Нет.

Старая Птичка. Беседка, закат,море, шашлык, своё вино, звуковое и световое оборудование тепло души

Отредактировано Lucky (18.02.2025 17:41:37)

Семён Коробов, картинка хорошая, мысль понятна. Некоторые метафоры показались спорными - молчание густое, как пар от самовара. Может еще какая.
Что конкретно интересует?

ИИ хорош. Метафоры некоторые подправить и отлично.

Мне кажется, конкретный опыт, отдельно взятого писателя, притягательней. Но вопрос в том, можно ли будет отличить одно от другого.

sandro,
Я просил его быть Чеховым. И он пишет в стиле Чехова.

Аверченко чуть диковат 😅

**«Шелковые петли»**

Луга под Казанью дышали зноем, словно расплавленный мед застыл в воздухе. Барыня Вера Семеновна, прищурившись от солнца, глядела в окно кареты — пыль оседала на её кружевной мантилье, как пепел. Она везла в город серебряный образок — заказать оклад у монастырского ювелира. Но дорога, как часто бывает, стала ловушкой: колесо, треснув о камень, оставило экипаж на краю овражка. Кучер поплелся искать помощь, а барыня, сжав в руке образок, осталась ждать под сенью кривой березы.

Там, в тени, она и увидела её — Феклу, крестьянку из дальней деревни. Женщина сидела на корточках, обхватив колени руками, будто пыталась сжаться в комок. Лицо её, обветренное, с прожилками загара, напоминало старую кожу, выброшенную на мороз. Но глаза... Глаза были светлы, как лед на февральской проруби.

— Чего ждешь? — спросила Вера Семеновна, поправляя съехавшую шляпку. 
— Тебя, — ответила Фекла без тени подобострастия. Голос её звучал ровно, будто она говорила с равной.

Барыня фыркнула, но внутри что-то дрогнуло. Эта тварь смела...

— Знаешь, кто я? 
— Знаю. Ты — та, что землю нашу солью посыпала, когда мужики межу не ту провели. 
— И не раскаиваюсь! — Вера Семеновна сжала образок так, что серебряный край врезался в ладонь. — Порядок должен быть. 
— Порядок, — Фекла усмехнулась, обнажив редкие зубы. — А у тебя в груди-то порядок? Слышу, сердце бьется, как заяц в силок попал.

Барыня отшатнулась. Откуда эта черница...

Фекла встала, подошла ближе. Запахло полынью и кислым потом. 
— Три ночи не спишь, Вера Семеновна. Снится тебе речка, да? Черная вода, а в ней волосы твои плывут, длинные, как в девках носила. 
— Молчи! — вырвалось хрипло. Рука сама потянулась для пощечины, но замерла в воздухе — Фекла не моргнула.

— В колодце у тебя, в усадьбе, икона затопленная лежит. Бабка твоя, сумасшедшая, кинула. Оттого вода горькая стала. Детей своих поить не можешь — чужих кормилиц нанимаешь.

Вера Семеновна задрожала. Этого не мог знать никто. Никто, кроме неё да старой няньки, умершей в прошлом году...

— Кто ты? — прошептала она, чувствуя, как земля уходит из-под ног. 
— Я — та, кому ты три года назад ребенка вырвала. Сына. За то, что муж мой с твоим борзым щенком в карты играл.

Барыня вспомнила. Да, был такой случай — глупая баба приползла в барский дом, молила вернуть Ваньку, забраного в дворовые за долг. Потом слышала — удавилась в риге. Но эта...

— Ты же умерла! 
— Умирала, — поправила Фекла. — Да земля не взяла. Сказала: «Иди, покажи ей зеркало».

И она достала из-под рваной поневы осколок зеркала. Вера Семеновна увидела в нем свое лицо — но не нынешнее, сорокалетнее, а юное, испуганное. То самое, каким оно было в ту ночь, когда она, семнадцатилетняя, бежала через тот самый луг к мельнику-старообрядцу, чтобы избавиться от ребенка — плода мимолетной связи с гувернером-французом...

— Как ты... 
— Мы все носим чужие тайны под сердцем, — перебила Фекла. — Твои крестьяне — не скот. Мы — твое отражение.

Солнце скрылось за тучей. Вдруг хлынул ливень. Вера Семеновна упала на колени, не чувствуя острых камней. Образок выскользнул из руки — маленькая Богородица улыбалась в луже, смешиваясь с грязью.

Когда кучер вернулся с подмогой, он нашел барыню сидящей в грязи, беззубая старуха рядом плела из мокрой соломы косички, напевая что-то древнее. Вера Семеновна повторяла одно слово, как молитву: 
— Прости...

Но Фекла уже исчезла. Лишь на краю дороги валялся осколок зеркала, где дождь смешивал небо и землю в единое, серое целое.

sandro,
Да не. Просто будет как с шахматами. Сможем написать что то сравнимое с ИИ, только если тот ьудет поддаваться.

Полгода назад он так не умел. 😅

Это делает китайская модель, всего 2000 видеокарт. Сегодня релизнули Грок 3, обученный на 200000 видеокарт.

Отредактировано Семён Коробов (18.02.2025 23:06:05)

Я пробовал писать с ИИ. Но в формате: давал ему вводные для каждой следующей сцены и так по несколько абзацев. Ну и править его приходится прилично. Но всё равно, даже так можно каждую неделю по сборнику выпускать. Производительность невероятная.

Logan,
Новые модели просто улетают в космос, по сравнению с прошлыми.

Я так думаю, уже можно закидывать свой расскпз и просить его доработать. Орфография, логика, под стиль определенны...

Ща попробуб что нить закинуть.

Отредактировано Семён Коробов (18.02.2025 23:09:21)

Семён Коробов, а на каких эти рассказы писались?

Семён Коробов,  советовали его. Думаю ИИ теперь будет развиваться стремительно. Уже интегрировался в приложения, офис, смартфоны. Наступит же момент, когда научится улучшать сам себя.

А вот рассказ от лица быдлана: 😅

**«Баба да Сука»** 

Барыня Марфа Степановна, та, что с лицом как подгорелый блик, на село приехала в четверг. На ишака села у церкви, юбку подоткнула — видно, жопа в синяках от дороги. Крестьянки у колодца перешепнулись: «Опять наша *матушка-кровопийца* с проверкой». 

Агафья, та самая, что корову зарезала прошлой зимой без спросу, вышла вперед. Ручища в мозолях, глаза — щели в саже. Ждет. Знает: Марфа не за хлебом-солью. 

— Агафьюшка, голубушка! — Барыня скалится, золотой зуб блестит, как гниль. — Слышала, опять у тебя корова сдохла? А пуд муки, что я тебе в долг дала — когда вернешь? 

Агафья плюет под ноги. Слюна черная от махорки. 
— Ваша милость, сама знаешь — урожай сгорел. Дай срок до Покрова. 

— До Покрова? — Марфа хохотом давится. — У тебя ж дети, Агафья! Трое. Старшему-то, Федьке, двенадцать? На кирпичный завод свезти могу. Долг спишем... 

Тишина. У Агафьи жила на шее дергается. Знает баба: на заводе парнишки до зимы не дотянут. Харкать кровью начнут, как прошлогодние. 

— Ладно, — рычит Агафья. — Бери корову. Последнюю. 

Марфа щупает вымя, как базарная торговка. 
— Гнилая. За полцены. 

Вечером Агафья с топором в сарай прёт. Режет курицу, что яйца несла. Кровь в миску — на блины. Детям говорит: «Ешьте, сволочи. Ваша мать — сука, но не дура». 

А Марфа в усадьбе водку жрёт с приказчиком. Говорит, икая: 
— Видал, как ломается? Сейчас побежит, ноги целовать... 

Не побежала. Утром Агафья с ведром навоза к калитке барыни подошла. Вылила. На воротах надпись углём: «Сдохни». 

Марфа смеётся. Приказчику: 
— Видал? Это ж любовь! 

А ночью в усадьбе пожар. Горит амбар с зерном. Агафья на пригорке стоит, лицо в тенях. В кармане — спички. 

Утром Марфа ей в лицо тычет: 
— Ты! 

— Я, — Агафья жуёт краюху. — Ты ж сама научила: если взяли последнее — жги. 

Теперь обе в луже сидят. Марфа — в грязи, кружева рваные. Агафья — с фингалом. Цепляются, как суки за падаль. 

— Сука! 
— Сама сука! 

Мужики смеются: «Бабы, ёб вашу мать!». 

А жизнь — как навозная куча: воняет, да урожай родит.

Семён Коробов, доработал? Показывайте)

В том и опасность ИИ, что он сцепляет слова в предложения гладко. И, пока не начинаешь осмыслять написанное, всё кажется читаемым.
Попробуйте пересказать прочитанное своими словами — и морок спадёт, вместо текста увидите кучу бессмысленных фраз.