквозь его завывание я услышал то, от чего волосы на голове  встали дыбом. Далекий вой дикого зверя нарушал покой городка. Нет, это не была песнь любви или голода. В ее нотах, нескрываемая, звучала необузданная ярость.
«Целый день»: всплыли в памяти недавно прозвучавшие слова, и я задрожал.
План действий созрел дома, уют и тепло которого вернули прежнюю расчетливость и трезвость ума. Догадка, озарившая меня в баре, не давала покоя всю дорогу, не оставляла ни на секунду, и во что бы то ни стало я решил ее проверить. Открыв сейф, достал ружье, перезарядил и распихал по карманам патроны. В последний момент захватил и охотничий нож.
- Беркут, Байкал! - окликнул я псов, калачиком свернувшихся в будке. Рослые белоснежные татры* неспешно вылезли из укрытия. Промозглый ветер был им явно не по душе, но, учуяв запах пороха, они возбужденно заскулили.
Я спрятал ружье под куртку, чтобы не привлекать внимание случайных прохожих и вышел на дорогу. До леса, глухой стеной окружавшего городок, было не больше трех километров.
Ночь уже вступила в свои владения. Полная луна показалась из-за хмурых мохнатых туч, и ее мертвенно-бледное сияние отражалось в заледеневших лужах, скользило по крышам домов, заглядывая в окна. Город спал, убаюканный песнью осеннего ветра. Это было мне на руку.
Оказавшись на опушке леса, я пошел по тропинке, ведущей к озеру. Беркут то и дело скрывался в зарослях кустарника, повизгивал и возбужденно лаял: он напал на след и всеми силами пытался показать это, но Байкал, который был старше на два года, чувствовал мое напряжение и шел рядом. В такие минуты он становился моей тенью, перерождался, и шерсть на загривке стояла дыбом. Глухим рычанием он давал понять, что готов отразить любой удар, и если понадобится стоять насмерть. Во всяком случае, он поступил именно так, когда на меня напала разъяренная медведица. После схватки от полученных ран пёс плохо слышал и ослеп на один глаз, но, словно в благодарность за то, что я нес его больше пяти километров на руках и ночи напролет сидел рядом, молясь, чтобы он выкарабкался, стал еще преданней.
Что изменилось с тех пор, как я вступил в лесные владения, я понял не сразу, но, осознав, замер и вытащил ружье. Затихла волчья песнь, затих и ветер в кронах деревьев.
- Почуял, сссукин сын, - выругался я, скинув капюшон.
Из-за стройных стволов елей показалась спокойная гладь озера, серебром переливающаяся в лунном свете. Поляна переходила в песчаный берег, и волны неспешно накатывали на него. Колыхался камыш, в зарослях которого по весне часто скрывались застенчивые утята. Где-то вдали протяжно закричала ночная птица.
Теперь уже  и Беркут ощущал напряжение, нараставшее с каждой минутой. Жалобно поскуливая, татра жалась к старшему товарищу и даже пару раз лизнула его, но Байкал не обратил на него внимания. Он смотрел на опушку леса, туда, где серой тенью скользил среди деревьев осторожный преследователь.
Враг давно учуял меня, шел следом и теперь, поняв, что его заметили, вышел на поляну.
Догадка оправдалась.Смелость оставила меня. Страх накатил волной, сжал в крепких объятиях и сковал движения. 
Тот, кого я считал мертвым, стоял предо мной, великий и несломленный, и ярость сверкала в диких, налитых кровью глазах.

***
- Али.. Алииии….! – хрипел старик, вырываясь из моих рук. – Не губи, оставь, - то и дело повторял он, цепляясь за меня из последних сил. Его дрожащее, хрупкое тело сотрясалось от горя и безумства, пылающего в серых, блеклых глазах, окруженных сетью глубоких морщин.
- Малыш, Али.. – старик рвался к волку, напрасно пытавшемуся вырвать лапу из капкана, но я крепко держал безумца за шиворот. Сгорбленное, худое тело старика не могло противостоять мне.
Вокруг попавшего в западню волка кружили татры. Одна из них подобралась вплотную и попыталась схватить волка за загривок, но тот, увернувшись, оскалился. Он отшатнулся в сторону, волоча за собой тяжелый капкан, но не татры занимали все его внимание. Волк смотрел на руку врага, державшую его хозяина, и от всхлипываний старика он приходил в еще большую ярость. Волк метался на месте, грыз толстую цепь, ломая зубы, и с остервенением кусал лапу, зажатую между зубьями капкана.
Однозначно, зверь был прекрасен в своей беспомощной дикой ярости.
***
- Мстить пришел, - сплюнул я, невольно залюбовавшись зверем.
Ровно год прошел с нашей последней встречи. Ровно год назад он остался один подыхать в лесной чаще.
***
Старик досаждал мне. Он рвался к животному и даже попытался снять тулуп, за который я его держал.
- Остепенись, старик. Это же татры, их не остановить. Это твой что ли? Ручной?
- Мой, внучок. Он же малыш совсем, - загнусавил тот, и вновь попытался вырваться.
- Собак не остановить, - вновь повторил я. – Хочешь, сразу могу прикончить? Мучиться не будет.
Волк крутился на месте, щелкая клыками и  рыча. Уши прижаты, шерсть встала дыбом от загривка до кончика хвоста. Сущий дьявол. Я читал в его глазах отчаяние перед лицом неминуемой гибели, но там не было страха.
Татры подступали к волку вплотную, рыча, захлебываясь слюной. Байкал решился первым. Идеальный прикус - подумал я в тот момент, когда его мощные челюсти сомкнулись вокруг задней лапы противника. Лапа хрустнула, и визг раненого животного разнесся по березовой роще. Из последних сил хищник защищался, и непременно бы впился в белоснежную шею Байкала, если бы не Беркут. Следуя примеру напарника, повинуясь зову крови, он ринулся на противника, но тут же, скуля, отпрыгнул назад - его ухо было разодрано в клочья, из глубоких ран на носу шла кровь.
- Ату их, Али, ату! – воскликнул старик радостно, утирая грязным рукавом непрошеные слезы.
Услышав голос, волк бросился к старику, и именно это подвело его. Татры, выжидавшие удачный момент, разом набросились на жертву.
И тут неожиданно  старик, немощный и слабый, ударил меня по колену. Я взвыл от боли, выпустил тулуп. Воспользовавшись замешательством, старик выхватил из кобуры, висевшей у меня на поясе, боевой пистолет ТТ. Но целился он не в меня.
- Не тронь собак! – взревел я подобно дикому зверю.
Раздался выстрел.
Обмякшее тело старика повалилось на землю. Я опустил ружье. Но словно бы жизнь в эту секунду покинула два тела. Волк, еще сопротивлявшийся татрам, с неожиданной силой раскидал их, словно тряпичных кукол, и подполз к хозяину. Из его пасти тонкой струйкой текла кровь. Шкура от многочисленных ран из серой превратилась в бордово-красную.
Татры недоуменно уставились на противника, так неожиданно сдавшегося.
Меня трясло.
Я закопал тело неподалеку от озера, под кустом можжевельника.
Старика никто не искал. Возможно, он был бездомный, возможно – сумасшедший, но факт в том, что он был одинок, и никто не склонится над могилой, не произнесет прощальную молитву.
***

Волк не сдвинулся с места даже тогда, когда татры бросились к нему. Он не уступал им ни в росте, ни в ширине грудной клетки и твердо стоял на мощных лапах, опустив лобастую голову, прижав уши. Шерсть на загривке стояла дыбом, из горла рвалось хриплое рычание. Я видел, как смотрит он на меня, как сверкают его глаза, и мурашки пробежали по телу.
Байкал подоспел первым. Подобно большинству собак, повинуясь инстинкту, он попытался повалить противника на землю, но напрасно. Волк отскочил. Сверкнули клыки, щелкнули челюсти. Он был проворен и быстр, а Байкал – мощный, откормленный Байкал, отставал от него. Не встречавший раньше столь сильного противника, пес допустил самую страшную ошибку - он недооценил врага. Прошло не больit секунды, а он уже, шатаясь, плелся в мою сторону. Из распоротого горла хлестала кровь. Овчарка свалилась через пару шагов, забилась в конвульсиях и затихла. Сердце дико забилось в груди, Беркуту не совладать с волком:
- Беркут, ко мне! – крикнул я, бросаясь к месту кровавой бойни, но тот не повиновался. Татры не знают слова «отступление», и я не соврал старику, когда сказал, что их не остановить. Беркут превратился в первобытного, кровожадного зверя: он забыл, что значит быть прирученным, и его уши не слышали моих слов, слов хозяина.
Волк и Беркут сошлись в схватке. Сверкали клыки, клокотало рычание, и напрасно я пытался прицелиться, напрасно отзывал пса. Он сдался сам через некоторое время, когда, полумертвый, приполз к моим ногам. Волк не преследовал его. Он смотрел на меня исподлобья, и дикий оскал искажал и без того ужасную морду.
Слепое бешенство охватило меня целиком. Отшвырнув ружье, я вынул охотничий нож, представляя, как забьется тварь в последних конвульсиях. Он будет умирать медленно, загребая лапами мокрую землю и хватая разинутой пастью воздух. Он ответит за моих псов:
- Иди сюда, ппадла. Я тебя рвать на куски буду!
И волк бесшумно двинулся на меня, припадая к земле. Он слизывал кровь моих собак с морды, и красная слюна капала на лапы.
- Ты же хочешь, чтобы я сдох, так... иди сюда!
Мой голос прозвучал, как бич погонщика, щелкнувший в воздухе. Волк побежал. Оттолкнувшись - прыгнул, и разом накрыл разделявшее нас расстояние. Нож вошел в мягкое брюхо, распоров шкуру. Я упал, придавленный весом противника, но, несмотря на рану, хищник еще жил. Он рвал мою куртку зубами, лапами, и его клыки щелкали в паре сантиментов от лица. Я нанес больше десяти ударов, прежде чем волк затих.
Оттолкнув тело - попытался подняться, но не тут-то было. Сломанная нога, руки, прокушенные до кости, разодранная кожа на груди – только бы мне добраться до дома.

Задавалась заря. Она распускалась подобно разгорающемуся пламени, и лес заиграл багряными красками.
- Ты еще не победил, - хрипел я, пытаясь подняться, но силы оставили меня еще на половине пути.  - Меня найдут, обязательно найдут. Я не дряхлый вонючий старик.
И вдруг хриплый, надтреснутый смех вырвался из моей груди. Я смеялся над собой, над умирающим Беркутом, над стариком, еще раз над собой, и мой смех был безумным:
- В моем пистолете ведь не было патронов… не было… – и, перейдя на шепот, словно боясь быть подслушанным, добавил. – А я это знал, с самого начала, но убил старика..
Занималась заря, но я уже не видел ее. Тело ослабло, веки дрогнули. Хотелось спать.
Меня найдут, обязательно найдут. Ведь я еще живой.

*Татра – польская подгалянская овчарка, пастушья собака, в древности защищавшая стада от медведей и волков. Отличается неукротимым нравом и преданностью одному хозяину. В сложной ситуации склонна самостоятельно принимать решения.

Отредактировано Lis (28.06.2017 07:04:05)