…:Рождение… Детство… Взгляд… Бытие… Шестнадцать… Смерть! Шестнадцать… Глаза… Любовь… Ночь… Семья… Бытие… Взгляд… Ссора… Сорок… Смерть! Сорок…  Взгляд… Новое… Природа… Мир… Зло… Добро… Шестьдесят… Жизнь! Шестьдесят…Вера… Бог… Семьдесят… Жизнь! Прошлое… Настоящее… Сон. Тьма… Спокойствие… Вдох. Детство… Взгляд… :

Всё черно-белое… Летний красочный пейзаж лишился всякого цвета, потускнев, уподобившись старой фотографии...
Я смотрю лишь вперёд, не представляя картины позади, и вижу нечто уже забытое, но до ужаса близкое сердцу. Край земли очерчивается резким обрывом, что даёт карьер, а далеко в низине, в десяти шагах от возвышенности, прорастает лесок молодых тополей, вширь совсем крохотный, окружающий «болотце», почти полностью иссушенное солнцем, грязное от немалого мусора внутри и около себя, только и жаждущее избавления смертью своей от этой мучащей знойной жизни. Лесок, окружённый пустой землёй, что вытоптал скот, будто оазис в этой впадине, сравнимой с большими пространствами между каньонами. Если посмотреть дальше, метров на пятьдесят от карьера, видно искусственный водопад, дающий собой течение небольшой речки, спрятавшейся за аллеей ив, собравшихся для водопоя. По ту сторону реки следует сборник неизвестных кустарников, занимающих всю правую сторону реки вплоть до «цивилизации»: деревенских ухабистых дорог; домов, делящихся по крышам на разноцветные новые большие домища и пепельные старые низенькие избёнки; кладбища, которое выделяется каким-то странным свечением относительно всего остального.
Я закрыл глаза, и всё увиденное отпечаталось негативом в памяти моей, защемив сердце, дав на мгновение ощущение, будто я снова там, где виден свет в кромешной тьме, где тепло даже зимой, где разлука и тревога сокрыты в пелене тумана, где не пахнет смертью…
Время остановилось, в мире ни души, и лишь я, наравне с сухим ветром, палящим солнцем и высушенной землёй, тяжело дышал, проникаясь воспоминаниями, дарящими мне новые, незнакомые ранее, эмоции.
Всё вокруг стало наполняться какими-то странными оттенками тёмно-зелёного и ярко-красного. Вдруг ветер завыл как волк, и с силой толкнул меня вперёд в пропасть. Страх вмиг овладел мною, лишив меня ощущения жизни. Я летел, не думая хоть о чём-то, впервые в жизни своей лишившись всякого самосознания. Кажется, прошла вечность, пока я не вырвал мир этот из темноты страха, открыв глаза. Время было стёрто, и ощущалось всё так, будто сама бесконечность освободилась, вырвавшись из тюрьмы законов, написанных чем-то или кем-то свыше.
Упавшим на пустую землю взглядом я увидел, что на приближённой поверхности далеко не пусто – растут короткие, разбросанные по всей низине, пучки тёмно-зелёной травы, и стреляющие в глаза ярко-красные единения репья.
Страх сам собой улетучился, ведь я летел не падая, а лишь планируя, неподвижно вися в воздухе… «Как же прекрасно, вольно, просто… Чувства и эмоции… Это, скорее всего, называют жизнью…», – в голову с новой силой полезли мысли, когда-то исчезнувшие, казалось, навсегда. «И кто это сотворил… Верно, сам Бог, ведь больше некому…», – уже давным-давно мир этот обрёл все цвета, и мне оставалось лишь любоваться этим.
Я на мгновение закрыл глаза, и почувствовал, как меня потянуло вниз. Я падал подобно звезде – так же быстро, и отличие состояло лишь в том, что мне некому было исполнить заветное желание. Земля, казалось, настигала меня, но пункт назначения приземления моего лежал, как оказалось, в «болотце», упав в которое я услышал шлепок, хруст, и звонкий звук бьющегося стекла. Чувство утраты чего-то ценного заглушило всякую боль, всякий крик мой, и я, лежа в грязно-багровой луже, смотрел в покрывающееся тьмой небо, уже не освещаемое лучами солнца.
«… Я проснусь, встану, поднимусь наверх, увижу эту фотографию, полечу, буду жить свободою, а потом снова упаду вниз, туда, где меня хотят вытоптать, выпить, съесть, испепелить… Пока так – я есть!».
…Солнце ударило в глаза. Стрелки часов совпали на цифре «двенадцать». «Опять этот сон...», – подумал я, и тут же сердце начало биться медленнее, но сильнее, будто пытаясь до меня достучаться, что-то сказав. Я посмотрел в окно, и увидел обыкновенный весенний пейзаж: дыры в асфальте, заделанные лужами, что заполнены, в свою очередь, разным мусором, и тополя, прорастающие по обе стороны дороги, только что распустившиеся листья которых медленно, посапывая и зевая, тянутся к солнечному свету.