Выкладываю рассказ" на нерве" для Виктории Логиновой

Назови меня мамой...

Вина доказана и нет исхода. Но я готова ждать...

Лето девяносто пятого, ласковый московский двор, и я снова заскочила на пару дней в родовое болото. Оседлость не мой профиль, я известная "перекати-поле" и "журналист от Бога", по крайней мере так говорят все, кто делит со мной допинговую водяру пополам с очарованным зельем, громко ненавидит или спит в одной постели. Я люблю простор и азарт, безумие адреналина и запах опасности, к черту семейные узы, к черту заботу о здоровье, к черту безбедную старость! Обыденная серость будней не для меня. Вот и сейчас, вдыхая знакомый запах дома, уже рвусь дальше, только забегу на пару адресов. Последний раз была здесь года два назад, когда муж сестры, классический браток начала перестроечного исхода из социализма, нашел наконец-то свою законную пулю. Мать, как всегда, хватается за сердце и заводит нудную песню о моей загубленной жизни - скучно. Я откупаюсь от ее любви увесистой пачкой иностранной валюты и спешу на соседнюю улицу к Ирке.
Ириша младше почти на десятку, тихоня и моя полная противоположность. Домашняя тирания истеричной матери, сделавшая из меня бунтаря, слепила из Иришки классическую жертву, беспрекословно подчиняющуюся авторитету старшего поколения, желающего "чтобы она была счастлива". Именно благодаря этому "желанию" и попала восемнадцатилетняя младшенькая в золотую клетку к бритоголовому подонку. Мама глянула во двор на дорогую машину, любезно приняла шикарный букет, сдобренный денежной котлетой "на жизнь", справилась о жилищных условиях и участь Иришки была решена. Свадебные хлопоты восемьдесят восьмого пролетели наркотическим дымом Карабахской заварушки и я поспела лишь на годовщину племянницы, даже не потрудившись извиниться. А еще были ее слезы и тайные признания, что бьет, что мучает, а уйти страшно, и... некуда. Был "серьезный разговор" с матерью, хаотично заполняющей квартиру дорогим хламом и не желавшей слушать о проблемах младшей дочери. Были даже мысли "вырвать из лап" и "найти управу", но я уехала снова, так ничего и не сделав. У меня своя жизнь, у сестры - своя, устаканится как-нибудь, все мы под Богом ходим.
Выбор - боль... Она умоляла о помощи, но мы предали. Мать, продав за мещанское счастье, я - в опьянении от "простора и запаха опасности". Но кто задумывался от этом, к тому же, через три года папашу с почестями закопали на Новодевичьем кладбище и можно было оправдаться, мол, помучилась, зато теперь будет в шоколаде. И сегодня я спешу к младшей на квартиру в надежде зависнуть на пару дней и увидеть племяшку Верочку.
Длинная кирпичная пятиэтажка утопает в зелени, обойдем, пожалуй, постучимся в окна, как в старые добрые времена. Двенадцатое окно слева - кухня, потом тройное - большая комната и еще одно - маленькая. Под ногами хрустит стекло, квартира зияет пустотой окон, кое-где прикрытых фанерой, в нос ударяет запах подвала, размазанный пьяными голосами. Что-то не так. Дверь пропускает без задержек - замки давно выбиты, я вхожу в бомжовский притон и удушливый запах разложившегося дерьма пополам с кислыми алкогольными парами становится невыносимым.
- Ира, ты здесь?
Кухня чернеет обожженными стенами, маленькая комната завалена мусором, а в большой прямо на полу расположилась компания местных алкашей, распивающих без закуски паленую водку. Единственный уцелевший табурет смердит сгнившей закуской, а на старом диванчике, закрывшись прожженным пледом лежит она...
- Как же ты так, а?
Я пытаюсь научиться говорить в густой вони, но слова бесполезны и без них ясно - моя сестра спилась, превратив некогда шикарную двухкомнатную квартиру в алкогольный притон. Ириша, которая не брала капли в рот, укоризненно пеняя мне за излишнее пристрастие всякий раз, как я появлялась на домашнем горизонте. Иринка, всегда такая аккуратная, чистенькая, мой идеальный эльф... Как же это?
Алкаши шумно радуются новому собутыльнику, безошибочно определив содержимое пакета. Я машинально передаю им пойло и присаживаюсь на кровать:
- Привет... - глаза начинают разъедать слезы.
- О, Танька... - язык младшенькой ворочается с трудом, огромные для худого личика глаза в окружении темных теней смотрят сквозь меня, безуспешно пытаясь сфокусироваться, она слабо взмахивает рукой и вдруг пьяно кричит, - Мужики, наливайте, ко мне сестра приехала!
Тут же подскакивает юркий сосед алкаш Витюша и выплескивает в стоящую у подушки синюю детскую кружку добрую порцию принесенного мной коньяка:
- Танечка, какая красавица стала! - восхищается буднично, - У нас тут с тарой напряженка, вот чистый стаканчик нашел, тебе чего, может водочки? Правда тут не много осталось, но я мигом сгоняю... - лопочет заискивающе, но я не слышу.
- Поешь... - вытаскиваю из бездонных карманов жилетки ее любимые крабовые палочки, - Давай, съешь хоть одну, - приговариваю, пытаясь накормить то, что осталось от сестры, - Тебе в больницу надо, солнышко, как же ты так? Что случилось?
- Не поеду! - отталкивает мою руку высохшая ладошка, - И есть не могу, не хочу... Ты мне лучше еще налей...
Я наливаю, делая два больших контрольных глотка прямо из горлышка, но алкоголь вдруг теряет свой вкус, становится горьким. Почему-то проскальзывает мысль, что именно такой вкус у первой стопки на поминках... На моих глазах спивались не раз, я слишком четко вижу симптомы приближающейся смерти. "Это конец, - ставит категоричную точку сознание, а потом добавляет, - И тебя ждет такой же".
- Где Вера?! - волнение нарастает и я почти кричу, уже понимая, что спрашивать бесполезно.
- Во дворе где-то бегает, - откликается услужливый Витюша, все еще надеясь получить дотацию на очередной литр, - Недавно из опеки приходили, говорят, что если Ирка не образумится, заберут Веру в детский дом. Тут даже телевидение было, снимали, как живут алкоголики, мы все... - Но я не слушаю, с гостями и домом можно будет разобраться потом, а сейчас на воздух.
Двор, такой солнечный еще полчаса назад вдруг становится тесным и душным. Я кружу по двору, притягивая к себе любопытных соседок, которые охотно заполняют пустую память событиями последних двух лет. Долги "на общак" оставшиеся от мужа, продажа почти всего имущества, предательское молчание матери, новый мужик "из пьющих" а потом, потом...
- Вера! - я почти бегу к детской площадке, пытаясь скрыться от страшных новостей и вопросов где же былая я, почему не помогла.
Шестилетняя малышка внезапно выныривает из подъезда. Стоптанные сандалики, джинсы не первой свежести и майка с чужого плеча:
- Тетя!
Я подбегаю, падаю на колени, обнимаю пропахшее домашней вонью, давно не мытое тельце:
- Солнышко мое, как ты тут? - глупый вопрос.
- Ничего, - радостно успокаивает меня племяшка, на исхудавшем личике светится счастливая улыбка, - Меня только что тетя Люда супом накормила, рыбным. А ты надолго приехала?
Я судорожно пихаю ей в руки иностранный мармелад и какие-то леденцы, купленные в ближайшей палатке, пытаясь уйти от ответа, а она вдруг заглядывает мне в глаза и говорит серьезно:
- Забери меня, Таня, я не хочу в детский дом...
- Конечно, конечно, - шепчу я, прижимая ее головку к своей груди, - Конечно, я тебя заберу. Сейчас только улажу кое-какие дела, беги домой, собирай вещи, завтра отправим маму в больницу и я за тобой приеду, хорошо?
Она кивает, соглашаясь подождать до завтра. А на завтра я уезжаю в командировку, самонадеянно решив, что три дня ничего не изменят. Действительно, что такое три дня для шестилетней бродяжки и умирающего скелета на обосанной грязной постели? Для них, это всего лишь еще три дня, а я смогу привести в порядок мысли, разобраться, решить, что делать дальше...
Выбор - боль. Они ждали помощи, а я предала снова, убежав от ответственности в привычную жизнь, где все просто и понятно, где я одна и не надо ни о ком заботится. Так легче... мне...
   
    ***
- Суки! На куй!! Все на куй, я вас не звала!!!
- Иди, иди на кухню, давай! - участковый неторопливо, но настойчиво выталкивает из коридора пьяную мать, и я прохожу в комнату.
Пятилетняя Светочка жмется в прогал между креслом и матрасом, на котором разбросаны редкие грязные игрушки. На ковре вповалку спят несколько алкашей бомжеватого вида,знакомый кислый запах перегара ударяет в ноздри.
- Не бойся, милая... - я подхожу медленно, чтобы не испугать.
Ласково, надо ласково... Привычно стелю на кресло газету, расстегиваю объемную спортивную сумку и достаю оттуда плюшевого зайца:
- Смотри, кто к тебе пришел в гости!
Малышка недоверчиво дует губки, но глазки уже блестят интересом. Еще немного слов и море улыбок пополам с добротой. Вот так, подойди ко мне, девочка, я подарю тебе любовь и заботу, я верну тебе все, чего ты была лишена всю свою короткую, но такую несчастную жизнь, но сперва вырву тебя из этой зловонной берлоги. Минуты часами, наконец контакт налажен и я начинаю действовать:
- Светочка, твоя мама очень больна, ей надо полечиться. Дяди заберут ее в больницу, а ты пока поживешь у меня, - приговариваю я, снимая с глазастого сокровища обноски, сажаю на колени, глажу по голове, доставая из сумки чистые трусики, маечку, колготки, - Мы сейчас поедем в хорошее место, там много игрушек, знаешь сколько друзей у зайца, ммм... - застегиваю на худом тельце кофточку, - А еще тебя ждет Даша, она такая же как ты, будете вместе воспитывать маленького Славика... Будете кормить его с ложечки, ты же уже большая... - собираю в косу длинные светлые волосики, безошибочно определяя по расчесанной головенке, что со вшами придется бороться всерьез, - А еще у меня есть настоящая кошка Маруська и собачка Тимка, такая смешная, маленькая, с белым пятном на мордочке, - волосы под косынку, чтобы вши не перебрались на вязанную шапочку, - Ты же поедешь со мной, заинька? Совсем не надолго? Мама поправится и заберет тебя обратно...
- Поеду... - безвольно соглашается голубоглазое чудо, разомлевшее от обилия непривычной ласки и колыбельной из розовых слов.
Теперь сапожки, зимний комбинезон и длинный веселый шарф из разноцветных ниток.
- Бери зайца, остальные игрушки заберем позже, хорошо?
Я подхватываю сокровище на руки и почти бегу в прихожую, прижимая головку к груди, закрывая ушки, чтобы малышка не слышала, как беснуется на кухне пьяная мать.
- Готово? - мой старший сын, привычно берет на руки наш трофей и его лицо озаряет редкая улыбка, - Светик, давай знакомиться, меня зовут Сергей, у меня собачка Тимка в машине, хочешь посмотреть? - поворачивает ко мне голову, - Не задерживайся, у Ленок уже все готово, заждались...
Я киваю и иду обратно в квартиру, где в коридоре толпятся трое из органов опеки. Все документы подписаны еще вчера, кроме одного, самого главного.
- Управилась? - участковый Димка облегченно выдыхает воздух, - Она вроде прооралась, так что кое-что понимает, но агрессивная...
- Оставь нас, - я киваю, - У входной дери пакет с водярой, держи наготове, как закончу, дашь...
Мой друг кивает и исчезает, прикрыв за собой разбитую кухонную дверь и я остаюсь один на один со своим прошлым...
- Тебе чего?! - молодая еще алкоголичка меряет меня мутным взглядом, водка кончилась до того, как она провалилась в сонное небытие и отсутствие опохмела дает мне шанс завершить все по-быстрому.
- Сейчас тебе дадут бумаги, ты их подпишешь, - я говорю медленно и спокойно, - Материнских прав тебя уже лишили, осталось подписать только один листок...
- Да пошла ты!!! - взрывается моя соперница за право обладать голубоглазым сокровищем, - Подписывать ей! да ты откуда вообще взялась такая красивая?! Ребенок мой, не отдам!
- Отдашь... - я незаметно упираюсь обеими руками о дверной косяк, и прикидываю расстояние от двери до подоконника, главное не переборщить, - От тебя уже ничего не зависит...
- Пропусти, сука, прирежу!!!
Пьяная, дикой кошкой бросается вперед, кухонный нож на мгновение отражает в мутном ребре меня, как в зеркале, но я не отступлю, выбор - боль... Опираясь на руки, выбрасываю вперед ногу и толкаю соперницу в область живота, толкаю не сильно, чтобы не отлетела к подоконнику и не дай бог не пробила себе башку, уже был прецедент по молодости, еле отвертелась. Бывшая мамаша мгновенно потеряв равновесие заваливается назад, опрокидывая табуретки и сметая со стола мусор. Теперь на голову холодную воду из полной кастрюли в раковине и быстро растереть виски заранее приготовленными тампонами с нашатырем. Я терпеливо выжидаю несколько минут а потом резко хватаю соперницу за горло и прижимаю к дверце кухонного шкафа, сильно сдавливая пальцы чуть пониже миндалин.
- Посмотри на меня! - окрик, нашатырь и боль наконец приводят ее в чувство и я отмечаю, что у мамаши когда то были такие же голубые глаза, как у моей новой дочери, - Ты сейчас подпишешь бумагу и я оставлю тебя в покое, но запомни, - пальцы сжимаются сильнее, заставляя жертву затаить дыхание, - Если попытаешься найти свою дочь, я тебя убью... Связанную, живьем брошу в канализационный люк за городом и последнее, что ты увидишь в жизни, будут кости таких же горе мамаш, верь мне, я сделаю это... Ты поняла? - Я встряхиваю безвольное тело переходя на крик, - Поняла?!!
Она кивает, наши глаза встречаются, в ее голубизне страх. Мне нельзя не поверить, ведь я говорю правду. Теперь я всегда говорю правду.
А потом заснеженная Москва и тепло Сережкиной машины, и маленькое счастье пьет на моих коленях яблочный сок из пакетика, а Тимка радостно лает рядом, дергая за ногу плюшевого зайца. Родной подъезд приветливо дарит долгожданное тепло:
- Ребята, мы приехали! Встречайте!
И начинается суета. Пятнадцатилетняя Лена Большая бросается в ванную и включает воду, за ней деловито проскальзывает первоклашка Лена Маленькая, прижимая к груди два флакона со средством против педикулеза, из комнаты выбегает четырехлетний Славка, чуть не сбивая с ног кошку Маруську, за ним несется пятилетняя Даша с охапкой резиновых игрушек для купания, а серьезный не по годам шестиклассник Коля деловито осведомляется какую подушку положить на Светину кровать: "толстую" или "плоскую". Я улыбаюсь, я дома, и кошмар прошлого снова позади, но он остается со мной, застыв холодом в сердце, может быть на этот раз...
   
    ***
- Где Вера?! - я врываюсь в квартиру матери, еще не остыв от новостей. - Почему ты не позвонила мне?! Почему не сообщила, что Ириша умерла?!!
- У меня нет твоего телефона, - произносит та надменно, пытаясь держать марку школьного завуча, - Не кричи, пожалуйста. Вера пропала на следующий день после твоего отъезда, я уже подала заявление в милицию, правда фотографию нашла только старую...
- Какую фотографию?! - ору я, понимая, что сама виновата, я во всем сама виновата, надо взять себя в руки, - Когда похороны?
- Я уже сожгла тело, - добивает меня та, которая называет себя нашей матерью, сейчас можно очень дешево сделать все прямо при больничном морге, за холодильник платят по дням, поэтому не стоило тянуть...
- Что? - я пытаюсь вместить в сознание все услышанное, - Ты хочешь сказать, что даже не устроила поминок?
Мать презрительно фыркает:
- Какие поминки у алкоголички?! Или ты думаешь, я впущу всю эту шушеру в свою квартиру? - Она ставит на стол бутылку водки и салат, - Успокойся, давай лучше, помяни, сестра все-таки...
Я послушно выпиваю положенные сто грамм, и события четырехдневной давности накрывают волной:
"Забери меня, Таня..." - тянет ко мне худые ручонки Вера и я падаю в бездну, из которой нет выхода... Почему не забрала? Зачем уехала? Как смогла оторвать, бросить? Пустое. Поздно. Все слишком поздно...
- Нам сейчас важно привести в порядок квартиру, - врывается в мое оглушенное сознание деловитое контральто матери, - У нас престижный район, можно ее неплохо сдать...
- Тварь... - я говорю медленно, на выдохе, каждое слово дается с трудом, - Какая же ты тварь...
- Таня! - чужая женщина напротив делает строгое лицо, пытаясь снова подавить мое "я" своим умершим теперь авторитетом, - Ты забываешься!
- Ты же мать! - я срываюсь на крик, - За что ты так с нами?! Ну ладно я, я выберусь, я сильная, но Ира?! Как ты могла бросить ее?! Как могла позволить ей умереть?!!
- Сбавь тон...
- А Вера? Вера?! Ты живешь через улицу, неужели ты не могла забрать к себе хотя бы внучку?!!!
Слезы душат, сознание собственной вины перерастает в слепую ненависть к тому, кто рядом, и я шепчу в приступе отчаянной, безысходной ярости:
- Будь ты проклята... Я ухожу... Никогда... Больше... Не увидишь...
Резко поднимаюсь, плевать на квартиры, плевать на родство, бежать, бежать отсюда подальше, но прежде надо найти Верочку, во что бы то ни стало найти.
Мать закрывает проем двери своим телом:
- Я тебя никуда не пущу! Хватит бродяжничать! Мне достаточно одной спившейся дочери, а твоим воспитанием...
Я смотрю ей в глаза, ненависть замораживает тело, вырываясь из легких болью каждого вздоха. Демонстративно медленно беру со стола бутылку, отпиваю глоток. Смотри, вот так, без закуски. Но водка больше не в состоянии согреть, не в состоянии отвлечь, не в состоянии притупить ярость. И в следующее мгновение нож со стола и прыжок вперед:
- Пропусти, сука, прирежу!!!
И она вдруг тихо сползает на пол... Глаза стеклянные, дыхание с шумом, но мне плевать! Я аккуратно кладу нож на место, минуту стою у телефона, а потом быстро иду в прихожую, беру сумку, вешаю ненужные ключи на гвоздик и ухожу, чтобы никогда больше не вернуться в этот проклятый дом.
Через два сумасшедших дня, в которые уложились десять заявлений о пропаже ребенка и чудовищные фотографии мертвых детей, которые подсовывали в каждом отделении для опознания, меня находит официальный голос:
- Татьяна? - необходимые формальности выяснения паспортных данных, - Мне дали это телефон в редакции... Ваша мать умерла вчера дома от обширного инфаркта. Я сотрудница бюро ритуальных услуг...
Эмоций нет. Нет ни жалости, ни сожаления, ни вины, лишь успеваю подумать, что если та смогла прожить еще сутки, значит, ко мне никаких претензий, но это не главное, главное найти Веру, а поэтому:
- Я хотела бы сжечь труп в больничном морге, как можно скорее, прощания не будет, скажите, сколько?
Выбор - боль. Проклятие - чувством вины. Отчаяние поисков - ночным кошмаром, в котором шестилетняя кроха протягивает ко мне свои тонкие ручки и просит, просит, просит...
"Забери меня, Таня..."
Я плохая дочь, плохая сестра, плохая тетя, но... может быть я смогу искупить хотя бы часть своей вины, став хорошей матерью? Я не могу быть уверенна, но попробовать стоит...
   
    ***
- Мама, извини, - красавица Карина целует меня в щеку, и вместе с ней на кухню врывается морозный воздух, - В институте сессия, сама понимаешь, как справили? Сережка все уши прожужжал, что ты вчера взяла пятилетнюю Светлану, - она весело мне подмигивает, - Сделала себе подарок на пятидесятилетие?
- Жалко ты не застала как она танцует, - укоризненно качает головой мой старший сын, убирая в увешанный поздравительными рисунками холодильник едва початую бутылку шампанского, - Мам, возьми шампусик завтра в Управу, пусть тетки за твое здоровье выпьют...
Я киваю, на алкоголь в нашей большой семье негласный запрет:
- Как тебе в общежитии, Карин?
Не прошло и полугода, как моя восемнадцатилетняя доча поступила в институт и решила жить самостоятельно, а я уже скучаю. Вот и Сережка через неделю уедет на съемную квартиру, у него появилась девушка, а значит в моей четырехкомнатной станет еще на одного ребенка меньше. Пожалуй, стоит поговорить с Колей, может быть, он согласится жить в одной комнате со Славиком, тогда можно было бы выделить Большой Лене отдельный уголок, девочке в следующем году поступать, надо готовиться.
Карина суетится, нарезая принесенный торт и расставляя чашки, сегодня у меня юбилей и, традиционно пригубив шампанское, я снова и снова загадываю лишь одно желание, как молитву, которую твержу уже шестнадцать лет: "Пусть в Веры все сложится хорошо, пусть ей повезет, дай мне знак Господи, что она выросла в тепле и любви, что забыла боль, страх и холод безразличия, как забыли его мои взрослые дети, и, надеюсь, забудут младшие".
Мое прошлое всегда со мной, но за каждый год счастья я заплатила дорогую цену. И я готова платить еще, по всем счетам, за себя, за моих детей, за сестру Иришку и бессердечную мать, я выдержу, я сильная, ведь в моем доме, согретые любовью, бьются целых восемь сердец. И глядя в счастливые глаза моих-не-моих детей, я все еще надеюсь, что однажды во сне, вместо рвущего душу кошмара, моя маленькая племянница протянет ко мне ручонки и назовет мамой...

Отредактировано Литопс (18.06.2024 13:23:12)