Стук

 

Что-то выбило его из сна. Глаза наткнулись на стену кромешной тьмы. Не горело ни одного огонька за окном, который мог бы рассеянным светом, пусть и незначительно, но разрыхлить плотный мрак, поглотивший и территорию снаружи здания и объём помещения внутри. Тишина длилась не долго. Негромкий звук донёсся до его ушей. Короткий как удар сердца.

- Стук... - и опять тишина затянулась как трясина, ни малейшей ряби на её поверхности.

Он прислушался. Безмолвие сосредоточилось в упругую субстанцию, как будто само пространство напряглось перед рождением нового звука:  

- Стук...

Теперь он был уверен, что звук ему не чудится.

- Стук... - снова прозвучало где-то в палате.

Он не шевелился. Мыслей не было. Он просто вслушивался в стук. Размеренный, строго

выверенный кем-то или чем-то, что его порождало, с длинными паузами, не позволявшими достоверно определить место возникновения.

В первые секунды по пробуждению казалось, звук исходит со стороны двери. Теперь как будто раздавался в направлении дальнего окна. Отражённая от голых стен, выкрашенных масляной краской, звуковая волна вполне могла создавать этот эффект неопределённости.

Он хорошо знал, как легко обмануться на изрезанной лесной опушке, прислушиваясь к голосам друзей, которых потерял из виду.  Побежишь на звук в полной уверенности, что сейчас увидишь их голубчиков, а на самом деле они оказывались в противоположной стороне, совсем уже далеко и становилось досадно и немного жутко...

Стук продолжался, размеренный, одинаковый по громкости. Словно механический. Теперь стало ясно - звук приходит от окон, которые располагались напротив входной двери. Лежал он на спине, ногами к выходу, развернувшись в пол оборота к ряду окон, в дальнем конце которого и стучало что-то. Он различил бы прямоугольник белой двери и чёрные окна напротив неё через ширину просторной палаты, если бы ни эта непроглядная тьма. Но ему не было страшно. Подумаешь, какой-то непонятный стук. Ну, и что?

Вслед за воспоминанием о лесной опушке, всплыла другая картинка: Они, озорные мальчишки и девчонки, в поздних вечерних сумерках устраивают постукалочки вредной старой злюке, слывущей среди местных колдуньей.
Та обкладывала их трёхэтажным матом с утра до вечера, чем бы детишки ни занимались, хорошим или не очень. И вот ей пришла отместка - длинная чёрная ниточка, протянутая от кустов у заборчика до ветки рябины, стоящей рядом с домом точно напротив окна. Ветка тянется к стеклу. Перекинутый через один из сучков конец ниточки, всего пятьдесят сантиметров длиной, оканчивается свинцовым грузиком. Достаточно дёрнуть за нитку с другого конца, сидя за кустом, и конструкция приходит в действие. Несложный механизм работает чётко: Цок! - пауза. Маятник совершает обратно поступательное движение - Цок! – и снова пауза... И опять – Цок!

Занавеску откидывает засохшая старческая рука, и злое лицо озадаченно всматривается сквозь стекло в темноту колючими глазами. Никого бабуле, разумеется, не видно во мраке, слегка рассеянном бьющим из глубины комнаты светом. А они, сущие дьяволята - короткие штанишки и разноцветные трусики под короткими юбочками -  сидят под кустиками и приглушённо хихикают, приостановив постукивание. Бабуля задёргивает шторку. Отходит от окна - это понятно по убравшейся с занавески тени - и кончик ниточки, зажатый между большим и указательным пальцем уже другой детской руки, дёргается снова. Уморительный процесс повторяется много раз. Каждому хочется внести свой личный вклад в общее дело. Доходит до того, что терпение у бабушки заканчивается, свет в окне гаснет, и распалённые от веселья детишки представляют себе, как изведённая бабка всматривается через чёрное стекло в свой, погружённый в поздний вечер садок под окном. Её не видно, но все ощущают рыщущий взгляд. Только озорников тоже не видно. И тоненькую чёрную ниточку не видно. И не видно привязанный к ней крохотный увесистый грузик из свинца. А звонкое цоканье по стеклу продолжается...

Он не заметил, как медленное течение сна закрутило его в танце приятных детских воспоминаний и унесло в свою безбрежность.

Солнце сияло в чистом небе. Звуки утра проникали сквозь стёкла в палату. Васька потянулся. Протёр заспанные глаза. Посмотрел на два дальних окна, которые располагались по отношению к нему под острым углом. Он искал взглядом, что-нибудь подходящее, что могло ночью, например от ветра, постукивать по рамке створок или оконной коробке, примыкающей к оштукатуренному день или два тому назад наружному откосу. Ничего... Ничего, что могло бы породить звук.

Что же это за стук он слышал ночью? Странные звуки. Может быть, они доносились издалека? С какого нибудь близ расположенного частного двора? Мало ли какой хозяин от бессонницы решил посреди ночи поколоть дровишки? Но тут же вспомнил, что постукивание больше походило на звуки тихо раздающиеся внутри. Как будто осторожные.

Васька оглядел пространство от двери к окнам, которое представляло собой прямой коридорчик, довольно широкий, разделяющий палату на две заставленные койками части. Васька  разместился во второй, большего размера, выбрав место посередине в последнем ряду кроватей, примыкающих изголовьем к боковой стене.

В центральном поперечном проходе было чисто. Ничего такого, что могло навести на какую-то мысль. На участке между подоконниками и батареями под ними имелось несколько приставленных к стене обрезков от досок.

Закончившие здесь недавно работу маляры поленились или забыли вынести последний оставшийся после них хлам. Больше никаких предметов кроме железных коек в палате не было. И не было ничего, что могло бы указать на возможную природу стука.

Невольно вспомнился вчерашний вечер, когда он пришёл ложиться на стационарное обследование по настоянию призывной комиссии: согласно стрелкам часов день закруглялся, но Солнце намеревалось ещё долго катиться в синеве, смеяться, внезапно прятаться и быстро выскакивать из наплывающих облачков. Он приближался к двухэтажному зданию бывшей помещичьей усадьбы, вдыхал восходящий от овальных клумб цветочный аромат, смешанный с бодрящим смоляным запахом свежераспиленной ели и испытывал чувство умиротворения. Он знал, что долго здесь не задержится, а потому, просто отдохнёт дня два и домой. Трое рабочих, стоя на дощатых лесах, ремонтировали верхнюю часть фасада больницы. Васька прошёл мимо вёдер из-под краски, выставленных в беспорядке с краю от бетонного крыльца, и нырнул в полумрак подъезда. Поднялся по четырём ступеням широкой деревянной лестницы, украшенной резными перилами, в приёмный покой.

- У меня направление - произнёс он, увидев пожилую женщину в белом халате.

Та хмуро взяла протянутый листок, пробежала глазами написанные размашистым почерком строчки, положила его на стол, подняла глаза на паренька, посмотрела долгим взглядом и сказала:

- Ехал бы ты лучше в другую больницу.

- В смысле? - озадачился он.

- В том смысле, что у нас тут карантин.

- Что вы хотите сказать? Зараза какая-то?

- Зараза не зараза, а умерло за две недели три человека.

- Но направление сюда... В поликлинике про карантин не знали?

Дежурная молчала. Ясно - ни какого карантина нет.

- Мне что, завтра пойти опять в поликлинику и потребовать, что бы направили в другое место?

- Да хоть и так.

Васька растерянно пожал плечами.

- Ну и что, что умерли... В больницах всегда кто-нибудь умирает. Мне сказали всего-то два три дня полежу. Больше для галочки. Напишете заключение и на выписку.

Дежурная врач хмуро взглянула на залихватского молодца.

- А что? - спросил Васька - Что-то серьёзное?

- Как тебе сказать? Просто так умерли. Накануне выписки.

Васька смотрел в мрачные глаза женщины. Не развлекается ли она так с ним?

- И...? - выдавил он из себя.

- Что-то нечистое завелось. Совсем больных не трогает, а вот тех, которые на поправку идут… тех и прибирает.

Напряжение отпустило Ваську. Парнишка красноречиво взглянул на женщину, демонстрируя здоровый скепсис.

- Не верю я в суеверные глупости!

Женщина молча повернулась, исчезла на минуту в кладовке, или что там у них - сушилка? ...и вышла со сложенной в стопку больничной одеждой.

- Переодевайся.

Васька разулся, стянул футболку, брюки, засверкал трусами, взял полосатые штаны от пижамы...

- Знай только, - нарушила молчание дежурная,  взиравшая на него из-за стола - все они молодые. Двое постарше тебя. Третий мальчик ещё. Хорошенький такой, жизнерадостный… был...

Васька пожал плечами и пошёл по длинному коридору в указанном направлении к лестнице на второй этаж.

- Только сюда могу положить – сказала дежурившая в  терапевтическом отделении молоденькая медсестра.

Васька заглянул в открытую дверь палаты - в просторном помещении пустые кровати: железные рамы, голые пружинистые сетки из потемневшей завитой стальной проволоки и всё.

- Выбери себе место. Постельные принадлежности сейчас принесу.

Он выбрал левую часть палаты, если стоять от входа лицом к окнам, наибольшую по площади. Присел на уголок жёсткой рамы, проминая край шуршащей сетки. Ещё раз огляделся. Ничего особенного, пустая палата только и всего. Не уютная конечно, но потому и не уютная, что пустая. Зато солнце светит в окно и хочется радоваться жизни, не думая о страшных вещах, которым нет объяснения.

Впрочем, кто сказал, что нет объяснения этим смертям? Скорее всего, оно имеется.

Он посмотрел на входящую со свёрнутым матрасом в руках медсестру.

- А почему вы поместили меня в эту палату? - спросил Васька подозрительно.

- Потому что в этой палате ремонт закончился. В других ещё идёт, или только начнётся. В двух палатах с больными свободных коек нет. Теперь будем эту заполнять. Ты первый. Будь как дома - медсестра улыбнулась - сам постелешь или мне?

- Сам.

Вечер прошёл нормально. Никто и ничто не напоминало Ваське о разговоре, состоявшемся  с врачом в приёмном покое. А ночью случилось то, что случилось. Правда, если подумать, ни чего особенного. Если бы ни тот разговор, он не обратил бы внимания на тихий, повторяющийся через длинные паузы стук…

Утро явилось отличное! Сквозь закрытую дверь в тишину мало обитаемой палаты проникали звуки: шуршали тапочками проходящие мимо больные, звенела посуда, раздавались голоса.

Обоняние юноши уловило аппетитный запах творожной запеканки и какао. Васька бодро выбрался из постели. Оделся. Выходя из своего «кубрика», спонтанно завернул к окнам, бросил взгляд сквозь стекло на залитый солнечным светом двор - свидетельства во всю идущей стройки - осмотрел подоконники - совершенно чистые. Карнизы снаружи - аналогично.

Ещё раз подумал о тайне слышанного ночью стука. Поёжился от пробежавших по телу мурашек. Они от мыслей появились или от чего-то другого? Это ему кажется или нет? Будто где-то сквозная трещина в стене выпустила на него поток прохладного утреннего воздуха. Но трещины не видно. Наверно её загораживают доски. Либо всё-таки  почудилось. Не чудился только мало ощутимый гнилостный запах, исходящий от одного из деревянных обрезков, которые в целом распространяли здоровый хвойный дух. Вероятно, так пахла самая большая и сучковатая из досок.

Васька прищурился. Что-либо конкретное он утверждать не мог, но пережил ощущение чего-то лишнего. Вчера, при первом взгляде на обрезки, на которые он обратил внимание сразу, как только вошёл в палату вслед за медсестрой, глаза порадовал их свежий, чистенький и новенький вид. А сейчас доски выглядят не совсем так, по крайней мере, одна из них. Васька мотнул головой. Так и до чёртиков можно додуматься. Кругом идёт ремонт. Повсюду доски, вёдра и мешки.

Надо бы их унести - подумал Васька, покидая палату, и сразу забыл: вкусные запахи хлынули на него в открытую дверь и поглотили все посторонние мысли.

На приёме у доктора он всё поглядывал в угол образованный краем закрытого шкафа и стеной. Наконец набрался наглости и спросил.

- Вы собираетесь поохотиться...? - вопрос был вполне логичным, поскольку за больницей сразу начинался лес изобилующий живностью.

- Ни ты первый спрашиваешь. Это деда нашего, Лукича, ружьё. Брат ему принёс прямо в палату. Слышали, говорят, вчера ночью снова походку. Боятся... Ну, я ружьё забрал от греха подальше. Пусть здесь стоит. Этого Лукича ведь не переубедишь. Если отберу совсем, ему другое принесут и

спрячут.

- А что за походка такая? - спросил Васька невинно.

- Суеверный народ. Всё придумывают чего-то. Говорят, кровосос завёлся. Вроде гигантского клопа. Насмерть кусает.

- А мальчик, почему умер? - спросил Васька в лоб - И другие двое?

Худосочный интеллигентного вида врач внимательно взглянул на любопытного молодого пациента.

- И тебе наговорили уже всякой ерунды?

Васька промолчал.

- Скончались они от вполне естественных причин. Характеры смертей похожи. Вызвала их одинаковая скрытая патология. Но это простое совпадение. Такое бывает. А причина обострения у каждого своя. Устроит тебя такой ответ?

- Устроит - сказал Васька - Я и сам так считаю. Всегда боролся и борюсь с суевериями. Через левое плечо не плюю. И по деревянному столу не стучу. И в чёрную кошку не верю. И в чертей. И в Бабу Ягу - пошутил Васька.

- Ну и правильно - улыбнулся доктор.

- А оно заряженное?

Доктор вздрогнул.

- Я не подумал об этом.

Взял неумело ружьё, выискивая способ определения его боевой готовности.

- Осторожно! - испугался Васька за доктора - Вы так и в себя попасть можете. Давайте я взгляну. Я умею. В клуб юных охотников ходил. На стрельбищах стрелял. С двух выстрелов тарелочку сбиваю!

Доктор отложил ружьё.

- Ну, посмотри...

И Васька посмотрел. Серьёзные патроны - на кабана, на лося. На крупного зверя, в общем. Разрядил. Защёлкнул ствол. Протянул увесистые заряды доктору.

- Вот! Самые мощные, какими только, можно было зарядить!

- Благодарю - сказал доктор, принимая патроны.

Открыл шкаф и положил их глубоко вовнутрь на верхнюю полку.

До обеда Васька шатался по коридору. Смотрел, как ставят друг другу шах и мат, севшие за столик ходячие больные. Почитал газеты и журналы. Посидел у телевизора вместе с детьми.

- Откуда тебя выпустили? - спросил проходивший мимо дед.

- Ни откуда. Я сам пришёл - ответил Васька.

Дед посмотрел на него, борясь с тяжёлой мыслью. Решал трудную задачу.
- Если я спрошу - ты чего пришёл? Будет как-то... как будто я спрашиваю - ты чего это пришёл?!! Вот я и спрашиваю - откуда тебя выпустили?

- Странная у вас логика, дедуля. Я сам пришёл. Ни кто меня, ни откуда не выпускал. Я сам по себе.

- А, понятно... - посмотрел дед на молодого собеседника непонимающе - Сам по себе...

Непосильная дума терзала его. Дед отмахнулся от неё как от навязчивой мухи. Пронзил Ваську пытливым взглядом.

- Так ты не ответил - откуда тебя выпустили?

- Из дома! - сказал Васька с досадой.

- А... Так бы сразу и сказал. А то, ходишь вокруг да около.

Дед стоял и сверлил Ваську взглядом. Васька несколько раз на него оглянулся.

- Стук слышал ночью?

Васька вспотел от ударивших его слов.

- Кровосос явился. Аккурат по коридорчику протопал в сторону палаты твоей.  У меня бессонница. Всё слышу, что делается. На, вот - дед протянул бумажный свёрток, узкий, удлинённый и увесистый - всё лучше, чем с голыми руками. Я бы тебе ружьё дал. Стрелять умеешь? Да доктор, едрить его налево, отобрал.

Дед развернулся и поплыл своим курсом.

Васька тупо смотрел на кулёк из газетки. Под слоями бумаги наощупь ясно угадывался охотничий нож.

Ко сну Васька отходил с определённым сложившимся убеждением. Он провёл расследование, непринуждённо расспрашивая людей, и выяснил интересную взаимосвязь. Молва о кровососе пошла с началом ремонта. Он долго не мог уснуть, пытаясь нащупать суть этой связи. Он как будто ловил правильную мысль за хвост. Вот, сейчас, она станет ему ясна. Но та ускользала, как прыткая ящерка, скрывающаяся в гуще травы, мелькнет тёмной спинкой, тонким хвостиком, и нет её.

Ему снился сон, приятный, вызывающий чувство обретённого счастья. Вся их компания верных и любезных друзей была вместе. Вовка с Сашкой - два товарища не разлей вода и одновременно две противоположности - один дерзкий забияка, другой флегматичный интеллигент. Борька - натренированный как спортсмен, способный выполнять акробатические трюки. И две девочки – Леночка, любящая всё подвергнуть анализу и рассмотреть со всех сторон и Танечка, ни такая кричаще красивая как Леночка, но тоже хорошенькая, забавная озорница.

Они вместе играли в ножички. Кидали по очереди. Нож взлетал, кувыркался на обратном пути к земле и втыкался, но не в грунт, а в доску.

Тук... Тук...

Кидали по очереди. Нож втыкался, но не удерживался на кончике и валился. Его поднимала другая рука. Нож снова взлетал и, кувыркаясь, падал, вонзался острием и не удерживался. Так дошло и до Васьки. Он подкинул увесистое орудие, хорошо сбалансированное, и тот воткнулся и задрожал. Васька почувствовал коленками, на которых стоял рядом с доской, миг вхождения лезвия в плотную древесину!

- Как ты хорошо его воткнул! - воскликнула радостная за Ваську Танечка. Она по обыкновению ярче всех выражала свой восторг.

- Молодец! - сказала ему в ухо наклонившаяся Леночка. Положила ладошку на плечо и мягко сжала.

- Я не могу его вытащить! ...Ой!!!

Васька напугался от болезненного вскрика Танечки и увидел алые капли на доске с торчащим ножом.

Он проснулся от неподдельного испуга за бойкую и часто неосторожную девчонку... И упёрся глазами в чёрную стену. Нет, он был погружён в эту стену. Она прикасалась к зрачкам.  Давила на спину сверху. Прижимала к постели.

Стук... - почувствовали коленки передавшееся через кровать колебание тихого удара по полу.

Васька покрылся испариной. Весь. С головы до ног. Он лежал на животе, лицом в узкий проход между кроватями.

Стук... - под покровом мрака, неведомый механизм опять шагнул.

Шагнул от изножья к изголовью. Ноги в пределах досягаемости этого нечто. Только одеяло защищает их... но от кого?

Стук...

- Как ты хорошо его воткнул!

- Молодец!

Прозвучали у него в уме, не освободившемся от сна полностью, спасительные голоса милых подружек. И Васька ощутил в руке удобную рукоятку. Он вытащил во сне, спрятанный под матрац на уровне бедра, принесённый ему сердобольным дедом охотничий нож. Вытащил и сжимал под одеялом в вытянутой вдоль туловища левой руке.

Стук... - передался через постель короткий звук, а ухо определило, откуда он исходит - как раз напротив кисти, сжимающей рукоять.

- Он не вытаскивается! - воскликнула Танечка у него в голове.

И Васька, подстёгнутый звонким голоском, отбросил край одеяла и выстрелил рукой в материализованную бархатную черноту мрака.

Бум! - раздался глухой удар.

В подсознании он чего-то такого и ожидал. Даже если бы там ни чего не оказалось, сама темнота должна была зазвучать. Лезвие вонзилось глубоко. Васька почувствовал это за тот краткий миг, пока рукоятка ещё оставалась у него в руке. Затем она выскользнула из ладони. Что-то хаотично покатилось по полу. Совсем не в том направлении, в котором должно было бы по инерции полететь от полученного удара по законам физики. Но может быть, как и положено, ударилось в рядом стоящую кровать и рикошетом отскочило по узкому проходу между койками в зону широкого прохода от двери к окнам?

Васька застрял в нехорошем сне. Он трясся. Только не выветрившееся из восприятия присутствие друзей из приятного сновидения держало его на плаву в леденящей воде мистического ужаса.

- Молодец! - подбодрила Леночка.

А Танечка ещё раз бросила подсказку:

- Он не вытаскивается!

Мальчишки наперебой изумились и дали ему смелую идею:

- Ну, ты даёшь, Васятка! Как из ружья выстрелил!

Васька вскочил с кровати, словно выскользнул из батискафа в ужасающую морскую бездну, стонущую от давления. Вылетел из палаты в тускло освещённый коридор, где в дальнем конце в своём уголке, привалившись на плоскость столика с прилаженными к нему с обращённой к коридору стороны полочками, дремала в белом халатике девушка ни на много старше него. Она испуганно разогнулась и заворожённо смотрела, как приближается быстрым шагом в одних трусах рослый, но на лицо ещё совсем юный пациент.

- Ира! - назвал он её по имени не громко, но с восклицанием, приглушённым почти до шёпота голосом.

Он боялся что тот или то, что затаилось у него в палате, напустив в неё чернильного мрака, услышит и распознает его намерения и сбежит. Он надеялся, что оно ещё там. Ведь он не слышал, чтобы кто-нибудь убегал. И он надеялся что то, зачем он идёт, сейчас остаётся там, где его поставили.

- Скорее! Откройте кабинет врача. Пожалуйста!

Он был убедительным в своей спешке. Медсестра без вопросов щёлкнула ключом в замочной скважине и распахнула дверь. Ружьё стояло на месте. И патроны тоже лежали на месте - спасибо доктору!

Он ворвался в свою палату. Прошли не более двух минут, и оно ещё должно быть тут, раненое им. Васька нарисовал уже себе природу кошмарного существа. Нужно только его распознать, маскирующегося под окружающие предметы. Маленькая Танечка ему подсказала, как он может это сделать. Ведь нож не вытаскивается! Хоть обрежься!

Яркий электрический свет убил не принадлежащую этой вселенной тьму... Проход от двери к двум окнам был чист. Ничто прокатившееся в него от Васькиной постели не лежало посередине. Только обрезки от досок стояли прислонённые небрежно к стене между батареями, как он их запомнил с позавчерашнего дня. И в одном из этих обрезков, самом длинном и широком, сантиметров девяносто на сорок, сучковатом и распространяющем малозаметный запах гнили, торчал в верхней его части глубоко вонзившийся нож.

Васька недолго размышлял. Он увидел капельки крови, разбрызганные вокруг лезвия. Как будто это была алая кровь неосторожной Танечки из сна. И различил направленный на него взгляд зловещего лица, при хорошем воображении рисующегося в узоре потрескавшихся сучков. Оно поняло, что неудавшаяся жертва видит его неподвижный, не моргающий, не уклоняющийся взгляд и испугалось за миг до разнёсшего его в кровавую щепу двойного выстрела.

Периодически, засыпая, Васька видит холодящую кровь картину, конечно только в своём уме: как в темноте, механически переваливаясь с боку на бок, с угла на угол, к нему подбирается ожившая доска, сверлящая его тяжёлым неподвижным взглядом...

 

 

Отредактировано Амид (14.12.2021 01:03:23)