Тяжёлые капли дождя хлестали меня по лицу, но укрыться от них не было возможности. Задуваемые отовсюду, они словно рок, были готовы достать тебя сквозь любые препятствия.
Ведомый гнётом обещаний, я шёл по забытым землям, по пути к давно забытой цели. Каждый шаг отзывался гулом в моей голове. По рассказам бабушки, это место было прекрасной землёй. Но я ощущал лишь кости, вибрирующие под землёй каждый раз, когда спотыкаясь на крутом склоне, падал на четвереньки. Чем дальше – тем отчётливее.
В детстве я часто слышал один и тот же старческий рассказ о вещем сне. Что там, на далёкой земле предков, под караван-сараем захоронена царица, а вместе с ней – её богатства. Раньше я часто воображал как отправлюсь в экспедицию, чтобы найти это место.
С возрастом я забыл про эту детскую сказку. Но после смерти жены, дорогой Элизабет, эта мысль не давала мне покоя. Каждую ночь я видел эту бесплодную землю, я слышал этот дождь. Каждую ночь я ощущал вибрацию костей.
Мой друг детства Кастель Ди Марцио пытался спасти моё душевное состояние. Он считал, что это связано с утерей жены. Каждый вечер он пытался развеселить меня чтением и музицированием, но в его словах я слышал лишь тяжёлую судьбу этого человека, а в звуках музыки – песнь панихиды.
В это далёкое путешествие мы отправились вдвоём. Ди Марцио считал, что это пойдёт мне на пользу. Смена обстановки мрачного Лондона на солнечные земли таинственной Колхиды.
Я не стал ждать, пока его похоронят. Жители той деревеньки смотрели мне в спину, словно на проклятого. В глазах их читалось безразличие к предрешённой судьбе путника.
Я увидел то самое озеро. Бескрайние взору чёрные воды оставались гладкими несмотря на вездесущий ливень. В их непоколебимости чувствовалась гнетущая сила этих земель.
Последние остатки сил позволили сбежать вниз по склону, спотыкаясь, судорожно стараясь не разбиться в этой глуши. Остов некогда процветавшего поселения представлял собой графический набросок: полуразваленные дома, из последних сил сопротивлявшиеся этому месту проигрывали своё сражение, разваливаясь под гнётом времени и природы.
Определить караван-сарай оказалось сложнее, чем я думал. От некоторых зданий остался лишь скорченный фундамент, покрывшийся трещинами.
Прильнув к земле, я прислонился к ней ухом. Зов стал чётче, чем когда-либо. Это нечто перекликалось с моим естеством, заставляя благоговеть перед чем-то столь могущественным.
Теперь я знал где искать. Пройдя через останки поселения, я дошёл караван-сарая. Точнее того, что от него осталось. Лишь пара стен, трухляво упиравшихся в небосвод остались напоминанием о некогда крепкой конструкции.
Упав на колени, я прислонился к стене. Холодный камень обжог мокрую спину, но я не обращал на это внимание. Голыми руками я начал разрывать сырую землю, потревожив живших в ней червей. Обдирая пальцы в кровь я шёл к зову, к той силе, что хранили эти мрачные земли.
Не знаю сколько прошло времени. Это понятие перестало для меня существовать, равно как и боль. Наконец, мои разодранные пальцы упёрлись в нечто, что не напоминало очередной кусок сырой земли.
С рвением очистив полотно, я убедился в том, что это был огромный гроб. Сон действительно был вещим. Прильнув к нему лицом, я почувствовал ту самую вибрацию, громом отдававшую в сознании. Крышка гроба не была приколочена, словно чего-то не доставало. Или кого-то.
С усилием сдвинув полотно, я увидел её. Под крышкой покоилась Элизабет. Одетая в белый саван, она, казалось, лишь прилегла уснуть. Её щёки покрывал лёгкий румянец, а ресницы слегка подрагивали, словно вот-вот распахнутся. На меня накатила вся та усталость и боль, что скопились за всё это время. Не в силах противостоять, я лишь хотел забыться. Повалившись в гроб, я из последних сил закрыл расцарапанную изнутри крышку, и, обняв Элизабет, закончил экспедицию.