"Сегодня - великий день, ибо мы выступаем на юг под предводительством графа Честера, дабы собрать должную дань с земель нечестивого д'Арманьяка и показать Лангедоку всю силу английской армии.
Сердце мое ликует, поскольку в пути я получу возможность делать зарисовки местности. Спустя много лет я буду показывать их своим детям как доказательство того, что их отец смог-таки побывать (и, дай же Бог, - не раз) в землях, далёких от родного Йоркшира.
Да хранят меня ангелы! .."

Джон Олдберри сложил письменные принадлежности в тряпичный сверток и убрал его за пазуху.
Октябрь выдался теплым, и лишь изредка поднимающийся с побережья ветер приносил с собой морскую прохладу, напоминающую молодому человеку такой далекий, но такой родной аромат дома.
Около пяти тысяч человек, среди которых, в основном, были англичане и лишь небольшая часть гасконцев, достигли границы у Аруя и стали выстраиваться в боевой порядок.
Джон, вошедший в авангард графа Уорвика и Кобхэма, прославившегося еще при Бланштаке, ощущал себя частью творившейся на глазах истории: и без того всегда отличавшийся особой чувствительностью, он витал где-то далеко от земли.

"...наш принц Эдуард,  носящий черные блестящие доспехи, не желает зависеть от обстоятельств, поэтому изрядно готовился к походу, приказав везти с собой разборные мосты на случай, если враг внещапно разрушит переправы.
Хотя, признаться, я нисколько не боюсь воды, а посему готов двинуться хоть через брод, хоть вплавь.
На привале мне удалось сделать зарисовку гор, виднеющихся на горизонте.Один из старых вояк заметил это (имя его - Итан Ланброк) и отметил точное сходство, посетовав, что сам нигде этому не учился".

К вечеру армия дошла до неприятельской территории и тут же поступил приказ о наступлении на деревню. Джон надеялся увидеть полчища воинов в доспехах, а рассмотрел лишь бескрайние поля и небольшое селение на двенадцать-пятнадцать дворов, покосившийся на один бок склад и ветхую церквушку с едва различимым крестом.
Первыми побежали гасконцы: то ли от личной ненависти к д'Арманьяку, то ли из чувства мести, но Джона поразило, с каким азартом солдаты жгли дома и пастбища, запуская "огненного змея" пожирать все живое.
Дома вспыхивали один за другим, унося с собой жизни тех жителей, кто не успел вовремя собрать вещи и бежать подальше от нашествия. Люди выпрыгивали из окон, пытаясь скрыться, но солдаты настигали их, жестоко расправляясь со всеми и никого не жалея.
Дрожащей рукой Джон держал пику, подталкиваемый сзади толпой орущих солдат. Он с трудом соображал, что делает: вереница лиц смешалась с огненными языками, рев животных оглушал, а чьи-то окровавленные руки хватили его за колени, прося остановиться.
- Приказано не трогать церковь! Распоряжение графа Вудстока!..
Джон метнул взгляд на крест, который вдруг стал переливаться в свете пламени.
- Ее уже не спасти, огонь перекинулся на заднюю стену...
Голоса смешались в один монотонный звук. Джон замотал головой, как вдруг чья-то рука хлопнула его по плечу.
- Чего стоишь, сынок? - раскрасневшееся лицо Итана Ландброка мелькнуло перед ним. - Хватай кинжал и - в бой!..
И Джон побежал.
Ноги несли его за вереницей тяжело вооруженных копейщиков, направлявшихся к маленькой ферме. У кого-то в руке сверкнул факел и полетел в стог сена. Пламя взвилось вверх, танцуя и поедая сухую траву.
И тут Джон увидел ее: маленькую, черноволосую замарашку с открытым от ужаса ртом. Испачканная сажей и трясущая обожженой рукой, она вцепилась в него взглядом и истошно голосила.
К ней подбежали солдаты, а девочка, не отводя глаз, таращилась на Джона. Тот опустил голову и быстрым шагом пошел в сторону, слыша, как она истошно закричала.
На мгновение ему почудилось, что ребенок назвал его имя, и Джон оглянулся. Изуродованная рука тянулась к нему, моля о помощи, и тут ее тело вздрогнуло, а голова отлетела к изгороди.
Джон почувствовал, как к горлу подступила тошнота. Он побежал прочь, по пути рассталкивая солдатов, пока не скатился с горки к обозу с награбленным провиантом.

"Кажется, со мной что-то происходит: на заре я еле разлепил глаза,поскольку все веки были в гною... Меня растормошил Ландброк, подсовывя кусок хлеба и солонину, но я смог съесть только меньшую часть, хотя вечером во рту не было ни крошки.
Мы шли все утро, пока не наткнулись на поселение. Солдаты разворошили все, забрав ценные вещи и спалив деревушку до тла. Не помню, где я был все это время. Кажется, тащил в обоз награбленное...А может, отсиживался неподалеку. Картинки отчего-то снуют у меня перед глазами..."

Войско Эдуарда Вудстока прошло еще двадцать миль, превращая богатейшую провинцию в руины. Народ роптал: бездеятельность скрывающегося наместника французского короля сердила их все больше. Англичане выжигали страну, внушая всем свою непобедимость...

"Я видел ее: она мерзко скалила зубы, показывая мне черный язык и щелкая длинными ногтями. Эта девочка...похоже, она преследует меня. Я почти перестал спать, поскольку она садится рядом и, обхватив колени обожженой рукой, начинает истошно плакать, обвиняя меня в том, что не спас ее.
"Зачем ты позволил им?" - она повторяет это по сто раз за ночь, то крича мне прямо в ухо, то шепча, то воя зверем.
Наверное, я схожу с ума. Я перестал рисовать горы, зато каждое утро вижу свои ладони, испачканные золой."

Итан Ландброк смотрел, как Джон шепчется с кем-то, отмахиваясь руками. На него стало больно смотреть: некогда молодой и красивый, он будто высох изнутри и, похоже, тронулся рассудком. Вяло исполняя приказы, Джон все время куда-то пропадал, то не обращая внимание на происходящее, то оказывался, вдруг, в центре событий, размахивая пикой и пуская кровь пытающимся спастись крестьянам.

"Сегодня я лишил жизни шестерых... Это она, она просила меня. Говорит, что мою душу уже не спасти, поэтому я должен быть проклят.
Эта замарашка изрыгает червей и плюется ядовитой слюною, оттого моя кожа покрылась язвами. Меня согнали к больным и раненным, но я знаю, что там тоже не будет покоя...
Она просит меня отомстить за ее смерть, найти тех, кто отсек ее голову."

Переходя брод, солдаты услышали крик: с телеги спрыгнул молодой парень с совершенно безумными глазами. Он размахивал руками, будто слепой. Лошади конницы дернулись от него в сторону, унося недовольных наездников вглубь реки.
- Проказа! Он прокаженный!..
- Выжил из ума!..
Джон выхватил кинжал и с ревом побежал на двух стоящих неподалеку солдат, меняющих колесо у обоза. Вонзив одному из них лезвие в горло, он стал бить себя по лицу, словно пытаясь избавиться от морока. Затем, выхватив из чьих-то рук топорик, Джон набросился на второго, но промахнулся и упал лицом в воду.
- Убейте сумасшедшего!
Свистнула тетива, но Джон перекатился на бок и, вскочив, метнул топор солдату в голову. Кровь брызнула в стороны, обагрив испуганные лица людей.

"Зачем, зачем позволил им мучить меня? Почему не спас?!.."

Джон взревел и, взмахнув топором, застыл на месте: из его груди торчала пика.
Вовремя подоспевший солдат с силой рванул древко, заставляя тело Джона осесть на землю.

* * *

Итан с грустью посмотрел на распростертого мальчишку и, выждав, когда все основные очевидцы сумасшествия Джона пройдут брод, склонился и хотел прикрыть ему веки, но, в то же мгновение с ужасом отдернул руку: на лице паренька темнели два отпечатка детских ладошек, будто бы закрывающих ему глаза.
Пехотинец осенил себя крестным знаменем и, не оборачиваясь, поспешил догонять обоз с провиантом.

Отредактировано Эллекин (07.09.2017 23:06:16)