Мазманян Валерий Григорьевич родился 9 июля 1953 года в семье военнослужащего.
В 1975 году закончил Пятигорский государственный педагогический институт иностранных языков.
Живёт в Москве. Работает в ГБОУ Школа № 1912.
Автор книги «Не спросишь серых журавлей».

Небо через веток сито цедит в лужи синеву

Мать-и- мачеха в овраге,
грач во фраке - важный лорд,
лист исписанной бумаги
принял нашу грусть на борт.

Накопилась лет усталость,
не смахнуть рукой, как пыль,
а кораблик поднял парус,
покачнулся и поплыл.

Голуби за нами - свитой,
сон январский наяву -
небо через веток сито
цедит в лужи синеву.

Время - это миг, по сути,
встал малыш - старик присел...
а любовь и вёсны крутят
наших судеб карусель.

Жасмин расплескал в саду кипень

Упавшие в обморок тени
очнулись на позднем закате,
береза открыла колени,
подняв своё длинное платье.

Из чаши луны льётся просинь,
жасмин расплескал в саду кипень,
и сумрак с прохладой приносит
нам запах дурманящий липы.

Цветение летнее - прелесть,
а небо - хоть черпай руками,
июльские звёзды слетелись
и бьются в окно мотыльками.

Пусть память и сердце не ладят -
с годами все чувства на убыль...
а что убелённые пряди,
когда те же жаркие губы.

Рыжий месяц бородкой прижался к макушке сосны

Час сумерек - отдых короткий,
успей досмотреть свои сны,
пока рыжий месяц бородкой
прижался к макушке сосны.

Когда от бессонницы горькой
сбиваются простыни в ком,
смотри, как на пламени зорьки
сгорает звезда мотыльком.

Пусть время и славится прытью,
а осень любви не по мне...
июль позолоченной нитью
узоры плетёт на стене.

Осыпая соцветия, возрождается старая яблоня

Что-то сбудется, что-то не сбудется,
кто ругнёт за спиной, кто поклонится,
а судьба не тенистая улица -
не пройдёшь под гармонь до околицы.

Не напрасно душа хорохорится,
что ей в прядях полосочки инея,
и молитвой спасёт Богородица
от вечерней тоски и уныния.

Не горюй, что морщинами метили
нас года, что рука твоя дряблая...
по весне, осыпая соцветия,
возрождается старая яблоня.

Шлейфом белая позёмка тянулась за ночным прохожим

Ушёл февральский день в потёмки,
утешил истиной расхожей,
и шлейфом белая позёмка
тянулась за ночным прохожим.

Качали ветки сумрак вязкий,
где сеял снег фонарь сквозь сито,
твоей душе хотелось сказки,
а не обыденности быта.

Молчали оба и попутно
теней смотрели пантомиму,
и знала ты - проснёшься утром
и смутным сном припомнишь зиму.

Рассветы зазвенят ручьями,
напрасно хмурилась сердито...
и старый клён, скрипя плечами,
дотащит солнце до зенита.