Все становится как-то серо и спокойно, уже ничего не удивляет, когда ты мертв. На работе к тебе начинают относиться более сдержанно, потом совсем теряют интерес. Поначалу все соболезнуют, дарят открытки и даже большую корзину цветов. Приехавший на пару дней директор лично подходит и хлопает по плечу, говорит, что очень сочувствует горю, спрашивает, продолжишь ли ты работу, намекая на то, зачем же тебе работать, если ты мертв? И действительно зачем? Но Дмитрий говорит, что будет продолжать, выражает благодарность ему за то, что его не собираются увольнять. Но теперь он как серая мышь в кабинете. Уставившись в компьютер, весь день печатает на нем. Ему больше не дают важные задания, к нему больше не относятся серьезно, ведь он умер и теперь он просто занимает должность. На эту должность можно посадить кого-нибудь живого, который будет стремиться выполнять свою работу, будет стремиться ползти по карьерной лестнице вверх и коллективу понравится больше, чем Дмитрий. Дмитрий умер, а мертвых по карьерной лестнице не продвигают, они вообще не нужны на работе. Но к мертвецам все относятся с почтением и уважением, когда они никому не мешают. К Дмитрию же начали относиться с терпеливым презрением, и он видел, как коллеги за его спиной уже шепчутся и ждут, когда он уволиться.
Через две недели, после того как Дмитрий умер, он вышел на работу. Все его обнимали, женщины целовали в щеки, мужчины подбадривали. Когда он шел с отчетами по коридору, каждый останавливался и жал ему руку, соболезновал. В небольшую столовую комнату в офисе принесли раскладной стол и стулья, постелили клеенку. Кто-то принес салат, кто – то жареную курицу, сложились и купили в магазине еще всякой еды, водки и вина. За столом все поминали Дмитрия, который там тоже присутствовал.
Во главе стола встал одноклассник (он тоже работал в одном кабинете с Дмитрием), который, подняв стопку водки, решил произнести слово о покойном: "Мы знали Димку, как хорошего человека. Он всегда помогал людям, никогда не отказывал. Если что выручит, подменит. Я помню, как я застрял на Можайском шоссе в час ночи в тридцати километрах от Красного Балтийца. Так он приехал, сразу же и вытянул мою машину до самого Можайска. Пьем за него". И он осушил свой стопку, за ним последовали и все остальные. Дмитрий сидел рядышком со своим одноклассником, и ему было приятно, что все коллеги так о нем заботятся, хотя он чувствовал, как уже завтра и послезавтра они забудут о нем, как о мертвом и их будет заботить только повседневная работа и домашние дела, а его отнесут к прошедшему. Дмитрию становилось грустно, ведь у него самого больше нет домашних дел и никаких забот.
Ольга тихо пихнула его локтем: "Не расстраивайся, люди всегда умирают. Просто на этот раз это случилось с тобой. Не сиди с такой кислой миной на собственных поминках" – она улыбнулась ему, чтобы поддержать. Дмитрий тоже улыбнулся, но как-то натянуто не весело. Прошло еще два дня и о нем действительно позабыли. Даже его одноклассник прекратил с ним общаться, и только изредка интересовался, готов ли очередной отчет.
Даже Яндекс прислал письмо с соболезнованием Дмитрию, и множество других сайтов, на которых он был зарегистрирован, выслали свои открытки, как только тот поменял свой статус.
Через месяц его зарплату с двадцати двух тысяч снизили до десяти. Даже уборщица получала больше. Ему имя больше не числилось в списках ведомостей. Его имя не числилось нигде больше. Он уже не сам подписывал документы, а отдавал другим их подписывать. Для официальности он принес из больницы справку о смерти (обычные люди приносили оттуда больничный). Ему отдали трудовую книжку и выплатили компенсацию. Теперь он занимал свое место на работе неофициально, по-черному. Но Дмитрий работал уже по старой привычке, от которой не мог отказаться.

С работы Дмитрий возвращался пешком, ведь машина, на которой он тогда разбился ремонту не подлежала, она гнила на штраф-стоянке, и ее он отчего-то видеть не мог. Дмитрий теперь вообще не мог видеть ничего связанного со своей смертью. Его путь лежал через больницу, в которой он умер. И хотя выходило на двадцать минут дольше, Дмитрий все равно дотошно обходил ее по другой дороге, и всякий раз отворачивался, когда из-за дома выглядывал кусочек крыши знакомой больницы.
Приходя, домой Дмитрий по привычке открывал холодильник: он был пуст. На плите стояла небольшая кастрюлька с гречневой кашей. Дмитрий подогревал ее и потом ел в полной тишине, мрачно поглядывая на окно. Потом он садился на диван и, не шевелясь, смотрел на черный экран телевизора. Он не собирался включать его, и знал, что теперь не включит никогда. Так он сидел до ночи, а потом ложился спать. Утром вставал, по привычке шел бриться. В зеркало он оглядывал свое желтоватое лицо без щетины, вспоминая, что теперь ему не надо бриться (впрочем, как и есть), ведь похоронное бюро позаботилось о его последнем бритье, как оно позаботилось и о его обезображенном животе. Но Дмитрий с тех пор никогда не смотрел на свой живот, он ему был противен, как и разбитая машина, и больница, которую он обходил. Он отказался от бальзамирования, та жидкость, которую хотели в него залить, неприятно пахла. Зато его бледное лицо чуть-чуть раскрасили специальным макияжем, который постепенно смывался.
И снова Дмитрий шел на работу, пешком, обходя больницу. Он приходил не вовремя, позже остальных, но никто ничего ему не говорил. Садился за свое рабочее место и снова печатал.
Не весела жизнь мертвого человека. И Дмитрий это полностью осознал. По выходным ему звонила сестра и молчала в трубку. Она не знала, что ему сказать, она не могла спросить у него: "Как поживаешь?" или "Как твои дела?". Ведь она знала, что он умер. Она не хотела рассказывать о племяннице, чтобы не волновать его, чтобы он не завидовал их живой жизни. Его сестра совершенно терялась, и клала трубку, так и не сказав: "Привет". Дмитрий не обижался на нее, он сам не знал теперь, о чем говорить.
Когда он только умер, как только аппарат показал ровную зеленую полоску на экране, сестра расплакалась, и опустила голову к Дмитрию на тот самый живот. Он очнулся и приподнялся, обнял ее она все не унималась и плакала теперь уже в его плечо. Его племянница, войдя в палату недоумевала, отчего плачет ее мать.
"Дядя Дима умер" – говорила она своей дочке, но та так и не поняла, что такое смерть, ведь дядя Дима оставался таким же, только стал немного другим, более скучным, менее общительным.

        На третий день его смерти, он был одет в черный костюм. В большой комнате стоял его гроб: простой, обтянутой бардовой тканью, с крестом, а вдоль углов тянулись черная бахрома. Дмитрий лежал в нем с закрытыми глазами, и сложенными руками, в которых находилась крест, а на его лбу лежал венчик.  Каждый, кто подходил к умершему что-то шептал ему над гробом. Потом явилось еще несколько соседей. Приехал двоюродный брат. И все скорбели, и все поминали Дмитрия добрыми словами. Все  характеризовали Дмитрия как исключительно человека хорошего, скромного. Да, может он и любил подвыпить, и любил игровые автоматы, да кто этого не любил? Но Дмитрий всегда  готов был прийти на помощь, он всегда чинил соседям свет и вообще слыл отличным электриком. Мог даже провести электричество в гараж.
Потом гроб с Дмитрием был вынесен на улицу. Много людней пришло вспомнить Дмитрия, прибежали и из соседних домов. За гробом шла небольшая толпа и наконец его погрузили в подъехавший  пузатый автобус с голубыми полосками. Потом церковь и отпевание. Потом кладбище. У Дмитрия затекла спина лежать, но он все равно держался и не говорил ни слова. Как только гроб опустили в откопанную могилу. Дмитрий открыл крышку, ему подали стремянку, он вылез. И могилу начали закапывать.
        На его поминки собрались совсем немного народу: сестра, одноклассник, две морщинистые старушки (одну из которых он совсем не помнит), сосед, вечно пьяный и небритый (Дмитрий сам пил когда-то с ним за свое здоровье, а теперь он пил с ним за свою смерть), двоюродный брат, и его шестилетняя племянница носилась по дому, не понимая, отчего люди грустят. Дмитрий ел немного, был очень мрачен. Практически ничего не говорил, только принимал соболезнования. Водка не пьянила его, он не чувствовал ее вкуса, как вкуса и другой пищи. Все смотрел на покрасневшие и опухшие глаза своей сестры, и ему становилось еще грустнее.
        На девятый день круг лиц был еще уже. Сестра вновь приехала из Москвы только без племянницы, появился и двоюродный брат, пришел и сосед-алкаш. Сам Дмитрий на этот раз сидел в гостиной и думал, о чем сам не знал. На сороковой день приезжали только сестра и брат. Все уже забыли о Дмитрии, а впереди еще было время полного одиночества и большего забытья, чем сейчас.
***
        Дмитрий уже давно не ходит на работу, почти не выходит на улицу. Он забывчив и пуглив. Его пугает все, что связано с жизнью. Все окна в своей квартире он занавесил большими черными тряпками, и так целый день просиживает в темноте.
Порою выйдет на свежий воздух, сядет на какой-нибудь лавочке, и молча уставиться в одну точку. Будет смотреть на двор и на играющих там детей. Какой-то мальчик случайно уронит мяч, и тот подкатиться к ногам Дмитрия.
"Дяденька, что с вами?" – спросит мальчик, глядя на странные выражение лица Дмитрия.
"Я - умер" – сквозь зубы ответит тот.
"Соболезную" – скажет мальчик и убежит со всех ног от странного человека, ему нет до него никакого дела.
Придя, домой Дмитрий, садится на диван. Он все еще боится посмотреть на свой живот, но уже нестерпимо хочет. Он ложится и закрывает глаза. Чувствует, как начинает исчезать, забываться. Сны с тех пор как он умер, не снились ему, но сейчас что-то происходит бесконечно приятное, похожее на сон. Дмитрий уже не слышит, как визгливо звонит, разрываясь, телефон – это сестра, возможно, хочет ему сказать, что приедет. Но Дмитрию уже не до нее, он все забыл и умер.

Январь 2010

Отредактировано Логинова Виктория (21.04.2024 19:20:23)