Глава: Падение Белого городка

Элиза долго глядела в потускневшее зеркало на свое состарившееся лицо – за двенадцать дней, словно на двенадцать лет. Что сказал бы Товард, увидев ее такой? Как бы она вела себя, если бы прискакала лошадь с вестями о его гибели: плакала бы или стояла с каменным лицом? Порой ей казалось, что слез у нее не осталось: слишком много их было пролито. Слишком много слез. Слишком много смертей.
Еще вчера лорд Годфри уверял ее, что ни одна армия не сумеет взять Белый городок, пока в нем остался хотя бы один мужчина. Ночью он упал со стены, то ли оступившись, то ли стрела угодила в сочленение его доспеха – то ли, как шептались порою, его сбросили те, кто шел за ним следом и должен был его оберегать. С гибелью лорда Годфри судьба города оказалась решена: они хлынули в открытые ворота – словно река, катящаяся с холма. Они ворвались с криком, звоном оружия – бросаясь сами на смерть и принося ее тем, кого прежде никогда не встречали. Порою, стоя над колыбелью, Элиза думала о том, не растит ли и она сына лишь для того, чтобы он был убит безжалостной рукой – либо, еще хуже – сам нес страдания и гибель тем, кого никогда не знал и с кем не мог иметь никаких обид?
Лорд Виллис пришел к ней сам и рассказал о том, что сделал: он стоял у ее постели в начищенной до блеска кольчуге – с кровью, запекшейся в бороде, и объяснял причины своего решения – решения, которое, как он утверждал, далось ему с большим трудом, чем какое-либо иное в его жизни.
- Миледи, - говорил он, - мой отец был безумцем: нам не следовало драться. Нужно было сразу открыть ворота и повесить над ними знамя с драконом.
Я был на стене. Я видел, сколько людей стоит за ней: тысячи и тысячи – десяти тысяч, если не сотни. И корабли: вы когда-нибудь видели столько кораблей? На каждом из них – тоже люди.
Они бы разграбили город, если бы взяли его штурмом. Они бы сделали это еще до того, как выпадет первый снег...
- Но люди дрались, - сказала Элиза, вспомнил лица убитых. Неужели все они погибли лишь для того, чтобы отсрочить неизбежное?
- Дрались лишь те немногие, кто остался верен трупу моего отца. Теперь они покоятся рядом с ним…
Вопрос прозвучал, как обвинение.
- Как умер лорд Годфри?
- Сегодня ночью он упал со стены, миледи, - лорд Виллис опустил глаза, словно стыдливая девица. – Ему следовало упасть гораздо раньше…
Лорд Виллис сказал, что ему удалось добиться приемлимых условий.
- Город они грабить не станут, но все, что в замке, заберут с собой. Носите на себе вещи, которые вам дороги, а еще лучше – спрячьте их. Сегодня вам, как и мне, предстоит быть на пиру, где мы будем улыбаться и делать вид, что еда нам нравится, что лучшего вина мы в жизни не пробовали, и что гостей, которые к нам пожаловали, мы рады видеть едва ли не больше, чем собственных супругов. Попробуйте поспать хоть немного: отныне все заботы я беру на себя. С нынешнего дня покидать покои вы можете лишь в сопровождении верных рыцарей…
«Верных ему, но ни мне. Неужели он говорит мне, что я – пленница в собственном замке?..»
- Я хотела бы верить, что вы поступили правильно, - сказала Элиза. – Я помолюсь за вас перед сном.
- Не стоит тратить на меня свои молитвы, миледи. Молитесь за вашего мужа и его скорое возвращение. Судить о том, поступил ли я правильно, будет он и только он…
Элиза последовала его совету: в ее беспокойных снах не стихали крики и звон мечей. Когда она открыла глаза, голоса никуда не пропали. Солнце садилось, кровавым пятном выглядывая из приоткрытого окна, хотя лорд Виллис обещал, что все кончится к полудню.
Элиза сказала служанкам принести горячей воды и долго терла себя щеткой. Если бы только она могла смыть вместе с грязью все, что видела и слышала за последние дни.
Сгорбленная Вея стояла у окна, слушая далекую пляску стали.
«Закрой окно, - сказала Элиза, - и приведи моего сына: Товарда нужно подготовить на случай, если король захочет его видеть...»
Она надеялась, что ее мальчик избежит подобной чести: в его венах тоже текла доля монаршей крови, а короли, как было известно Элизе, с готовностью избавляли от нее даже малых детей. Говорили, ее брат отравил собственного племянника, чтобы занять трон. Теперь она понимала, что Уильям надел корону не потому, что имел больше прав, как сам утверждал: за его спиной стояли армии двух королевств. Если даже благородный лорд Уильям пошел на убийство ребенка, на что мог пойти человек, который уже принес им столько горя? Он предал огню Серебряный удел, заперев внутри советников и лордов, которые осмелились ему перечить. Замок горел всю ночь – так ярко, что его видели из Белого городка…
На пиру ее сопровождали Сэр Дарен, сэр Одвик и сэр Одли. Рыцари надели парадные доспехи, подобающие случаю. Белые плащи волнами спадали с плеч. Когда Элиза вошла в чертог, она казалась одной из немногих, на ком не было брони.
Гости, которых она не звала, сидели за ее столами, поедали ее хлеб и ее мясо; пили ее вино. Они смеялись, совершенно позабыв, что не так давно рядом с их скамьями лежали покойники.
Рыцари проводили Элизу к помосту. Никто из сидевших за столом не носил короны, но любой из них мог быть королем.
- Послушайте меня! – кричал толстый человечек с огненно-рыжими волосами. – Я говорю еще раз: нам нужно идти на север – на север, а не на юг! Мы проведем войско через горы и застанем их всех без штанов!..
- Старыми тропами может проскользнуть несколько счастливчиков, - отвечал ему высокий мужчина со сжатым кулаком на одеждах. – Но армию по ним не провести. Вы и сами это прекрасно знаете, тейн…
«Лорд Фист», - вспомнила Элиза. «Разящие наповал», - грозился девиз их дома. Молодой наследник лордов Фистов казался подходящим человеком для того, чтобы доказать каждому сомневающемуся правдивость слов, которые его предки так любили повторять. Быть может, он и был королем?
- Чепуха! – воскликнул тейн. – Я вырос в тех краях: я облазил каждую тропу, каждую пещеру. Я видел дороги настолько широкие, что на них без труда разъедется две дюжины всадников, встретившиеся друг с другом. Они идут сквозь холмы и ущелья, словно нож...
- Лошадей нужно поить. Солдатам нужно есть и греться: ночи в горах – холодные.
- Не в это время года! Я покажу вам озера с питьевой водой – солоновата, но лошадям сгодится, да и людям – тоже. Я сам пил ее не раз и, как видите, до сих пор жив...
- Нам нужно выступить морем, - отвечал им обоим чернобородый мужчина, рядом с которым даже лорд Фист казался коротышкой. – Мы высадимся в Снежной гавани: Фостеры, Форесты, Хайкаслы – все они встанут под наши знамена, как только увидят, сколько у нас людей и кто их ведет.
- Ну а если нет? – спросил лорд Фист.
- Мы возьмем и их город, если понадобится: кораблей у нас достаточно. Снежная гавань – сады севера. Стукните их, как следует – плоды сами упадут к вашим ногам: нам пригодится каждый, кто может держать копье. Когда брали Девичью крепость, лорд Фостер выставил восемь тысяч...
- Слышал я, тысячи его ее так и не взяли, - рассмеялся рыжебородый тейн, - осталась девицей...
- Опять же, восемь тысяч, которые нужно накормить, вооружить, обучить...
- Обучатся в бою. Все, о чем вы упомянули – это заботы их лордов, а не наших.
- Хайкаслы уже четыре года бьются друг с другом, - вмешался седоволосый лорд Уоллес. Один рукав его камзола – пустой – был завязан узлом у самой шеи. – Фостеры успели повоевать за каждую из сторон. Едва ли на всем севере соберется и тысяча человек, способных держать оружие.
- В таком случае, будет еще проще положить конец их бесконечным дрязгам.
- Нет, мы пойдем прямиком в земли Голхенов, - отвечал лорд Фист, - и напомним им, что случается с теми, кто забывает о своих клятвах – как и говорил король...
«На улицах еще не стихла текущая битва, а они уже планируют новую...»
Лорд Уоллес поднялся первым и склонил перед нею совсем белую голову, словно еще оставалось место правилам и приличиям. Остальные последовали его примеру – некоторые, не слишком охотно.
Элиза поприветствовала каждого по имени из тех, кто был ей известен, и ограничилась «милордами» для всех остальных. Ни одному из них она так и не смогла заставить себя улыбнуться.
- Сожалею, миледи, что нам пришлось встретиться при подобных обстоятельствах, - сказал лорд Уоллес.
- Ваш кастелян оказался крайне несговорчивым человеком, - вмешался лорд Фист. Их разделяло лишь пустое место за столом. – Хвала богам, его сына, в отличие от него самого, они не забыли одарить разумом. Вам не стоит беспокоиться, миледи: очень скоро голова проклятого Мервинда будет улыбаться с ворот каждому, кто въезжает в Копья. Король, быть может, пришлет ее вам, если вы решите, что вам она нужнее…
- Боюсь, мне хватило и голов моих братьев, - ответила Элиза, так и не сумев унять лед в своем голосе.
- Скоро мы отомстим и за них: перед таким войском не устоят ни одни стены.
- При всем уважении, милорд, хоть у меня и есть немало причины считать Мервиндов своими врагами, это не они, а вы наводнили мои земли и убиваете моих людей...
- При всем уважении, миледи, вы не в том положении, чтобы жаловаться: мы не жгли ваши поля. Мы не грабили. Мы не морили вас голодом. Дезертиров, насильников и убийц мы караем без всякой жалости: вы можете убедиться в этом сами, если осмелитесь выйти за ворота. Мы приказывали убивать лишь вооруженных мужчин, которые сделали бы с нами то же самое, будь у них возможность. Но даже ничего из того, о что я упомянул, не произошло бы, если бы вы не ослушались воли короля.
- Короля?! – спросила Элиза куда громче, чем собиралась. – Которого из них?!
- Единственного! – голос лорда Фиста прозвенел сталью, ударившейся о сталь.
- Сегодня, куда ни взглянешь, сидит человек в короне: каждый из них не один раз просил моего мужа преклонить колени и выступить на его стороне.
- Все они – самозванцы! Лишь король Элмар Пятый, праведный сын Элмара Четвертого, имеет законное право на престол...
- Его сын мертв. Говорят, мой брат убил его.
- Зачем вы повторяете гнусные сплетни, миледи? – спросил с укором лорд Уоллес. – Я никогда не поверю, чтобы лорд Уильям пошел на детоубийство…
Чернобородый мужчина, возвышавшийся над ними на целую голову, поспешил спрятать улыбку за бараньей ногой.
- Принц действительно был отравлен, - сказал он, вырвав зубами кусок мяса. – Я помню, как истошно выл пес, нализавшийся грязных простыней, куда выложили его, - человек красноречиво провел длинным пальцем от груди и до самого паха. – Пес издох, хотя крови было не так много: сколько ее вообще может быть у пятилетнего?
Лорд Уоллес покачал головой.
- Сильный яд.
- Однако никто не знает, чья рука склонилась над его чашей.
- Я говорил о другом сыне, - сказал лорд Фист. – Старик признал его незадолго до смерти...
Элиза не могла сосчитать, какое бесконечное количество раз ей приходилось слышать подобные истории. Вслух она ничего говорить не стала.
- Восстав против своего короля, вы...
- Восстав?! Милорд, вы снова обвиняете меня в том, чего не делала ни я, ни мои люди!..
- Не подчинившись его воле, вы не оставили нам иного выбора. Мы потратили две недели, готовясь к осаде. Мы надеялись, каждый день, что вы выйдете к нам и преклоните колени. Войны стоят дорого: ваш долг перед королем вам еще долго придется окупать. Богатства этого замка послужат началом...
- Вы говорите все это, пока едите мою еду из моей посуды, под защитой моих стен – с моего стола, где в лучшее время я имела удовольствие ужинать со своим мужем в окружении близких и верных нам людей, которые вашими заботами отправились в могилы. Быть может, говорить о долгах следовало бы мне, а не вам?!..
Лорд Фист сверкнул глазами – холодными, словно зимнее озеро, но так и не нашел, что ответить. Он даже не стал пить из кубка, который поднес губам, рассудив, по-видимому, что вино в нем тоже принадлежит ей. Элиза подумала с горечью, что могла нажить еще одного врага.
Лорд Уоллес первым нарушил затянувшееся молчание.
- Миледи, - сказал он примирительно, - в ваших словах есть горькая правда, которую многие не желают слышать: мы принесли с собой немало бед. Но на войне очень часто приходится принимать сложные решения. Их приходилось принимать и вашему мужу: будь он здесь, я уверен, нам бы и вовсе не пришлось скрестить мечи. Он бы с радостью встал под наши знамена, как и многие жители Белого городка.
- Что заставляет вас так думать?
- Товард вырос у меня на глазах. Я знаю его лучше, чем кто бы то ни было. Я заведовал гарнизоном в Ручьях, куда его отправили, когда он был не старше вашего сына…
Одно упоминание ее мальчика заставило Элизу невольно содрогнуться.
- Я также знаю, - продолжал лорд Уоллес, - что он до самого своего конца сохранял верность вашему брату.
Лорды охотно закивали. Тейн поднял кубок: «За его светлую память!»
«Все они уверены, что он – мертв...» Может, так и есть? Может, и ей следует признать наконец, что она тешит себя пустыми надеждами?
- Ваш муж был верным подданным короля Уильяма, - говорил лорд Уоллес, - как и многие, собравшиеся в этом чертоге. Король Уильям мертв, но его дело живет. Каждого, кто участвовал в его убийстве, мы будем отлавливать по одному, будто личинок из загноившейся раны, пока не выловим всех, как делал ваш покойный брат. Однажды и его убийц настигнет справедливость.
- Я скорблю по своим братьям больше, чем кто бы то ни было. Но их кровь не идет ни в какое сравнение с той, что пролилась сегодня. Каждая мать, потерявшая сына, жаждет справедливости не меньше, чем я...
- Вы наверняка не видели Божьи земли, миледи – то, что осталось от них: от Заячьего уха до Черного берега вы не найдете ни одного города, ни одной деревни. Ничего. Только развалины. Те, кто еще вчера грабил на дорогах, сегодня сидят в собственных замках и величают себя не иначе, как «сэры» и «лорды». Они разбойничают на большаках, устраивают засады на переправах: ни одна лодка не может подняться по реке выше Локтя сегодня.
Все, что можно было ограбить – они ограбили, что горело – они сожгли, что можно было мучать и убивать – они замучили и убили. Я видел собственными глазами мужчин и женщин, молодых и старых, которые качались на деревьях, словно чучела. Иногда рядом с ними качались фигуры поменьше. Я скакал весь день – с самого рассвета, а они все не заканчивались.
Наш король может быть жесток, но он справедлив, а одно это – многого стоит. Он всех нас объединил под своими знаменами, хотя не так давно мы дрались друг с другом. Ради мира нам пришлось забыть о наших обидах.
- Король есть король, - сказал тейн, шумно опустошив кубок. – Каким бы он ни был…
- Король приносит с собой закон, даже если порою для этого приходится обнажить меч. Вернуть матерям убитых сыновей я не могу, как и обещать справедливость – в их понимании. Но я могу пообещать им закон. А все, что мы делали, мы делали согласно закону, миледи...
Лорд Уоллес еще не успел договорить, когда сидевшие принялись поднимались со своих мест: человек, который называл себя королем, шагал им навстречу с кривой улыбкой на изуродованных губах. Венцом ему служил обыкновенный золотой ободок, лишенный всякого изящества. За ним шли двое рыцарей королевской гвардии – с красными плащами и белыми лицами.
Он сел гораздо ближе, чем ей того хотелось. Его холодная рука тотчас схватила ее руку под столом – Элиза опрокинула кубок, и струйка вина, словно кровь, побежала среди блюд.
- В прежние времена ты была гораздо приветливее со мной, - прошептал король, наклонившись к ее уху. – Не узнала меня, Элиза? Я тебя сразу узнал – с первого взгляда, хоть ты тоже немало изменилась…
«Что они сделали с его лицом?..»
- Мне сказали, что ты мертв…
- Я воскрес, как видишь, но немного другим. – Король сжал ее запястье до боли. – Не нужно отворачиваться: тебе так трудно смотреть на это лицо? Я смотрю на него каждый день: оно – бесконечное напоминание о моей глупости. Я не стану повторять ошибок твоего брата: я не буду прощать моих врагов. Я просто перебью их всех, как собак...
Элиза думала, что у нее не осталось слез, но она заплакала.

Отредактировано Графофил (13.11.2023 22:33:12)