Жанр:  на усмотрение автора
Сроки написания работ: с 27. 07.18  по 3. 08.18
Обязательное условие: в сюжете должна быть обыграна представленная картинка
Объём: до 15 000 с пробелами, от одного автора одна работа!
Работы выставляются 4.08.18 утром по МСК
Голосование: КАЖДУЮ работу оцениваем по пятибалльной системе.  От 1 до 5
Участники голосуют обязательно.
Сроки голосования с 04. 08.18  по 8.08.18 включительно
Оценки и мнения  пишем в сообщениях.

Работы присылаются в ЛС куратору игры с пометкой за какой ресурс выступает работа.
Куратор от ДСШ - PlushBear, Ольга
Куратор от ФНП - Билли Кинг
Куратор от Табулатуры - Ольга

Работы выставлены. Приятного чтения!

---

---

Работа №1

Танкер "Выпь"
Сегодня Белому Гоблину пришлось посидеть. Посидеть с детьми. Соседка-кикимора привела к нему пару веселых и шумных кикимрят и попросила немного посидеть.
«Сказку! Хотим веселую сказку!!!» - хором закричали дети. Белый Гоблин не умел рассказывать сказок. Все его повествования были всегда исключительно правдивы. Правда, мало кто верил в это. И вот сейчас, он лихорадочно вспоминал хоть что-нибудь похожее. Похожее на сказку. И вот, покопавшись немного он, в свойственной ему манере, затянул:

Сквозь болотистую утреннюю дымку, как горячий нож сквозь неохотно, но безропотно уступающее ему путь масло, шел, сверкая боками и лязгая гусеницами, танкер «Выпь». «Шел» – потому, что суда не плавают, а ходят. А «лязгая гусеницами» - потому что от слова «танк».

Из-под колес его (чтоб не попортить почву окружающего мира гусеницами) феерично разбегались, сигая в разные стороны, радужные водяные брызги и испуганные шумом водяные.
Доброквакающие лягушки встречали его появление звонкими трелями, выводя стройные какафонические рулады на непонятном тарабарском языке. Стрекозы стрекотали и пикировали с ним. А, ловившие в полете стрекоз птицы, старались не упустить возможность полакомиться, иногда орошали танкер нежно-белыми каплями, совершенно не расстраиваясь.

И так танкер шел. Сверкая подставленными яркому солнцу сальными боками. На боках его стройными рядами притулились скромные ассиметричные звездочки. Некоторые были размером с полметра. Некоторые – меньше. Они символизировали попадания. Попадания в танкер. И были намалеваны соответственно размерам попаданий: чем больше дырка – тем больше звезда.

Танкер «Выпь» считал свои попадания своими победами и страшно гордился ими. Ведь правильно осмысленные недостатки – это нестираемые на всю жизнь достоинства. Так и шел танкер сквозь окружающую его веселую и яркую жизнь, волны которой, то волновали, то не волновали его. И лишь изредка поднимая для лучшего обзора смотровые оконные стекла с вросшими в них намертво черными бронированными щитками.
Танкер «Выпь», как свойственно каждому танкеру, вёз груз. Некоторые могут сказать, что это был груз «сомнений или тягостных раздумий», но это ошибочное мнение. Танкер вез то, чем загрузился и то, чем нагрузили. Вез, не задаваясь вопросом «зачем?» И даже вопросом «доколе», то есть – «докуда?». Ибо сам процесс был занимателен и интересен, а танкер считал, как и каждая великая величина, что он вечен и у него все впереди. (Ведь известно, что танкеры не ходят назад, а только иногда обратно.)

Так, долго ли, коротко ли, добрался танкер до топи. Топь была прекрасна. И бездонна. Приветливо раскинув и раскинувшись, она приняла танкер. Приняла, закрутила в глубинном хороводе-водовороте небытия. Танкер и сам не понимал, плывет он, тонет или летит. И его совершенно не волновало, будет ли конец этому падению. Он понимал лишь, что ему легко. Что он не чувствует груза и радовался этому как дитя, мечтая находиться в постоянном состоянии этого свободного полета-падения….»

Белый Гоблин прервал повествование, и, казалось, о чем-то задумался.
И тогда маленькая девочка спросила: «Дедушка Гоблин, а эта сказка про жизнь или про любовь?»
А мальчик подумал: «А почему все-таки танкер звали «Выпь»?»
Но Белый Гоблин не ответил ничего. Он спал. И, может быть, во сне, он, как и герой его сказки, находился там. Там где в серой и прозрачной вышине топи счастливо и легко танцевал свой неуклюжий танец танкер «Выпь»...

---

Работа №2
Дом во Вселенной
G5 упрямо полз по полю, сминая огромными гусеницами колоски созревшей пшеницы. Сплошное варварство и вандализм, скажете вы? Но приглядитесь, позади дома на гусеницах не видно колеи, земля выглядит нетронутой, пшеница по - прежнему колосится. «Мистика, какая-то…», - подумается вам. Да нет же, никакая это не мистика.
Это я, Ганс Вебер, величайший австрийский алхимик, изобретатель и путешественник шестнадцатого века, соорудил этот дом на гусеницах, движимый паровой тягой. Вам, жителям двадцать первого века, мое сооружение кажется нелепым и устаревшим? Знаю, знаю … Не верится вам в мой гений! А зря…
Да, дом передвигает паровая машина, кстати, для шестнадцатого века это было прорывом в будущее. Но, честно говоря, чертежи парового котла я нашел в записях самого Леонардо да Винчи во Флоренции, в замке Кло-Люсе, где он провел последние годы жизни. Ого, вы усмехаетесь: «Невелика честь воспользоваться заслугами величайшего инженера человечества». Ну так вот, как вы думаете, что за топливо я использую для разогрева парового котла? Ну, ну, жду предложений. Как понимаете, это не могут быть дрова – для передвижения четырехэтажного кирпичного дома нужно было бы немереное количество дров, просто целые леса. Где ж их взять? Да и пришлось бы таскать с собой постоянный запас топлива – очень нерентабельно и фактически невыполнимо. «Тогда уголь или нефть»,- говорите вы? Присмотритесь внимательнее, из трубы моего дома струится белый дым, белый, не черный, каким он был бы при сжигании угля или нефти. «Ну, ясно, газ», - понимающе киваете вы головой. Похвально, похвально! Сжиженный газ, хранящийся в толстостенных сосудах мог бы использоваться в качестве топлива, это несомненно. Такая идея приходила мне в голову. Но все ж периодически требуется заправка, да и чересчур взрывоопасно. Научно-технический прогресс начала третьего тысячелетия не смог решить проблему безопасного, само возобновляемого топлива, а мне, ученому-алхимику века шестнадцатого это удалось, да, удалось!
В восемнадцатом – девятнадцатом веках произошло окончательное разделение науки практической, основанной на математических расчетах и опытах и науки ментальной, той, что использовала тонкие энергии вселенной. Первая была признана официальной наукой и, соответственно, получила и финансирование, и развитие, вторая подверглась гонениям и была предана забвению. Немногочисленные ее последователи ныне действует втайне, опираясь на крохи знаний, сохранившихся в чудом избежавших сожжения древних фолиантах.
В мое же время алхимия процветала. Владыки мира субсидировали исследования взаимосвязи космических энергий и земной природы, надеясь с помощью чувственных воздействий создать субстанции, концентрирующие в себе энергию Вселенной. Управление безграничной энергией наделяло владыку могуществом, соизмеримым с Божественным. Фердинанд II, эрцгерцог Австрийский и граф Тирольский, покровительствовал мне с бесконечным доверием и верой в мой гений. И я оправдал его надежды! Мне, именно мне удалось получить философский камень! В зашифрованных писаниях ученых дохристианской эпохи это научное чудо называют именно так. На самом деле это, конечно, не камень, вовсе не камень, вы уж мне поверьте. Это сгусток энергии, заключенный в незримую оболочку, испускающий ослепительное сияние солнечного спектра. Энергетический потенциал философского камня огромен и не поддается измерению. Подозреваю, что он не только безмерен, но и возобновляем. Или же безмерен именно потому, что возобновляем? Мне до сих пор многое, очень многое непонятно в многообразии проявлений его действия на материю и время, на сам дух человеческий.
Вот этот камень и является источником энергии для работы парового котла, приводящего в движение гусеницы моей G5. Это мое изобретение, моя лаборатория и мой передвижной дом, в котором я продолжаю свои исследования, беспрепятственно перемещаясь во времени и пространстве. Да, философский камень действительно приносит бессмертие своему владельцу или бесконечно длинную жизнь, что, в сущности, одно и то же. Открылось мне и другое его чудесное, волшебное (иначе не назовешь) свойство: ментальная, на грани ощущений связь с камнем, дает его обладателю возможность перемещаться в пространстве. Одно желание и я мгновенно перемещаюсь в место, отделенное тысячами миль земли и океанских просторов. Возможно, точно так же, одной силой своего желания, я могу переместиться в иные, неведомые миры. Но все это следующий этап моих исследований. Подозреваю, что для точного попадания в желаемое место, нужно представлять его довольно отчетливо … а что я знаю о далеких планетах? Последовательность, методичность и последовательность – торопиться мне некуда и незачем. Впереди – вечность, наполненная любимым делом. Сколько еще открытий доведется мне совершить, сколько изобретений сделать и воплотить в жизнь! Моя жажда исследований и путешествий неутолима, я воистину счастлив!
Что, что, вы спрашиваете, почему я не заменю паровую машину на что-нибудь более «современное»? По вашим понятиям паровая машина детище девятнадцатого века и вместе с ним давно ушла в прошлое? Как вы наивны, люди будущего. Паровая машина движет и обогревает мой дом, готовит мне еду, обеспечивает необходимыми бытовыми удобствами и дает мне энергию для проведения опытов – все, что мне надо. Зачем же мне озадачиваться и изобретать то, что ее заменит? Мне это просто неинтересно. Все мои помыслы направлены на другие, высокие цели – передо мной простираются неведомые просторы Земли, сам Космос, вся Вселенная …!
Ну, что ж, мне пора. Мне удалось изобрести «кокон», который защитит меня от смертельных излучений и сверхнизких температур безвоздушного пространства. Пора отправляться на Луну для проведения испытаний. Прощайте, люди «будущего». Вашей материалистической науке еще далеко до решения, да что там, до осознания проблем, занимающих мой ум. Да, и надеюсь, вы все же не спросите, почему мой дом не оставляет следов на земле?

---

Работа №3
Моя крепость, мой дом.

    Дом был старым. Три этажа потемневшего от ветра, промоченного дождями и побитого снежной крупой, уложенного ровными рядами красного кирпича. Вернее, когда-то давно он был красным, как закатное солнце, но сейчас через трещины облупившейся штукатурки проглядывали землисто-охряные раскрошенные края. 
    Данику всегда нравилось, что их Дом отличается от остальных. Крепкие хребты некрашеных  бетонных плит, усиленных арматурой, выглядели серыми и безликими. Узкие, как бойницы, окна закрывали тонкие свинцовые прутья, напоминая о тюремных камерах. Даже новенькие водосточные трубы, сияющие алюминием, не могли оживить общую унылость и серость.
    А вот их Дом был совсем не таким. С большими светлыми окошками, забранными ажурной решеткой, несколькими балкончиками с подставками для цветочных горшков и белыми занавесками внутри комнат, обитой сверкающей жестью крышей, с побеленными печными трубами и пиками новеньких антенн.   Теплый оттенок штукатурки с большими проплешинами, в которых виднелась кирпичная кладка, заставлял Даника думать о Доме, как о старом дедушке. Ведь и жители его тоже были стариками, все еще подвижными и живыми, но уже обжаренными ярким солнцем, высушившим пергаментную кожу.
    Первый этаж занимали две семьи – родные братья женились на двух родных сестрах, и потому их отпрыски были похожие друг на друга, как отражения в зеркале. Шумное и говорливое, как семейство воробьев, живших в одной из дырок на месте выпавшего кирпича, они наполняли старый дом жизнью.
    Второй этаж занимали Даник и его семья, состоящая из бабушки, деда, матери и старшего брата. Весь третий этаж, не самый светлый и удобный, принадлежал семье потомственных механиков, глава которой всю свою жизнь не выпускал из  грубых пальцев гаечный ключ. Его внук, Марк, был лучшим другом Даника, и сейчас они вместе сидели на горячей, нагретой солнцем, крыше, подложив под тощие зады старые рюкзаки.
    Над вихрастыми светлыми головами  плыли белые облака, легкие пряди перебирал едва уловимый ветер, и они подставили веснушчатые лица под солнечные лучи.
    - Тепло, - вздохнув, Даник раскрыл глаза и улыбнулся. – Деда сказал, что нынче погода просто фантастическая.
    - Угу, - Марк кивнул и поболтал свисающими с края крыши ногами. Подошвы его старых кроссовок отразились в водосточной трубе, и он вытянулся вперед, корча своему отражению рожицу. Было непривычно жарко, на солнце его разморило, и потому разговаривать совсем не хотелось.
    - А еще он сказал, что как только мы уберем пшеницу, сразу же примемся за  картофельное поле.  Хорошо, когда дед разбирается в растениях. Хотя твой механик, и это ничуть не хуже, - торопливо поправился Даник, заметив у друга дернувшиеся губы.
    Марк снова кивнул и оперся подбородком на сложенные на ограждение руки. Он вообще был немногословным, больше молчал и слушал, отделываясь редкими междометиями и несложными словами. Слишком маленький и хрупкий для своих восьми лет, он часто болел, и на полях от него было мало толку. Поэтому почти все свое свободное время он проводил с Даником, которому  зимой должно было исполниться семь. Насколько он знал, именно с этого возраста на мальчишек начинали возлагать определенные обязанности. И хотя его постоянно оберегали от переутомления, иногда Марку хотелось поступить наперекор деду и сделать по-своему.  Пусть работать в поле он не сможет, но  ловить в силки мелких птиц и кормящихся по ночам на полях кроликов ему вполне по силам.
    Расстилающееся перед ними пшеничное поле, заполненное тугими, гнущимися колосьями,  расчесывал пальцами ветер, и мальчишкам казалось, что оно похоже на золотое море. Головы женщин, повязанные светлыми платками, поднимались и опускались, тонкие смуглые руки проворно обрезали налитые колосья, связывая их в снопы.  Чуть позже девушки отнесут их  в темный прохладный и сухой подвал Дома. Потом снопы  высушат под теплыми струями воздуха и отделят тяжелые шершавые зерна от сухой соломы. Бабушка Даника обязательно испечет блины из первой муки, тончайшие,  ноздреватые и золотые, как само солнце. И они с Марком будут сидеть на крыше, обжигая пальцы  горячим рвущимся тестом и слизывая стекающее по рукам масло.
    Громкий смех и говор веселящихся мальчишек постарше заставил Даника перегнуться вниз, всматриваясь в столпившиеся фигурки у  парадной лестницы.  Пыльные, вымазанные соком травы и сухой землей, они хвастались добычей потряхивая перед собой холщовыми мешочками, тугими и тяжелыми.  У брата Даника мешочек был самым большим, и он почувствовал приятное волнение. Если он не ошибся, то на ужин их ожидает шикарная мясная похлебка.
    - Эй, там, наверху! – голос деда заставил его вздрогнуть и ухватиться за поручни ограждения. – Не зажарились еще?
    - Нет! – стукнув пятками об зазвеневшую трубу, Даник ловко вскочил и махнул  рукой высунувшемуся из окна деду. – Сворачивать?
    - Рано еще, попозже, - дед прижал ладонь к глазам и посмотрел на синюю полосу горизонта. – До заката оставим, Роберт сказал, ничего страшного не случится. А вы слезайте, скоро ужин будет готов.
    - Хорошо! – кивнув поднявшемуся Марку, Даник подскочил, нечаянно прикоснувшись голой ногой к жестянке крыши и зашипев от боли.
    Бабушка Даника была заядлой  и умелой кулинаркой, противостоять ей могла только бабушка Марка, и между двумя женщинами шло постоянное тихое соперничество. Впрочем, все от этого только выигрывали, наслаждаясь приготовленными вкусностями. Вдыхая умопомрачительные запахи, мальчишки сели на ступенях лестничного пролета между этажами, прижавшись друг к другу, как два воробья, в ожидании ужина.

   - Наконец-то все прибрали, - мать Даника, смуглая, молодая, красивая, вяло поболтала ложкой в наваристом бульоне, поднимая со дна пшеничные зерна и отодвигая кусок темного мяса от задней части луговой крысы. – Даже не верится, что так удачно. С погодой просто повезло.
    - И не говори, - дед поглядывал на стучащих ложками о дно тарелок мальчишек,  буквально заглатывающих  горячую похлебку и время от времени шипящих, обжигая язык. – Остальные как?
    - Тоже заканчивают, к закату все соберут, - женщина вздохнула и подула на золотистый бульон. – И куда вы так торопитесь?
    - Пусть, не обращай внимания, - дед усмехнулся в густые усы. – Тогда если все в порядке, с утра приступим к картофелю. Ты как?
    - Можно подумать, у меня есть выбор.
    - Мам, мы поможем, - молчавший до этого Никита, старший брат Даника, переглянулся с дедом. – Ты же знаешь, каждый день на счету. Упустим время – могут полить дожди, и тогда весь труд к чертям. Даже Даника возьмем, пусть ковыряется потихоньку.
    - Ладно, - женщина вздохнула и глянула в быстро темнеющее окно.
    - А вы, если поели, марш наверх, - дед вытер усы и усмехнулся, когда две пары смуглых тощих ног  сорвались с места.

    Раскинутые, словно крылья бабочки, полотнища  солнечных батарей,  зеркально-голубых  днем, а  сейчас густо-синих, в первых колючих звездах, подернулись тонкой пленкой вечерней росы. Нажав на большую красную кнопку в стене, мальчишки  рванули вверх, успев к самому интересному. Бесшумный механизм  поднял пластины вертикально и начал их сворачивать с едва слышным гудением, как павлин сворачивает свои перья на хвосте. В такие моменты Данику казалось, что их Дом урчит, как сытый кот, напившийся молока. Он представлял, как накопленная за день энергия стекает по проводам в его стенах в огромные аккумуляторы в подвале, питая и насыщая его.  Потом откроются ниши в толстых стенах, и тугие коконы спрячутся до следующего солнечного утра.
    Перепрыгивая через ступеньку, они спустились вниз, дождавшись завершения операции, и заняли свое привычное место на нулевом этаже. Дед Марка, высокий, жилистый и худой, напоминающий ручку от зонтика, только хмыкнул при их появлении.   Створки смотрового окна уже были открыты, и Даник увидел чернильное небо, все еще безоблачное и от того звездное, как будто вверх кинули плошку с молоком.
    - И куда мы теперь? – он с любопытством повертел головой, словно впервые оказавшись в подвале. – На картофельное поле?
    - Да, как и остальные, - Роберт указал на темные силуэты, медленно ползущие впереди и закрывающие собой звезды. – Соберем урожай, а там посмотрим. Я слышал, что из-за такой аномальной жары в реке поднялась рыба. И хотя анализы показывают, что уровень радиации немного превышает норму, думаю, не будет ничего страшного, если мы насушим немного рыбки на зиму.
    Его морщинистые руки легли на пульт управления, и Дом содрогнулся, ожив и загудев. Заработал говорливый двигатель, приводя в движение тяжелые колеса, обтянутые гусеницами для лучшей сцепки. По костяку центрального стержня, вокруг которого крепились жилые уровни, пробежала явственно ощутимая дрожь, и Даник почувствовал во всем теле вибрацию, идущую через пол.
    - Можно, мы поднимемся на крышу? – нарушил молчание Марк, обращаясь к деду.
    - Только осторожно, - мужчина кивнул.
    Под ногами у них проплывала земля, впереди покрытая ковром травы, а сзади изъеденная гусеничными зубьями. Запах травяного сока и сырой земли, вывернутой наружу, доходил до самой крыши, и Марк шумно втянул воздух, держась за поручни.  Склонившийся вниз Даник что-то разглядывал, улыбаясь и бормоча себе под нос, потом выпрямился и махнул рукой.
    - И все-таки, наш Дом самый красивый!
    Посмотрев в указанном направлении, Марк различил серые очертания домов, хаотично ползущих по сторонам от них. Другие семьи тоже снялись с места и отправились  на очередную делянку. Теперь они будут переезжать так какое-то время, пока не соберут скудный урожай, а потом каждый уедет зимовать в одно только им известное место. Все соберутся только ранней весной, чтобы сообща посадить в  нищую землю новые ростки.
    С каждым годом их становится все меньше и меньше, этих странных семей, переживших страшную войну и пытающихся выжить. И не станет еще одного Дома, огромного  бетонного монстра, которого таскают за собой люди, словно напуганные улитки.  Пусть некрасивого, блеклого, покрытого трещинами и ямками от полевых мин, но живого, пока внутри него копошатся маленькие хрупкие человечки.

---

Работа №4

"Клипс"
Лязганье цепей не нарушило обыденное течение повседневности жителей камер тюрьмы «Клипс», по тусклому коридору, освещенному мерцающей лампой, которая так и норовила погаснуть, медленно тащилась темная фигура человека. Опустив голову и стиснув зубы, Антон тащил за собой перебитую ногу, подгоняемый конвоем изъявлявшим желание пройтись дубинками по его спине, он тайно слал проклятия на тех, кто жестоко поступил с ним, а в частности, на законы системы, в мире, котором он  прибывал. Идущие позади него, то и дело постукивали по решеткам тюремных клеток, будоража их обитателей, изредка покрикивая и кидая в их адрес ряд колких высказываний. Пленник искоса поглядывал на заключенных, нога дико ныла от боли, он делал большие усилия, чтобы не застонать, продвигая ее вперед. Крупный мужчина со смуглой кожей, неистово долбился о решетку, вцепившись в нее руками, по его лбу стекала струя крови, но он казалось, не замечал этого, мысленно находясь в некой прострации.
«М…да, - подумал Антон, – видать этому парню гораздо хуже, чем мне в нынешнем положении».
В одной из камер полулежал немаленький мешок, привлекший внимание Антона: «Труп, а чему тут удивляться, в таком то заведении это показатель нормы».
Коридор в сознании Антона показался длинным нелегким испытанием, не имеющим конца, он приостановился, когда из дальнего угла послышались непонятные звуки, присмотрелся, и стал свидетелем странной сцены: - Человек, сидящий у стены, рассказывал себе «историю», причем на разные голоса, изменяя тембр, жестикулируя, он переходил на громогласный смех, аплодируя сам себе. Тюремщик, идущий позади, стукнул осужденного палкой по спине, подгоняя:
- Что застыл немощь, ковыляй дальше!
Антон поплелся дальше, в голову лезли сомнительные мысли, постепенно доводившие до иступленного состояния.
«Видимо я попал в психиатрическую клинику, нежели в передвижную тюрьму, история которой насчитывала сотню лет».
Тюрьма «Клипс» напоминала из себя старинное многоэтажное здание, загадочный и опасный в своем архитектурном величии, замок загадок и тайн, сложенный из грубого нешлифованного кирпича с пошарпанным серым фасадом, хлипкие дребезжащие рамы давно уже требовали замены, но на удивленье они были застекленными, видимо надсмотрщики все-таки следили за ними. Подобно всем приличным заведениям схожего рода окна были решетчатыми изнутри, хотя это и не имело такой уж важности, перед тем как заключенные попадали сюда, в них вживлялось техническое устройство – «чип», при попытке бегства оно срабатывало на полное уничтожение объекта, удалившегося на определенное расстояние.
«Передвижная тюрьма» идея властей, незыблема, на протяжении десятков лет она перемещается из города в город, из поселения в поселение, колеса придавая гусеничной ленте, стимул к движению, заставляют преодолевать ее все препятствия, красивейшие луга, невозделанные поля, холмы и ухабы на дорогах, нашего нынешнего мира.
Земля, 3123 год, такие слова как страны, разделение территории, граница, канули даже в воспоминаниях.
Катастрофа, произошедшая в 2701 году на пике цивилизации,  откинула человечество на многие столетия назад, повергнув их в шок.
И вот постепенно выйдя из него, они учились жить заново, выползая из укрытий, подземелий, бункеров. Люди взирали на новую землю, неизведанную, одичавшую – на километры поросшую дикими лугами, лесами, руинами, густо покрытыми вьющимися растениями, океанами и морями все также омывающими берега и бескрайними пустынями все так же манящими своей безупречной красотой.
Им предстояло не только выжить в ней, но и подняться вновь, с большой буквы.
– «Мы жители планеты земля!» - А так ли это?!
На земле осталось не так уж много мест, заселенных людьми, остальные просто не годились для жизни.
И так, человек - это общество, а оно желаете вы этого или нет, должно иметь свои законы, согласно, данной эпохи таковым являлся «Клипс». Создавать тюрьму, и содержать ее для каждого поселения было накладно, а иметь такую необходимость, даже если ты живешь в нашем мире, было неизбежным. Преступники были, есть, и, к сожалению, не переведутся никогда.
Так и плетется старый замок, жизнь в котором текла своим чередом, по своим законам – путешествуя по планете земля.
Такова история мира, в котором так некстати   родился Антон и продолжил свою жизнь в рядах «Праведников» - законников поддерживающих их правила в рядах общества.
Антон стоял возле камеры.
«Наконец! Мы добрались до нее» – Вздохнул он.
«Рухнуть бы поскорей на нары и забыться, ведь боль, отдающая от ноги, била в мозг».
Конвоир медленно вставил ключ в замок, прислушиваясь к доносившемуся шуршанию и лязганью замка, эхом отдававшемуся в стенах тюрьмы, он не торопясь открыл его, подтолкнув ногой решетчатую дверь, которая задребезжала как старая несмазанная телега и со скрипом открылась.
- Давай! Давай! Проходи, - подтолкнул он Антона в спину.
- Белокаменные хоромы готовы! – раздался саркастический смех тюремщиков.
Антон не обращал на них внимания, на их издевательские выкрики, он добрался до нар расположенных в углу камеры и рухнул на них.
Конвой, видя, что это не возымело на заключенного никакого эффекта, был злобно раздосадован, закрывая дверь, один из них сказал Антону:
- Завтра мы пришлем к тебе тюремного врача, в данное время я не думаю, что его стоит беспокоить. Конвой удалялся, растворяясь в темном коридоре, но   вновь поселившейся житель камеры не расслышал не единого слова. Он уже находился в другом бессознательном мире, не ощущая ничего мирского, блаженно, ни боли, ни раскаянья – пустота.
Старый замок мирно перебирал своими гусеничными колесами, преодолевая поросшее осокой поле, в предвкушении своей новой жертвы, которую он мог бы сделать своим узником.
Антон открыл глаза, в полутьме на него смотрела луна. Заключенный сел на кровати, боль в ноге дала о себе знать «Вот угораздило же меня» - простонал он.
С чувством осознания неизбежного он взглянул на свое окружение – нары, разваливающаяся тумба, ржавая раковина, отвратного вида толчок, из которого бил запах нечистот, был окружен грудой использованной бумаги. Писк отвлек Антона, заставил посмотреть туда, откуда доносился его источник, в углу расположилась пара тощих крыс, устроивших себе пирушку, обгладывая косточки более несчастной особи.
«Видимо,  издохшей с голода и послужившей цепью пищевого круговорота эволюции. Да такое соседство не привлекательно, как бы это семейство не решило  мной полакомиться, пока я нахожусь во сне» - подумал Антон, наблюдая за крысами.
Такие мысли не к чему хорошему не привели, Антон не смог уснуть оставшуюся ночь, изредка поглядывая на попискивающих тварей в углу.
Рассветало, звезды таяли в предрассветном небе, солнце поднялось над горизонтом. Стоял июль, месяц безжалостно жаркий, пейзаж застыл.
«Ни ветерка, и так с самого утра» - скользили мысли в голове Антона наблюдавшего за кронами не шелохнувшихся деревьев.
Дверь скрипнула, в камеру вплывало грузное существо, покачивающее всеми своими заплывшими частями из которого выглядывали маленькие ручки и ножки, семенящие к Антону. Добравшись до нар, где сидел заключенный, «колобок» положил на тумбу свой чемоданчик, на котором Антон невзначай разглядел красный крест.
«Доктор» - подумал Антон и, расслабившись, отдался в его руки.
Несмотря на свою тучность, доктор ловко работал своими крохотными ручками, вправив ступню на место, он наложил на нее шину, натуго забинтовав эластичным бинтом.
Спустя некоторое время он спросил:
- Ну что, молодчик, вам легче?
- Да, спасибо! 
«И впрямь полегчало», – подумал Антон, боясь пошевелить ногой, - ранее я не испытывал ни боли, ни радости, как робот исполняя то, что велели «праведные» не задумываясь об этом. Кто я? – Человек, не существующий в нашем мире, ведь имя исполнителя не впечатано даже в карту переписи, не имеющий не прошлого, не будущего, безропотный блюститель закона. Как я очутился здесь, не помню, память, скорей всего, мне частично промыли, но зачем отправлять меня сюда, расточительство кадров, да нет, - «чтоб другим неповадно было», - слова Виктора Сергеевича. 
Нога Антона была ловко перебинтована, толстячок прикрыл свой чемоданчик и спешно удалился. Антон попытался встать с нар, но тщетно, природа звала и неумолимо требовала. Он поднялся на одну ногу и доскакал до толчка, опорожнившись, он  почувствовал облегчение, приложив еще немного усилий, добрался до раковины, в кране оказалась вода и это чудо, поднеся руки под струю воды, он услышал голос, раздавшийся из темноты.
- Похлебка! Есть подано господа!
Заключенный допрыгал до двери камеры и взял похлебку из рук тюремщика. Жидкость в чаше была отвратительного цвета и запаха, а хуже того, гадостной на вкус, пережевывая ее, Антон чувствовал, как его скулы сводит от омерзения, организм пытался сопротивляться, выталкивая содержимое наружу, но он подавлял сопротивление, впихивая ее обратно.
Антон провалялся в своей камере около месяца, изредка отзываясь на магическое слово «похлебка»,  он поднимался с нар и нехотя ковылял к двери, насытившись ей, он вновь растягивался на нарах, пребывая в упадочном расположении духа.
Этот день был знаменательным для него – дверь камеры отварилась, и в нее вплыло тело, занявшее почти пол камеры, и это был тюремный доктор.
- Ну что, молодчик, взглянем на твою конечность.
Пододвинув стул к нарам, он присел, его нижняя часть расплылась и свисала, напоминая убежавшее тесто тетушки Ефросиньи.
Антон расположился на нарах, оголив голень, он уставился на нее в ожидании вердикта врача.
- Такс, посмотрим! – сказал он важным голосом, и, засучив рукава, стал импульсивно сжимать ее, обследуя в разных местах.
- Ну как не болит?
- Нет, не болит. Благодарствую!
- Ха! Благодарствует он, – усмехнулся «колобок», сотрясая своими сальными складками.
- На твоем месте, я бы желал проваляться здесь еще  пару месяцев, или вообще оставаться калекой, если хочешь, могу устроить, потом сочтемся. Хотя, - ладно парень, считай, что ты здоров.
Тучное тело доктора выплыло из камеры, так же как и вплыло в него.
Оставшись наедине, Антон призадумался о словах доктора: «Что означают его слова – на твоем месте я бы провалялся здесь еще пару месяцев или совсем остался бы калекой, мысли о слегка тронутых заключенных не давали покоя, неужели меня тоже ожидает подобное».
Качка, исполняемая в одном ритме, неожиданно прекратилась, видимо замок остановился. Показался тюремщик.
- Выходим, приехали… – лениво протянул он.
«Куда приехали, - сквозь сон подумал Антон».
В сопровождении конвоя заключенные покинули камеры и были спроважены за пределы замка, кряхтя, переваливаясь с ноги на ногу и бубня, что то себе под нос, они покинули «Клипс».
Антон стоял в поле, озираясь вокруг, замок встал, моторы заглохли, к нему подошел надсмотрщик и протянул косу.
- Держи орудие твоего труда на сегодня.
Антон повертел косу в руках: «никогда не приходилось держать в руках орудие под названием коса, но наслышан о ее применении, например «смерть с косой», - да, будет тяжеловато».
«Не думал что в замке столько заключенных, сколько их здесь, около сотни».
- Выкосить все! – проорал надсмотрщик в рупор, - попытаетесь сбежать, последствия вам всем известны!
«Зачем предупреждать если и так всем ясно».
- Да, временами такие случаи все равно происходят, люди теряют разум от чувства свободы, будь осторожен, не поддавайся им, - сказал незнакомец стоящий рядом со мной.
Обитатели замка поворчали и принялись за работу. Среди них Антон заметил бугая со смуглой кожей, огромными ручищами махающего косой и того чудного жителя камеры говорящего самим собой.
- А, они! – неожиданно раздался голос позади меня, -  это «Гора», добродушный малый,  ушиб нечаянно десятерых в драке, теперь вот здесь, а тот подальше это «Актер», несчастный до сих пор играет свои роли. Не смотри на него так, этот человек талантище, я был его фанатом и остался!
«И как этот талантище оказался тут?» - подумал Антон.
- Пришил жену с любовником, а так он тихий, безобидный, всяк норовит его обидеть, – сказал все тот же незнакомый голос.
- И зачем мы косим это дикое поле? – ворчал Антон.
- Мы недалеко от поселения «Лучезарное», прошение «Праведным» - это наша работа, ты не знал. Исполнять все, что прикажут праведные, ведь мы расходный материал, «рабы», если тебе так лучше усвоить. Это всего лишь незначимая работа, по сравнению с тем, что еще выполняют заключенные -  разнорабочие, войны, убийцы, любовники – все, что прикажут безоговорочно, ты не сможешь сказать нет, ведь ты человек приступивший закон – во всяком случае, ты должен быть полезен обществу, такова система.
- Что встали! – прикрикнул надсмотрщик, - кормежку отрабатывать нужно.
«Кормежку!» - подумал Антон, - «В помойке я видел такую…»
«Ранее я помнил, чем занимаются жители замка, хорошо, что я не помню этого сейчас».
Поле было скошено, трава связанна в снопы, заключенные валились с ног, расположившись в тени замка, кто сидел, кто лежал – вздохи, охи, ворчание заполнило воздух.
Антон присел в тени замка: «Закончили, завтра в путь».
- И не мечтай, - сказал голос, - завтра будем его вспахивать, затем сеять, а потом уже в путь.
- Похлебка!!! – орал тюремный повар, сквозь толпу побрякивая половником, ударяющим в крышку кастрюли как в бубен, осипши, он прокашлялся и на полтона ниже продолжил дальше.
Заключенные в момент выстроились в очередь, держа в руках чаши, о чем-то перешептывались, глотая слюни в предвкушении предстоящего пиршества.
Получив чашу с содержимым, Антон заключил, что ему совершенно не хочется воротить от нее носа, он вдыхал запах вполне съедобной пищи и при том, в другой руке он держал ломоть ароматного хлеба.
Он присел на корточки там, где нашел место, и с жадностью проглатывал то, что в данный момент принадлежало ему.
- Тише, тише, - не подавись, - сказал все тот же голос. Удача редкая поужинать вот так, но я думаю, не стоит забывать человеческого обличья, даже в таком заведении как «Клипс».
«К черту человеческий облик и приличие, когда безумно хочется, есть!» - подумал Антон.
Завтрашний день оказался тяжелее, чем он предполагал, вскапывать сухую землю, выкорчевывая сорняки и делать это все на солнышке, было невыносимым.
Антон стоял в поле, протирая от пота лоб, который как пипетка закапывал глаза, они слезились и невольно закрывались.
Взбудораженный окриками надсмотрщиков, он нажал на лопату ногой, но тут же остановился.
Взрыв, достигший ушей каждого, приостановил работу, все замерли. Тюремщики побежали в сторону, откуда донесся он, но заключенные остались стоять на месте как вкопанные.
- Стой! Не шевелись, - сказал мне голос.
Антон замер: - Что это было?
- Я же говорил тебе, что дух свободы сводит человека с ума, не теряй головы.
Надсмотрщики вернулись, держа в руках потухший браслет.
Антон инстинктивно ощупал свою руку, и посмотрел на нее, на браслете светилось его имя и идентификационный номер, который указывал цифру – двадцать три тысячи тридцать седьмой, заключенный «Антон», он выдавался человеку с рождения и носил твои данные – кто ты, когда и зачем.
Антон, усмехнувшись самому себе, подумал: «Что бы стать человеком, получить браслет с именем, мне нужно было приступить черту закона. А-ха-ха – «праведные».
- Заключенный по имени «Киборг», пусть земля ему будет пухом.
Вечер.
«Ужин был таким же божественным, как и вчера, по сравнению с баландой, которую он хлебал целый месяц, лишь для того чтобы не протянуть ноги». - Антон наслаждался.
- Загружаемся!!! – орал голос.
Конвой развел заключенных по камерам.
Замок покатился дальше, мирно покачиваясь как на   шарнирах, жизнь тюрьмы «Клипс» продолжалась.
Антона окружало все то же унылое помещение камеры, та же похлебка и толчок, автоматически сливающийся раз в неделю, те же голоса соседних камер.
- Эй, Павел! – в спел бы, что-нибудь.
Из камеры напротив, прокашлявшись, довольно динамично донесся голос, он пел. Антон  прислонился к железным прутьям, песня была прекрасна – она невольно напомнила ему свободу птицы парившей в небесах, - так легко, раскованно, беспрепятственно.
- Да, талантливо, – отозвалось из дальнего угла.
- Это «Певец», он здесь из-за кражи, он вор карманник, «клептоман» - любит стянуть то, что плохо лежит.
Не успел Антон подумать, как голос сказал:
- Я, Борис, «Секретарь», финансовый мошенник, а ты?
- Я? Антон. Я…не помню.
«Если я им скажу, что раньше был «Праведным», как они отреагируют на это, вряд ли похлопают по плечу и одобрят».
Прошло больше недели, как мы бесцельно бродили по земле.
Антон стоял возле окна и безлико смотрел на небосвод, по которому томно проплывали облака, горы Ханга оставались позади, теряясь вершинами в облаках, горизонт леса уплывал вдаль, отбрасывая темные лики. «Клипс» медленно катился по узкой, но прямой как линейка проселочной дороге, по бокам которой расположились дикие луга пьянящие своим цветением, казалось, в этом мире было все спокойно, уравновешенно.
Замок резко остановился, создав волну колебаний, Антон ухватился за решетку окна, чтобы не свалится с ног.
- Приехали, выходим, - ленивым голосом сказал надсмотрщик.
Заключенные покинули камеры и собрались возле замка, позевывая и почесывая свои небритые бороды, помятые лица выражали искреннее недовольство.
Начальник тюрьмы Семен Андрианович, важный подтянутый мужчина средних лет расхаживал взад и вперед, помахивая дубинкой бьющей разрядом тока.
- Сегодня вам предстоит устранить бунт, в этом городке, кто уклонится, - того ждет наказание, прямо на поле боя.
- Держи! Твое оружие на сегодня, - протянул тюремщик Антону дубинку.
Покрутив ее в руках: «Известная штуковина» - подумал он.
Отряд заключенных зашел в маленький портовый городок «Заборщик», где вместо традиционного сопротивления, встретил шквал продуктов летящих на них, остановившись в негодовании, они взирали на помидоры, спускавшиеся по телу и плюхающие на землю – такое расточительство их обозлило. Подняв дубинки, заключенные пустились вперед, облипший помидорами Антон последовал за ними. Озираясь в нерешительности, он боялся прикосновения к жителям городка дубинкой.
- Не стесняйтесь Антон, - сказал Секретарь, - от электрошока я думаю, еще никто не умирал.
Ощутив пиканье в своей голове, Антон подумал: «Что, это?»
- Выполняй свое дело, или твоя голова разлетится в разные стороны, оставляя после себя лишь куски разорвавшейся на части плоти.
Антон посмотрел в ту сторону, куда показал ему Секретарь, поодаль, стоял Семен Андрианович, держа возле уха, что-то наподобие рации.
«Ладно, не люблю я смотреть на содрогающихся в конвульсиях людей, но что поделаешь», - подумал Антон.
- Все управились! – сказал Секретарь, протирая пот со лба.
Антон посмотрел на окружающее, - низкие дома, торговая деревенская площадь, жители городка бес сознания, кто как лежавшие на земле.
- За что боролись то? – спросил Антон.
- Да за снижение налогов, в этом году цитадель подняла их до 23%, а в прошлом они были 19%.
- А почему мы должны заниматься этим, а как же праведные.
- Вот сказанул, «Праведные» не выполняют черную работу – они хранители цитадели, одна из элит общества.
Воцарилось молчание…
Антон оглядел себя, пребывание в таком непотребном виде удручало.
- Не переживай, нам повезло «Заборщик» портовый город, окунемся в море, - Секретарь развернулся в его сторону.
«Никогда не принимал участие в общественной купальне, - подумал Антон.
Он стоял на берегу, ветер моря обдавал его прохладой, оно манило как магнит, рисуя картины безграничных просторов свободы.
- Предупреждаю!!! Течение может отнести вас, не заплывайте далеко, - прокричал в рупор надсмотрщик.
Антон разделся, зашел покалено в воду и заполоскал свою одежду, выйдя, он развесил ее на ближайшем дереве.
«Теперь можно и поплавать», - подумал он.
До берега дошли еле слышимые звуки, как будто кто-то захлебываясь звал на помощь. Антон всмотрелся вдаль, тонущий то всплывал на поверхность, то его накрывало волной: «Так он долго не продержится,  сказано же было не заплывать далеко», – проворчал он.
Только Антон решил прийти утопающему на помощь, как услышал голос.
- Я бы не рекомендовал, его относит все дальше, еще чуть-чуть и его разнесет.
Не дослушав его, Антон бросился в воду и поплыл к нему, как только он почти добрался до него, чип в голове запищал.
«одна минута, еще одна», - доплыв до него, он сказал:
- Давай быстрей руку!!! Ну, давай же!!!
Утопающий схватил его за руку, и они поплыли обратно. На берегу собрались заключенные и надсмотрщики, которых невозможно было оторвать от лицезрения разыгравшейся картины.
- Рисковый парень, - слышалось в толпе.
- Вот дает, а если бы рвануло.
Семен Андрианович вальяжно поглаживал свою бороду, слушая комментарии происходящего.
Доплыв до берега, Антон отпустил паренька на песок.
- Как ты? – спросил он.
Утопающий откашлялся:
- Да вроде ничего, - ответил он.
Вечер. Антон сидел у костра в окружении таких же жителей замка, как и он. Дрова в костре потрескивали, уха, варившаяся, в котелке побулькивала, он вдыхал запахи летнего вечера, костра и похлебки варившейся на нем.
К нему подсел молодой человек и представился:
- Я Петр, изобретатель, вы сегодня спасли меня, разрешите отблагодарить, - и протянул мне некий предмет, завернутый в тряпицу.
- Антон, - в ответ сказал он, принимая из его рук подарок и тут же начал разворачивать его.
- Нет, нет, не стоит, откроете в своей каюте – остановил он его.
- Загружаемся – послышался уже знакомый голос.
Антон полулежал на нарах, крутя в руках какой-то странный предмет, подаренный чудаковатым изобретателем, похожий на разлинованный куб.
«Нужно будет спросить у Петра, что это и как этим пользоваться».
Антон стал входить в колею размеренной жизни «Клипса», ранее отчужденный и безмолвный, он начал воспринимать обитателей тюрьмы, таких разных, пестрых внешне и не похожих внутренним миром.
Недавно он узнал, что замок делится на блоки и где оказался он был самым мирным, здесь сидели преступники по воле случая, но были и другие и их деяния действительно ужасали.
Таких держали в цепях, и не выводили из замка хорошо, что их было лишь единицы.
Из соседней камеры послышался голос:
- Ходят слухи, что на юго-западе у клинчан проблемы, жители подземелья «Конто», сущие демоны, нападающие на города и поселения, вблизи расположенных территорий. Бездушные, сжигающие все на своем пути. Скорей всего нас перекинут туда, - это твое следующее задание, сможешь ли убить живого человека.
Смеркалось, за стенами замка послышался цокот копыт, затем голоса незнакомцев и смотрителя:
- О! Константин Линейный, какие люди посетили нас, - пройдемте, пройдемте! – начальник Вас заждался.
- Константин Линейный, – известная личность, - сказал Борис, - командир отряда праведных «Бета».
Антон посмотрел в решетчатое окно, пытаясь разглядеть в полутьме лица гостей, но безуспешно.
- Да, завтра много поляжет в поле голов, - нас пустят первыми, как всегда, - сказал Борис с горечью в голосе.
- Для чего спросите вы, Антон, чтоб просто узнать, сколько войска у противника.
Утро. Обитателей «Клипса» выстроили в поле, командир «Бета» и начальник тюрьмы прошелся между рядами.
- Да неважно, - сказал Константин Линейный.
- Так, бугая, того длинного и вот этого черноволосого, - тыкнул он в него пальцем.
Семен Андрианович подтолкнул преступников  вперед, среди которых оказался Антон.
- Разделить заключенных на три отряда, пусть они ведут их.
Антон стоял на поле боя, в руках держал оружие «Калашников», позади него стоял отряд, который он должен вести в бой, ожидание было недолгим, по ту сторону поля показался противник, их радужный окрас и дикие крики изначально посеяли панику в первых рядах. У врага было два воинских подразделения, пехота стояла, впереди держа колья наготове, поодаль стоял небольшой сомкнутый отряд всадников, вооруженный и раскрашенный с головы до ног. Пехота врага, стоявшая впереди начала наступление. 
Перед сражением командир произнес речь, она была не длиной, но весьма настраивающей на бой, смелой.
- В бой!!! В бой!!! Вперед – не шагу, назад!!!
Антон оглянулся, - с воодушевляющими криками отряд бугая и длинного двинулись в бой.
Вскинув автомат Калашникова, Антон крикнул своему отряду:
- Вперед!!!
Отряд Антона, ринувшись в открытое поле, тут же встретился с вражеским войском, завязался долгий и изнурительный бой.
Отряды сражались, лилась кровь, гремел порох, тела падали, крики, стоны, с мерзким шипением носились колкие выражения, все казалось хаотичным и бессмысленным. Антон огляделся вокруг, каждый, отряд вел свою небольшую битву, утопая в ней.   Командир «Беты» восседал на коне и с высоты холма поглядывал на сражающиеся отряды заключенных. Главные войска «Праведных» не шелохнулись, «чопорные петухи» на конях, вздернув носы кверху, ожидали приказа командира, которого не последовало.
«Коня бы мне, - подумал Антон, - достал бы я этих петухов».
Отряды заключенных сражались отчаянно, их преимуществом было пороховое оружие, а врагов дикие разгоряченные сердца, толкающие их на безумные поступки.
- Не слишком ли затянулось сражение.
- Да командир. Что прикажите.
- Огня!!!
Заряженные пушки давно ожидали своего выхода на сцену, подпаленные они напряглись, прокряхтели и выдали залп, устремившийся на поле сражения.
Антон укладывал очередного вояку, ловко орудуя обухом автомата Калашникова, обойма была, давно пуста и он ввязался, врукопашную.
Послышался протяжный свист, пушечное ядро разлетелось буквально в метре от него, обдавая Антона облаком пыли и множеством разлетевшихся осколков, в ушах зазвенело, по виску потекла струйка крови, которую он ощутил, прикоснувшись рукой, он терял создание – туманные очертания, голоса, земля – темнота.
«Праведные – па своим же бьют, хотя какие мы для них свои…»
Антон открыл глаза, он лежал на кровати укрытый белым одеялом, уставившись, в серый потолок, на котором как маятник покачивалась лампа, он недоуменно подумал:
«Где я и что со мной произошло?».
Маленькие свинячьи глазки уставились, на меня выглядывая, из круглых как булочка щек, в этом пухляке Антон узнал тюремного доктора.
- А, молодчик! Вы пришли в себя, вот и славно! Борис Антонович совсем переживался за Вас и остальные привет слали, не бережете вы себя отчаянный.
- Где я? -  спросил Антон.
- В лазарете друг мой, аль ни помните, как Вас ядром то задело, везунчик вы ведь считай, в метре пролетела, послали бы вас сейчас домой в коробочке.
- Домой?
- Оговорился, не цепляйтесь за мелочи сердечный.
«Дом это мелочи подумал с иронией Антон и отвернулся к стене».
Антон шел по коридору «Клипса», позади него переступая, с ноги на ногу ковылял канвой.
Крупный мужчина, со смуглой кожей схватившись за решетку, смотрел на Антона, актер цитировал цезаря, клетка, в которой ранее полусидел труп, была пуста, изобретатель погрузился в свои мысли и строчил что-то в своем блокноте.
Заключенный стоял возле своей камеры, ключ повернулся, замок открылся, Антон вошел в свое обиталище, скучающее по нему.
- Доброго вам дня молодой человек – послышалось ему.
- И вам того же, Павел Антонович.
- Вы живы, очень рад за вас.
- А как, верней чем закончился бой?
- Победой «праведных».
- «Клипс» опустел на половину, для них это сущий пустяк, им не составит труда заполнить замок новым расходным материалом.
- Я рад, что вы все живы – бугай, актер, певец, изобретатель и вы Павел Антонович, - сказал тихим голосом Антон.
- Вы беспокоились о нас, лестно, а вы не новичок в этом деле, я прав.
- Да, вы правы.
- Хм… усмехнулся Павел Антонович, - «праведный».
- Да, - ответил Антон.
---
Ирина сидела у окна в своей комнате, в руках у нее был томик романа «Гнетущие сердца», читая, она крутила в руках яблоко, надкусив его, девушка наслаждалась вкусом его сочной мякоти. Прозвенел дверной колокольчик, на нижнем этаже послышались голоса, оставив томик скучать на подоконнике, Ирина на цыпочках подобралась к лестнице и прислушалась.
В холе стоял незнакомец, отец проводил его в свой кабинет, Ирина последовала за ними, и замерла около дверей, вслушиваясь в разговор, заглядывая в замочную скважину.
То, что услышала девушка, повергло ее в недоумение, она удалилась в свою комнату и присев на край кровати лихорадочно перебирала мысли в голове.
Незнакомец оказался не таким уж незнакомцем, а приставом исполняющим свое дело по службе, поместье приходило в упадок, погрязнув в долгах, дела наши после смерти матери пошли из рук вон плохо, отец совсем забросил мирские дела и частенько прибывал за рюмочкой коньячка, топя горе в забытье. Ирина немного подрабатывала, давая уроки фортепианно, но этого мизера хватало лишь для того чтоб не помереть с голоду.
« - Вам представилась возможность погасить ваши долги полностью и более того, неужели вы откажитесь от такого предложения, достоинство, к черту достоинство, если светит тюрьма или вам мало предложили».
« - Убирайтесь!!! Убирайтесь!!! – кричал отец, выйдя из себя».
Служащий удалялся, Ирина нагнала его у калитки, ведущей из сада в проулок.
- Постойте же, - запыхавшись, подбежала к нему девушка, - ваш разговор с отцом, я согласна.
- Ваша воля, - он протянул, восемнадцатилетней девушке бумагу с авторучкой и та подписала его.
Начальник тюрьмы сам удостоил вниманием блок, в котором сидел Антон. Подойдя, к камере с двумя надсмотрщиками он сказал:
- Выходи парень, считай, тебе сегодня повезло.
Дверь со скрипом открылась, Антон вышел, идя по полутемному коридору, он невольно обернулся назад, посмотрев на свою одинокую камеру и соседей провожавших меня взглядом.
Он стоял в светлой комнате, посередине стояла большая ванна наполненная водой, от которой шел аромат луговых цветов, такой знакомый, Антон подошел к ванне сбросил вещи на пол и опустился в нее, томно погрузившись всем телом в ее чистоту.
«Как давно я не испытывал такого блаженства, - подумал он».
Молодой человек стоял возле зеркала и смотрел на себя, не узнавая, бледный, осунувшийся с кругами под глазами и впалыми щеками, он выглядел пугающе.
«М…да, - хорошо еще растительность сбрил, а то таким видом только ворон в поле пугать».
Где-то близко за стеной послышались шаги, щелкнула задвижка, и в дверях показался высокий человек, держащий что-то в руках, он подошел к нему и протянул черный чехол.
«Видимо лакей», - предположил Антон, и принял из его рук одеяние, предназначенное для него.
Молодой мужчина, одетый в светлый костюм, который сидел на нем как влитой, посмотрел на себя со стороны и подумал – «Возможно, ранее для меня это было обыденно, а сейчас это лишь временно, ведь я узник замка «Клипс».
- Пройдемте за мной, - сказал слуга.
Молодой человек шел по светлому коридору, впереди шел слуга, указывая путь, видимо помещение, в котором находился он, было большим и ухоженным.
- Пожалуйте сюда, - открывая дверь, сказал слуга.
Только он переступил порог, как дверь за ним захлопнулась, осмотревшись вокруг, он заметил большую кровать, стоящую посреди комнаты, на которой сидела девушка, ее светлые волосы спадали, по плечам прикрывая ее нагую худенькую фигурку, видимо она не замечала ничего и некого, погрузившись в свой мир. Антон подошел к ней и коснулся рукой ее головы, девушка вздрогнула и испуганно шарахнулась в сторону, забившись в угол, она сжалась в комок.
Ее реакция обескуражила Антона, он присел на край кровати, слушая мысли в своей голове.
«Эта девушка ведет себя так, как будто не раз не была с мужчиной, кто она и зачем она здесь, и как в такой ситуации поступить мне, что будет, если я не выполню задание». Он потрогал место на голове, которое иногда пищало и пульсировало, - «не хотелось бы мне изображать безголового Джо и как мне быть взять ее силой». 
Он посмотрел на девушку, дрожащую как осиновый лист, забившуюся в угол.
«Видать мое время пришло, - подумал он, - я не раз избегал смерти, будет ли она достойной, откажись я взять эту несчастную девственницу, а она ничего миленькая и фигурка тоже, худо вата немного – и о чем я только думаю, вздохнул Антон».
- Ну да ладно, - Антон стал с кровати и направился к двери.
Девушка подняла голову и окрикнула его.
- Стойте! Вы не можете уйти! Пожалуйста.
«Соберись, соберись, соберись!!! - ты сама пошла на это ради отца, ради Ромки – соберись.
Антон остановился, оглянулся, на кровати сидела девушка, тянувшая к нему руки:
«Но зачем, почему или она находится в таком же безвыходном положении, как и я».
Антон подошел к кровати и наклонился над девушкой, со страстью впившись в ее губы, он повалил ее на кровать и с силой вошел в нее. Тело девушки сжалось, из горла вырвался сдавленный стон, словно от боли, он входил в нее и выходил не раз, наконец, его тело содрогнулось, и он излился в нее фонтаном семени. Антон отстранился от девушки и присел на кровати, она лежала, свернувшись, калачиком не произнося и звука, он встал и вышел на балкон – ночь стояла теплая, тихая, ветер играл листиками деревьев, луна была так яркая, что глазам было больно смотреть на нее, а может это были слезы:
«За год, проведенный, в замке я прожил всю жизнь, новую жизнь, с окна камеры «Клипса» тоже видать звезды, но они не такие бездонные, манящие, а может я просто не задумывался над этим – свобода».
Утро. Антон проснулся, лениво потянулся в кровати, и, позевывая, присел, - застеленная постель пахла магнолиями, вокруг чисто и уютно, словно в его воспоминаниях детства.
«Что где я опять на задании?»
В дверь постучали, вошел высокий мужчина:
- Вставайте Ваше превосходительство, ваш батюшка вас ожидает в трапезной зале – чтобы позавтракать с вами.
Антон динамично натянул на себя штаны и рубаху и поспешил в залу, в которой якобы ожидал его отец.
Он стоял в просторном светлом помещении, в центре зала стоял стол, застеленный белой с позолоченной тесьмой скатертью. Стол ломился от яств, поданных слугами, они стояли позади, изредка ухаживая, за пожилым мужчиной, который с расстановкой поедал пищу, важно протирая рот салфеткой висящей у него на груди. Антон застыл в нерешительности, не в силах сдвинутся с места.
- А, Антон проснулся! - присаживайся за стол, давно я не завтракал с сыном.
«Посмотрев на отца, я неожиданно вспомнил все, я больше не ощущал пиканье в голове, отец поведал мне, что чип с моей головы удалили, и я зажил спокойной размеренной, обыденной жизнью».
- Кто та девушка? - спросил я как то у отца.
- Ирина, - ответил он, - ее отец держал булочные на улицах «Бис и Шаг», помнишь ты всегда бегал туда мальчишкой манимый их запахами, а потом он обанкротился.
- Да, не думал, что у него такая шустрая дочурка, она тебе понравилась?
- В этом замешан ты да отец.
- Не следует упрекать меня сын мой, мне пришлось пойти на многое, чтобы вытащить тебя с этой тюрьмы.
- Затем я думаю, ты образумишься, пройдя через такое, хотя ты с достоинством прошел все испытания, хвалю.
«Хвалю, – с горечью улыбнулся себе Антон».
- А бонусы будут.
- Бонусы?
- Да, за отлично пройденные испытания.
- Хм… ты сын своего отца, проси.
1. – Я хочу стать начальником тюрьмы «Клипс», тебе ведь совсем не трудно сделать это.
2. Молодой мужчина стоял около калитки, ведущей в сад, в глубине виделось небольшое поместье, он заметил знакомую худощавую фигурку светловолосой девушки развешивающей белье. Тяжелая железная калитка скрипнула, открываясь вовнутрь, ноги Антона переступили порог и зашагали по мощеной дороге сада навстречу своему будущему.

---