Галава первая.
"Раньше я здесь не бывал,"- гулко раздалось на просторах черепной коробки мужчины одиноко сидевшего на ветхом табурете. Вокруг него ничего не было. Лишь голубые стены и серый потолок с полом такого же цвета. Он провел слишком много времени в лазурном коробе, или же наоборот слишком мало, и глаза еще не успели привыкнуть, отчего он мог смотреть лишь вверх или под ноги. Так он периодически то склонял, то вздымал тяжелую голову. Тяжела она была от того, что он все пытался вспомнить себя, вспомнить что с ним было, все что случилось. Но в тоже время, столько надо было оставить и обойти, что проще было бы по шагам восстановить последнюю шахматную партию, сыгранную с самим собой.
То помещение не было ни большим ни маленьким. Восемь шагов из одного угла в другой. Источником света служило лишь маленькое незастекленное окошко высоко над полом. Сквозь него сочились густые янтарные лучи. Они укрывали его и согревали. Отвлекали и навевали воспоминания о тихих летних вечерах. Давно, еще подростком неспешно идя по поручениям матери, он вдыхал полной грудью этот свет, тишину безлюдной улицы и вспоминал слова писателя, хорошо разбиравшегося в пропастях, что есть в сутках такая минута, когда время замирает и чувствовал эту минуту всем телом.
Когда последние слабые лучики стали истончаться на его коленях, загремели металлические засовы. Тяжелая дверь, выкрашенная в голубой, обманчиво прикидывающаяся тошнотворной синевой, отварилась. В спину мутной фигуре, стоявшей в дверном проеме, бил холодный искусственный свет. Сложно было разглядеть как ее, так и то что было за ней.  "Виновный!" - провозгласила фигура. "Невиновный", - раздраженно ответил человек и уже хотел продолжить, но его резко перебила фигура: "Еще не время", будто уже ни раз слышав ответ.
Дверь гулко захлопнулась и засовы снова загремели, содрогая сердце оставшегося сидеть в синеве. Этот скупой диалог еще витал в воздухе. Мужчина поднялся и пошел к окну. Он хотел увидеть еще хоть пару лучиков солнца, но все они уже сбежали за эти пару секунд будто испугавшись. Темнота окутывала комнату. Стены перестали раздражать, но находиться здесь было все также тяжко. Мужчина облокотился спиной об стену и все повторял про себя, что никогда не признает себя виновным. Чтобы не произошло, как бы долго его не держали взаперти, виновным он себя не признает.
Видимо долго он себя убеждал. Тьма настолько сгустилось, что даже свои руки ему было тяжело разглядеть. Но края двери были четко очерчены. За ней ярко бил свет, и он завораживал. Мужчина оставил все мысли и пристально всматривался в ее очертания. За все то неопределенное время он еще ни разу к ней не приблизился. Он даже старался на нее не смотреть. Она вызывала такое отвращение, будто даже посмотрев на нее можно было вымазаться в такой грязи, что потом и не отмыться. Но только не во тьме. Когда солнечный свет пропадал, дверь преображалась. Она была единственным источником света, хоть и сумеречного, слабого. Тем не менее, она внушала страх. Мужчина хорошо знал, что от и от дрожащей спички можно разжечь пожар. Но соблазн был велик, по ту сторону была свобода и легкость, которой так не хватало.
Мужчина решил хотя бы прикоснуться к двери и почувствовать потустороннее тепло, хотя бы внушить себе, что чувствует его. Медленно к ней подошел, буквально пару шагов и он был напротив. Протянул руку, положил на нее ладонь и дверь тихо отварилась.